Примеры восприятия предметностей. Идеальная предметность

Эйдетичность сознания.

Гуссерлевы тексты, пожалуй, чересчур конкретны, описательны, чтобы безоговорочно назвать их «философскими». Значительную часть их составляет рассмотрение на примерах того, как сознание воспринимает все то, что оно воспринимает. А какие выводы он делает из этих своих анализов?

Во-первых, Гуссерль категорически не соглашается с теорией познания Локка. Согласно Локку, сознанию изначально даны «простые идеи», - элементы информации, из которых сознание составляет целостный образ предмета («сложную идею»).

Обратимся к примеру. Что вашему сознанию дано раньше, «красное», «круглое», - или яблоко? Очевидно, что с самого начала, с первого момента, как только мы его видим, мы видим яблоко, целую вещь (и только потом, путем анализа, абстракции мы можем выделить ее отдельные качества).

Конечно же, мое тело, рецепторы моих глаз имеют дело с потоком информации, но на уровне сознания никакой работы по собиранию целостного образа из элементов не заметно (а Гуссерль рассматривает восприятие именно на уровне сознания, а не на уровне работы тела). Сознанию с самого начала дана целая вещь (это парадоксально, но это так).

Гуссерль говорит о том, что человеческое восприятие эйдетично [1]: мы самого начала схватываем вещь как некую целостную форму (образ).

Мы изначально видим целую вещь, при том, что всей вещи мы не видим. У яблока есть обратная сторона, информация о которой не поступает к рецепторам моего глаза, но, тем не менее, мое сознание «автоматически» достраивает эту невидимую сторону (так, что усилий этого достраивания я не чувствую).

Человеческое сознания с самого начала схватывает вещь как целостную форму, при том, что информации, чтобы заполнить эту форму – недостаточно (форма остается полупустой, предвосхищая актуальное восприятие). Поэтому мы и можем ошибаться (скажем, принять муляж яблока за яблоко, дерево за человека), потому, что восприятие всегда уже есть достраивание. Всякое видение вещи всегда парадоксальным образом есть узнавание, чтобы увидеть вещь, нужно уже знать, что это такое (если бы вы не знали, что яблоко – это фрукт, который едят, то что бы вы увидели?).

[1] «Эйдетичность» - от платоновского «эйдос» («образ», «вид»).

_____________________________________________________________________________

Сознание изначально схватывает вещь как целостную форму, притом, что эта форма вполне наполнится содержанием лишь в бесконечной дали, на горизонте. Восприятие (- конституирование) вещи предстает у Гуссерля как, в принципе, бесконечный процесс. По мере восприятия воспринимаемая предметность обогащается все новым и новым содержанием, но так, что это содержание всегда еще может быть дополнено. Вещь как бы предстает сознанию все новой и новой стороной и «сторон» этих бесконечное множество.

Возьмем предметность чуть более сложную, чем яблоко. Например, дом. Дом может оказаться существенно разным с разных точек зрения, при разном освещении, в различную погоду и время года. Так же очевидно, что дом – это не просто совокупность кирпичей, определенным образом уложенных. Дом – это жилье. Если бы мы не знали о его предназначении, мы бы его не увидели.

Так же для моего видения дома не безразлично, случайный ли это дом, мой дом, или дом моего друга. А может быть это – магазин, контора или учебное заведение.

Вот, например, такая предметность, как МГУИЭ, рассмотренная в феноменологической установке (а МГУИЭ может быть рассмотрен как предметность). Ясно, что он не сводится к зданию, стенам, в которых располагается. Так же, мы не получим МГУИЭ, прибавим к зданию всех посещающих его субъектов с их жизненными мирами. МГУИЭ есть что-то самодостаточное и целое. Далее, в случае МГУИЭ заметен временной фактор: то, каким вы его увидели в первый момент знакомства отличается от того, что он есть для вас сейчас, и это в свою очередь будет отличаться от того, как вы будете видеть его, скажем, через три года. Каждый из нас видит эту предметность как-то по-своему (притом, что мы прекрасно друг друга понимаем, когда говорим о МГУИЭ).

В одних случаях более очевидно, в других – менее, что вещь (предметность) не сводится к своему материальному субстрату («кирпичам»). Она есть этот «материальный субстрат» + то идеальное (смысловое) содержание, которое мы на этот субстрат навешиваем, в результате чего она только и становится «вещью».

Дом не есть дом, если мы не знаем, для чего он; яблоко – не яблоко, если мы не знаем, что его едят. Невозможно абстрагироваться от «смысла» вещи (в таком случае осталась бы только совокупность кирпичей или поток информации).

В числе прочего, Гуссерль приводит пример предметности, не имеющей пространственной составляющей: это мелодия (музыка не расположена нигде в пространстве, она лишь длится во времени). На примере музыки Гуссерль рассматривает структуру восприятия человеческим сознанием времени[1].

Так же, Гуссерль приводит пример предметности, у которой вообще нет материального субстрата: геометрия[2].

Что Гуссерль имеет в виду, когда говорит, что геометрические предметности являются идеальными предметностями (не имеют материального субстрата)?

В мире моего непосредственного опыта нет точек, плоскостей, прямых и треугольников (в реальности, данной мне в опыте, есть что-то более или менее им соответствующее: стол, за которым я сижу – более или менее четырехугольный, поверхность его более или менее плоская). Но сущность геометрии – в ее точности, теоремы геометрии верны для идеального геометрического пространства, где существуют прямые и треугольники (в реальности же – параллельные прямые обязательно пересекутся, потому, что мы не сможем начертить вполне параллельных прямых).

Для того чтобы теоремы геометрии продолжали быть верными, не обязательно, чтобы существовал мир (существование геометрии от существования мира не зависит). За то, для существования геометрии необходимо, чтобы существовал хотя бы один субъект - носитель геометрии (нужно, чтобы ее кто-то знал, пользовался геометрическими предметностями).

Гуссерль задается вопросом: до того, как первый геометр придумал геометрию (до того, как этот некто сформулировал ее аксиомы, тем самым, задав свойства идеального геометрического пространства), где пребывали треугольники, прямые и плоскости?

Платон бы сказал, что идеальные предметности (например, геометрические) всегда уже были в мире идей. Какой-нибудь христианский платоник (например, Августин или Вл. Соловьев) сказал бы, что геометрические предметности существовали в уме Бога.

Если же мы такую точку зрения Абсолютного субъекта исключили, то мы должны сделать вывод, что идеальные предметности, до того, как их помыслил первый геометр, нигде не существовали. Первого геометра, пишет Гуссерль, нужно называть, следовательно, не «первооткрывателем»[3] геометрии, а «первоучредителем». Он изобрел геометрию, создал новую предметность с нуля (конечно, на основании опыта, но в его опыте не было геометрии, пока он ее не изобрел).

Это по Платону эйдосы существуют вечно в мире идей. У Гуссерля, при его подходе к рассмотрению сознания эйдосы (смысловые конструкции) оказываются тем, что творится (учреждается) человеческим сознанием в процессе его познавательной деятельности.

Позволю себе провести аналогию Гуссерля и Ницше (хотя это весьма различные мыслители): если Ницше пророчески изрекает, что человек является творцом всех ценностей, которые у него есть, то Гуссерль стремится это научно доказать последовательно обосновать (пользуясь средствами науки о восприятии – феноменологии).

[1]См. Э. Гуссерль «Феноменология внутреннего сознания времени».

[2] См. Э. Гуссерль «Начало геометрии»

[3] Гипотетического первого геометра называет «первооткрывателем» Кант в Предисловии ко второму изданию «Критики чистого разума». Гуссерль останавливается на этом термине, уличает Канта в неправоте: открыть можно то, что уже существует.

_____________________________________________________________________________

Дата добавления: 2014-12-16