Послевоенная Англия 3 страница

в области образования оставалось одним из эффективных путей сохранения господства буржуазии. Однако потребности английской промышленности и растущего в условиях государственно-монопо­листического капитализма государственного аппарата вынудили как лейбористов, так и консерваторов несколько приоткрыть двери университетов для молодежи из социальных низов. Для нуждаю­щихся студентов были введены государственные стипендии; мелко­буржуазная, а частично и рабочая молодежь стала появляться в стенах «краснокирпичных» университетов (новых, построенных в XIX в. из кирпича) и даже в Оксфорде (построенном из камня). Провинциальная «краснокирпичная» интеллигенция сыграла вскоре немалую роль в демократизации духовной жизни Англии.

Вообще же лейбористское правительство крайне неохотно шло навстречу требованиям народа и передовой интеллигенции в обла­сти культуры. Под давлением прогрессивной общественности оно в 1949 г. провело закон о создании национального (государствен­ного) театра, чего с начала века добивались выдающиеся актеры, режиссеры, драматурги. Однако практически к созданию нацио­нального театра при кабинете Эттли даже не приступали. Между тем английские театры находились после войны в крайне тяжелом положении: многие здания были разрушены, из-за постоянной не­хватки средств актеры вынуждены были мало репетировать, многие уходили работать в кино.

Английские издательства, театр, кино все больше отступали под натиском американской идеологической экспансии. Комиксы аме­риканского происхождения захватывали книжный рынок, амери­канские пьесы развлекательного характера заполонили сцену, а на экране английские фильмы становились редкостью. Единственной мерой, которую все же приняло правительство для спасения бри­танской кинопромышленности, было создание национальной кино­корпорации для финансирования английских киностудий и про­дюсеров. Но эта мера была слишком робкой, так как никаких огра­ничений на ввоз и демонстрацию американских фильмов она не предусматривала. Американизация английской культуры, подмена философских, моральных и эстетических ценностей пошлыми по­делками убивали мысль, развращали зрителей, портили вкусы.

Компартия Великобритании, выражая стремления демократиче­ских слоев общества, возглавила борьбу против грозившего стране упадка культуры, против ее американизации, утраты национальной самобытности. XIX съезд партии (1947) принял решение «поддер­жать великое культурное пробуждение масс». При исполкоме КПВ были созданы секции историков, писателей, художников, артистов, архитекторов, музыкантов. Продолжая начатую еще в 30-х годах работу по марксистскому переосмыслению исторического прош­лого Англии, по восстановлению революционных традиций наро­да, историки-марксисты создали ряд работ по истории английской буржуазной революции XVII в., рабочего движения и др.

Теоретическая работа позволила провести конференции на те-

мы: «Американская угроза британской культуре», «Культурное на­следие Британии», принять участие в дискуссиях с прогрессивны-ми деятелями культуры, не стоящими на марксистских позициях. Тем самым КПВ вносила значительный вклад в развитие демокра­тической культуры и элементов социалистической культуры.

Огромное значение для борьбы КПВ за единство рабочего клас­са и демократических сил имела разработка проекта новой програм­мы «Путь Британии к социализму» (1951), в которой подчерки­валось, что демократические институты, включая парламент, завое­ваны многовековой борьбой народа и будут использованы при переходе к социализму. В программе обосновывалась возможность мирного перехода к социализму «путем превращения капиталисти­ческой демократии, в подлинно народную демократию».

Демократический подъем периода войны, борьба за мир в конце 40-х годов, борьба компартии и всех прогрессивных сил за демокра­тическую национальную культуру стали той почвой, на которой развитие прогрессивных тенденций в культуре продолжалось даже в тяжелые годы «холодной войны».

Композитор Б. Бриттен закончил в 1945 г. работу над оперой «Питер Граймс», которая была поставлена на лондонской сцене и прочно вошла в репертуар английских театров; с успехом она про­шла и в ряде других стран. Создание первой со времен Перселла английской репертуарной оперы было большим творческим под­вигом композитора, важным шагом к развитию английской музы­кальной культуры.

К оперному жанру обратился и А. Буш. Сюжетом оперы «Уот Тайлер» (1953) стала крестьянская война, в чем проявился интерес Буша к революционному прошлому и стремление восстановить его в памяти английского народа. Как коммунист и художник, тесно связанный с массовым музыкальным движением, Буш этой талант­ливой оперой откликнулся на призыв КПВ «вернуть народу его революционные традиции».

Особенно много работал в этом направлении писатель-комму­нист Д. Линдсей. Его книги о Диккенсе и Мередите и роман «Люди сорок восьмого года» (1948) целиком посвящены проблеме тради­ций. Сюжет романа позволяет Линдсею, показав революционные по­трясения 1848 г. в общеевропейском масштабе, поставить в центр повествования чартистское движение.

Борьба за восстановление прогрессивных национальных истори­ческих и культурных традиций приобрела особое значение в связи с тем, что в процессе подчинения Англии американскому импери­ализму п создания западных блоков реакционные идеологи широко пропагандировали идею отказа от национальной самобытности, космополитическое пренебрежение к исторически сложившейся национальной культуре. В этих условиях антиамериканский и анти­космополитический характер приобретало каждое подлинно нацио­нальное произведение искусства: экранизация «Гамлета» Л. Оливье (1948), фильмы Д. Лина по Диккенсу—«Большие ожидания» и

«Оливер Твист». Продолжали пропагандировать английскую клас­сику Шекспировский мемориальный театр и «Олд Вик».

Особое место в театральном искусстве занимали подлинно на­родные театры — «Юнити» и «Уоркшоп».

В обстановке глубокого кризиса буржуазной культуры прогрес­сивные ученые, писатели, композиторы, театральные деятели спа­сали честь английской национальной культуры.

Вместе с тем в духовной жизни Великобритании именно на ру­беже 40—50-х годов стало заметным качественно новое явление, наложившее заметный отпечаток на культурную, а частично и политическую атмосферу последующих десятилетий: стихийная тенденция к разрыву с прошлым, к пересмотру господствующих моральных и эстетических догм, несколько анархический бунт про­тив истэблишмента. Вначале это было лишь трудно уловимое обще­ственное настроение, охватившее только некоторые слои молодежи, но к середине 50-х годов оно уже нашло выражение в самых раз­личных сферах духовного творчества, в первую очередь в архитек­туре. Этому способствовало оживление градостроительных поисков, вызванных разрушениями периода войны, острейшим жилищным кризисом, элементами плановых начал при строительстве городов-спутников и застройке целых районов. Среди архитекторов было немало людей, увлеченных новыми возможностями приложения своих сил — не для индивидуальных заказчиков, а для муници­пальных органов. Появились смелые градостроительные проекты, шли жаркие споры о характере будущих городов, и собственно архитектурная проблематика переплеталась с социальными, мо­ральными, педагогическими и иными проблемами. В этой творче­ской атмосфере зародилось течение «нового брутализма», заняв­шее значительное место в английской и мировой архитектуре 50— 60-х годов.

Название течения, как это часто бывает, носит почти случай­ный характер. Видный архитектурный критик Р. Бэнем, пустивший его в оборот, писал: «Брутализм пытается... вытащить грубую поэ­зию из власти беспорядочных и могучих сил, которые сейчас дей­ствуют^. Отсюда и название «брутальный», т. е. грубый. В чисто техническом плане «грубость» заключалась в том, что архитекторы этого направления отказались от штукатурки, красок в интерьере, стремясь к открытому выявлению материалов.

В 1949 г. в конкурсе проектов строительства средней школы в Хантэнтоне (графство Норфолк) победили Элисон и Питер Смит-соны — наиболее активные теоретики и практики брутализма. По­строенная по их проекту школа считается первым реализованным бруталистским сооружением, «декларацией брутализма во плоти» (1954). Основой здания служит выявленный стальной каркас, пере­крытия сделаны из бетонных плит, нарочито грубо обработанных, стены с открытой электропроводкой и т. д.

Психологической основой такого технического (и эстетического) решения было неприятие молодежью фальши буржуазного общест-

ва с его стремлением скрыть свои пороки под маской благопристой­ности. Смитсоны сами принадлежали к бунтующим интеллектуалам. «Мы живем в городах, построенных кретинами», — таково отнюдь не самое «бруталистское» из их заявлений.

Но помимо этого бунтарского пафоса и нередко плодотворного использования и «эстетизирования» новых и простых материалов, было в брутализме еще нечто, быть может, более важное, хотя и никак не связанное семантически со словом «брутальность». Смит­соны, их коллеги и ученики задумывались над архитектурой отдель­ного здания, квартала, района, города не только с технической и эстетической точек зрения. Дом для них — среда обитания челове­ка (несколько позже появилось и понятие «хабитат»), и ее надо создать с таким расчетом, чтобы она способствовала развитию свя­зей между людьми, не только бытовых и деловых, но и чисто чело­веческих контактов. Эти гуманистические стремления, поиски борьбы с разобщенностью людей в современном большом городе были воплощены в проекте жилого комплекса в районе Лондона Голден-Лейн в 1952 г. Проект, впрочем, не был принят: тогда идея показалась слишком смелой. Лишь через 10 лет эти принципы, раз­работанные применительно к району Парк-Хилл в Шеффилде архи­текторами Д. Линном и А. Смитом, удалось реализовать.

В специфической форме, в рамках своей профессиональной дея­тельности, архитекторы-бруталисты оказались первыми, ранними выразителями настроений той английской трудящейся молодежи, которая вскоре в полный голос заявила о себе в литературе, теат­ре, киноискусстве. Контраст между надеждами на новую Англию, новые взаимоотношения между «низами» и «верхами», новый образ жизни и реальностью «общества благосостояния» воспринимался молодежью тем более болезненно, что лейбористская пропаганда продолжала твердить о «новой Англии» и тем самым напоминала о несбывшихся надеждах. Да и консерваторы научились повторять слова об «обществе благоденствия» и клясться в своей привержен­ности делу мира.

Многое действительно изменилось! Произошло огосударствле­ние важных отраслей индустрии, социальные реформы несколько улучшили жизнь трудящихся. Все это было положительно встре­чено рабочими старших поколений, помнившими «голодные трид­цатые», но молодежь воспринимала существующее положение как некую социально-культурную действительность, которая ее никак не устраивала: сохранились жесткие социальные перегородки, сно­бизм выпускников Итона и Дерби, господство буржуазного обще­ственного мнения, весь ненавистный истэблишмент. С полным ос­нованием можно было применить к Англии 50-х годов давнее из­речение: чем больше все меняется, тем больше все остается по-старому. А формирование после выборов 1951 г. нового кабинета Черчилля (1951 —1955) с Иденом в качестве министра иностран­ных дел показало, что никакого расчета с империалистическим прошлым не произошло.

Возвращение к власти консервативной партии, прямо и непо­средственно выражающей волю и интересы монополистического ка­питала, свидетельствовало о дальнейшем сдвиге вправо, который начало еще в 1947 г. лейбористское правительство.

Из тяжелого финансового положения страны, вызванного преж­де всего растущими расходами на вооружение, Черчилль пробовал выйти путем «экономии» на социальных расходах и на импорте сырья и продовольствия. В сущности, и в этом он шел лишь по стопам лейбористских предшественников. Реальная зарплата все еще была ниже довоенной, а сокращение импорта продовольствия сказывалось на положении рабочей семьи.

Лишь к концу деятельности кабинета Черчилля жизненный уровень несколько поднялся, достиг довоенной нормы, а у некото­рых категорий рабочих даже превысил ее. Частично это объясня­ется ростом, хотя и медленным, промышленного производства, а также упорными выступлениями против предпринимателей и пра­вительства: крупные общенациональные стачки провели в 1953 г. машиностроители, в 1954 г. — докеры.

Внутри консервативной партии нарастали трения. Непримири­мый антисоветский курс Черчилля, его нежелание считаться с мнением коллег — все это вызывало недовольство партийной вер­хушки, которая считала, что новые времена требуют и новой так­тики и новых людей. В апреле 1955 г. Черчилля вынудили уйти в отставку, передав пост премьер-министра А. Идену, которого прес­са именовала «прогрессивным консерватором». Он и возглавил из­бирательную кампанию в мае 1955 г., принесшую консерваторам более прочное большинство в парламенте: они получили 345 мест против 277 лейбористов и 8 либералов.

Однако никакого «обновления» политики консервативной пар­тии не последовало. Идеи не был столь скомпрометирован непри­миримым антикоммунизмом, как его предшественник, но это был политик все той же старой торийской школы, верный и опытный защитник интересов британского империализма. Не случайно он, по свидетельству близких к премьеру людей, не принимал ни од­ного серьезного решения без неофициального совещания с Черчил­лем. Используя благоприятное соотношение сил в парламенте и фактическую поддержку со стороны праволейбористского руко­водства во главе с X. Гейтскеллом (который в 1955 г. сменил Эттли на посту лидера партии), правительство Идена усилило на­ступление на рабочий класс.

Уже через несколько дней после выборов правительству при­шлось столкнуться с мощной стачкой паровозных машинистов и кочегаров, продолжавшейся с 29 мая по 15 июня 1955 г. Почти все железные дороги Англии были парализованы. Идеи объявил чрез­вычайное положение, но и эта мера не сорвала стачки. Рабочие добились повышения зарплаты. Стачка показала, что рабочий класс активизируется, что его не удалось полностью увлечь раз­говорами о «государстве всеобщего благоденствия» и излюбленны-

ми утверждениями консерваторов, что «вы никогда не жили так хорошо, как теперь». Рост цен продолжался, и стачки оказались единственным средством для того, чтобы остановить падение уров­ня жизни.

Правительство Идена, отстаивая принцип «экономии» для уси­ления экономических и военных позиций Англии, резко осудило как стачку на железных дорогах, так и вообще требование рабочих о приведении зарплаты в соответствие с растущими ценами. В этом оно получило полную поддержку со стороны правых лейбористов, один из которых прямо заявил: «Мы все рассматриваем стачки во второй половине XX в. как анахронизм». На этой же позиции стоя­ли и руководители Конгресса тред-юнионов. В таких условиях пра­вительству казалось сравнительно нетрудным провести новый закон, который запретил бы стачки или резко ограничил возмож­ность бастовать; такой закон был вскоре разработан, но среди ши­роких масс членов профсоюзов намерение правительства вызвало мощный протест. Конгресс тред-юнионов 1956 г. под давлением снизу принял резолюцию в поддержку борьбы рабочих за повыше­ние заработной платы, и в последующие годы это решение повторя­лось во все более категоричной форме. Идеи счел благоразумным отказаться от своих планов. Обострение стачечной борьбы и провал намерений правительства прямым насилием отнять у рабочих пра­во на стачку послужили переломным моментом в отношениях меж­ду трудом и капиталом.

Вынужденное в период избирательной кампании обещать мас­сам поворот во внешней политике, отказ от холодной войны прави­тельство Идена в 1955 — начале 1956 г. сделало несколько демон­стративных шагов, создававших видимость выполнения этого обя­зательства. Английское правительство не могло не считаться с тем, что в эти годы резко усилилась борьба СССР за мир и безопасность народов. Летом 1955 г. состоялось Женевское совещание глав пра­вительств великих держав, в котором принял участие и Идеи. Од­нако именно Англия оказалась одной из тех империалистических держав, которые сорвали начавшуюся разрядку напряженности и поставили человечество под угрозу новой мировой войны.

Кризис колониальной системы особенно болезненно сказался на Англии, как крупнейшей колониальной державе. Сдавая под на­тиском освободительной борьбы народов одну позицию за другой, английское правительство еще в 1954 г. вынуждено было вывести войска из зоны Суэцкого канала. Но интересы английских миллио­неров, держателей акций компании Суэцкого канала, были для пра­вительства консерваторов выше интересов дела мира. Когда в 1956 г. президент Египта Насер объявил о национализации Суэц­кого канала, правительство Идена, а также правительство Фран­ции выступили с угрозами в адрес Египта. Лидер лейбористов Гейтскелл в этот период почти безоговорочно поддерживал Идена. Но агрессивные планы вызвали решительный отпор рабочего клас­са. Под давлением рядовых членов профсоюзов Генеральный совет

Конгресса тред-юнионов не занял столь открытой империалистиче­ской позиции, как лидеры лейбористской партии. В его резолюциях, правда, осуждались действия египетского правительства, но в то же время признавались «суверенные права Египта». Один из край­не правых профсоюзных лидеров, учитывая настроение масс, го­ворил в те дни: «Мы заявляем правительству, что, если оно втянет страну в ненужную войну, вся нация поднимется в глубоком, непримиримом, ожесточенном гневе, какого еще никогда не знали».

Для такого прогноза были все основания: обострение классовой борьбы в связи с попыткой ограничить право на стачку, явное не­желание масс поддерживать неоколониалистскую политику кон­серваторов, а тем более воевать за нее, наконец, нарастание бун­тарских настроений в среде мелкобуржуазной и интеллигентской молодежи. Если в конце пребывания у власти лейбористской вер­хушки эти настроения лишь зарождались, то через пять лет они охватили достаточно широкие круги и получили выход в сферу «высокой культуры».

Выдающийся театральный и кинокритик Кеннет Тайней — сам плоть от илоты духовно бунтующей молодежи 50-х годов — объяс­нял истоки ее недовольства отчаянием многих молодых англи­чан, чье детство и юность были изуродованы войной и кризи­сом, мужавших во время правления лейбористов и обнаруживших к моменту «выхода в жизнь», что классовый строй все еще непо­нятно почему достаточно крепок. Люди этого поколения «достиг­ли совершеннолетия ко времени изобретения атомной бомбы». Могли ли они чтить «существующую ныне цивилизацию», если в любой момент она могла превратиться в «цивилизацию, когда-то существовавшую»? И они действительно не чтили ее, нередко от­вергая не только мораль и образ жизни «выкормленных Итоном консерваторов», но и подлинные ценности культуры. «Уж эта мне вечная игривость паршивого Моцарта, — восклицает Джим Дик­сон—герой романа Кингсли Эмиса «Счастливчик Джим» (1953). Этот «счастливчик» — преподаватель «красыокирпичного» универ­ситета, человек демократического происхождения, не желающий подчиняться фальшивому этикету и «правилам игры» и берущий сомнительный реванш в виде эпатирования буржуазной публики, гримас за спиной (!) ненавистных университетских профессоров и шутовских выходок. Роман воскрешает лучшие традиции «анг­лийского юмора»; смешные «эмисовские» ситуации, в которых оказывается герой, как и своеобразная логика (или алогичность) его поступков, забавляют читателя.

Но Джим Диксон не просто забавен. Его фрондерство при всей бесперспективности, непоследовательности, при всем приспособ­ленчестве героя, нашедшего тихую пристань в объятиях богатой невесты, — все же выражает социальный протест н убедительный разрыв с установками истэблишмента: им можно подчиниться, но их нельзя принять, в них нельзя верить.

Созданием образа Джима Диксона К. Эмис положил начало це­лой галерее образов английской реалистической литературы.

Молодой интеллигент из низов, которому дали образование, но не приняли в среду «высоколобых», мечущийся и презирающий респектабельность старших, бунтарь, ненавидящий истэблишмент, но не способный на целеустремленную борьбу с ним,— таков из­любленный герой литературы, театра, кино, созданный талантли­выми молодыми деятелями литературы и искусства, которых со­временники назвали «сердитыми» или «рассерженными», или «разгневанными» молодыми людьми. Определение это принадле­жит некоему рекламному агенту, который сказал о Джоне Осбор-не, авторе нашумевшей пьесы «Оглянись во гневе», что он «серди­тый молодой человек».

Герой пьесы Джимми Портер, как до него Джим Диксон, опол­чился на все принципы и ценности буржуазного общества, а заодно и на принципы и ценности вообще, каковы бы они не были. Его бесит этот лицемерный мир — и его церковь, и его пресса, но точ­но так же — и те люди, которые борются с этим миром. Джимми Портер, как и другие герои «рассерженных», отнюдь не склонен бежать от общественных проблем своего времени в узкий семейный мирок, или искать в любви, в дружбе спасение и убежище от не­совершенств этого мира, как это было свойственно «потерянному поколению» 20-х годов. Нет, он глубоко болеет судьбами своей страны, человечества, своего поколения, и ему непонятна, а вре­менами и ненавистна жена Элисон, способная быть по-английски спокойной и сдержанной, в то время как все в мире мерзко — и по­литика, и брак, и любовь.

Но гневные монологи Джимми (а вся пьеса в значительной сте­пени сведена к его монологам) — человека с университетским дип­ломом, вынужденного торговать в кондитерском ларьке, направле­ны против всего, что его окружает, о чем он думает, что знает. Мишень настолько велика, что прицельная стрельба становится бессмысленной, и Джимми даже не задумывается над тем, где же в этой мишени «яблочко». Однако Осборн открыл в своем герое не только безоговорочное и всеобщее отрицание, нигилистическое низ­вержение всех богов. Джимми тем, собственно, и интересен как тип молодого англичанина из мелкобуржуазной среды 50-х годов, что он «гневается» и на себя самого, и страдает — глубоко и искрен­не — от того, что гнев его бессилен. «Люди нашего поколения не способны умирать за хорошее дело» — таково его убеждение. «Высоких и прекрасных идеалов больше не существует» — таков его горький диагноз. «Мы погибнем во имя ничто» — таков его прогноз.

Успех пьесы Осборна был настолько бурным, что даже превзо­шел популярность «Счастливчика Джима» — бестселлера середины 50-х годов. Она была поставлена в мае 1956 г. в театре «Ройял-Корт», а затем обошла почти все театры. Выразившая одну из су­щественных тенденций общественного настроения пьеса «Огля-

нись во гневе» положила начало перелому в английском театре, повороту к актуальным темам современности.

Обладая великолепной реалистической актерской школой, анг­лийский театр, за исключением «Юнити», «Уоркшоп» и мелких полусамодеятельных трупп, избегал жгучих проблем современно­сти, и только в классическом репертуаре талантливые актеры на­ходили возможность говорить со зрителем о том, что его действи­тельно волновало. Так, выдающийся актер Пол Скофилд сыграл в 1955 г. Гамлета, придав этому герою, при всей простоте и человеч­ности трактовки, столько горечи и гнева, что во многом предвосхи­тил драму «рассерженных» молодых людей. Современный же ре­пертуар состоял из пьес, в которые, по остроумному выражению Тайнена, можно было попасть лишь обладая доходом свыше трех тысяч фунтов, либо будучи убитым в доме того, кто таким доходом обладает.

Живое слово мыслящего современника, пусть истеричного и ли­шенного четких идеалов, но болеющего болями своей эпохи, нужно было и зрителям, и актерам, и режиссерам. Не случайно передовые (и преимущественно молодые) режиссеры театра и кино увидели в пьесе Осборна и вообще в драматургии «рассерженных» симптом обновления искусства. Еще в 1954 г. передовые режиссеры создали группу «Свободное кино», выступившую против коммерческого кинопроизводства. Полудокументальные фильмы, фиксировавшие жизнь рядовых английских тружеников, принесли им известность и международное признание. Самый влиятельный из режиссеров «Свободного кино» Линдзи Андерсон получил «Гран при» на Ве­нецианском фестивале за фильм «Каждый день, кроме рождества» (о лондонском рынке Ковент-Гарден). К этой же группе принад­лежал Тони Ричардсон, одновременно входивший в театральную труппу «Инглиш стэйдж К°». Он и поставил «Оглянись во гневе», а затем и фильм по этой пьесе. Его сотрудничество с Осборном в театре «Ройял-Корт» положило начало тому, что некоторые крити­ки назвали «второй театральной революцией», подразумевая, что первую произвел Б. Шоу, на рубеже веков. На несколько лет анг­лийский театр действительно вновь приобрел высокое гражданское звучание. В середине 1950-х годов он выразил настроения «рассер­женной» молодежи более ярко и убедительно, чем другие искусст­ва. Правительство Идена могло бы понять, что эту молодежь не удастся увлечь колониальной авантюрой твердолобых тори пред­шествующих эпох. Могло бы — но не поняло.

Вместе с Францией и Израилем Англия 30 октября 1956 г. на­чала военные действия против Египта. В этой войне колонизато­ры не только боролись за свои капиталы, национализированные Египтом, но и рассчитывали повернуть вспять ход истории, оста­новить силой оружия распад колониальной системы. План военного разгрома Египта разрабатывался реакционерами всех мастей.

Варварская бомбардировка англичанами Порт-Саида, захват этого важного стратегического пункта интервентами создали серь-

езнуго опасность для независимости Египта и для всего националь­но-освободительного движения. Египетский народ героически за­щищал завоевания революции. В самой Англии развернулось ши­рокое народное движение против войны. Коммунистическая пар­тия, левые круги в профсоюзах и лейбористской партии, передовая интеллигенция сразу резко и решительно осудили войну.

Волна митингов, сборы подписей под петициями в парламент прокатились по всей стране. Даже лейбористское руководство вы­нуждено было примкнуть к движению, хотя оно и постаралось при­дать ему сугубо мирный характер. Гейтскелл теперь изменил по­литику, заявив, что лейбористская партия будет бороться против войны «всеми имеющимися в ее распоряжении конституционными средствами». Как отметил один из вождей Коммунистической пар­тии Великобритании Палм Датт, «впервые в истории Великобри­тании парламентская оппозиция воспротивилась войне, развязан­ной британскими империалистами». Так обнаружились три про­счета Идена и его франко-израильских союзников: народ Египта оказал гораздо более мощное сопротивление, чем они ожидали, и английский народ решительно выступил против войны, причем оставалось неясным, долго ли смогут лейбористские лидеры удер­живать протест в «конституционных» рамках.

Решающую роль сыграл третий просчет Идена — его беспоч­венная надежда на то, что Советский Союз не вмешается в кон­фликт. Советское правительство 5 ноября 1956 г. недвусмысленно предупредило агрессоров, что если они не прекратят военных дей­ствий, СССР придет на помощь Египту своими вооруженными си­лами. На следующий день после предупреждения Советского пра­вительства Англия прекратила военные действия в Египте.

Возмущение в Англии бессмысленной, кровавой и дорогостоя­щей авантюрой (она обошлась в 100 млн. ф. ст.), резко ослабившей международный престиж страны, могло смести консервативное правительство, если бы лидеры лейбористов не оказали ему под­держки. Дело ограничилось лишь тем, что Идеи в конце ноября «заболел», а в январе в 1957 г. ушел в отставку. Государственный деятель, свыше 20 лет бывший в первых рядах консервативной партии, покинул политическую арену полным банкротом. Во главе кабинета стал Гарольд Макмиллан, слывший «умеренным консер­ватором».

Провал суэцкой авантюры убедительнее, чем все предшествую­щие поражения английского империализма, показал, что времена колониального господства безвозвратно канули в прошлое. Кризис английского империализма вступил в новую стадию, и это произо­шло как раз в то время, когда наступил новый, третий этап общего кризиса мировой капиталистической системы.

ГЛАВА 9

Дата добавления: 2014-11-20