Массовое сознание как объект деятельности массовой коммуникации 3 страница

♦ большая часть периодики (научная периодика) не является массовой ни по тиражу, ни по стилю изложения материала и предназначена для узкого круга специалистов в той или иной области деятельности;

♦ распространение информации, которая обеспечивает приятное и полезное проведение свободного времени и т. д., зависит от групповых преференций субъекта, которые, в свою очередь, являются лишь более или менее ясным выражением групповых интересов тех субъектов, органами (средствами) которых, так или иначе, являются те или иные СМК. Сама процедура отбора информации для программ общего характера уже представляет собой тенденцию, восходящую к групповым ценностям как ее критерию.

[139]

Не представляет исключения в этом плане и деятельность средств массовой информации по формированию «исторического сознания». История как прошлое — есть лишь фон, ареал, точнее один из ареалов функционирования политического сознания, на котором (ареале) разворачивается политическая деятельность социальных субъектов, представляющая собой по преимуществу противоборство, в том числе идейное, по вопросам, связанным с функционированием власти в данном обществе. Более того, вся или почти вся общественная жизнь оказывается вовлеченной в это противоборство.

Отношения тех или иных групп по поводу завоевания и использования власти, то есть политические отношения, могут развертываться, как известно, в различных сферах общественной жизни. В орбиту политической борьбы попадают все формы общественного сознания, отражающие те или иные аспекты общественного бытия. Исключением не является и наука как специализированная форма сознания, в первую очередь общественная наука, непосредственно связанная с групповыми интересами и, в силу этого, являющаяся полем борьбы социальных групп.

Политизироваться (то есть актуализироваться) может, в принципе, любое знание, любая информация — как специально-научного, так и любого другого характера.

Например, после катастрофы в Чернобыле резко актуализировались до степени политизации научная информация из области ядерной физики и медицины, высокий уровень актуализации «пережили» в недавнем прошлом научные знания об азотистых соединениях — нитритах и нитратах. При этом никому не пришла (и совершенно справедливо, надо отметить) в голову мысль констатировать наличие «физического», «химического» и т. д. сознания, функционирующего вне сферы специализированного сознания. По какой же логике такая разновидность научного знания как историческое, выпадает из этого принципа, который формулируется следующим образом: любой вопрос становится политическим тогда, когда он начинает непосредственно затрагивать интересы групп людей?

История как прошлое всегда была предметом дискуссий не только в самой исторической науке, но и в политическом сознании. Политическая идеология привлекала и привлекает данные исторической науки (идеологизируя их) для обоснования интересов тех социальных сил, идеологией которых она является.

Ярким примером вовлечения исторической науки и, соответственно, научного исторического знания в идеологическую и, соответственно, политическую борьбу может служить историческая теория о норманнском происхождении русского государства. Как известно, ее автором был немецкий историк Готлиб Байер, приглашенный в 1725 г. в Россию для работы в Академии наук. Практически сразу эта теория стала

[140]

объектом не только научных дискуссий, но и была вовлечена в идеологические доктрины недружественных России сил. В течение последующих двух с половиной веков эта теория не раз реанимировалась, стимулируя историков на новые витки дискуссий и, соответственно, на новые попытки использовать их в идеологических (политических) целях. Есть основания полагать, что в научных дискуссиях на эту тему, равно как и в идеологических спекуляциях по этому поводу окончательная точка пока не поставлена.

Социальные силы, формулирующие свои идеологии как системно-рационализированные выражения собственных интересов, не могут ограничиться выработкой лишь идеологических конструкций. Идеология есть проявление специализированного общественного сознания. Чтобы стать побудительной силой для больших групп людей, она должна из специализированного сознания транслироваться в массовое сознание, трансформируясь в формы такого явления, как общественная психология, которая становится такой силой. Поэтому идеологические концепции, системы взглядов с необходимостью должны быть превращены в форму убеждений, верований, установок на соответствующее восприятие действительности и отношение к ней как внутренний элемент жизнедеятельности людей, как активную общественную силу, необходимый компонент практической деятельности, то есть включенный в саму деятельность по реализации интересов тех социальных сил, которые сформулировали их в виде идеологии и внедрили в превращенном виде в сознание масс. Одним из главных механизмов, каналов, средств такого внедрения выступает пропаганда как вид идеологической деятельности по внесению идей и взглядов в сознание людей, по формированию массового сознания. Именно она через печать, радио, телевидение оказывает убеждающее и внушающее воздействие на людей.

В условиях резких социальных перемен, потрясений, катаклизмов, войн, революций и т. д. у социальных групп, борющихся за собственное выживание (в том числе и посредством удержания власти), возникает естественная потребность консолидировать усилия по возможности более широких масс народа на реализацию собственных интересов. Мы отвлекаемся здесь от анализа конкретного содержания интересов конкретных социальных групп, в том числе и от того, совпадают ли эти интересы с интересами широких слоев массы или противоречат им. В данном случае нас интересует механизм подобного продвижения специализированного знания посредством внедрения идеологических доктрин, а затем и социально-психологических установок в сознание общества. Таковым является пропаганда, реализуемая и по такому каналу, как средства массовой коммуникации.

[141]

В периоды тяжелых испытаний в жизни, например, нашей страны, пропаганда обращалась к образам (именно к образам, а не собственно теоретическим концепциям, так как образы легко внедряются в массовое сознание) защитников Родины Александра Невского, Ивана Грозного, А. В. Суворова, М. И. Кутузова и др. Так, в период Великой Отечественной войны был создан кинофильм «Александр Невский», учреждены ордена Александра Невского, Богдана Хмельницкого, Суворова, Кутузова, Нахимова, Ушакова. В наши дни по понятным причинам обратились к образам Николая II, П. А. Столыпина, И. В. Сталина и т. д.

Специфика нынешней ситуации в нашей стране заключается, в частности, в том, что обращение к этим образам-символам (и не только к ним) происходит с диаметрально противоположных идеологических позиций в условиях наличия в обществе достаточно высокого уровня свободы печати (публичного слова вообще). Достаточно сравнить публикации так называемой «левой» и так называемой «правой» прессы, чтобы заметить лежащую на поверхности, более того, бьющую в глаза разницу в подходах и оценках названных и неназванных личностей и эпох, ими олицетворяемых. Подвергаются переоценке те исторические образы, которые еще в относительно недавнем прошлом символизировали величие Руси. В 1989 г. у нас в стране вышла книга американского профессора Дж. Феннела «Кризис средневековой Руси», в которой Александр Невский изображен как «предатель». В 1990 г., объявленном «Годом Александра Невского», на международную научную конференцию в Петербурге приехали многие западные ученые, заявившие, что их задача — «перепроверка толкований событий прошлого и критическое переосмысление прежних оценочных критериев»[156]. Казалось бы, какое им дело до наших исторических лиц, однако эта акция была широко освещена в средствах массовой коммуникации.

Как представляется, причина обращения к подобному освещению истории в СМК заключается в необходимости апелляции идеологических доктрин к национальному самосознанию общества в целом и отдельным его частям, в необходимости посредством подобной апелляции и, значит, исторического обоснования правоты субъекта политической деятельности привлечь на его сторону широкие слои народа, обеспечивая ему в какой-то мере социальную базу, придавая ему социальную силу, способную не только бороться за эти интересы, но и реализовать их.

Однако при этом упускается из виду тот факт, что произвольное манипулирование образами исторических фигур, старших в национальной культуре знаковыми, символичными, может иметь для общества весьма негативные последствия. То, что некоторыми теоретиками называется историческим сознанием общества, по сути действительно является исторической памятью (в пятом из названных выше значений истории), включающей в себя некоторые исторические знания,

[142]

исторические символы, а также определенные исторически сложившиеся нормы, традиции, обычаи и обряды, функционирующие на уровне массового (обыденного) сознания, но никак не историческим сознанием. Историческая память является важнейшим условием социальной самоидентификации народа. Сознание общества является носителем исторической памяти, попытки сломать которую посредством активного тиражирования по каналам массовых коммуникаций различных оценок деструктивного характера могут иметь непредсказуемые, последствия для всей национальной культуры, национального самосознания и для общества в целом, ибо «мир символов упорядочивает...историю народа, общества, страны, связывает в нашей коллективной жизни прошлое, настоящее и будущее... Символ, лишенный авторитета, становится разрушительной силой — он отравляет вокруг себя все пространство в мире символов, поражая целостность сознания людей, что немедленно сказывается и на земной жизни»[157].

Этому же способствуют активно пропагандируемые «альтернативные» концепции истории, часто имеющие характер политических спекуляций или основанные на стремлении к «славе Герострата». Позиционирование в СМК этого процесса как прогрессивного завоевания возможности плюрализма мнений является иллюзорным утешением, ибо деформация исторической памяти приводит к следующему.

♦ повышает восприимчивость людей к внушению, так как формирует их неуверенность в себе, что способствует наиболее эффективному воздействию на них с целью манипулирования и побуждения к тому или иному действию;

♦ снимает исторически сложившиеся социальные запреты, что приводит к различным деформациям в поведении не только отдельных индивидов, но и целых социальных общностей.

Таким образом, понятие «историческое сознание» в тех контекстах, где оно употребляется, обозначает, на наш взгляд, разновидность обыденного, практического сознания общества. В данном случае — сознания, вплетенного, включенного в непосредственную политическую деятельность в форме исторической памяти как совокупности символов, убеждений, верований и установок, по сути, социально-психологического характера, часть которых элиминирована из результатов специализированного вида конкретно-научного знания — исторического знания с целью индоктринации в массовое сознание в качестве

[143]

побудительного мотива масс к действию или бездействию в интересах тех или иных социальных субъектов, то есть реальных социальных групп.

Определяющую роль в этом процессе играет массовая коммуникация, которая представляет собой систему транслирования в массовое сознание социальных оценок текущей действительности. Она адаптирует элементы специализированного сознания (в данном случае — исторической науки) и внедряет их в массовое сознание с целью обоснования «правоты» субъекта политической деятельности в том или ином политическом же вопросе. Именно этим объясняются всплески интереса к исторической тематике в средствах массовой коммуникации, являющиеся для теоретиков основанием утверждать, что последняя формирует историческое сознание масс.

Исходя из вышеизложенного, следует признать, что постановка вопроса о наличии в рамках общественного (в том числе и массового) сознания такой его формы, как историческое сознание, не является в достаточной степени обоснованной ни в содержательном, ни в логическом плане.

Те признаки, которые характеризуют историческое сознание, есть результаты специализированного научного (исторического в шестом значении термина «история») познания, вносимые политической идеологией в сознание масс.

Демонстрируемый массовой коммуникацией интерес к истории — не только и не столько сугубо познавательного, сколько политического, по своей сути, характера. В этом достаточно легко убедиться, дав ответ на вопрос: какова цель подобного «повышения» интереса»?

Разве констатация фактов, что «переломные моменты в жизни народов, войны и революции, переходы от экономических подъемов к депрессии и упадку, радикальные изменения в способах производства, религиозные движения и т. д. всегда порождали повышенный интерес К истории»[158] и «...в переломные эпохи, в периоды социальных потрясений и революций интерес к прошлому и стремление найти в нем объяснение настоящему и основания для предвидения будущего становятся всеобщими»[159], не является ответом на данный вопрос?

Разве социальные потрясения, войны и революции суть не политические явления?

[144]

Разве стремление найти объяснение этому политическому настоящему в политическом прошлом не является политическим анализом?

Разве стремление найти основания для предвидения будущего не является политическим прогнозированием?

Те явления, которые порой принимаются за историческое сознание и возводятся в ранг формы общественного сознания, суть элементы массового, синкретичного по своему содержанию сознания, являющиеся исторической памятью, функционирующей на обыденном уровне политического сознания, реализуемого на материале истории как познания прошлого.

В заключение сформулируем некоторые выводы из изложенного.

1. Категория, соотносительная «массовому сознанию», — не «групповое сознание» или «индивидуальное сознание», а «специализированное сознание». Деление сознание на массовое и специализированное — это деление не по субъектам сознания, а по его уровням, в данном случае по уровням его вовлеченности в практику — непосредственному (массовое сознание) и опосредованному (специализированное).

2. Дихотомия сознания на массовое (практическое) и специализированное (теоретическое) связана с различением практической и духовной деятельности. Массовое сознание есть сознание практическое, вплетенное непосредственно в практику и, как таковое, выступает в качестве опосредующего звена между специализированным (теоретическим) сознанием и практикой.

3. Механизмами перевода специализированного знания в массовое сознание является духовно-практическая деятельность в виде пропаганды и научной популяризации (в зависимости от характера специализированного знания, требующего такого перевода).

4. Важнейшим видом духовно-практической деятельности, обеспечивающей перевод специализированного знания в массовое сознание, является массово-коммуникативная деятельность, обеспечивающая внедрение в массовое сознание продуктов специализированного сознания в форме оценок явлений и фактов, актуальных с точки зрения социальных субъектов.

5. Наряду с понятием массового сознания, являющимся категорией гносеологического среза, выделяется онтологическая категория сознания масс, повышающая, на наш взгляд, эвристические возможности теорий, изучающих феномен сознания.

[145]

Дата добавления: 2014-12-16