Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

I. Мир отчужденного от себя духа 5 страница




Прибавление. Мы теперь возвратились к понятию идеи, с которой мы начали. И вместе с тем это возвраще­ние назад есть движение вперед. Мы начали с бытия, с абстрактного бытия. На том этапе нашего пути, на ко­торый мы теперь вступили, мы имеем идею как бытие. Но эта идея, обладающая бытием, есть природа (1, I, стр. 344).

Предшествующее размышление привело нас к заклю­чению, что природа есть идея в форме инобытия. Так как идея, таким образом, существует как отрицание самой себя или, иначе говоря, как внешняя себе, то природа не только есть внешнее по отношению к этой идее и к ее субъективному существованию, к духу, а характер внеш­ности составляет определение, в котором она существует как природа. [...]

Природа есть отчужденный от себя дух, который в ней лишь резвится; он в ней вакхический бог, не обуздываю­щий и не постигающий самого себя, в природе единство понятия прячется.

Мыслительное рассмотрение природы должно постичь, каким образом природа есть в самой себе процесс станов­ления духом, снятия своего инобытия, оно должно по­стичь, как в каждой ступени самой же природы наличе­ствует дух; отчужденная от идеи природа есть лишь труп, которым занимается рассудок (1, II, стр. 20—21).


[ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ПРИРОДЫ]

Мы должны рассматривать природу как систему ступеней, каждая из которых необходимо вытекает из другой и является ближайшей истиной той, из которой она проистекала, причем, однако, здесь нет естественного, физического процесса порожде­ния, а есть лишь порождение в лоне внутренней идеи, составляю­щей основу природы. Метаморфозе подвергается лишь понятие, как таковое, так как лишь его изменения представляют собой развитие. Понятие же представляет собой в природе отчасти лишь некое внутреннее, отчасти же существует лишь в качестве живого индивидуума. Существующую метаморфозу мы находим поэтому лишь в области живых существ.

Древняя и также и новейшая философия природы исходили из неправильного представления, будто эволюция форм и сфер природы и переход их в высшие формы и сферы являются внеш­ним и фактическим порождением, которое (порождение), однако, отодвигалось в тьму давно прошедших времен единственно лишь для того, чтобы сделать его более ясным для нас. В действитель­ности же природе как раз свойствен характер внешности, ей свойственно дать различиям обособиться и выступать как без­различные друг к другу существа. Диалектическое же понятие, сообщающее поступательное движение ступеням, является внут­ренним в них. Мыслительное рассмотрение должно воздержаться от такого рода в сущности туманных чувственных представлений, как, например, представление о так называемом происхождении растений и животных из воды или представление о происхожде­нии более развитых животных организаций из низших и т. д. (1, II, стр. 28).

Идея как природа обнаруживается, во-первых, в определении внеположности, в бесконечной разрозненности, единство формы является лишь внешним; это единство существует лишь как идеализованное в себе и поэтому является лишь искомым. Это материя и ее идеализованная система — механика. Идея как природа обнаруживается, во-вторых, в определении особен­ности, так что реальность полагается с имманентной определен­ностью формы и существующим в ней различием; она (реаль­ность) есть некое рефлективное соотношение, внутри-себя-бытие которого есть природная индивидуальность — физика. В-третьих, в определении субъективности, в которой реальные различия формы столь же сведены вновь к идеализованному единству, обретшему само себя и существующему для себя: органика (1, II, стр. 34).

Мы можем представлять себе материи сколь угодно твер­дыми и неподатливыми, мы можем себе представлять, что между ними что-то еще остается, но как только они соприкасаются ДРУГ с другом, они слиты воедино, сколь бы малой мы ни пред­ставляли себе эту точку. Это высшая существующая материаль­ная непрерывность, это не внешняя, лишь пространственная, а реальная непрерывность. Точно так же точка времени есть единство прошедшего и будущего. Две точки сливаются в единую точку, и в то же время, когда они сливаются воедино, они также и не сливаются воедино. Движение и состоит именно в том, что


тело находится в одном месте и в то же время также и в другом месте, причем столь же верно, что оно вместе с тем нахо­дится не в другом, а лишь в данном месте (1, II, стр. 67).

[СУЩНОСТЬ ДУХА И ЭТАПЫ ЕГО РАЗВИТИЯ]

[СУЩНОСТЬ ДУХА]

В качестве отличительной определенности понятия ду­ха следует указать на его идеальность, т. е. снятие ино­бытия идеи, возвращение и возвращенность ее к себе, из своего другого, тогда как для логической идеи, напротив, отличительной чертой является ее непосредственное, простое внутри-себя-бытие, a для природы — ее вне-себя-бытие. [...]

Подобно духу и внешняя природа разумна, божест­венна, представляет собой изображение идеи. Однако в природе идея проявляется в сфере внеположности, является внешней не только по отношению к духу, но — именно потому, что она является внешней по отношению к нему, т. е. к той в-себе и для-себя-сущей внутренней природе его, которая составляет сущность духа, — как раз поэтому идея является внешней и по отношению к себе самой (1, III, стр. 33).

[...] Происхождение духа из природы не должно быть понимаемо так, будто природа есть нечто абсолютно не­посредственное, первое, изначально полагающее, тогда как дух, напротив, есть нечто ею положенное; скорее на­оборот, природа полагается духом, а дух есть абсолютно первое. В-себе-и-для-себя-сущий дух не простой резуль­тат природы, но поистине свой собственный результат; он сам порождает себя из тех предпосылок, которые он себе создает, — из логической идеи и внешней природы, в оди­наковой мере являясь истиной и той и другой, т. е. истин­ной формой только внутри себя и только вне себя сущего духа. Иллюзия, будто бы дух опосредствован чем-то дру­гим, устраняется самим духом, ибо он проявляет, так сказать, суверенную неблагодарность, снимая то самое, чем он, по видимости, опосредствован, медиатизируя и низводя его к чему-то такому, что само существует только благодаря духу, и делая себя, таким образом, совершенно самостоятельным. — В сказанном уже заключается то, что переход природы к духу не есть переход к чему-то безус­ловно другому, но только возвращение к самому себе того


самого духа, который в природе обладает бытием вне себя. Однако столь же мало указанным переходом упраздняется и определенное различие между природой и духом, ибо дух не происходит из природы естественным путем (1, III, стр. 39—40).

Дух [...] пребывает только у самого себя и, следова­тельно, свободен, ибо свобода состоит именно в том, чтобы в своем другом все же быть у самого себя, быть в зависи­мости только от самого себя, определять самого себя (1, I, стр. 55).

Высшее же содержание, которое субъективное в со­стоянии объять в себе, мы можем кратко назвать свобо­дой. Свобода есть высшее определение духа. Взятая пре­жде всего с своей формальной стороны, свобода состоит в том, что субъект находит противостоящим ему не нечто чуждое, не свою границу, поставленный ему предел, а са­мого себя (1, XII, стр. 101).

[ПОЗНАНИЕ ДУХА КАК ЗАДАЧА ФИЛОСОФИИ]

Абсолютное есть дух; таково высшее определение абсо­лютного. — Найти это определение и понять его смысл и содержание в этом заключалась, можно сказать, абсолют­ная тенденция всего образования и философии — к этому пункту устремлялась вся религия и наука; только из этого устремления может быть понята всемирная история. Сло­во и представление духа были найдены весьма рано, и содержание христианской религии состоит в том, чтобы дать познать бога как духа. Постигнуть в его подлинной стихии — в понятии то, что здесь дано представлению и что в себе есть сущность, — это и есть задача философии, которая до тех пор не получит истинного и имманентного решения, пока понятие и свобода не станут ее предметом и ее душой (1, III, стр. 44).

[ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ И ФОРМЫ РАЗВИТИЯ ДУХА]

Развитие духа состоит в том, что он:

1)' существует в форме отношения к самому себе; что в его пределах идеальная целокупность идеи, т. е. то, что составляет его понятие, становится таковой для него, и его бытие состоит в том, чтобы быть при себе, т. е. быть свободным, — это субъективный дух;

2) в форме реальности, как подлежащий порождению Духом и порожденный им мир, в котором свобода имеет


место как наличная необходимость, — это объективный

дух;

3) как в себе и для себя сущее и вечно себя порождаю­щее единство объективности духа и его идеальности или его понятия, дух в его абсолютной истине, — это абсолют­ный дух.

[...] Ребенок находится еще в плену у природы, имеет только естественные стремления, является духовным человеком еще не в действительности, а только в возможности или только по своему понятию. Первая ступень реальности понятия духа имен­но потому, что она является еще совершенно абстрактной, непо­средственной, принадлежащей к природе (Natürlichkeit), должна быть обозначена как совершенно не соответствующая духу, а его истинная реальность, напротив, должна быть определена как пелокупность развитых моментов понятия, какое и остается ду­шой, единством этих моментов. К этому развитию своей реаль­ности понятие духа продвигается с необходимостью; ибо форма непосредственности, неопределенности, каковую форму реаль­ность понятия имеет первоначально, внутренне противоречит ему. То, что кажется непосредственно существующим в духе, не есть нечто подлинно непосредственное, но нечто само в себе поло­женное, опосредствованное. Через это противоречие дух побуж­дается к тому, чтобы снять то непосредственное, то другое, в качестве чего он сам себя предполагает. Через это снятие дух впервые приходит к самому себе, он выступает β качестве духа. Нельзя поэтому начинать с духа, как такового, но приходится начинать только с некоторой не соответствующей ему реально­сти. Правда, дух уже с самого начала есть дух, но он не знает еще того, что он есть именно дух. Не он с самого начала овла­девает уже понятием о себе, но только мы, рассматривающие его, познаем его понятие. То, что дух приходит к тому, чтобы знать то, что он есть, это и составляет его реализацию. Дух по существу есть только то, что он знает о себе самом. Перво­начально он есть только дух в себе; его становление для себя составляет его осуществление. Но духом для себя он становится только через то, что он себя обособляет, определяет себя или делает себя своим предположением, своим другим, прежде всего относя себя к этому другому как к своей непосредственности, но в то же время и снимая его как другое. До тех пор пока дух находится в отношении к самому себе как к некоему дру­гому, он является только субъективным духом,— духом, берущим свое начало из природы, и первоначально только природным духом. Но вся деятельность субъективного духа сводится к тому, чтобы постигнуть себя в себе самом, раскрыть себя как идеаль­ность своей непосредственной реальности. Если этот субъектив­ный дух поднял себя до для-себя-бытия, тогда он уже более не субъективный, но объективный дух. В то время как субъек­тивный дух вследствие. своего отношения к некоему другому еще не свободен или, что то же, свободен только в себе, в духе объективном свобода, знание духа о себе самом как о свободном приобретает уже форму наличного бытия (Dasein). Объективный


дух есть лицо и, как таковое, имеет в собственности реальность своей свободы. Ибо в собственности вещь становится тем, что она есть, именно она полагается как что-то несамостоятельное и как такое, что по существу имеет лишь значение быть непри­косновенной для всякого другого лица. Здесь мы видим нечто субъективное, что знает себя свободным, и вместе с тем видим внешнюю реальность этой свободы; дух приходит поэтому здесь к своему для-себя-бытию, объективность духа входит в свои пра­ва. Так дух выходит из формы простой субъективности. Полное осуществление этой свободы, в собственности еще не совершен­ной, еще только формальной, завершение реализации понятия объективного духа достигается впервые только в государстве, в котором дух развивает свою свободу до степени мира, положен­ного им самим, до нравственного мира. Однако дух должен пере­шагнуть и эту ступень. Недостаток этой объективности духа состоит в том, что она есть только положенная объективность. Мир должен быть снова отпущен духом на свободу; то, что положено духом, должно быть в то же время постигнуто и как непосредственно сущее. Это происходит на третьей ступени духа, на точке зрения абсолютного духа, т. е. на точке зрения искус­ства, религии и философии (1, III, стр. 46—48).

[ОБЩЕСТВО И ГОСУДАРСТВО]

[ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ И ЛИЧНОСТЬ]

Лицо должно дать себе внешнюю сферу своей свободы для того, чтобы быть как идея. Так как лицо есть в себе и для себя сущая бесконечная воля в этом первом, еще совершенно абстрактном определении, то это отличное от него, могущее составить сферу его свободы также опре­делено как непосредственно отличное и отделимое от него.

Прибавление. Разумность собственности заключается не в удовлетворении потребности, а.в том, что снимается голая субъективность личности. Лишь в собственности лицо есть как разум. Пусть эта первая реальность моей свободы находится во внешней вещи и, следовательно, есть дурная реальность, но ведь абстрактная личность именно в ее непосредственности не может обладать ни­каким другим наличным бытием, кроме наличного бытия в определении непосредственности (1, VII, стр. 69).

[ПРИРОДА ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА]

Одним принципом гражданского общества является конкретная личность, которая служит для себя целью как особенная, как целокупность потребностей и смесь при-


родной необходимости и произвола, но особенное лицо, как существенно находящееся в соотношении с другой такой особенностью, так что оно заявляет свои притяза­ния и удовлетворяет себя лишь как опосредствованное другим особым лицом и вместе с тем как всецело опосред­ствованное формой всеобщности — другим принципом гра­жданского общества.

Прибавление. Гражданское общество есть разъедине­ние, которое появляется посредине между семьей и государством, хотя развитие гражданского общества насту­пает позднее, чем развитие государства, так как в каче­стве разъединения оно предполагает наличность государ­ства, которое оно должно иметь перед собой как нечто самостоятельное, чтобы существовать. Гражданское обще­ство создалось, впрочем, лишь в современном мире, кото­рый.один только воздает свое каждому определению идеи. Когда государство представляют как единство различных лиц, как единство, которое есть лишь общность, то этим разумеют лишь определение гражданского общества. Мно­гие новейшие государствоведы не могли додуматься до другого воззрения на государство. В гражданском обще­стве каждый для себя — цель, все другие суть для него ничто. Но без соотношения с другими он не может достиг­нуть объема своих целей; эти другие суть потому сред­ства для целей особенного. Но особенная цель посредством соотношения с другими дает себе форму всеобщности и удовлетворяет себя, удовлетворяя вместе с тем благо дру­гих. Так как особенность связана с условием всеобщности, то целое есть почва опосредствования, на которой дают, себе свободу все частности, все случайности рождения и счастья, в которую вливаются волны всех страстей, управ­ляемых лишь проникающим в них сиянием разума. Осо­бенность, ограниченная всеобщностью, есть единственная мера (Mass), при помощи которой всякая особенность способствует своему благу (1, VII, стр. 211).

С одной стороны, особенность как распространяющееся во все стороны удовлетворение своих потребностей, слу­чайного произвола и субъективного каприза разрушает в своих наслаждениях самое себя и свое субстанциальное понятие; с другой же стороны, удовлетворение необходи­мых и случайных потребностей как подвергающееся бес­конечному возбуждению, находящееся во всесторонней зависимости от внешней случайности и внешнего произ-


вола, а также ограниченное властью всеобщности слу­чайно. Гражданское общество представляет нам в этих противоположностях и их переплетении картину столь же необычайной роскоши, излишества, сколь и картину ни­щеты и общего обоим физического и нравственного выро­ждения (1, VII, стр. 213).

[ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ КАК СИСТЕМА ПОТРЕБНОСТЕЙ]

[...] Существуют известные всеобщие потребности, как, например, потребность в еде, питье, одежде и т. п., и все­цело зависит от случайных обстоятельств способ, каким эти потребности удовлетворяются. Почва здесь или там более или менее плодородна; годы различаются между со­бой по своей урожайности; один человек трудолюбив, дру­гой ленив. Но этот кишмя кишащий произвол порождает из себя всеобщие определения, и факты, кажущиеся рас­сеянными и лишенными всякой мысли, управляются не­обходимостью, которая сама собой выступает. Отыскива­ние здесь этой необходимости есть задача политической экономии, науки, которая делает честь мысли, потому что она, имея перед собой массу случайностей, отыскивает их законы. Интересно видеть, как все зависимости оказывают здесь обратное действие, как особенные сферы группиру­ются, влияют на другие сферы и испытывают от них со­действие себе или помеху. Эта взаимная связь, в сущест­вование которой сначала не верится, потому что кажется, будто все здесь предоставлено произволу отдельного инди­видуума, замечательна главным образом тем — и сходна в этом с планетной системой, — что она всегда являет глазу лишь неправильные движения, и все же можно по­знать ее законы (1, VII, стр. 218).

[ПРОБЛЕМА ТРУДА]

На основе многообразия интересующих человека определений π предметов развивается теоретическая культура, не только мно­гообразие представлений и познаний, но и подвижность и бы­строта представления.и перехода от одного представления к Другому, схватывание запутанных π всеобщих отношений и т. д. Вообще развитие (die Bildung) рассудка, вообще и, следователь­но, также и языка. — Практическая культура, приобретаемая посредством труда, состоит в потребности и привычке вообще чем-нибудь заниматься и, далее, в ограничении своего делания,


согласуясь частью с Природой материала, частью же и Преиму­щественно с произволом других, и в приобретаемой благодаря этой дисциплине привычке к объективной деятельности и обще­значимым умениям.

[...] Непосредственного материала, которого не приходится обрабатывать, очень мало. Даже воздух приходится приобретать, так как его нужно нагревать; лишь воду, пожалуй, можно пить в том виде, в котором мы ее находим. Человеческий пот и чело­веческий труд добывают для человека средства удовлетворения его потребностей.

[...] Всеобщее и объективное в труде заключается в абстрак­ции, которая приводит к специфицированию средств и потребно­стей, тем самым специфицирует также и производство и создает разделение работ. Труд отдельного человека упрощается благо­даря этому разделению, и благодаря этому увеличивается степень его умелости в его абстрактной работе, так же как и количество произведенных им продуктов.

Вместе с тем эта абстракция в области умений и средств за­вершает зависимость и взаимоотношения людей в деле удовлетво­рения остальных потребностей, превращая эту взаимную надоб­ность в полную необходимость. Абстракция в производстве де­лает, далее, труд все более и более механичным и тем самым делает его подготовленным к тому, чтобы человек отошел от него и поставил на место себя машину (1, VII, стр. 222—223).

[3. Господин и раб. — (а) Господство.] — Господин есть сознание, сущее для себя, но уже не одно лишь понятие созна­ния, а сущее для себя сознание, которое опосредствовано с собой другим сознанием, а именно таким, к сущности которого отно­сится то, что оно синтезировано с самостоятельным бытием или с вещностью вообще. Господин соотносится с обоими этими мо­ментами: с некоторой вещью как таковой — с предметом вожделе­ния и с сознанием, для которого вещность есть существенное; и так как а) в качестве понятия самосознания господин есть непо­средственное отношение для-себя-бытия, а Ь) теперь он вместе с тем существует как опосредствование или для-себя-бытие, кото­рое есть для себя как опосредствование или для-себя-бытие, ко­торое есть для себя только благодаря некоторому другому, то он со­относится а) непосредственно с обоими и Ь) опосредствовано с каж­дым через другое. Господин относится к рабу через посредство самостоятельного бытия, ибо оно-то и держит раба; это — его цепь, от которой он не мог абстрагироваться в борьбе, и потому оказалось, что он, будучи несамостоятельным, имеет свою само­стоятельность в вещности. Между тем господин властвует над этим бытием, ибо он доказал в борьбе, что оно имеет для него значение только в качестве некоторого негативного; так как он властвует над этим бытием, а это бытие властвует над другим [над рабом], то вследствие этого он подчиняет себе этого другого. Точно так же господин соотносится с вещью через посредство раба, раб как самосознание вообще соотносится с вещью также негативно и снимает ее; но в то же время она для него самостоя­тельна, и поэтому своим негативным отношением он не может расправиться с ней вплоть до уничтожения, другими словами, он только обрабатывает ее. Напротив того, для господина непосред­ственное отношение становится благодаря этому опосредствова-


пию чистой негацией вещи или потреблением; то, что не удава­лось вожделению, ему удается — расправиться с ней и найти свое удовлетворение в потреблении. Вожделению это не удавалось из-за самостоятельности вещи, но господин, который поставил между вещью и собой раба, встречается благодаря этому только с несамостоятельностью вещи и потребляет ее полностью; сторону же самостоятельности [вещи] он предоставляет рабу, который ее обрабатывает.

В обоих этих моментах для господина получается его признан-ность через некоторое другое сознание; ибо это последнее утвер­ждает себя в этих моментах как то, что несущественно, один раз — в обработке вещи, другой раз — в зависимости от опреде­ленного наличного бытия; в обоих случаях оно не может стать господином над бытием и достигнуть абсолютной негации. Здесь, следовательно, имеется налицо момент признавания, состоящий в том, что другое сознание снимает себя как для-себя-бытие π этим само делает то, что первое сознание делает по отношению к нему. Точно так же здесь налицо и второй момент, состоящий в том, что это делание второго сознания есть собственное делание первого, ибо то, что делает раб, есть, собственно, делание госпо­дина; для последнего только для-себя-бытие есть сущность; он — чистая негативная власть, для которой вещь — ничто, и, следова­тельно, при таком положении он есть чистое существенное дела­ние: раб же есть некоторое не чистое, а несущественное делание. Но для признавания в собственном смысле недостает момента, состоящего в том, чтобы то, что господин делает по отношению к другому, он делал также по отношению к себе самому, и то, что делает раб по отношению к себе, он делал также по отношению к другому. Вследствие этого признание получилось одностороннее и неравное.

Несущественное сознание тут для господина есть предмет, который составляет истину достоверности его самого. Ясно, однако, что этот предмет не соответствует своему понятию, а в том, в чем господин осуществил себя, возникло для него, напротив, нечто совсем иное, чем самостоятельное сознание. Для него оно не са­мостоятельное сознание, а, напротив, сознание, лишенное само­стоятельности; он достоверно знает, следовательно, не для-еебя-бытие как истину; его истина, напротив, есть несущественное сознание и несущественное действование последнего.

Поэтому истина самостоятельного сознания есть рабское со­знание. Правда, это последнее проявляется на первых порах вне себя и не как истина самосознания. Но подобно тому как господ­ство показало, что его сущность есть обратное тому, чем оно хочет быть, так, пожалуй, и рабство в своем осуществлении становится скорее противоположностью тому, что оно есть непосредственно; оно как оттесненное обратно в себя сознание уйдет в себя и обра­тится к истинной самостоятельности.

Труд, напротив того, есть заторможенное вожделение, задер­жанное (aufgehaltenes) исчезновение, другими словами, он обра­зует. Негативное отношение к предмету становится формой его и чем-то постоянным, потому что именно для работающего пред­мет обладает самостоятельностью. Это негативный средний тер­мин или формирующее действование есть в то же время единич­ность или чистое для-себя-бытие сознания, которое теперь в труде,


направленном вовне, вступает в стихию постоянства; работаю­щее сознание приходит, следовательно, этим путем к созерцанию самостоятельного бытия как себя самого (1, IV, стр. Ί03—106).

[ПРОТИВОРЕЧИЯ БУРЖУАЗНОГО ОБЩЕСТВА]

Когда гражданское общество действует беспрепятст­венно, его народонаселение и промышленность растут. — Благодаря тому что связь людей между собой, создавае­мая их потребностями, и способы изготовления и достав­ления средств для удовлетворения последних получают всеобщий характер, накопление богатства увеличивается, ибо из этой двойной всеобщности извлекаются, с одной стороны, величайшие выгоды точно так же, как, с дру­гой стороны, эта же двойная всеобщность ведет к отроз-ненности и ограниченности особенного труда, а следова­тельно, к зависимости и бедственности положения при­крепленного к этому труду класса, с чем также связана неспособность чувствовать и наслаждаться дальше свобо­дами и в особенности духовными преимуществами граж­данского общества.

Опускание жизни массы людей ниже уровня некото­рого известного существования, который сам собой уста­навливается как необходимый для члена общества, и связанная с этим понижением уровня жизни потеря чув­ства права, правомерности и чести существования соб­ственной деятельностью, собственным трудом приводит к возникновению черни, а это в свою очередь облегчает вместе с тем концентрацию чрезмерных богатств в не­многих руках. [...]

Низший уровень жизни, уровень жизни черни, уста­навливается сам собой; этот минимум, однако, очень различен у разных народов. В Англии самый бедный по­лагает, что он обладает некоторым правом; это право представляет собой нечто совершенно не' похожее на то, чем удовлетворяются бедные в других странах. Бедность сама по себе никого не делает чернью; чернью делает лишь присоединяющееся к бедности умонастроение, внут­реннее возмущение против богатых, общества, правитель­ства и т. д. С этим, далее, связано и то', что человек, ко­торый добывает средства к существованию лишь случай­но, делается легкомысленным и начинает избегать труда подобно, например, неаполитанским лаццарони. Таким образом, в человеке, принадлежащем к черни, возникает


дурная черта, состоящая в том, что он не имеет чести зарабатывать себе средства к существованию своим соб­ственным трудом и все же претендует как на свое право на получение этих средств к существованию. От природы никто не может искать своего права, но в общественном состоянии людей лишения тотчас же приобретают форму несправедливости, совершаемой по отношению к тому или другому классу. Важный вопрос о том, как бороться с бедностью, волнует и мучит преимущественно совре­менные общества. [...]

Если бы на богатые классы возлагалось прямое бремя удерживать бессильную массу населения на их прежнем, подобающем уровне существования или если бы нашлись средства к этому в другой публичной собственности (в богатых лечебницах, благотворительных учреждениях, монастырях), то существование нуждающихся было бы обеспечено, не будучи опосредствовано трудом, а это было бы противно принципу гражданского общества, рав­но как и чувству независимости и чести входящих в него индивидуумов; если же эти средства к существованию были бы опосредствованы трудом (доставлением работы), то увеличилась бы масса продуктов, между тем как слиш­ком большое обилие этих продуктов и отсутствие потре­бителей, самостоятельно производящих соответственно потреблению, именно и составляет то зло, против кото­рого борются и двояким образом его лишь увеличивают. В этом сказывается то обстоятельство, что при чрезмер­ном богатстве гражданское общество недостаточно богато, т. е. не обладает достаточным собственным достоянием, чтобы бороться с чрезмерностью бедности и возникнове­нием черни. [...]

Эта диалектика заставляет гражданское общество выйти за свои пределы, сначала за пределы этого опре­деленного общества, чтобы искать потребителей и, сле­довательно, необходимые средства существования у дру­гих народов, являющихся отсталыми по количеству тех средств, которыми оно избыточествует, или вообще по своей индустриальной рачительности и т. д. [...]

Эту более широкую связь дает также и колонизация, к которой — к спорадической ли или систематической колонизации — развитое гражданское общество вынуж­дается и которая отчасти доставляет части своего населе­ния возможность возвратиться на новой почве к семейному




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2014-11-09; Просмотров: 677; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.014 сек.