Миф как смысл

Впрочем, эстетическое отношение к действительности как ос­нова априорного упорядочения человеческого выбора во всевозможностном мире культуры отнюдь не является единственной универсальной мифологической системой отсчета в жизни чело­века. Возможно, еще более высокий и трудный уровень мифа, позволяющий человеку совершать какой-то однозначный выбор в бесконечнофакторных жизненных ситуациях - это уровень смыс­лового выбора, опирающегося на- какие-то моральные, философ­ские или религиозные ценности, на какие-то предельные духов­ные ориентиры, так или иначе заявленные в культуре или выра­батываемые самой личностью в диалоге с культурой.

Как и эстетический выбор, выбор смысловой может совершать­ся сознательно, а может - неосознанно. В первом случае это вы­бор, осуществляемый на платформе веры или, говоря другими словами, на основе априорного знания. А априорное знание - это знание, совершенно самодостаточное и равнодушное к какой бы то ни было фактологии. Это знание, которое не подвержено со­мнению и носит характер абсолютной точки отсчета, высшей ин­станции человеческого существования. Человек не просто верит -он твердо знает, 'что такое хорошо и 'что такое плохо, знает, 'что является ценным, а 'что не имеет никакой ценности. Знание это носит для него абсолютный характер - постольку, поскольку ока­зывается предписано авторитетом всей той культуры, в которую он оказался погружен от рождения.

Человек прирожден той или иной культуре, той или иной культурной целостности, той или иной культурной реальности, а, значит, оказывается прирожден некоему полю смыслов, про­низывающих эту культурную целостность, эту культурную ре­альность. Смысловые ориентиры культуры, в которой он рож­дается и существует, передаются ему через взаимодействие с родителями, друзьями, школьными учителями, произведения­ми литературы и искусства и т.п., и каждый человек оказывает-

ся до определенной степени нерефлексивно сращен с совокуп­ностью этих неявных смысловых установок культуры. Эти не­явные установки и ориентиры культуры создают своеобразную смысловую размерность человеческой жизни, накладывают на человеческую жизнь ее смысловой масштаб. Они-то и составля­ют своего рода смысловой миф культуры, который так или ина­че усваивает каждый взрослеющий внутри данной культуры ре­бенок. Ведь у ребенка в процессе взросления вырабатываются некоторые представления относительно того, что можно, а что нельзя, и эти представления ориентированы на присущие данной культуре установки веры, моральные принципы, представления о пределах допустимого и о границах дозволенного. Культура всегда несет в себе систему каких-то табу - жестких запретов на те или иные действия и поступки действия. При том представле­ния о допустимом могут иметь просто-таки фантастические рас­хождения в различных культурах. Не существует норм мораль­ного или бытового поведения, которые носили бы универсаль­ный характер для всех без исключения культур. То, что являет­ся нормой приличия в одной культуре, может выглядеть совер­шенно неприличным или даже аморальным в другой. Это мо­жет относиться к нормам бытового поведения, к нормам сексу­ального поведения, нормам повседневной коммуникации и т.п. И тем более это относится к тому, что в различных культурах принимается за высшие смысловые ценности существования. То, что является высшей смысловой ценностью для одного общест­ва или для одного человека, вовсе не является и не должно яв­ляться таковым для другого. Вера в Кришну, Христа или Марк­са предполагает существенно разные системы смысловых ориен­тиров, существенно разные иерархии ценностей. И не удиви­тельно, что любое стремление подогнать представителей этих разных религиозных вер и конфессий под единую смыслообразующую рамку обречено на неуспех.

Вместе с тем человек не просто усваивает некоторые смысло­вые ориентиры той культуры, которой он прирожден, но и обя­зательно находится в состоянии индивидуально-личностного диалога с этими смысловыми ориентирами. Этот диалог может быть рефлексивно развернут, а может совершаться на бессозна­тельном уровне, но его не может не быть. Ведь любые смысло­вые ориентиры человек должен перевести на внутренний язык своего понимания, своих внутренних интерпретаций. Даже не­образованная старушка, верующая в православного батюшку и православного Бога, обязательно имеет в своей душе глубоко индивидуальный, глубоко интимный образ того Бога, в которо­го она верует. А это значит, что не только эстетические вкусы у каждого человека свои, но и смысловые ориентиры у каждого человека глубоко индивидуальны. И эти смысловые ориентиры - в силу их принципиальной относительности, условности и иллюзорности, - так же не могут быть названы более точным словом, нежели миф.

Мифологические координаты рассудка

Итак, наряду с эстетической размерностью мира человек соз­дает смысловую размерность, и эта смысловая размерность ни­чуть не в меньшей степени является размерностью мифологичес­кой. Но если эстетические ориентиры - это ориентиры, которые присутствуют в жизни человека no-преимуществу неявным обра­зом, то создаваемые им координаты смысла - это такие искусст­венные координаты, такие предельные точки отсчета, которые представлены в жизни человека с большей или меньшей степе­нью рациональной явленности. Ведь в своем эстетическом отно­шении к миру человек ориентируется на нечто, постоянно усколь­зающее от рационального анализа: на неуловимый вкус, на не­уловимую эстетическую интуицию, которую практически невозможно разложить образом на составляющие ее элементы. Что же касается смыслового отношения к миру, то здесь человек подчеркнуто опирается на некий рациональный аргумент. Однако тот факт, что смысловой пафос насквозь пронизан аргументами разума, отнюдь не упраздняет его глубоко мифологического ха­рактера. Просто в случае с эстетическим отношением к действи­тельности мы имеем дело с мифом чувств, тогда как смысловое отношение к действительности есть не что иное, как миф разума.

Смысл - это то, что имеет мифологически-сверхзначимый ха­рактер в жизни человека. Вопросы о смысле - о смысле сущего, о смысле существования - преследуют его на протяжении всей жизни. Озабоченность смыслом означает то, что человек не про­сто живет, не просто делает что-то, а постоянно поверяет свою жизнь и свои действия вопросом "зачем?".

Разумеется, смысл есть иллюзия: ведь сколько культур, столь­ко и смысловых интерпретаций каждого без исключения предме­та. Но это такая иллюзия, без которой существование человека в мире оказывается невозможным. Если эстетическая размерность человеческого мировосприятия - это, так сказать, отправная точ­ка, с которой начинается диалог человека со всевозможностным миром, то смысловая размерность - это то, что подводит опреде­ленную черту под этим диалогом или замыкает эстетический диалог с миром на противоположном его конце. Все бесконечно разнообразные формы своей предметно-культурной активности человек пытается сфокусировать в одном-единственном вопро­се: зачем? Зачем вся эта предметно-культурная суета? Зачем, ради чего делать то, другое третье, десятое, коль скоро все это равно­значно с точки зрения биологической стратегии существования и выживания?

Вопрос о смысле - это вопрос о той предельной РАЦИО­НАЛЬНОЙ точке опоры, на которой зиждется все здание созда­ваемой человеком культуры. Ведь эстетическая размерность че­ловеческого выбора в культуре - это размерность интуитивного чувства "мне так кажется", "мне так нравится". Что же касается смысловой размерности, то это размерность, которая предпола-

гает рациональное объяснение и оправдание того или иного вы­бора. В этом случае человек совершает выбор не просто чувствуя, но ЗНАЯ, зачем и почему он совершает именно такой, а не дру­гой выбор.

Разумеется, речь идет о глубоко мифологическом знании, а, стало быть, знании условном, связанном с частным культурным контекстом. Речь идет о смысловом знании, которым обладает христианин или мусульманин, иудей или кришнаит, католик или протестант, физик или математик, человек девятнадцатого века или двадцатого и т.п. Объясняя и оправдывая свой выбор теми или иными смысловыми посылками, человек менее всего объек­тивен. Но это не мешает ему быть совершенно уверенным в смыс­ловой оправданности своего выбора. А смысловая оправданность выбора создает масштаб рефлексивной размерности человеческо­го существования в культуре. Ведь если смысл построен искусст­венно, а разные люди и разные культуры создают разные систе­мы смысловой размерности своего существования, такая ситуа­ция неизбежно стимулирует процесс интеллектуальных рефлек­сивных размышлений на основе сравнения и сопоставления раз­личных смыслополагающих систем.

Итак, смысл есть высшая ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ санкция на осуществление диалога со всевозможностным миром. Смысл есть высшее РАЦИОНАЛЬНОЕ оправдание человека в собствен­ных глазах перед лицом всевозможностного мира. В самой объ­ективной реальности нет никакого смысла, а сама идея смысла есть призрак, созидаемый человеческой культурой. Ведь смысл идеи смысла - не в истине, а исключительно в оправдании той или иной модели человеческого поведения в культуре. Причем, сколько культур (в том числе культур индивидуально-личност­ных, если иметь в виду, что каждый человек в течение своей жизни создает свою, глубоко индивидуальную культуру), столь­ко и призраков смысла: человек, осознающий себя в мире, про­сто обязан создавать некие мифологические подпорки, мифоло­гические строительные леса, оправдывающие те или иные формы его предметно-культурной активности.

Выбор, совершаемый с опорой на смысловые представления (всегда - призрачные, всегда - иллюзорные, всегда - мифологичные, и при том всегда - абсолютно надежные), - это и есть то, что мы называем сознательным выбором. Человек, совершаю­щий так называемый сознательный выбор, твердо знает, почему он совершает именно этот выбор. Что, впрочем, не мешает этому знанию оставаться сугубо мифологическим, субъективным, по­скольку всякий раз это знание представляет собой не более чем знак некоей культурной принадлежности. Выбор, опирающий­ся на те или иные смысловые представления, никогда не суще­ствует изолированно: он всегда вплетен в целостную мифологи­ческую ткань мировосприятия. Так, солдаты второй мировой войны ЗНАЛИ, за что они умирали. За идеи фашизма или ком­мунизма, лично за фюрера или за Сталина. И любое конкретное

действие конкретного солдата оказывалось опосредовано этим высшим знанием, которое выступало ЗНАКОМ их принадлеж­ности к определенной культуре, определенной идеологии, опре­деленной исторической эпохе. И точно так же любой верующий твердо знает правоту своего выбора, правоту своего знания. Он твердо знает, что он должен, а что не должен делать, на что он имеет право, а на что не имеет, и это знание является для него знанием смысловым. Так, для мусульманина глубоким смысло­вым знанием является знание того, что никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя есть свинину, а для христианина - что никогда и ни при каких обстоятельствах не допустимо много­женство. Это знание обладает для каждого из них статусом аб­солютной смысловой очевидности, и в равной степени абсурд­ным представляется знание, которым обладает иноверец. Смысл есть высшее знание не потому, что он несет в себе объективную истину, а потому, что он несет в себе знак принадлежности той или иной культуре.

Таким образом, субъективность есть глубинная характеристи­ка смысла. Эта характеристика выражает самую суть того, что человек именует смыслом. А это и значит, что смысл глубоко мифологичен. Мир бесконечно дробится в разнообразных смы­словых рамках, которые изобретает человек, и в этом разнообра­зии смысловых рамок заключается сама суть человеческого вос­приятия мира. Смысл есть принципиально иллюзорное представ­ление, которое значимо для человека не истинностью, а тем, что дает ему какую-то (хоть какую!) точку отсчета, которая не позво­ляет его взгляду рассыпаться в хаос.

Смысл в такой трактовке не есть нечто, что рождается в самой природе, а есть нечто, что человек сам придумывает и навязывает миру. Это масштаб, это размерность взгляда на мир, которая не содержится в самом мире, а искусственно придумывается челове­ком. И это такая размерность, которая гарантирует особую, СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННУЮ целостность мира - ту целостность мира, которая не содержится в естественном, природном порядке вещей, а является целостностью культурного угла зрения на мир. Например, целостность, обеспеченную христианским идеалом до­бра и справедливости. Разнообразные смыслы, представленные в той или иной культуре, - при всей своей кажущейся виртуальнос­ти - есть, говоря словами С.С.Аверинцева, "скрепы, гарантирую­щие единство того мира, в котором живет человек" ". И это те скрепы, которые обеспечивают саму возможность человеческого существования в мире. Это вполне иллюзорные ориентиры, однако без них человеческое существование в предметном мире не будет возможно. Это то, о чем Мамардашвили писал так: "Без них, если бы мы просто естественным образом смотрели на мир (какими угодно глазами, проницательными, умными и т.д.), был бы хаос" ¹¹. "Мы рассеиваемся: упорядоченность наших состояний, в той мере, в какой она зависит от функционирования нашего психо­физического режима, распадается, мы не можем одну мысль вместе

со второй и третьей удержать, если бы это удержание зависело бы от того, как мы рождены" ¹².

Смысловой миф, как и эстетический, это, таким образом, то, что позволяет человеку находиться в диалоге с миром бесконеч­ного. Позволяет его сознанию не распадаться в хаос перед лицом фантастического, бесконечновозможностного многообразия пред­метного мира. Позволяет сознанию удержаться на краешке бес­конечности, обрести устойчивость перед лицом отверстой бездны всевозможностного мира и вступить в спокойное познавательное отношение к этому миру. Но если эстетический миф дарует че­ловеку ЧУВСТВЕННУЮ твердь для диалога со всевозможностным миром, дает человеку ОЩУЩЕНИЕ того, что во всевозможностном мире существует некий устойчивый порядок, то смысло­вой миф дарует человеку ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНУЮ твердь для такого рода диалога, дарует человеку ЗНАНИЕ того, что всепредметный, всевозможностный мир глубоко упорядочен и иерархизирован. Таким образом, измерение мира смыслом, упорядо­чение мира с помощью смысла есть основа рационального диалога человека с миром культуры.

Смысл есть предельная рациональная основа для любого куль­турного выбора. Если смысла нет - рациональный выбор невозможен. Наличие у того или иного поступка, у того или иного действия смысла - "зачем? ради чего?" - это именно то, что пред­полагает совокупность каких-то аргументов разума, и даже, пожа­луй, возбуждает аргументацию разума. Эстетический выбор совер­шается, так сказать, по интуиции, и совершение этого выбора во­все не предполагает каких-то выраженных рациональных аргу­ментов: человек вовсе не должен выстраивать самому себе какое-то здание рефлексивной аргументации по поводу своего выбора. Что же касается смыслового выбора, то тут человек с самого нача­ла замкнут на рациональный аргумент, и сопровождает свой выбор некоей интеллектуальной ремаркой: "я поступаю так, а не иначе, потому что..." Таких предельных мифологических точек опоры, позволяющих человеку совершать тот или иной выбор в тех или иных жизненных ситуациях может быть громадное количество. Смыслом, т.е. высшим мифологическим оправданием жизни мо­жет стать, например, воспитание детей. Служение идее. Служение Отечеству. Служение Богу. Наконец, просто работа.

Дата добавления: 2014-11-29