Путь России в цивилизацию 3 страница

Русская литература началась с деятельности моравских братьев в 60-х годах IX в., создавших славянскую письменность, лежащую в основе книжной церковнославянской традиции. К концу IX в. были выполнены переводы основных библейских текстов, полный отредактированный перевод которых был осуществлен в окончательной канонической редакции только в XIX в.

В основном мы знаем древнерусскую литературу по поздним спискам при утраченных оригиналах. Так, «Повесть временных лет» написанная Нестором в 1111 —1113 гг., известна в редакции Сильвестера (1116 г.), попавшей в состав Лаврентьевской летописи (1377 г.). «Слово о полку Игореве», предположительно созданное в конце XII в., известно в списке XVI в. Вместе с тем существовали и интересные авторские сочинения («Слово о законе и благодати» Иллариона, «Поучение» Владимира Мономаха), к которым примыкают дидактико-житийные произведения: «Сказание о Борисе и Глебе», «Житие Феодосия Печерского», «Житие Варлаама Хутынского», сочинения Кирилла Туровского. Помимо летописных сводов (прежде всего Ипатьевской летописи, «Еллинского и римского летописца»), которые синтезировали исторические своды, житийную и документальную литературу, строясь на образцах греко-византийских хронографов, хроник и их компиляций, в древнерусской литературе постепенно формировался корпус сочинений, излагавших библейскую каноническую историю, в которой Русь, представляемая как носительница единой христианской традиции, должна была занять подобающее место в христианском культурном универсуме. В многочисленных палеях, временниках, летописях Русь приобретала изначально отведенное ей Богом место, осмысливаемое в соответствии с жанрово-стилевыми особенностями литературы данного периода. К XII—XIII вв. формируются сочинения, в которых отражается тема испытания русской земли и ее народа, борьба Добра и Зла, служения Истине, Правде, Отечеству и Миру. Это — «Слово о погибели Русской земли», «Повесть о разорении Рязани Батыем», «Повесть о Меркурии Смоленском». В них входит новая тема: героической жертвенности, «вольной страсти» (муки) во имя общего дела, сознательного непротивления смерти как высшего осознанного служения христианским идеалам. Особое место в литературе этого времени занимает «Моление Даниила Заточника», дошедшее в двух редакциях (XII и XIII вв.).

В условиях двоеверия, безграмотности народа, специфических форм христианизации книга не могла в полной мере выполнять культуро-синтезирующую роль. Здесь на помощь приходила архитектура. Храм организовывал не только пространство, но и время средневекового русича: звон его колоколов (настоящее, уникальное искусство русского колокольного звона начало формироваться с XIII в.) отмерял время для всех жителей Древней Руси. Символическим воплощением христианской истории, христианского миропонимания становится в русской архитектуре крестово-купольная композиция, выступающая воплощением единства небесного и земного, вечного и преходящего, святого и греховного, божественного и человеческого. Но начало русскому зодчеству дало великолепие византийской купольной архитектуры, образцами которой стала София Киевская и София Новгородская.

После строительства Спасо-Преображенского собора в Чернигове (1036 г.), уже при создании композиции первой русской каменной церкви в Киеве — Богородицы Десятинной (конец X в.), которая была полностью разрушена в 1240 г. ордынскими войсками, — были воплощены чисто русские, неканонические для Византии черты: многокупольность (25 куполов), акцентирование алтарной части, пирамидальность композиции. В XI веке в Печерском монастыре был сооружен первый однокупольный Успенский собор. Создаются уникальные архитектурные сооружения, отнесенные к мировым сокровищам культуры: церкви Покрова Богородицы на Нерли (1165 г.), Спасо-Преображения Покровского монастыря (1165 г.), Дмитровский собор во Владимире (1194 —1197 гг.).

Идеальным воплощением нового русского национального стиля стали Спасская церковь Спасо-Андронникова монастыря (XV в.), храм Василия Блаженного (XVI в.), церковь Вознесения в Коломенском (XVI в.).

Первые иконы появились в Византии в VI — VII вв., а к IX в. иконографический канон сложился окончательно и в этом виде пришел на Русь. Первые росписи осуществляли византийские и греческие мастера: например, великолепную роспись церкви Спаса на Нередице в Новгороде, уничтоженную во время Великой Отечественной войны, осуществлял византиец Олисей Гречин. Иконографическая традиция на Руси начиналась с фресок Софии Киевской, на которых были изображены не только христианские святые и сюжеты священной истории, но и групповой портрет семьи Ярослава Мудрого, скоморохи и музыканты, что, безусловно, являлось нарушением строгого византийского канона. От раннего периода осталось очень мало икон: от знаменитых мозаик Михайловского монастыря в Киеве, например, сохранилось лишь изображение Дмитрия Солунского, из икон Георгиевского собора Юрьева монастыря в Новгороде — только Устюжское Благовещенье. Постепенно общие каноны построения изображения, свойственные византийской иконографии, сменяются особенностями национальных иконописных школ: Новгородской, Московской, Владимиро-Суздальской. Первый русский иконописец Алимпий Печерский творил в XI в.; национальные же иконографические школы складываются только во второй половине XIII в.

Однако по большинству важнейших черт общественного устройства и жизнедеятельности Древняя Русь была, скорее, ближе к Западной, особенно Центральной Европе. В целом древнерусская субцивилизация «киевского» периода по своим типологическим чертам мало чем отличалась от аналогичного раннефеодального периода западноевропейской цивилизации: городской характер культуры, высокий уровень агрессивности практики и политики, единообразие многих ценностных установок и ориентации сознания.

Таким образом, уже на первом этапе своего становления российская цивилизация вобрала в себя византийские рефлексии и европейские социальные реалии.

2. Московская Русь как субцивилизация

Зависимость Северо-восточной Руси от Золотой Орды с 40-х годов XIII по 70-е годы XV века и включение Южной и Западной Руси в состав Великого княжества Литовского и Польши в течение XIV века привели к фактическому распаду древнерусской народности сначала на восточных и западных русских, а затем западных русских — на украинцев и белорусов.

На базе древнерусской цивилизации сложились два разнотипных культурно-исторических феномена — Московская Русь и Литовская Русь. К началу активной католизации и полонизации западнорусского края Литовская Русь была не менее «русской», чем Русь Московская, которую западные русские называли «татарской Московией», считая себя подлинно русскими [2],

Субцивилизация Московской Руси формировалась в сложной и противоречивой связи с Золотой Ордой, а позднее с Казанью и Крымом — ордынским «наследием». Общественное сознание русских, с одной стороны, переполнялось ненавистью к разорителям и завоевателям, к тому же «поганым», «нехристям». Но, с другой стороны, Орда была митрополией, а Русь — провинцией ее. В Москве был только князь, а в Сарае — царь (хан), дававший ярлыки на великое княжение.

Надо заметить, что русские относились ко всему ордынскому своеобразно: все носило специфический статус престижности — дисциплина и выучка ордынских нукеров и батыров восхищали, как и их воинская доблесть; имело место чувство признательности за военную помощь русским в их военных операциях на Западе, чувство обязательности при участии в ордынских походах в Китай, Закавказье и в Среднюю Азию. Орда обеспечивала престижность власти [3].

Характерно, что этнического антагонизма между русскими и ордынцами не было. Когда в XV веке на службу в Москву активно поехали татарские мурзы, они встретили не только радушный прием, кров, но и достаточное количество русских невест. Смешанные русско-татарские браки усилили внедрение многих обычаев Востока в повседневную жизнь русских. Восточное влияние сказалось в целом на формировании социально-политической структуры молодого Великорусского государства, однако прежде всего сказалось влияние Китая.

Монголы пришли в Европу уже обогащенные хорошим знакомством с традициями и культурой Китая. К тому же китайцы составляли значительный процент чиновников гражданской администрации в Золотой Орде. С китайской системой власти были знакомы уйгуры, киданы и т.д. В политической идеологии и культуре ханского двора также было немало китайского [4].

Не здесь ли корни абсолютного самодержавия великих князей Московских, так похожего на самовластие китайских императоров? Конечно, в самом Китае формы этой абсолютной власти были сложнее, к тому же там были своеобразные противовесы: в Китае — конфуцианская и буддийская этика, у монголов — традиции военной демократии.

Необходимо учитывать, что собственно русская система общественного управления в период вассальной зависимости от Золотой Орды была практически разрушена, а воссоздание такой системы шло под присмотром монгольских баскаков и при несомненном их «консультировании».

Деспотические начала русской жизни и системы государственного управления имеют свои корни и в мусульманском мире, влияние

которого усилилось с середины XIV века, когда Золотая Орда приняла ислам. Ордынские, а затем казанские аристократы, переходившие в XV —XVI веках на службу Москве, приносили с собой уже черты социальной престижности не столько монголо-китайской, сколько мусульманской культуры. Исламизация сказалась, в частности, на принижении социального статуса женщины, чего на Руси раньше не было, изменилось конское убранство, появилось вооружение восточного образца.

Страна все же оставалась христианской. Драматические события истории восточно-христианской церкви оказали решающее влияние на формирование системы ценностей и миропонимания позднесредневековой Руси. В сознании русского общества Москва после падения Константинополя в 1453 г. и захвата турками и иранцами в XIII — XIV веках восточно-христианских стран Ближнего Востока и Кавказа оставалась, по существу, последним «Православным царством», последней «Священной землей», где исповедовалась «истинная» вера. Тем яснее это было, если учесть, что Западная Русь была в руках стремительно католизирующейся Литвы.

По-новому виделась теперь и задача освобождения от Орды и избавления Западной Руси от католиков. Перед Русью впервые встала всемирно-историческая миссия спасения и распространения по миру православия. Московская Русь становилась оплотом «Истинной Веры», становилась «Святой Русью».

Всем известное выражение «Москва — третий Рим, а четвертому не бывать» требует исторического анализа. Дело в том, что на Руси имело место одновременное и взаимосвязанное развитие параллельной идеи, которую по аналогии можно назвать «Москва — второй Иерусалим» или «Святая Русь — новая Палестина». Мотивы этой идеи проходят через дискуссию «иосифлян» и «нестяжателей», через переписку Курбского с Грозным. И особенно эта идея прослеживается через строительство храмов на Руси. Так, у Ивана III была программа возведения храмов в московском Кремле, которую реализовали русской храмовой комбинацией во главе с собором во имя Успенья Божьей Матери к собору Покрова на Рву (Василия Блаженного) Ивана IV — храма-града, — к замыслу Бориса Годунова возвести «Святая Святых» — аналог иерусалимского храма во имя святых мест Иерусалима. В связи с этим — переименовать районы Москвы, воспроизведя в городе палестинскую топонимику. Этот замысел и был частично реализован в XVII веке патриархом Никоном в образе храма Воскрешения в подмосковном Новом Иерусалиме и переименовании реки Истры в Иордан, окрестных холмов в Сион, Фавор, Гефсиман, деревень — в Назарет, Вифлеем.

Итак, «московский» период развития России — это переосмысление русскими себя в качестве «последних христиан» и осознание своей особой исторической миссии во всемирном возрождении православия. Это совпало с освобождением от ордынского ига. Отсюда уже и «Москва — третий Рим». Ради достижения такой цели любые средства оказались допустимыми. Эту программу ясно изложил Иван Грозный в письмах Андрею Курбскому.

«Московоцентризм» подкреплялся и еще одним обстоятельством. В течение XIV века Великое княжество Литовское захватило большинство территорий, ныне составляющих Беларусь и Украину, а также часть западных и юго-западных земель Великороссии. Три четверти населения Великого княжества были русскими и православными, тем не менее оно превратилось в «альтернативную Русь», к тому же владеющую Киевом, Черниговом, Владимиром-Волынским — историческими доменами старших ветвей Рюриковичей.

В XIV —XV веках Литву еще нельзя было, конечно, рассматривать как страну западноевропейского культурного типа, но ориентация на немецкое право и нормы европейского позднего средневековья в Великом княжестве проявилась сравнительно рано. Многие старые русские города получили европейский статус самоуправления — «Магдебургское право»; в них началось активное развитие торговли и ремесел. Местная русская аристократия со все большим увлечением приобщалась к престижным формам немецкой, польской, венгерской и даже итальянской (в польской Галиции) культур.

Начался процесс европеизации Западной Руси, ее эволюция к сословно-правовому обществу. Пример Литовской Руси — это вероятный путь развития Древнерусского государства по общеевропейской модели, заложенной еще в «киевском» периоде, если бы не произошло татаро-монгольское нашествие.

В течение всего XIV века Литовская Русь представлялась наиболее вероятным центром будущего объединения всех русских земель и воссоздания единой русской государственности. В Вильнюсе строили православные церкви. Православие приняла правящая элита литовской династии Гедиминовичей. Первые документы — «Литовские статусы» — были написаны на русском языке. К тому же западнорусская православная церковь выделилась в самостоятельную Киевскую митрополию, автономную по отношению к Московской митрополии.

Спор Вильнюса и Москвы разрешила Польша: избрание на польский престол литовского князя Ягайло и закрепление трона за династией Ягеллонов привело в 1385 г. к государственному объединению Польши и Литвы («Кревская уния»), резко усилив влияние католической церкви в литовских владениях.

После перехода великокняжеского дома в конце XIV века в католичество начались ограничения в правах православного населения — все это сделало объединение Руси в составе русско-литовского государства к середине XV века уже практически невозможным. Поэтому в развитии Российского государства возобладал московский, азиатски ориентированный субцивилизованный тип.

С началом российского продвижения на Восток — завоевание Казанского, Астраханского, Сибирского ханств — укрепляются торговые и политические связи с Северным Кавказом и Средней Азией. Мусульманское население новоприсоединенных территорий, живя сравнительно изолированно от русских, не оказывало сколько-нибудь заметного влияния на социокультурные нормы в коренных русских городах. А вот татарская и северокавказская аристократия, поступая на московскую службу и даже принимая православие, еще долго сохраняла исламские поведенческие стереотипы и, несомненно, воздействовала на вкусы своих русских сослуживцев. «Мода» на товары и нравы Востока была в XVII веке устойчива для элитарного и придворного быта.

В московской средневековой культуре была выражена неприязнь к Западу. Именно против Запада была направлена культурная изоляция Москвы. Конечно, в основе этого лежал антагонизм между православием и католицизмом. «Антизападничество» опиралось еще и на устойчивую политическую традицию, идущую от Александра Невского, на самоизоляцию от «папской» Европы.

А.М.Успенский высказал интересную гипотезу в целом ряде своих работ [5]. Самым своеобразным в культурно-ментальном отношении событием истории Московской Руси А.М.Успенский называет опричнину Ивана Грозного.

Опричнина — это уникальный в мировой практике политический «карнавал» с ряжеными персонажами, пародирующий церковь, законность, государство. Царь, ряженый в «царя», боярин, ряженый в «боярина», получили право на шутовскую имитацию соответствующих ролей, становясь своеобразными «самозванцами», чья формальная нелигитимность освобождала их от ответственности при наличии вполне реальных полномочий.

Такого же типа «карнавал» затеял через почти полтора столетия другой царь — молодой Петр I, конечно, с другими целями, но все начиналось тоже с игры — «потешных войск», «бахусова братства», с перемены кафтанов и надевания париков... Главная ментально-поведенческая особенность подобных «карнавалов» видится в том, что и опричники, и петровские «потешные», и пугачевские «енералы», и большевистские комиссары вели себя как завоеватели в чужой стране. Опричнина была имитацией татаро-монгольского ига, демонстрацией силы и правопреемства Московских царей от Золотоордынских ханов через массовое насилие. Нельзя не признать, что сталинизм имеет корни в опричнине.

Период русской истории с середины XIII века по конец XVII века был наиболее азиатски ориентирован. Именно в эти века складывался великорусский этнос и его основные стереотипы сознания, созревали главные черты и формировалось «русское мессианство», окончательно сформировался «слободской» тип русского города и маргинальный полукрестьянский тип культуры городского плебса. Все это наложило серьезный отпечаток на всю последующую историю развития культуры и государственности России.

3. Формирование имперской субцивилизации

Третья российская субцивилизация, которую мы назовем «имперской», ведет свою историю с рубежа XVII — XVIII веков. Резкое расширение территории и превращение России в многонациональное государство — особенность этого периода, но собственно имперская идеология и ментальность в России ведут свое начало от эпохи Петра Великого. Перемены постепенно охватили столичное дворянство и армию (исключая казачество), и к концу XVIII века завершилась смена интеллектуальной, бытовой и художественной культуры в элитарном слое общества в целом, к середине XIX века — в среде городского мещанства, а к началу XX века и в наиболее консервативной — крестьянской — среде эти процессы стали заметными.

Что же изменилось? Пришли иные принципы и ценности: идея осмысленного, добровольного и инициативного служения Отечеству стала главной во всей идеологии петровского и послепетровского времени и в различных модификациях просуществовала почти до конца XX века (до крушения СССР).

Российская государственность превратилась в предмет нового культа, заметно потеснив при этом христианство. Опричнина и была первым инструментом создания такого культа. При Петре I религиозные ценности были уже открыто поставлены на службу государственным интересам.

Попытки модернизировать Россию начались за век до Петра I — в политике Бориса Годунова и особенно Лжедмитрия I, позже при Алексее Михайловиче, поэтому в начале царствования Петра борьба началась между двумя проектами европеизации России — «голицинским», склонным к польско-австрийским культурным образцам, и «петровским», ориентированным на североевропейские — шведско-и северогерманские культурные формы.

Первый проект был совершенно не реализуемый, поскольку нес с собой выраженную католическую символику культурных форм. Протестантские североевропейские формы были неизмеримо более привлекательны в российских условиях.

Однако «европеизация» России отличалась большой спецификой. Целые пласты европейской цивилизации остались не востребованными Россией: договорно-правовой тип общественного устройства, сословно-класовый компромисс; права человека; парламентаризм; необходимость оппозиции и т.д., то есть то, что в Европе развило демократию.

Позаимствовала же Россия социально-престижные формы культуры: военной, административной, социально-бытовой, отчасти образовательной и судебной, в особенности художественной, и технологии промышленного производства, военного в первую очередь.

Подражательный, «игровой» характер первых шагов европеизации России оставался свойственным русской культуре вплоть до середины XIX века. Российское «европеизированное» общество XVIII — середины XIX века было весьма театрализовано: люди были словно на сцене «театра Истории», вставали в эффектные позы, делали красивые жесты, произносили тщательно подготовленные монологи...

Формирование собственно европейской, либерально-правовой системы взглядов у части российского общества, видимо, началось уже в «постдекабристский» период середины XIX века в ходе дискуссии между «славянофилами» и «западниками». Взгляд последних и стал основой мировоззрения российской интеллигенции, сложившейся как особый социальный пласт общества с драматической судьбой.

Петровские реформы «перелицевали» всю государственную жизнь на европейский лад, а наполеоновские войны сблизили Россию с Европой кровавым братством полей сражений. Именно империи «петровского» типа соответствует знаменитая доктрина — «Православие, самодержавие, народность».

Новая идеология нуждалась в соответствующем символическом выражении, и оно было найдено в «византийской» архитектуре: Петр I, Екатерина II, Александр I отмечали свои победы стелами, триумфальными арками, памятниками античного стиля.

Переориентация внешнеполитических интересов России на Восток связана с Кавказской войной и началом присоединения Средней Азии и ослабления Турции — все это шаг за шагом формировало новый образ «белого царя» как великого владыки бескрайних просторов Востока.

Таким образом, российское общество родилось и развивалось как гетерогенное, на стыке культур Запада и Востока, нескольких типов хозяйственной деятельности и образа жизни, в смешении большого числа различных этнических субстратов разноцивилизационного происхождения и культурно-ценностных систем.

С самого начала Россия развивалась не как национальное образование, а как государственное, а ядром этой общности всегда являлись армия и гражданская бюрократия, чья «военизированная» организация службы и ментальности были близки к офицерскому корпусу. Россия как бы строилась «вокруг» своих вооруженных сил. И это тоже одно из проявлений специфики России, сложившейся в условиях противостояния христианской Европы и исламской Азии.

В России «время постоянно поглощалось пространством»: основная масса населения как бы оставалась вне общества, тому виной замедленность коммуникативных процессов, искаженная информация из-за больших расстояний и т.д. Эти факторы создавали постоянную специфическую неустойчивость общественных систем, слабость ее социальных структур и их «недоразвитость». Система постоянно «вибрировала», время от времени резко меняя курс развития через полное отрицание всего предыдущего, через нарушение традиций.

Россия воспринимала себя как «периферию», ориентируясь на ту или иную «метрополию» как источник ценностных установок — Византию, Орду, Европу. В результате Россия формировалась как «мир миров».

Литература

Аверинцев С.С. Византия и Русь: два типа духовности//Новый мир, 1988, №№7-8.

Вагнер Г.К. Искусство Древней Руси. — М., 1993.

Как была крещена Русь. — М., 1988.

Карамзин Н.М. История государства Российского в 4-х кн. — М., 1990.

Лазарев В.Н. Андрей Рублев и его школа. — М., 1966.

Лазарев В.Н. Византийское и русское искусство. — М., 1978.

Попович М.А. Мировоззрение древних славян. — Киев, 1985.

Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. — М., 1978.

Семенникова А.И. Россия в мировом сообществе цивилизаций. — М., 1994.

Федотов П.П. Святые древней Руси. — М., 1991.

Вопросы для обсуждения

1. Какие факторы социокультурного развития субцивилизаций России вы можете назвать?

2. В чем специфика развития цивилизации России?

Дата добавления: 2014-12-08