Annotation 6 страница. Изложив вкратце исторические сведения по тибетской медицине, перейдем к рассмотрению отзывов о врачебной науке Тибета

Изложив вкратце исторические сведения по тибетской медицине, перейдем к рассмотрению отзывов о врачебной науке Тибета, появившихся в европейской литературе. Путешественники, ориенталисты, европейские врачи и просто люди, посвятившие себя изучению Востока, доставили образованному миру сведения как о сочинении «Чжуд-ши», так и о тибетской медицине вообще. К сожалению, нет возможности составить по этим данным определенное мнение об упомянутом сочинении и о системе, в нем изложенной. В числе лиц, занимавшихся тибетской медициной, были известные представители науки: русский врач Реман,^[53] венгерский ориенталист Чома Де-Кё-рез,^[54] архиепископ Нил, английский врач Уайз.^[55] Так как взгляды этих лиц не могут не пользоваться доверием ученого мира, считаем нелишним привести здесь некоторые сведения об их трудах. Доктор Реман, сопровождавший неудачное посольство Головкина в Китай, познакомился в бурятских степях за Байкалом с тибетскими врачами и одного из них, Цултима, пригласил в Петербург. «Краткое описание, – пишет доктор Реман, – открытой мной небольшой коллекции медикаментов для европейского ученого медицинского мира – драгоценный подарок. Учение о лекарствах, употребляемых в отдаленной Азии, особенно в Китае и в Тибете, нам еще так мало известно, и сделанные прежними путешественниками исследования по этому предмету так скудны, что каждое наблюдение, способное осветить этот вопрос, будет новым богатым приобретением в области естествознания вообще и лекарствоведения в частности. Собранные и описанные мной лекарственные вещества продаются в небольшом китайском торговом городе Маймачене, на сибирско-китайской границе, близ Кяхты, и ими запасаются преимущественно ламы, принадлежащие к духовному сословию монголов и бурят, находящихся в русском подданстве, так как лица эти занимаются также лекарствоведением и врачеванием. Лекарства эти состоят из 60 различных средств, из которых каждое тщательно завернуто в бумагу с обозначением названия лекарства на тибетском (тангутском) языке. Перечень этих названий приложен отдельно. Из-за тибетских наименований я и назвал собранные мной лекарства «Тибетская аптека». Впрочем, меня уверяли, что все эти медикаменты получают из Пекина, а носят тибетские названия потому, что тибетское наречие – научный и религиозный язык монгольских лам и названия медикаментов им более знакомы именно на этом языке. Тем не менее известно, что эта materia medica должна использоваться и в Тибете, так как книги, в которых эти лекарства объясняются и определяется их употребление, напечатаны также на тибетском языке врачами, чтимыми наравне с божествами. Автором знаменитейшего по этой части сочинения считается божество по имени Бурханэ или Отошей,^[56] по-видимому, Эскулап тибетской мифологии. Очень хоте-лость бы, чтобы эти книги были переведены на русский язык, так как это чрезвычайно интересно будет для истории медицины, и я надеялся, что труд этот возьмет на себя лама, который, по моему предложению, был вызван с границы Китая в Петербург для того, чтобы пройти курс наук в С.-Петербургской Медико-хирургической академии. Он обещал объяснить мне тибетские медицинские книги, как только достаточно овладеет русским языком, и перевести их на русский язык. К сожалению, по причине преждевременной смерти этого ламы от изнурительной лихорадки и вследствие ностальгии (тоска по родине), прекрасное и полезное его намерение не могло осуществиться. Память этого превосходного, неиспорченного человека я почтил слезами искреннего сожаления. Я уговорил его оставить свою счастливую кочевую жизнь, свое жилище, свои стада, друзей, братьев, сестер, родителей, наконец своих богов для того, чтобы вдали от родины и в одиночестве, среди незнакомой ему нации, в совершенно новой, для него обстановке, посвятить себя труду, чтобы когда-нибудь принести своему народу плоды европейской науки. Имя этого незабвенного для меня человека Чуитум-Ситонх.^[57] Я просил нескольких лам произнести вслух названия этих медикаментов в том порядке, как они расположены в тибетском перечне, и старался в точности выразить названия эти латинскими буквами. Эти медикаменты – различные семена, плоды, коренья и прочие вещества – были мной исследованы (каждое отдельно) относительно их внешних признаков, которые, из-за древности экземпляров, трудно было обнаружить. Но, при содействии ботаника доктора Редовского, признаки этих веществ определены, насколько это было возможно, и подробное описание большей части их сделано благодаря трудам этого ученого. Различные лекарственные вещества из этого описания, с которым мы познакомимся, ламы-буряты растирают в порошки, из них составляют смесь с добавлением к ней некоторой части порошков, составленных из лекарственных трав местной флоры, и в таком виде порошки эти используются при лечении больных. Составляемые ламами смеси иногда очень сложны; обычно же они состоят из 25–40 ингредиентов. Порошки сохраняются в кожаных мешочках и даются больным небольшими порциями, размешанные в воде или вареные, – утром и вечером. Мне случалось видеть несколько образцов подобной смеси, но, к сожалению, я не мог получить каждый раз точного указания, в каких случаях и при каких болезнях следует употреблять ту или иную смесь порошков, так как ламы всегда предлагали мне искать объяснения, которые изложены в их медицинских книгах. Итак, чтобы узнать что-либо более положительное и более удовлетворительное относительно этой materiae medicae, нужно иметь терпение дождаться, когда тибетские книги, которыми руководствуются ламы в терапевтической своей практике, будут переведены на русский язык. У меня имеется также достаточное количество экземпляров местных лекарственных трав, применяемых бурятами. Эти материалы также могут привести к более близкому знакомству с медицинскими знаниями этого народа. Так как действие всех лекарственных веществ может быть определено только лишь практическим путем, то я считал долгом при составлении описания этих медикаментов воздержаться от всякого мудрствования насчет их практического применения, а привести только одни факты и сведения, какими я располагал. Тем не менее можно с большой вероятностью определить употребление некоторых из них. Я надеялся еще много узнать об этом предмете во время пребывания в Китае, но возвращение нашего посольства в Россию помешало исполнению моей надежды. Я ограничился составлением естественнонаучного исторического описания этих лекарств. Наши ученые и врачи найдут в нем многое, им уже знакомое. Из обзора всего вышеизложенного вытекает подтверждение давно уже сделанного наблюдения, что употребляемые восточными народами лекарства принадлежат преимущественно к средствам возбуждающим, согревающим и укрепляющим, тогда как в европейских аптекарских магазинах находятся в изобилии преимущественно чистительные, ослабляющие и прохладительные лекарства». Из этого приведенного нами предисловия к труду Ремана и в настоящее время, спустя 92 года после выхода его сочинения, можно повторить слова автора: «чтобы узнать что-либо более положительное и более удовлетворительное относительно этой materiae medicae, нужно иметь терпение дождаться, когда тибетские книги, которыми руководствуются ламы в терапевтической своей практике, будут переведены на русский язык». Известный ориенталист-филолог, отважный путешественник Чома Де-Кёрез, также пытался вкратце объяснить содержание четырех частей «Чжуд-ши». Мы не считаем нужным представлять критического разбора его объяснений, так как наш перевод «Чжуд-ши» выяснил, что Чома Де-Кёрез, будучи только филологом, не вполне овладел медицинской системой сочинения «Чжуд-ши», а потому не мог передать образованному миру сущности тибетской медицины, хотя он, очевидно, много трудился над этой наукой, что видно из сочинения о нем Дюка.^[58] По сведениям Чома Де-Кёреза, главное медицинское сочинение на тибетском языке носит название (r) Gyud (b) Zhi (Чжуд-ши) и состоит из четырех частей. Автором его был сам Шакья-Муни.^[59] Материалы тибетского руководства заимствованы из санскритских сочинений. Ученый лама, знакомый с этим руководством, рассказал ему, Чома Де-Кёрезу, что в царствование Khri-Srong-Dehutsa^[60] в VIII или IX в. н. э., тибетец Берозана, во время своего пребывания в Кашмире, при помощи пандита-врача, перевел на тибетский язык сочинение «Чжуд-ши» и представил его своему царю. Впоследствии оно было рассмотрено и дополнено другими учеными и принято в целом как авторитетное сочинение. Кроме пяти томов медицинского содержания, которые помещены в энциклопедии Stan-gyur,^[61] ламе было известно около сорока томов других сочинений по тибетской медицине. Главная медицинская школа Тибета находится в Chak-phuri, в буддийском монастыре близ Лхассы, а две меньшие, называемые Chak-zur, находятся внутри страны. Таким образом, Чома Де-Кёрез, изучавший 20 лет тибетский язык, не дал образованному миру достоверных сведений о «Чжуд-ши», которое и он считает главным сочинением по тибетской медицине. Преосвященный Нил, архиепископ ярославский, в своем сочинении о буддизме^[62] отвел место статье о врачебном искусстве у лам. Считаем нужным коснуться этой статьи, потому что Преосвященный Нил, один из замечательнейших епископов-миссионеров, отлично понимал значение буддизма и тибетской медицины на Востоке. Имея целью поднятие уровня деятельности православной миссии на высоту ее призвания и желая показать пример миссионерам, он сам решил изучить буддизм по монголо-бурятским источникам, т. е. изучить веру народов, среди которых миссия ставила целью распространение православия. Очень жаль, что архиепископ Нил, при его рвении в изучении буддийского религиозного и медицинского мира, не имел хороших руководителей – ученых лам, которых можно было всегда встретить за Байкалом. Архиепископ Нил обратил особенное внимание на сочинение «Чжуд-ши», но окружающие его лица, по-видимому, не только не были в состоянии удовлетворить любознательность Преосвященного, но нередко снабжали его неверными сведениями, не касавшимися даже тибетской медицины. Вследствие этого сведения, сообщаемые им в своем сочинении, не имеют научного значения. Преосвященный, как человек чрезвычайно умный, образованный и начитанный, сознавал недостаточность своих сведений и тем более мог убедиться в недостаточности сведений лиц, его окружавших. Поэтому он в конце своей статьи предупреждал будущих исследователей медицины следующими словами: «Дальнейшие объяснения терапии лам были бы для наших целей излишним трудом, ибо и приведенных примеров достаточно для правильного о ней представления. Желающие изучить основательно область этой науки могут найти достаточно сведений в разных изданиях. Но к каким бы источникам не решил обратиться исследователь, советуем ему не спешить со своими умозаключениями. Странен и груб буддийский эмпиризм, но он сохранен печатью веков, он выдержал суд бесконечного ряда поколений, ему в тысяче случаев воздавалась дань уважения, особенно же воздается дань благодарности от тех племен, которые, будучи рассеяны на пространстве от Тибета до Сибири, от берегов Ганга до Лены, видят только в лице браминов и лам своих целителей и то орудие, которое quae (dicente antiquissimo illo M. Herophili) deorum immortalium manus sunt, quotidie ad salutarem effectum diriguntur^[63]». Получивший громадную известность в Европе, доктор Уайз, труды которого цитируются лучшими представителями медицинского мира, в приведенном выше сочинении «Обозрение истории медицины», в особой главе знакомит читателей, между прочим, с царем Индостана Ашокой, могущественным покровителем буддизма и медицины. Автор сообщает, что под покровительством этого царя врачи буддийской медицины устраивали приюты для беременных; калеки, больные и вообще убогие находились в госпиталях; по большим дорогам были выстроены гостиницы для путешественников; специально организованные аптеки снабжались лекарственными травами, кореньями, фруктами и хирургическими инструментами. Царь Ашока постоянно общался с Антиохом Сотером, с Птолемеем Филадельфом, с Антигоном-Гонатом Македонским, Александром II Эпирским и другими. Умер царь Ашока в 232 году до н. э., после 37-летнего царствования. Уайз передает, что тибетцы свою богатую литературу заимствовали из Индии. Пандиты-ученые в VIII и IX веках перевели различные сочинения с санскритского и кашмирского на тибетский язык. Туземные ученые составили из этой переводной литературы два сборника Kah-gyur и Stan-gyur;^[64] в последнем пять томов медицинского содержания. Главное медицинское сочинение тибетцев, по Уайзу, не вошло в эти сборники – оно считается священным, потому что приписывается Шакья-Муни. Это сочинение, говорит Уайз, было переведено Берозаной во времена царя Khri-Srong Dehutsan в VIII или IX веках. Julthog II^[65] в XIII веке рассмотрел его, исправил и распространил. В главе «О новейшей медицине у обитателей Тибета и Татарии» Уайз сообщает, что ученики медицинской школы, в сопровождении учителей, отправляются в горы собирать лекарственные растения. Тибетские врачи для распознавания болезней ощупывают одновременно оба пульса и тщательно исследуют урину в различные часы дня и ночи. В лечении болезней ламы, по мнению Уайза, – эмпирики. Они обладают, пишет он, некоторыми драгоценными лекарствами, которые составляются ими с большим искусством. Действующие против местных болезней лекарства эти часто готовятся неточно, и употребление их сопровождается шарлатанством и суеверием. Уайз упоминает также о колдовстве, заклинаниях и вообще о различных приемах, к которым прибегают ламы для достижения своих целей. Может быть, ламы умышленно прибегают к этим приемам, а может быть, что даже вероятнее, сами внутренне убеждены в действенности своих заклинаний. Ознакомившись с сочинением Уайза, нетрудно понять, что извлечения им сделаны из «Чжуд-ши». К сожалению, и Уайз не мог передать образованному миру сущность тибетской врачебной науки. Практическая сторона этой науки впервые сделалась известной петербургским врачам с прибытием в 1857 году в С.-Петербург Цултима Бадмаева. Врач тибетской медицины, сын наследственного засогола Цултим,^[66] в святом крещении Александр Александрович Бадмаев, считался одним из главных гелунгов^[67] Агинского дацана.^[68] Он сопровождал в С.-Петербург графа Муравьева-Амурского, относившегося чрезвычайно серьезно к тибетской врачебной науке. Во время пребывания A.A. Бадмаева в С.-Петербурге в печати появлялись благожелательные статьи по поводу практической стороны этой врачебной науки, на которую вообще было обращено внимание обществами статьи, не признающие за ней никакого значения. Но, несмотря на это последнее обстоятельство, 1-го июня I860 года состоялось, по ходатайству А. А. Бадмаева, Высочайшее повеление о переводе «Чжуд-ши» на русский язык и об издании этого сочинения за счет резервных сумм военного министерства. Родословная A.A. Бадмаева

Перевод был поручен почтенному профессору восточного факультета Императорского С.-Петербургского университета Константину Федоровичу Голстунскому, к которому для помощи был прикомандирован врач. Перевод этот так и не появился на свет. Приведем несколько данных об A.A. Бадмаеве из исторической записки профессора Григорьева «Императорский С.-Петербургский университет, в течение первых пятидесяти лет его существования. 1870». «Бадмаев (в язычестве Сультим, после принятия православия Александр Александрович) – из бурят Восточной Сибири, бывший старший лама Агинской степной думы. Обширные познания, приобретенные им в области тибетской медицины, и необыкновенно удачная практика среди нерчинских бурят сделали его в 1853 году известным в кругах местного русского начальства. Избранный в члены-сотрудники по Сибирскому отделу Императорского Русского Географического общества, он в 1857 году приехал в С.-Петербург, просил разрешения продемонстрировать и здесь свои медицинские познания. Прикомандированный с этой целью, по Высочайшему повелению, к 1-ому военно-сухопутному госпиталю, он, под наблюдением врачей, лечил там с большим успехом от разных болезней, преимущественно от чахотки и рака, и вместе с тем следил за способами лечения госпитальных врачей с таким рвением, что в июле 1861 года с успехом выдержал экзамен на звание лекарского помощника. Это научное стремление и практические познания его в медицине доставили ему в январе 1862 г., не в пример другим, чин коллежского регистратоpa, с назначением практикующим врачом среди бурят. В конце 1864 года Бадмаеву, по его просьбе, Высочайшим повелением разрешено было прикомандироваться на два года к клиникам петербургской Медико-хирургической академии для изучения хирургии. Приобретя за эти два года большую практику в столице и пожелав остаться здесь навсегда (с I860 года просвещенный крещением Бадмаев вступил в брак с природной русской), он предложил свои бесплатные услуги университету в качестве лектора, специалиста по монгольским языкам с правом службы. Университет не упустил случая воспользоваться этим предложением и до момента полной выплаты сумм, положенных по штату 1863 г., ходатайствовал через начальство за оставление ему того содержания, которое он получал из Забайкальской области. С мая же 1868 года Бадмаеву разрешена была выдача его лекторского оклада». Эта краткая заметка как нельзя лучше характеризует личность покойного. A.A. Бадмаев был человек дела, человек науки, прилагавший все усилия, чтобы сделать эту науку достоянием общества. Он, не задумавшись, покинул навсегда свою родину, поставив себе целью жизни – сделать тибетскую медицину достоянием русского общества, так как был твердо убежден в полной основательности ее принципов. Он видел в медицине могучее орудие борьбы с различными недугами, убивающими здоровье и сокращающими жизнь. Он один выступил с новыми для европейского общества принципами своей науки, несмотря на то, что удержаться на таком посту представлялось более чем трудным. Насколько неблагоприятны были условия, когда A.A. Бадмаев начинал свою медицинскую деятельность, видно из официальной бумаги, присланной медицинским департаментом военного министерства на имя главного врача 1-го военно-сухопутного госпиталя, куда в I860 году по Высочайшему повелению был прикомандирован A.A. Бадмаев. «Лама Бадмаев обязан: 1) лечить своими средствами больных, одержимых бугорчатой чахоткой во всех степенях ее развития; 2) опробовать свои средства на больных раком, но то и другое лечение должно быть проводимо им под наблюдением госпитальных врачей; 3) если запас привезенных им средств истощится, то он обязан уведомить об этом заблаговременно, чтобы их можно было получить с экстренной почтой при содействии графа Муравьева-Амурского; 4) если своими опытами он не докажет на деле пользу при лечении разных болезней, то правительство вряд ли может разрешить ему медицинскую практику в его стране». Сколько энергии, уверенности в себе, в своих знаниях и решимости нужно было иметь этому человеку, чтобы при таких условиях и даже угрозах не пасть духом, не отчаяться в успехе. Но он не пал духом, а настолько умело и с любовью взялся за трудное дело лечения чахоточных и больных раком, что уже через год был награжден «не в пример прочим» и назначен практикующим врачом среди бурят. Доказав на деле свои знания и опыт, A.A. Бадмаев все же не переставал сам учиться и трудиться на пользу общества и горячо хлопотал о переводе на русский язык «Чжуд-ши». Затем он основал в Петербурге первую тибетскую аптеку, которой широко пользовались не только петербуржцы, но и многие провинциальные жители. К сожалению, A.A. Бадмаев умер, не дождавшись ни желанного перевода «Чжуд-ши», ни того, чтобы русские врачи серьезно заинтересовались тибетской врачебной наукой. Но все-таки он посеял семя этой науки в России, и, если оно взойдет и даст плоды, то это будет наилучшим памятником этому доброму человеку и труженику науки. Во всяком случае, деятельность A.A. Бадмаева как практика не осталась без последствий. Нашлись врачи и не врачи, которые стали интересоваться этим делом. Покойный доктор Лобанов занимался врачебной наукой Тибета, стараясь постигнуть тибетский язык под руководством академика Василия Павловича Васильева. Врач Кирилов ознакомил в Иркутске врачей с этой наукой на заседании Сибирского отдела Русского Географического общества. Помощник присяжного поверенного Птицын издал «Этнографические сведения о тибетской медицине в Забайкалье», написанные им со слов ламы Джедамбаева, при помощи переводчика Ирдыниева. Личное знакомство с Лобановым, чтение статей Кирилова, помещенных в «Иркутских епархиальных ведомостях», убеждают нас, что лица эти, совсем не ознакомившись с изучаемым предметом, пытались выставить бесполезность тибетской врачебной науки с теоретической и практической точек зрения. Г. Птицын начинает свою заметку следующими словами: «Если вообще научное изучение простой народной медицины всегда приносило и приносит большую пользу медицине научной, давая в распоряжение этой науки новые и важные средства врачевания, добытые и испытанные вековым опытом простого народа, то тем более, вероятно, принесет большую пользу изучение нашими учеными медиками тибетской медицины, которая занимает среднее место между наукой и народной медициной. В Восточной Сибири, особенно в Забайкалье, тибетские врачи-ламы славятся не только между бурятами, но и между русским населением, успешным лечением катара желудка и особенно удачным залечиванием ран и других наружных повреждений». Очевидно, желая заинтересовать врачебный мир, г. Птицын старался обратить внимание на тибетскую врачебную науку на основании целебности лекарств, употребляемых ламами, и на их удачное лечение. Вообще, по одним европейским сведениям, тибетская врачебная наука сравнивается с народной медициной, т. е. со знахарством, по другим – считается наукой эмпирической, а по иным отзывам – занимает среднее место между наукой и народной медициной. О сообщениях господ Кирилова и Птицына появлялись заметки в «Правительственном вестнике», в «Иркутских епархиальных ведомостях», в «Восточном обозрении», во «Враче» и в других органах печати, но авторы этих заметок относились более или менее скептически и, к сожалению, несерьезно к данному вопросу.

Тибетское схематичное изображение двух деревьев: 1-е о лекарственных веществах (по-тибетски «Ман»), а 2-е о наружных способах лечения (по-тибетски «Шад»). Схема системы врачебной науки Тибета

Врачебная наука Тибета^[69] свою стройную, логически последовательную систему изображает схематически в виде девяти деревьев, растущих из трех самостоятельных корней. Из первого корня растут два дерева, имеющие двенадцать ветвей, восемьдесят восемь листьев, два цветка и три плода. Под первым деревом подразумевается здоровый человек, а под вторым – человек, у которого произошло расстройство питания (больной). Из второго корня растут три дерева, имеющие восемь ветвей и тридцать восемь листьев. Первое дерево изображает диагностические приемы осмотра, второе – ощупывание и третье – правильные расспросы. Диагноз здорового организма и организма, у которого произошло расстройство питания (больного), производится при помощи шести чувств: 1) зрения, 2) слуха, 3) обоняния, 4) вкуса, 5) осязания-ощущения и 6) ощущения полной удовлетворенности (физической или умственной), зависящей от индивидуальности и являющейся результатом первых пяти чувств. Из третьего корня растут четыре дерева, имеющие двадцать семь ветвей и девяносто восемь листьев. Первое дерево изображает пищу и питье, второе – образ жизни, третье – лекарственные вещества и четвертое – наружные способы лечения, к которым относится и хирургия. Первое дерево – схематическое изображение здорового и больного человека – имеет три ветви, двадцать пять листьев, два цветка и три плода. Первая ветвь – три жизненных процесса, вторая – ткани, третья – выделения. Первая ветвь имеет пятнадцать листьев. Первый лист – восприятие, уподобление, всасывание, усвоение, удаление-очищение-расходование воздуха в эмбриональном периоде, второй лист – тот же процесс в легких, третий – в тканях, частицах и в коже, четвертый – в первых путях пищеварения, пятый – в нижних сферах тела, шестой – жизненный процесс желчи в первых путях пищеварения, седьмой – жизненный процесс желчи, при помощи которого происходит уподобление, восьмой – тот же процесс в кровеносной системе, девятый – в области зрительного аппарата, десятый – жизненный процесс желчи, влияющий на окраску тканей и кожи, одиннадцатый – жизненные процессы слизисто-серозной и млечно-лимфатической системы в грудной области, двенадцатый – тот же процесс в первых путях пищеварения, тринадцатый – в полости рта и на языке, четырнадцатый – в области головного мозга и пятнадцатый – в области суставных поверхностей, влагалищ, полостей и щелей. Вторая ветвь – ткани – имеет семь листьев: первый лист – хилус, второй – кровяная ткань, третий – мышечная ткань, четвертый – жировая ткань, пятый – костно-хрящевая ткань, шестой – нервная и костномозговая ткань и седьмой – sperma и menstrua. Третья ветвь – выделения – имеет три листа: первый – урина, второй – экскременты и третий – пот. Как у здорового, красиво растущего дерева появляются цветы и плоды, так и результатом цветущего состояния организма являются два эмблематических цветка: 1) безболезненная жизнь и 2) продолжительная жизнь. Тремя эмблематическими плодами цветущей жизни считаются: 1) счастливая и разумная жизнь, знание и богатство, 2) слава, 3) такое совершенное состояние после смерти, какого ограниченный ум человеческий и представить не может. Второе дерево – схематическое изображение человека, у которого произошло расстройство питания, – имеет девять ветвей, шестьдесят три листа.

Схематичное изображение человека здорового (дерево слева) и больного (дерево справа).
Первая ветвь с тремя листьями изображает три причины, заключающиеся в самом субъекте и вызывающие расстройство питания: 1) неумение управлять своими страстями, 2) отсутствие истинной доброты, 3) отсутствие знания. Вторая ветвь с четырьмя листьями изображает четыре внешние причины, вызывающие расстройство питания: 1) времена года, 2) индивидуальная чувствительность, 3) пища и питье, 4) образ жизни. Третья ветвь с тремя листьями изображает три области: 1) первоначальное возникновение в эмбриональном периоде желчи в области печени, под диафрагмой и появление ее затем во всех тканях, 2) начало развития в эмбриональном периоде слизисто-серозной и млечно-лимфатической системы в области головного мозга и дальнейшее развитие ее в грудной полости и в других частях тела, 3) начало в эмбриональном периоде восприятия, уподобления, всасывания, усвоения, удаления-очищения-расходования воздуха в области поясницы и проявление этого процесса в толстых кишках. Четвертая ветвь с шестью листьями изображает шесть областей, в которых начинается расстройство питания: 1) полые органы, 2) плотные органы, 3) область кожи, 4) область мышечной системы, 5) область сосудисто-нервной системы и 6) область костно-хрящевой системы. Пятая ветвь с пятнадцатью листьями изображает расстройство питания в организме в пятнадцати отделах вследствие расстройства: а) восприятия, уподобления, всасывания, усвоения, удаления-очищения-расходования воздуха, б) жизненного процесса желчи и слизисто-серозной и млечно-лимфатической системы. Самым чувствительным местом при расстройстве восприятия, уподобления, всасывания, усвоения, удаления-очищения-расходования воздуха считаются: 1) семь тканей, 2) из шести чувств – область слухового центра, 3) район осязания и потоотделения, 4) из плотных органов и сосудов – сердце, грудная и брюшная аорта, 5) из полых органов – тонкие кишки. Самым чувствительным местом при расстройстве жизненного процесса желчи считаются: 6) кровяная ткань, 7) область потоотделения, 8) из шести чувств – область зрительного аппарата, 9) из плотных органов – область печени, 10) из полых органов – желчный пузырь и толстые кишки. Самым чувствительным показателем расстройства слизисто-серозной и млечно-лимфатической системы являются: 11) урина и экскременты, 12) из полых органов – желудок и мочевой пузырь, 13) из плотных органов – легкие, почки и селезенка, 14) из шести чувств – область обоняния и вкуса, 15) из тканей – мышечная, нервная и жировая ткань, ткань костного мозга, sperma и menstrua. Шестая ветвь с девятью листьями изображает: 1) три возраста, три местности и три времени года, в которых играют роль три жизненных процесса. Легко расстраиваются: 1) в старческом возрасте восприятие, уподобление, всасывание, усвоение, удаление-очищение-расходование воздуха, 2) в юношеском – жизненные процессы желчи, 3) в детском возрасте – слизисто-серозная и млечно-лимфатическая система, 4) в холодной, ветреной стране – восприятие, уподобление, всасывание, усвоение, удаление-очищение-расходование воздуха, 5) в сухой и жаркой – жизненные процессы желчи, 6) в сырой черноземной полосе – слизисто-серозная и млечно-лимфатическая система; наконец, легко расстраиваются: 7) летом рано утром и поздно вечером – восприятие, уподобление, всасывание, усвоение, удаление-очищение-расходование воздуха, 8) осенью в полдень и в полночь – жизненные процессы желчи, 9) весной утром и вечером – слизисто-серозная и млечно-лимфатическая система. Седьмая ветвь с девятью листьями изображает описание девяти случаев смерти, при которых излечение невозможно: 1) смерть от старости, 2) смерть от одновременного существования в организме двух совершенно противоположных расстройств питания: ослабления и усиления энергии жизненно-живой теплоты; при лечении одного из этих расстройств другое обостряется и влечет за собой гибель организма, 3) смерть вследствие употребления, по непониманию основ врачебной науки, пищи и питья, применения лекарственных веществ и наружных способов лечения, ведения образа жизни, усиливающих энергию жизненно-живой теплоты при расстройстве питания с усилением ее и ослабляющих энергию жизненно-живой теплоты при расстройстве питания с ослаблением ее, 4) смерть от повреждения важных для жизни органов, 5) смерть от неисправимого расстройства восприятия, уподобления, всасывания, усвоения, удаления-очищения-расходования воздуха, 6) смерть от усиления энергии жизненно-живой теплоты выше пределов, переносимых организмом, 7) смерть от ослабления энергии жизненной-живой теплоты ниже пределов, переносимых организмом, 8) смерть от истощения организма при различных обстоятельствах и от различных причин, при которых излечение частицы тканей и органов сделалось невозможным, 9) моментальная смерть вследствие неисправимого расстройства питания физической и умственной сферы, возникшего от неумения управлять своими страстями. Восьмая ветвь с двенадцатью листьями изображает 12 осложнений расстройства жизненных процессов. Расстройство восприятия, уподобления, всасывания, усвоения, удаления-очищения-расходования воздуха вызывает расстройство: 1) жизненных процессов желчи и 2) слизисто-серозной и млечно-лимфатической системы; расстройство восприятия, уподобления, всасывания, усвоения, удаления-очищения-расходования воздуха после излечения вызывает расстройство: 3) жизненных процессов желчи и 4) слизисто-серозной и млечно-лимфатической системы; расстройство жизненных процессов желчи вызывает расстройство: 5) восприятия, уподобления, всасывания, усвоения, удаления-очищения-расходования воздуха и 6) слизисто-серозной и млечно-лимфатической системы; расстройство жизненных процессов желчи после излечения вызывает расстройство: 7) восприятия, уподобления, всасывания, усвоения, удаления-очищения-расходования воздуха и 8) слизисто-серозной и млечно-лимфатической системы; расстройство слизисто-серозной и млечно-лимфатической системы вызывает расстройство: 9) восприятия, уподобления, всасывания, усвоения, удаления-очищениярасходования воздуха и 10) жизненных процессов желчи; расстройство слизисто-серозной и млечно-лимфатической системы после излечения вызывает расстройство: 11) восприятия, уподобления, всасывания, усвоения, удаления-очищения-расходования воздуха и 12) расстройство жизненных процессов желчи. Девятая ветвь с двумя листьями изображает синтез расстройства питания в организме: 1) расстройство восприятия, уподобления, всасывания, усвоения, удаления-очищения-расходования воздуха и слизисто-серозной и млечно-лимфатической системы вызывает ослабление энергии жизненно-живой теплоты, а 2) расстройство восприятия, уподобления, всасывания, усвоения, удаления-очищения-расходования воздуха и жизненных процессов желчи вызывает усиление энергии жизненно-живой теплоты. Из второго корня растут три дерева с 8 ветвями, 38 листьями. При помощи этих схематических изображений деревьев возможно досконально ознакомиться с состоянием здорового человека и безошибочно распознать расстройство питания в организме. Первое дерево – исследование организма при посредстве осмотра – имеет 2 ветви и б листьев.

Дата добавления: 2014-11-25