Выморочное имущество. Имущество умершего становится выморочным в том случае, если в отношении него не имеется наследников ни по закону

Имущество умершего становится выморочным в том случае, если в отношении него не имеется наследников ни по закону, ни по завещанию. В частности, согласно ст. 1277 УГК, в случае отсутствия наследников по завещанию и по закону, отстранения их от права наследования, непринятия ими наследства, а также отказа их от его принятия суд признает наследство выморочным по заявлению компетентного органа местного самоуправления по месту открытия наследства.

Формулировки иных зарубежных законодательных актов в части указания на обстоятельства, при которых наследственное имущество становится выморочным, достаточно лаконичны. Так, Германское гражданское уложение говорит об «отсутствии родственников, сожителя или супруга» (§ 1936 ГГУ), законодательство Франции и Швейцарии в качестве условия выморочности называет «отсутствие наследников» (ст. 768 ФГК, ст. 466 ШГК).

Общепризнанным является правило о том, что выморочное имущество переходит государству (публичным властям). В то же время, квалификация этого перехода не характеризуется единообразием в практике различных стран. Здесь можно выделить две основные системы определения правовой природы принадлежности выморочного имущества казне.

Первая система переход к государству права собственности на выморочное имущество опосредствует титулом наследования (Германия, Италия, Испания, Венгрия, Чехия, Швейцария). В § 1936 ГГУ, например, установлено, что наследником выморочного имущества по закону является казна федеральной земли, в которой наследодатель проживал на момент смерти.

Вторая система основана на том, что имущество становится бесхозяйным и переходит к государству на праве «оккупации», т.е. завладения по «праву верховной власти», «территориального верховенства», осуществляемого сувереном, на территории которого находится имущество (Англия, США, Франция, Австрия). В качестве последнего выступает государство.

Глава 8. Наследование в международном частном праве

Литература: Абраменков М.С. Коллизионно-правовое регулирование наследственных отношений в современном международном частном праве. Ульяновск, УлГУ, 2007; Бендевский Т. Международное частное право. М., Статут, 2005; Богуславский М.М. Международное частное право. М., 1989; Виноградова Р.И., Дмитриева Г.К., Репин В.С.Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части третьей / Под общ. ред. В.П. Мозолина. М., НОРМА, 2002; Лунц Л.А. Курс международного частного права в трех томах. М., Спарк, 2002; Медведев И.Г. Международное частное право и нотариальная деятельность. 2-е изд. М., Волтерс Клувер, 2005; Он же. Комментарий к конвенциям в области имущественных отношений супругов и наследования. М., Волтерс Клувер, 2007; Международное частное право: иностранное законодательство. Предисл. А.Л. Маковского; сост. и научн. ред. А.Н. Жильцов, А.И. Муранов. М., Статут, 2000; Мейер Д.И.Русское гражданское право (в 2 ч.). По исправленному и дополненному 8-му изд., 1902. Изд-е 3-е, испр. М., Статут, 2003; Комментарий к третьей части ГК / Под ред. А.Л. Маковского, Е.А. Суханова. М., Юристъ, 2003; Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части третьей (постатейный) / Отв. ред. д.ю.н. Н.И. Марышева и д.ю.н. К.Б. Ярошенко. М., НОРМА, 2004; Постатейный научно-практический комментарий части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации / Под общ. ред. А.М. Эрделевского. («Библиотечка РГ»). М., 2001; Рубанов А.А.Наследование в международном частном праве (отношения СССР с капиталистическими странами). М., Наука, 1966; Сергеев А.П., Толстой Ю.К., Елисеев И.В.Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (постатейный). Часть третья. М., 2002; Толстых В.Л.Международное частное право: коллизионное регулирование. СПб, Юридический центр Пресс, 2004; Чешир Дж., Норт П. Международное частное право. М., Прогресс, 1982; Rechtsvergleichende Studie der erbrechtlichen Regelungen des Internationalen Verfahrensrechtes und Internationalen Privatrechts der Mitgliedsstaaten der Europäischen Union. S. 317 // Deutsches Notarinstitut (DNotI). Les Successions Internationales dans l’UE. <http://www.dnoti.de/eu?studie/04_rechtsvergleich-pdf>.

§ 8.1. Наследственный статут (Lex successionis)

Не будет искажением истины утверждать, что в современных условиях с учетом расширения сферы разнообразных международных обменов объективно усиливается необходимость правовой регламентации наследственных отношений средствами международного частного права (МЧП).

В частности, в материалах сравнительного исследования наследственного права в странах ЕС, опубликованных Немецким институтом нотариата в 2002 г., отмечается возрастание актуальности проблем международного наследования, что обусловлено рядом обстоятельств: в некоторых странах Союза проживает значительное число лиц – граждан других стран Союза (например, в Германии это 1,8 миллиона человек, а в Люксембурге граждане иных стран ЕС составляют около 20 процентов населения); многие граждане стран, входящих в ЕС, имеют банковские счета или недвижимую собственность в других государствах (по данным немецких банков, более 1 миллиона немцев владеют за границей недвижимостью) и т.д.[414]

Потребность для российских нотариусов и иных правоприменителей в обращении при рассмотрении и разрешении наследственных дел к нормам МЧП детерминируется действием ряда факторов.

Первый фактор – это качественная модификация объективной основы возникновения отношений по наследованию. Изменения, происшедшие в материально-правовом регулировании наследования в РФ, позволяют с достаточной уверенностью утверждать, что отечественный законодатель, конструируя соответствующие правовые предписания, не только допускал, но и учитывал такое последствие их действия и применения, как «выход» наследственных отношений за пределы собственной правовой системы. Иными словами, нормы отечественного наследственного права исходят из расширенной сферы возникновения отношений по наследованию за счет таковых международного характера.

Во-первых, как уже отмечалось ранее, значительно расширен круг лиц, которые могут призываться к преемству в имуществе умершего – как по закону, так и по завещанию. Отнюдь не исключено, что среди них могут оказаться граждане иностранных государств или лица без гражданства. В отношении наследования по завещанию следует особо сказать, что законодатель, установив свободу завещательного распоряжения в виде основополагающего принципа российского наследственного права, в качестве одного из аспектов его действия закрепил возможность для наследодателя завещать свое имущество любым лицам (см. главу 4 настоящей работы). Закономерным следствием этого является включение в число субъектов, претендующих на наследство, тех лиц, которые в силу различных критериев – гражданства и домицилия (места жительства) для физических лиц, места учреждения для коллективных образований и пр., характеризуются принадлежностью к иностранным правопорядкам.

Во-вторых, концептуальное изменение правового регулирования отношений собственности, отраженное в ГК РФ, привело к тому, что в состав имущества, переходящего от наследодателя к другим лицам, могут входить компоненты, связанные с правовой системой иной, нежели российская: недвижимое имущество, расположенное за границей, имущественные права, вытекающие из договоров с иностранными банками или страховыми компаниями и т.д.

Отмеченные обстоятельства с очевидностью свидетельствуют, что, с одной стороны, наследственные дела международного характера уже не будут для отечественных компетентных органов и должностных лиц экстраординарным явлением, а с другой стороны, для целей разрешения таких дел по существу им придется активно обращаться к инструментарию МЧП.

Наследственные отношения входят в ту область общественной жизни, правовая регламентация которой обеспечивается преимущественно внутренними, национально-правовыми, нормами. Указанное объясняется тем обстоятельством, что данные отношения в значительной степени подвержены влиянию исторических, этнических, религиозных и иных факторов, которые обусловливают наличие существенных различий в позитивном праве разных государств и делают унификацию[415] соответствующих правовых норм затруднительной, а подчас и невозможной. Как справедливо замечает немецкий исследователь В. Риринг, «наследственное право представляет собой типично национальную правовую материю»[416]. Аналогичным образом высказывался еще российский дореволюционный автор Д.И. Мейер: «Право наследования у каждого народа своеобразно, так что положения одного законодательства не применяются к другим»[417].

Наряду с этим «выход» наследственных отношений за пределы границ одного государства не только не является чем-то уникальным для современного гражданского оборота, но наоборот – закономерно сопутствует его развитию на самых разных этапах. Миграция населения, заключение браков между иностранцами, рождение в подобных смешанных брачных союзах детей, международное усыновление и т.д. – все это порождает проблемы адекватного правового упорядочения общественных отношений в условиях интернационализации.

В подобной ситуации правоприменитель неизбежно сталкивается с проблемой: какими правовыми нормами должны быть урегулированы наследственные отношения, юридически связанные с правопорядками нескольких государств, – собственными или иностранными, а если иностранными, то какими правилами надлежит руководствоваться при их выборе. Такую ситуацию в доктрине и практике МЧП традиционно именуют коллизионным вопросом. Задача суда или иного компетентного органа в данном случае состоит в том, чтобы определить, какой национальный правопорядок (правопорядки) будет регулировать существо наследственного отношения международного характера, т.е. выступать в качестве его статута (lege causae). Прежде чем перейти к анализу правовых норм, регламентирующих отыскание статута наследования в современном отечественном праве, дадим определение соответствующего понятия: наследственный статут (lex successionis) представляет собой определенный с помощью норм международного частного права правопорядок, к которому наследственные отношения, юридически связанные с несколькими национальными правовыми системами, тяготеют по своей природе, и который регулирует их по существу. В сферу действия правопорядка, выступающего в качестве статута наследования, входит разнообразный круг отношений, определяемый каждым законодателем самостоятельно, однако, принципиальным при этом является момент перехода имущества умершего к другим лицам.

В мировой практике выработано несколько основных коллизионных принципов определения наследственного статута, что позволяет соответствующим образом классифицировать системы коллизионно-правового регулирования отношений по наследованию. Это, прежде всего, системы, разделяющие наследственное имущество на две части – движимое и недвижимое, и подчиняющие первую из них закону гражданства или домицилия наследодателя на момент его смерти, а вторую – закону места нахождения имущества. К странам, использующим указанный подход, относятся Англия, Армения (§ 10 ГК 1998 г), Белоруссия (§ 8 ГК 1998 г.), Бельгия (ст. 78 Закона о международном частном праве 2004 г.), Болгария (ч. 1, 2 ст. 89 Кодекса международного частного права 2005 г.), Казахстан (§ 8 ГК 1999 г.), Квебек (ст. 3098 ГК 1991 г.), Киргизия (§ 7 ГК 1998 г.), Китай (ст. 149 Общих положений гражданского права 1986 г), Мадагаскар (ст. 31 Ордонанса относительно общих положений внутреннего права и международного частного права 1962 г.), Российская Федерация (ст. 1224 ГК), Румыния, (ст. 66 Закона применительно к регулированию отношений в сфере международного частного права 1992 г.), США, Таиланд (§§ 37-38 Закона о конфликте законов 1938 г.), Турция (ст. 20 Кодекса международного частного права и международного гражданского процессуального права 2007 г.), Узбекистан (§ 7 ГК 1996 г.), Украина (ст.ст. 70-71 Закона о международном частном праве 2005 г.), Франция (ст. 3 ФГК), Чили (ст. ст. 16, 955 ГК 1855 г.).

Вторая группа правовых систем исходит из начала единства наследственной массы и подчиняет наследственные отношения закону гражданства или местожительства наследодателя на момент смерти. Этого принципа придерживаются Австрия (§ 28 Федерального закона о международном частном праве 1978 г.), Алжир (ст. 16 ГК), Бразилия (ст. 10 Вводного закона к Гражданскому кодексу 1942 г.), Буркина-Фасо (ст. 1043 Кодекса о лицах и семье 1989 г.), Венгрия (§ 36 Указа о международном частном праве 1979 г.), Венесуэла (ст. 34 Закона о международном частном праве 1998 г.), Германия (ст. 25 Вводного закона к Германскому гражданскому уложению 1986 г.), Греция (ст. 28 ГК 1940 г.), Грузия (ст. 55 Закона о международном частном праве 1998 г.), Египет (ст. 17 ГК 1948 г.), Италия (ст. 46 Закона «Реформа итальянской системы международного частного права» 1995 г.), Куба (ст. 15 ГК 1987 г.), Лихтенштейн (ст. 29 Закона о международном частном праве 1996 г.), Макао (ст. 59 ГК 1999 г.), Македония (ст. 35 Закона о международном частном праве 2007 г.), Монголия (ст. 436 ГК 1994 г.), ОАЭ (ст. 17 Закона о гражданских сделках 1985 г.), Перу (ст. 2100 ГК 1984 г.), Польша (ст. 64 Закона о международном частном праве 2011 г.), Португалия (ст. 62 ГК 1966 г.), Словения (ст. 32 Закона о международном частном праве 2003 г.), Чехия (§ 17 Закона о международном частном праве и процессе), Эстония (ст. 24 Закона о международном частном праве 2002 г.), Япония (ст. 36 Закона о применении законов 1898 г.), государства – участники Конвенции, содержащей Кодекс Бустаманте (ст. 144 Кодекса).

§ 8.2. Статут наследования в российском праве

Если обратиться к отечественной нормативной практике, то становится очевидным, что законодательное регулирование в сфере МЧП, заключенное в разделе VI части третьей ГК РФ, введенной в действие с 1 марта 2002 г., позволяет достаточно определенно относить Россию к числу тех стран, которые используют систему дробления наследственной массы.

В настоящее время соответствующие правила сосредоточены в ст. 1224 ГК РФ. Согласно предписаниям ее п. 1, «отношения по наследованию определяются по праву страны, где наследодатель имел последнее место жительства, если иное не предусмотрено настоящей статьей». В следующем абзаце того же пункта установлено, что «наследование недвижимого имущества определяется по праву страны, где находится это имущество, а наследование недвижимого имущества, которое внесено в государственный реестр в Российской Федерации, – по российскому праву». Анализируя указанные законоположения, следует отметить несколько моментов.

Во-первых, текстуальное выражение нормы первого абзаца п. 1 ст. 1224 ГК указывает на ее общий характер, т.е. на то, что она представляет собой общее коллизионное правило («если иное не предусмотрено настоящей статьей»). В то же время положения, касающиеся недвижимого имущества, предназначены действовать в качестве специальных. Таким образом, определение круга отношений, охватываемого объемом[418] нормы п. 1, возможно с помощью его сопоставления с объемом специального коллизионного правила, содержащегося в абзаце втором упомянутой статьи, о «наследовании недвижимого имущества». В этом плане закономерным, очевидно, будет предположение о том, что в общей норме речь идет о движимом имуществе[419]. Данный тезис в принципе не вызывает возражений, однако требует некоторой конкретизации.

Дело в том, что в строгом смысле к движимостям или недвижимостям принято относить только один из видов имущества – вещи (ст. 130 ГК), а состав наследства, как уже отмечалось выше, вещами не исчерпывается (ст. 1112 ГК). Руководствуясь приведенным соображением, приходим к заключению, что формулу объема общей нормы можно выразить следующим образом: «отношения по наследованию движимых вещей и иного имущества, не относящегося к недвижимости». Представляется, что именно такое толкование адекватно отражает волю законодателя, так как охватывает наследование не только движимых вещей, но и иного имущества (например, имущественных прав).

Если текстуальное выражение объема общей коллизионной нормы о наследовании не претерпело изменений по сравнению с ранее действовавшим регулированием (ст. 567 Гражданского кодекса РСФСР 1964 г. и п. 1. ст. 169 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г.[420] также оперировали понятием «отношения по наследованию»), то ее привязка в ныне существующем праве сконструирована иначе.

Предшествовавшая регламентация прикрепляла наследственные отношения, связанные с правопорядками различных государств, к праву страны, в которой наследодатель имел последнее постоянное место жительства. С введением в действие части третьей ГК данные отношения были подчинены праву страны, в которой наследодатель имел последнее место жительства. Исключение прилагательного «постоянный» из формулы прикрепления можно, как представляется, объяснить в числе прочего тем обстоятельством, что уже само понятие места жительства лица определяется в нашем гражданском праве как место, где гражданин постоянно или преимущественно проживает (ст. 20 ГК). Однако подобный вывод сопровождается немалым числом контраргументов и сомнений, поскольку отечественному праву известны и такие понятия, как, например, «местопребывание», «резиденция», «преимущественное пребывание» и т.п.

По общему правилу, толкование понятия «место жительства» будет осуществляться в соответствии с российским правом (ст. 1187 ГК). Следовательно, российский правоприменитель, например, нотариус, для целей определения права, компетентного регулировать наследование движимых вещей и иного имущества, не относящегося к недвижимости, должен установить, в каком государстве наследодатель постоянно или преимущественно проживал на момент открытия наследства. При этом для установления наличия правовой связи лица с определенным государством необходимо, чтобы оно не просто пребывало на его территории, но находилось там достаточно долгое время, причем на законном основании. Так, в соответствии с положениями Федерального закона от 25 июля 2002 г. «О правовом положении иностранных граждан в Российской Федерации»[421] с последующими изменениями иностранные граждане признаются постоянно проживающими на территории РФ, если они имеют вид на жительство. Законодатель не придает юридического значения намерению лица приобрести домицилий в той или иной стране, как это имеет место, например, в английском праве[422]. Укажем также, что правопорядок, регулирующий отношения по наследованию, не тождествен личному закону наследодателя (ст. 1195 ГК), хотя может в определенных случаях и совпадать с ним, – например, в тех случаях, когда наследодатель постоянно проживает на территории государства своего гражданства.

Говоря о подчинении наследования движимого и иного имущества, не относящегося к недвижимостям, праву домицилия умершего, необходимо обратить внимание на еще одно принципиальное обстоятельство.

Л.А. Лунц в своем курсе МЧП указывал, что «понятие последнего постоянного местожительства наследодателя, определяющего…статут наследования…, далеко не всегда должно квалифицироваться по советскому закону»[423]. По мнению данного автора, советский закон компетентен ответить только на вопрос о том, имел ли наследодатель последнее место жительства в СССР. Если же судья должен определить, проживал ли умерший в Лондоне или в Берне, то советский закон не может применяться в данном случае. В дальнейшем взгляды данного автора на рассматриваемую проблему существенно изменились. В своей статье, посвященной проблеме квалификации в МЧП, он отмечал, что «в отношении понятия местожительства лица, которое служит…для определения отношений по наследованию…необходима полная точность указаний. Она может быть обеспечена лишь…путем применения тех же понятий, которые по соответствующим правовым институтам содержатся во внутреннем гражданском праве данной страны. Квалификация такого рода означает, что в отличие от объема привязка получает содержание независимо от того, элементы права каких стран содержатся в данном, подлежащем рассмотрению гражданско-правовом споре. Даже в тех случаях, когда фактический состав отношения содержит одни только иностранные элементы и речь идет о выборе между иностранными законодательствами, коллизионная привязка, служащая основанием для этого выбора, должна получить квалификацию по советскому праву. Только такой порядок обеспечивает определенность в выборе между коллидирующими правопорядками, не нарушая принципа равноправия правовых систем; стабильность коллизионной привязки, содержание которой определено «по закону суда», не создает привилегии для выбора одного из коллидирующих законов по сравнению с другими»[424].

В последующем этот взгляд был охарактеризован как «общий для советской доктрины»[425].

Отечественная нотариальная практика свидетельствует, что вопрос о толковании понятия места жительства наследодателя является весьма актуальным и сложным. И.Г. Медведев в качестве иллюстрации приводит следующий случай.

Российский гражданин Р. Букин, бывший командир экипажа Аэрофлота, уехал в 1997 г. на работу по контракту в Канаду, где через некоторое время встретил Лизу Голубко, имевшую канадское гражданство, с которой вступил в брак. Пара устроилась в Монреале, где и проживали до кончины Букина, последовавшей от сердечного приступа 17 февраля 2003 г. В состав наследственного имущества входили денежные средства на счетах в банках в Канаде и РФ, автомобиль, переданный по доверенности в пользование дочери от первого брака и иное движимое имущество. Дочь покойного обратилась к нотариусу с заявлением о выдаче свидетельства о праве на наследство. Соответственно, ему необходимо определить место жительства наследодателя. С одной стороны, если допустить, что понятие место жительства, закрепленное в ст. 20 ГК, идентично одноименному понятию, содержащемуся в п. 1 ст. 1224 Кодекса, то в качестве такового выступает место, в котором умерший был зарегистрирован. В этом случае статутом наследования будет выступать право РФ. С другой стороны, при определении места, в котором лицо проживало, могут быть приняты во внимание и иные факты: наследодатель вступил в брак с иностранной гражданкой и поселился в ее стране на законном основании; супруги стали обустраивать свой быт (трудоустройство, выбор учебного заведения для детей, открытие счета в местном банке и пр.). Указанные обстоятельства могут свидетельствовать о том, что наследодатель имел более тесную связь с правопорядком страны своего фактического, а не юридического проживания, и именно этот правопорядок должен выступать статутом наследования[426]. А.Л. Маковский полагает[427], что необходимость определить место преимущественного проживания наследодателя имеет место тогда, когда он проживал в нескольких государствах. При этом нотариус или судья должен отдать предпочтение стране, с которой умерший имел наиболее прочные связи, которые могут явствовать из проживания в ней вместе с семьей, наличия постоянного жилья и работы и т.д. Такую же позицию занимает Н.И. Марышева[428]. По мнению македонского исследователя Т. Бендевского, «в международном частном праве понятие домицилия означает центр жизненных активностей лица в определенном государстве»[429].

Второй существенной новеллой в сфере отечественного коллизионно-правового регулирования наследственных отношений является специальная норма, содержащаяся в абзаце втором п. 1 ст. 1224 ГК, посвященная наследованию недвижимого имущества, в том числе того, которое внесено в государственный реестр в Российской Федерации. В первом случае компетентным правопорядком будет правопорядок страны, в которой имущество находится, во втором – российское право. Появление данной нормы в нашем законодательстве позволяет говорить об изменении концепции коллизионно-правового регулирования в отечественном праве, ибо налицо дифференциация регулирования в зависимости от вида (категории) вещей – движимых и недвижимых (равно как и приравненных к последним).

Следовательно, речь в данном случае идет о возможности совместного действия коллизионных правил, отличающихся друг от друга как по объему (и, как следствие этого, по кругу регулируемых отношений), так и по формулам прикрепления. Подобные ситуации, как отмечается в литературе, нередко имеют место в российской нотариальной практике. Иллюстрацией могут служить следующие казусы[430].

В результате супружеской ссоры был убит гражданин России Р., постоянно проживавший со своей семьей в пригороде Женевы. Мировой судья кантона Женевы по заявлению совершеннолетнего сына погибшего назначил для составления описи имущества наследодателя и установления круга наследников нотариуса того же кантона метра Н. Одновременно к нотариусу г. Москвы К. с заявлением о принятии наследства и выдаче свидетельства о праве на наследство по закону обратилась гражданка России П., действующая в интересах своего несовершеннолетнего сына, который, согласно свидетельству о рождении, являлся их общим с наследодателем ребенком, рожденным вне брака. При этом она указала на наличие у наследодателя квартиры в г. Москве и дома в г. Женева, вкладов в отделении Сбербанка России и в одном из швейцарских банков. Согласно правилам п. 1 ст. 1224 ГК РФ, к наследованию имущества, оставшегося после смерти Р., будет применяться право Российской Федерации (в отношении квартиры в Москве) и право кантона Женева (относительно банковских вкладов и дома в Женеве).

Еще один пример. К нотариусу г. Москвы с заявлениями о принятии наследства и выдаче свидетельств о праве на наследство по закону обратились совершеннолетние дети и супруга гражданина США В., скончавшегося по своему постоянному месту жительства в Москве. Наследственное имущество включает квартиру в Волгограде и дом в Хайфе (Израиль), а также разнообразное движимое имущество в России и Израиле. В силу абз. 2 п. 1 ст. 1224 ГК РФ наследование квартиры в Волгограде и движимого имущества, независимо от места его нахождения, должно осуществляться в соответствии с материальными нормами российского наследственного права. Однако наследование дома в Хайфе, принадлежавшего наследодателю, должно осуществляться в соответствии с наследственным правом Израиля — страны по месту нахождения недвижимого имущества.

Ранее действовавшее регулирование (ст. 567 ГК 1964 г.) также дифференцировало коллизионно-правовую регламентацию наследования в зависимости от состава наследственного имущества, однако в данном правиле речь шла не о недвижимом имуществе, а о «строениях, находящихся в СССР». При этом порядок их перехода по наследству определялся советским правом. Подобный подход объяснялся тем, что до принятия Основ гражданского законодательства СССР и республик 1991 г. нашему праву не было известно деление вещей на движимые и недвижимые. В то же время, определяя понятие «строение», доктрина исходила из того, что «законодательство, говоря о строениях, имеет в виду не всякую постройку, не временно возведенную для преходящих целей, а лишь прочно связанную с земельным участком. В отличие от временных построек под строением понимается капитальная постройка, рассчитанная на длительную эксплуатацию, образующая хозяйственно и технически единое целое с земельным участком»[431]. Если на земельном участке имелись иные хозяйственные постройки, подсобные помещения, то они также включались в общее понятие «строение»[432].

Таким образом, конституирующим признаком строения выступало не простое возведение какой-либо конструкции на земельном участке, но неразрывная ее связь с землей, что в свою очередь выступает в качестве основной характеристики недвижимого имущества вообще. В связи с этим в п. 3 ст. 169 Основ ГЗ 1991 г. речь шла уже о «строениях и другом недвижимом имуществе». В дальнейшем понятие недвижимого имущества получило в нашем гражданском законодательстве легальное закрепление. К недвижимости стали относить не только здания и сооружения – «строения» в собственном смысле, но и земельные участки, участки недр, обособленные водные объекты, многолетние насаждения, а также те объекты, которые подлежат государственной регистрации (воздушные и морские суда, суда внутреннего плавания, космические объекты), и иные объекты, отнесенные законом к недвижимому имуществу (п.1 ст. 130 ГК). Ныне действующее коллизионное право, следуя данным положениям ГК и учитывая расширение круга объектов, входящих в состав наследства, говорит именно о «наследовании недвижимости».

Привязка в ГК 1964 г. и Основах ГЗ 1991 г. наследования строений и иной недвижимости, находящейся в СССР, к советскому праву не имела в литературе однозначного толкования. В частности, А.А. Рубанов считал, что «когда наследодатель постоянно проживал за границей, отношения по наследованию регулируются иностранным законом, за исключением отношений по наследованию строений, к которым применяется советское право. В то же время, если наследодатель постоянно проживал в СССР, но имел строение за границей, наследование целиком регулируется советским правом»[433]. Противоположной точки зрения придерживался Л.А. Лунц, полагая, что норму о наследовании строений следует квалифицировать «как частный вывод из принципа, по которому наследование в недвижимости подчинено закону ее местонахождения. При таком толковании принцип местонахождения недвижимости применяется также и к случаям, когда недвижимость находится за рубежом»[434]. Как видно из текста абзаца второго п. 1 ст. 1224 ГК, законодатель воспринял позицию данного автора, заменив одностороннюю коллизионную норму двусторонней и прикрепив регулирование наследования недвижимости к праву страны, в которой недвижимость находится. По этому же праву будет осуществляться соответствующая квалификация имущества (п. 2. ст. 1205 ГК).

Для особой разновидности недвижимости – объектов, внесенных в государственный реестр в Российской Федерации, – установлена привязка к российскому праву. Эта норма является новеллой. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что отношение к данному правилу в отечественной литературе неоднозначное. В частности, некоторые авторы, комментируя положения ст. 1224 ГК, «не заметили» в ее тексте наличия анализируемого предписания[435]. Другие исследователи, хотя и избежали подобной ошибки, но в своих комментариях либо ограничились указанием на то, что в данной норме речь идет об особой разновидности недвижимого имущества[436], либо дополнили это утверждение уточнением в том плане, что под имуществом, внесенным в государственный реестр в РФ, следует понимать такое имущество, которое квалифицируется как недвижимое не в силу прочной связи с землей, а по юридическому критерию – в силу прямого указания закона (морские и воздушные суда, суда внутреннего водного транспорта). Прикреплять наследование данных объектов к правопорядку страны их фактического нахождения нецелесообразно, так как они способны и даже специально предназначены для перемещения в пространстве, в том числе из одной страны в другую. В силу этого единственным фактором, определяющим правовую связь судна с какой-либо национальной правовой системой, является внесение его в специальный реестр[437].

Не оспаривая принципиальную верность выводов, сформулированных второй группой исследователей, приходится констатировать их недостаточную глубину. Во-первых, оставлен без внимания вопрос о том, подлежит ли рассматриваемое правило расширительному толкованию для целей формирования общего принципа применения закона места государственной регистрации (места внесения в реестр – lex cartae sitae) к отношениям по наследованию объектов, относящихся к недвижимостям по юридическому критерию. Данная проблема приобретает особую актуальность еще и потому, что в современных условиях отнюдь не исключены ситуации, когда в состав наследства могут входить объекты, внесенные в иностранные государственные реестры. В частности, испанское законодательство прямо указывает, что корабли, воздушные суда и средства железнодорожного транспорта, а также все права на них остаются подчиненными закону их приписки к порту, регистрации или внесения в реестр (ст. 10 ГК Испании).

Кроме того, не во всех государствах подобные объекты квалифицируются в качестве недвижимых. В этом случае перед отечественным правоприменителем с необходимостью встанет вопрос о том, надлежит ли ему определять порядок наследования данного имущества, по общему правилу, в соответствии с законом домицилия наследодателя на момент смерти, если в соответствующем государстве такое имущество не считается недвижимым, или же, если конкретный национальный правопорядок предписывает обратное, то российский компетентный орган должен будет обращаться к закону того государства, на территории которого соответствующий объект расположен? Если следовать буквальному толкованию положений п. 1 ст. 1224 ГК РФ, то поставленные вопросы не выглядят надуманными[438].

Кроме того, нельзя забывать, что в настоящее время с помощью внесения в реестр фиксируются права не только на недвижимое имущество и иные материальные объекты, но также и права, основанные, в частности, на обладании акциями и иными ценными бумагами, причем такие реестры ведутся субъектами частного права, например, корпоративными образованиями. Это становится особенно важным, в частности, в свете того, что недавние изменения в законодательстве России о ценных бумагах обусловили распространение ценных бумаг в бездокументарной форме[439]. Кроме того, предусмотрены ценные бумаги иностранных эмитентов (п. 31 ст. 1 Закона № 185-ФЗ). Нельзя игнорировать и то негативное обстоятельство, что в отечественном законодательстве вообще не имеется коллизионных норм, регулирующих отношения по поводу эмиссии и обращения ценных бумаг[440]. Вышеуказанные проблемы оставлены отечественной доктриной и практикой без внимания, что не может не повлечь за собой сложностей в области правового регулирования наследственных отношений международного характера.

Дата добавления: 2014-12-10