Австрийское гражданское уложение (АГУ)

Литература

EBERT, Gesetzgebung und Rechtswissenschaft. Ein Beitrag zur Zeit des spaten Natun-echts m Österreich, SavZ/Genn. 85 (1968) 104.

ARMIN EHRENZWEIG, System des österreichischen allgemeinen Pri­vatrechts II (2nd edn„ 1951) 17 ff.

—/Gschnitzer, Kommentar zum Allgemeinen Bürgerlichen Gesetzbuch I, l (2nd edn., 1964).

VON HARRASOWSKY, Der Codex Theresianus und seine Umarbeitun­gen I (1883).

KLANG, “Der oberste Gerichtshot und die Entwicklung des bürgerlichen Rechts”, in: Festschrift zur Hundertjahrfeier des ösrerreichischen Ober­sten Gerichtshofes (1950) 80.

—/Gschnitzer, Kommentar zum Allgemeinen Bürgerlichen Gesetzbuch I, l (2nd end., 1964).

FRANZ KLEIN, “Die Lebenskraft des Allgeneinen Bürgerlichen Gesetz­buches”, in: Festschrift zur Jahrhundertfeier des Allgemeinen Bürger­lichen Gesetzbuches I (1911) I.

KLEIN-BRUCKSCHWAIGER, “150 Jahre österreichisches ABGB”, JZ 1963, 739.

KORKISCH, “Die Entestehung des österreichischen Allgemeinen Bürger­lichen Gesetzbuches”, RabelsZ 18 (1953) 263.

VON MAYR, “Das Bürgerliche zur Jahrhundertfeier. Einst und jetzt, in: Festschrift zur Jahrhundertfeier des Allgemeinen Bürgerlichen Gesetz­buches I (1911) 379.

OGRIS, Der Entwicklungsgang der österreichischen Privatrechts-wissen-schaft im 19. Jahrhundert (1968).

PFAFP/HOFMANN, Excurse über österrechisches allegeneines bürgerli­ches Recht I (2nd edn., 1878).

VON SCHEY, österreichische Allgemeine Bürgerliche Gcsetsbuch, Vor­trag aus Anlass der Jahrhundertfeier (1911).

STEINWENTER, “Der Einflunb des römischen Rechts auf die Kodifika­tion des bürgerlichen Rechts m Österreich”, in: L'Europa e il diritto romano, Studi in memoria di Paolo Koschaker I (1954) 403.

UNGER, System des österreichischen Privatrechts I (5th edn., 1892).

WEISS, “Hundertvierzig Jahre Allgemeines Bürgerliches Gesetzbuch”, JBL. 1951, 249.

WELLSPACHER, “Das Naturrecht und das ABGB”, in Festschrift zur Jahrhundertfeier des Allgemeinen Bürgerlichen Gesetzbuches I (1911) 173.

VON ZEILLER, Commentar über das Allgemeine Bürgerliche Gesetzbuch für die gesammten deutschen Erbländer der oesterreichischen Monar­chie I-VI (1811-13).

I

К крупным европейским кодексам конца XVIII — начала XIX века принадлежит наряду с Прусским земским правом и ФГК также Австрийское гражданское уложение 1911 года. Этот кодекс также проникнут идеями эпохи Просвещения. И среди них позднее подвергнутая резкой критике убежден­ность в том, что обычное право, во многом громоздкое и устаревшее, раздробленное и непонятное, могло бы быть заменено всеобъемлющим кодексом, освященным авторите­том государственной власти, логичным, продуманным и име­ющим ясную структуру.

В ряду этих трех великих кодексов, основанных на прин­ципах естественного права, АГУ занимает благодаря своей специфике особое место.

Работа по его подготовке началась еще в середине XVIII века. Именно в этот период императрица Мария-Терезия предпринимает попытки провести коренную реформу по управлению Австрией, чтобы объединить все наследствен­ные владения в государство современного типа. Значитель­ным препятствием на этом пути были многообразие и запу-

танность права различных частей австрийской монархии. В 1753 году императрица поручила разработку ГК специальной комиссии. При этом было указано, что “комиссии следует при создании кодекса ограничиться лишь частным правом, не затрагивать по возможности действующее право, а право провинций, насколько позволяют условия, согласовать друг с другом и при этом привлекать обычное право и лучших толкователей его, равно как и право других государств, и при этом постоянно обращаться к общим принципам права разума для внесения необходимых исправлений и дополнений” (цит. по Zeller, аа0, I, S. 7 ff.).

Это указание императрицы ясно показывает, что сфера действия планируемого кодекса, в отличие от прусского зе­мельного права, ограничивается общим гражданским правом, оставляя при этом в стороне особые права определенных групп или сословий, равно как все государственное, церков­ное, ленное, полицейское и уголовное право. Кроме того, стало очевидным, что источником будущего кодекса станут право отдельных территорий, общее римское право (в форме пандектов) и, наконец, “всеобщие принципы права разума”.

В 1766 году комиссия разработала проект, названный ко­дексом Терезии (Codex Theresianus). Он был представлен на рассмотрение Госсовету Австрии, который его раскритико­вал. Кодекс нашли слишком громоздким и похожим на учеб­ник. Был сделан вывод, что новый кодекс требует знания римского права, так как чрезмерно на него опирается. Импе­ратрица присоединилась к мнению своего совета и распоря­дилась в 1772 году переработать проект на следующих прин­ципах:

1. Закон не следует путать с учебником. Все, что чуждо языку законодателя, а произносится с университетской ка­федры: определения, классификация и тому подобное, — необходимо из кодекса устранить.

2. Все следует сделать максимально кратким, но без ущер­ба для ясности... и все особые случаи исключить или сделать возможным их регулирование с помощью общих принципов.

3. Следует тщательно избегать любых двусмысленностей и неясностей. Но и в том, что касается ясности, следует соблю­дать меру и не использовать ее как предлог для ненужных повторений и объяснений в тех случаях, когда разумный человек и без них сможет во всем разобраться.

4. Законы же не следует привязывать к римскому праву. Их основой всегда должны служить принципы естественной справедливости.

Подобную критику слишком большого объема закона вы­сказал также Фридрих II при представлении ему проекта Прусского земского права: “Этот закон слишком объемист. А законы должны быть краткими и не пространными”. Но лишь в Австрии авторы закона прислушались к критике. Так, раздел о личных правах, первым подвергшийся критике, был сокращен с 1500 параграфов до 300 и в 1787 году был введен в действие императором Иосифом II под названием “Кодекс Иосифа”. Работа по переработке других частей кодекса Терезии была продолжена уже при Леопольде II. Он созвал в 1790 году новую комиссию под председательством Мартини, который слыл известным преподавателем естественного пра­ва в Венском университете и одновременно был руководи­телем императорской юридической службы. Мартини пред­ставил в 1796 году свой проект общегражданского кодекса, который полностью порывал с кодексом Терезии и римским правом и впервые в значительной мере опирался на учение и принципы рационализма. Проект Мартини был представлен на рассмотрение территориальной администрации страны и в 1801 году был передан с замечаниями для окончательной доработки новой комиссии. Ведущим в этой комиссии был Франц фон Целлер. Его следует рассматривать наряду с Мар­тини в качестве самостоятельного автора австрийского ко­декса. Целлер был сторонником естественного права, кото­рое он, ученик и последователь Мартини, преподавал также в Венском университете. Но под влиянием теории познания он отошел от анемичного и доктринерского схематизма тео­рий естественного права и стремился достичь разумного ком­промисса между требованиями естественного права и ав­стрийской реальностью. В 1808 году комиссия представила окончательный вариант императору Францу I.

В обосновании, подготовленном Целлером, говорится: “Закон основан на всеобщих и вечных принципах разума и справедливости... Поэтому большинство норм гражданских кодексов цивилизованных народов совпадают. И становится понятным, почему для.европейских государств старое рим­ское право столь долго служило основным источником реше­ния спорных вопросов. Но сейчас пришло время, когда каждому государству требуются его собственные законы, соответствующие его особым условиям... Климат, пища, тор­говля, традиционные формы общения, прямодушие и скрыт­ность характера жителей — все это оказывает бесспорное

влияние на нормы, регулирующие правовую форму и различ­ные виды правовых сделок, завещания, договоры, гарантии и права на возмещение ущерба” (цит. по Pfaff - Hoffmann, aa0, S. 62 ff.).

Целлер, будучи сторонником философии Просвещения, также видел в разуме основной источник всего права. Но в то же время он обладал трезвым и практичным умом, и это помогло ему уберечь закон от слишком теоретических и да­леких от жизни постулатов естественно-правовой доктрины. Таким образом, естественное право послужило авторам ко­декса маяком в безбрежном хаосе по большей части устарев­шего обычного права отдельных провинций. Оно повлияло также на структуру и формулировки закона, а в ряде мест придало ему даже типичный для естественного права про­граммный характер (§7 и 12 АГУ). Но, с другой стороны, закону чуждо далекое от действительности доктринерство. И в нем были закреплены многие институты обычного и провинциального права, которые отвечали духу времени и которые, по мнению авторов кодекса, разумно было сохра­нить. И, подобно французскому ГК, Австрийское уложение 1811 года удачно сочетало потребность этой эпохи в крити­ческом рационализме со здравым смыслом традиционных ценностей.

II

Гражданское уложение, проникнутое идеями эпохи Про­свещения о равенстве, об освобождении личности от опеки государства, об экономической свободе, пришло в противо­речие с социальной структурой австрийского общества того времени сразу же после вступления в силу в 1811 году. Прав­да, §16 АГУ гласил, что “каждый человек, являясь сущест­вом, наделенным разумом, обладает правами с момента рож­дения и потому его следует рассматривать как личность”. Однако в то время большинство сельского населения Ав­стрийской империи находилось фактически в положении, которое мало чем отличалось от крепостной зависимости.

Соответственно §1446 АГУ постановлял, что “права и обязанности... между помещиком и проживающими на его земле крестьянами... определяются в соответствии с нормами основного закона данной провинции и политическими пред-

писаниями”. И хотя основополагающей целью АГУ" является создание стимулов для буржуазных правоотношений, в нем не затрагиваются многочисленные феодальные и сословные права и привилегии, которые регулируются “политическими предписаниями” в том, что касается “охоты, лесов, торговли, слуг или отношений между помещиками и их крестьянами”. Правда, сформулированный в прогрессивном духе §7 АГУ предоставлял судьям право при определенных условиях за­полнять пробелы в законе, опираясь при этом на естествен­ное право. Но одновременно имперская администрация в первые десятилетия после вступления кодекса в силу регули­ровала различные маловажные вопросы самостоятельно, путем издания дворцовых декретов, как будто в Австрии су­ществовало нечто подобное решениям Комиссии по законо­дательству прусского права или постановлению председателя суда, характерные для права переходного периода Франции. По своему духу АГУ опередило состояние умов правящей верхушки и социальные условия авторитарной и абсолютист­ской Австрии. И это позволило Францу Клейну с полным правом сказать, что для того времени австрийский кодекс являлся “самым настоящим анахронизмом” (ааО, S. 17).

Поворотным пунктом является революционный 1848 год. Его единственным правовым последствием стала отмена кре­постной зависимости. Но новые идеи, связанные со свободой печати, экономической свободой, политическим участием буржуазии в управлении государством, получали все большее распространение в широких слоях населения. В период пос­лереволюционной реставрации в ряде случаев прогрессивные завоевания были потеряны. Так, на основе имперских зако­нов, издаваемых во исполнение конкордата 1855 года, браки католиков стали заключаться по каноническому праву, хотя ранее этот вопрос регулировался АГУ. Их семейно-брачные проблемы решались отныне церковными судами. Школьное образование было также поставлено под контроль церкви. Спустя 12 лет австрийские либералы завоевали большинство в парламенте, подобно тому как в 1867 году в Германии после конституционной реформы немецкие либералы победили на выборах в рейхстаг. В результате конкордат был отменен, браки стали гражданскими, равно как и споры между супру­гами стали рассматриваться гражданскими судами. Образова­ние также было отделено от церкви. И по мере того как постепенно менялись аграрные отношения, усиливалась ин-

дустриализация, страна становилась все более открытой для международной торговли и новых форм капиталистического хозяйствования, АГУ благодаря закрепленным в нем принци­пам свободы индивида начинает в 1870-1880 годах все боль­ше отвечать реалиям социальной и экономической жизни Ав­стрии (см. Klein, ааО, S. 16 ff.).

Аналогичным образом развивалась и австрийская юрис­пруденция. После вступления в силу АГУ австрийская право­вая наука повторила путь, пройденный Пруссией после при­нятия ее кодекса в 1794 году и Францией после 1804 года. В Австрии также первоначально господствовала школа толко­вания права, чьи научные горизонты не простирались дальше буквы закона. Представители этой школы не видели смысла в проведении историко-правовых и сравнительно-правовых исследований и не чувствовали к ним вкуса. И здесь положе­ние изменилось после 1848 года. Австрия вновь установила контакты с германской наукой. В области прав это означало контакты с исторической школой права и выросшей из нее пандектистикой. Инициатором этого “открытия Германии” был Джозеф Ингер, профессор Венского университета с 1855 года. Он выступил с резкой критикой “буквоедства” школы толкования, против ее “чисто внешнего манипулиро­вания правом”, ее “логической заостренности на мелочах”.

Кажется, что эти слова принадлежат Савиньи, а не Унгеру, который призывает отказаться от методов школы тол­кования в пользу “историко-философских методов”, суть ко­торых состоит в том, чтобы “с помощью скрупулезного изучения прошлого научиться понимать настоящее в его ха­рактерных проявлениях”. И далее Унгер подчеркивает, что “только методы “исторической школы”, в том виде, как она была основана Савиньи и Пухтой... могут оздоровить авст­рийскую правовую науку”. Поэтому он настойчиво требует от своих коллег по профессии “направить плодоносный по­ток немецкой науки в девственную ниву австрийской юрис­пруденции” (Unger, ааО, S. III-V, 640 ff; Ogris, ааО, S. 11 ff.).

Сам Унгер своими работами во многом способствовал установлению тесных связей между австрийской юриспру­денцией и германской пандектистикой. Он написал оставшу­юся незаконченной работу “Система австрийского граждан­ского права” (1856), в которой дал исчерпывающий анализ германской литературы по пандектному праву. Работа посвя-

щена Общей части гражданского права, которую автор исследовал детально и с особой любовью. По его мнению (см. Unger, аа0, S. 641), без нее любой юрист будет чувство­вать себя в области права, “как лоцман без компаса”. Но он и его ученики вынуждены были строить здание пандектистики на естественно-правовом фундаменте, что, понятно, не обошлось без насилия (примеры см. Ogris, аа0, S. 16 ff.).

Особенно мало внимания Унгер уделил естественно-пра­вовым принципам, закрепленным в различных статьях АГУ. В §7, согласно которому судья при толковании должен опи­раться на эти принципы, он не усматривал ничего иного, “кроме желания авторов удовлетворить свою потребность в чистом теоретизировании”. А §16 и 17, согласно которым человек рассматривался как носитель врожденных естест­венных прав и потому изначально наделялся правосубъектностью, он находил “в себе и для себя совершенно бессмыс­ленными и лишенными практического значения” (аа0, S. 71). После Унгера австрийская и германская доктрины нахо­дятся в постоянном и тесном взаимодействии. Его “Система” имела столь же сильное влияние на австрийскую правовую науку, что и “Руководство” Цахариэса на французскую (аа0, S. 112 ff). С тех пор все австрийские учебники граж­данского права в противоположность АГУ, материал которо­го ими берется за основу, имеют детально разработанную общую часть, и в ней по традиции германской пандектистики дается общее учение об источниках, равно как и о лицах, вещах и правовых сделках.

III

Композиционно и технически АГУ яснее, понятнее и “со­временнее”, чем прусское земское право, “искусственную ар­хитектонику” которого Целлер не желал признавать. По его мнению, изучить ее было бы не под силу даже самому при­лежному и старательному ученому-юристу (цит. по Pfaff -Hoffinann, аа0, S. 48).

В отличие от простоты формулировок французского ПС, многие нормы Австрийского уложения носят отечески-нра­воучительный характер. При этом они представляют собой мотивировку или теоретическое положение. И хотя при бли­жайшем рассмотрении они могут показаться излишними, но

помогают лучшему пониманию текста и облегчают его восприятие (см. Mayer, аа0, S. 385 ff.). B §14 перечислены подразделы АГУ, о которых следовало бы получить представ­ление уже в оглавлении. Кодекс пестрит бесчисленными нормами, в которых читателю сообщается, что тот или иной вопрос регулируется в другом месте закона (например, § 450, 603 АГУ). Богат закон и на определения, которые лишены юридического содержания, но носят разъяснительно-поу­чительный характер. Так, в § 44 АГУ объясняется, что со­гласие на брак — “это выраженное законным образом волеизъявление двух лиц различных полов жить в неразрыв­ном союзе, плодить детей, воспитывать их и оказывать друг другу взаимную поддержку”. Вообще формулировки закона зачастую слишком обстоятельны. И хотя они редко дости­гают изнуряющего многословия Прусского земского права (однако и здесь можно натолкнуться почти на забавную казуистику в § 487-503, 556-683), но явно уступают в глад­кости изложения германскому кодексу, появившемуся на 85 лет позднее.

Для сравнения можно привести формулировки обоих уло­жений о помолвке. § 45 АГУ гласит: “Помолвка или предва­рительное обещание жениться, независимо от обстоятельств или условий, при которых оно было дано или получено, не влечет за собой каких-либо юридически связывающих обяза­тельств как в отношении заключения брака, так и в отноше­нии выполнения того, о чем была достигнута договоренность на случай отказа от заключения брака”.

А вот текст § 1297 ГГУ на ту же тему: “На основании помолвки нельзя требовать заключения брака. Угроза наказа­ния в случае, если брак не состоится, является ничтожной”.

Примечательно, что АГУ содержит всего 1502 параграфа и значительно короче ФГК и ГГУ. Эта краткость, к достиже­нию которой стремились авторы АГУ, была достигнута це­ной допущения множества пробелов в тексте. В свою оче­редь, это поставило австрийскую судебную практику перед решением трудных задач. Так, личные права и обязанности супругов регулируются в четырех параграфах и в очень об­щем плане (§ 89-92 АГУ). Нормы о вещном обременении и маклерских договорах вообще отсутствуют. А регулирование трудовых соглашений и договоров подряда, которое содержа­лось в первоначальной редакции Уложения, ограничивается лишь самыми общими положениями.

Пробельность кодекса и его многочисленные недостатки, которые становятся особенно очевидными при сравнении с ГГУ, привели к тому, что австрийское правительство создало в 1904 году по предложению Унтера Комиссию по пересмотру АГУ. Многолетняя работа комиссии и ее преемников завершилась в 1914-1916 годах изданием трех частич­ных дополнений к АГУ, из которых третье вносит наиболее существен­ные изменения в текст. Благодаря ему 180 норм получили новую редак­цию, были дополнены или изъяты из текста. Эти изменения носят отпечаток сильного влияния ГГУ, касаются всех областей права, регу­лируемых АГУ, и особенно общих норм договорного права, договоров по найму жилых' помещений, аренды, трудовых соглашений, договоров подряда. Эти частичные дополнения часто подвергались критике. Но, по мнению Эренцвайга, они оказались в целом вполне пригодными: “Законы год от года становятся лучше. От прикосновения волшебной палочки практики недостатки исчезают” (ааО, S. 35).

По структуре АГУ опирается на систему институций Гая: вслед за коротким вступлением следуют три части, касающи­еся правового положения личности, вещного права и поло­жений, общих для личных прав и вещного права.

Во введении содержатся общие нормы о вступлении в силу, сфере действия, обратной силе и толковании закона. Примечательно, что уже в § 7, более прогрессивном по срав­нению с Прусским земским правом, судье даются указания о восполнении пробелов в законе. Согласно этим указаниям, судья обязан, если ни буква, ни дух закона не дают искомого решения проблемы, обратиться к сходным случаям, в кото­рых закон дает определенные решения, а также к принципам других законов, родственных данному. Если и в этом случае остаются сомнения, то судье необходимо, “тщательно взве­сив все обстоятельства, решать проблему на основе принци­пов естественного права”. На практике эта норма не играла большой роли, так как суды старались не выпячивать свою правотворческую деятельность и предпочитали скрывать это за дымовой завесой толкования норм обычного права (см. Klang, ааО, S. 84 ff.).

Первая часть АГУ “О правовом положении личности” содержит в своем основном первом подразделе довольно пест­рую смесь норм о “правах, которые касаются личных качеств или отношений”, о правоспособности, об охране прав слабо­умных, о статусе юридических лиц. Сюда же включены неко­торые нормы, регулирующие правовое положение иностран­цев, а также нормы МЧП, которые были полностью заменены новым законом о МЧП в 1978 году.

Во втором подразделе речь идет о семейном праве, кото­рое посредством принятия в 70-е годы ряда законов о рефор­ме было коренным образом изменено и отныне находится в полном соответствии с принципом равенства, провозглашен­ным в § 7.

То же самое относится к третьему и четвертому подразде­лам о правовом положении ребенка и опеке.

Вторая часть — самая объемная — называется “О вещном праве”. В ее первом подразделе рассматривается право на вещи, к которому причисляются владения, собственность, залог, ограничения, связанные с реализацией вещного права, и, довольно неожиданно, наследственное право, трактуемое как право наследовать имущество наследодателя или часть его (§ 308, 532). А во втором подразделе рассматривается право, регулирующее отношения между собственниками по поводу вещей и “посредством которого одно лицо может обязать другое лицо к выполнению каких-либо действий” (§ 307, 859). И здесь проявляется все договорное и деликтное право АГУ.

Этот подраздел начинается с общих норм договорного права. Они регулируют оферту и акцепт, дееспособность, затем признание дого­вора недействительным на основании ошибки, обмана или угрозы, что в наши дни выглядит очень прогрессивным. Наконец, рассматриваются противоправные действия, действия, нарушающие добрые нравы и тре­бования, предъявляемые к форме договора. В ГГУ все эти нормы нахо­дятся в Общей части и касаются не только договоров, но правовых сделок вообще. В § 876 АГУ, появившемся благодаря частичному до­полнению Щ, наоборот, закрепляется положение, согласно которому лишь нормы об ошибке, обмане или угрозе следует применять соответ­ственно “к прочим волеизъявлениям, которые требуют уведомления другого лица”. Общие нормы о нарушении договоров (§ 918-921 АГУ) также восходят к частичному дополнению Ш и опираются на ГГУ. Интересно, что АГУ в § 922 и сл. единообразно регулирует проблему ответственности за дефектность вещи, переданной за вознаграждение, поскольку, в отличие от ГГУ, не имеет значения, продана эта вещь, сдана внаем или в аренду. Интересно, что в Австрии приняты некото­рые основополагающие нормы, защищающие от отрицательных пос­ледствий типовых “общих условий ведения бизнеса”, которые имеют “особое содержание” или “серьезно ущемляют интересы одного из партнеров” (§ 8б4а, 879, Ш). В Германии же этот важнейший вопрос договорного права решается в специальном законе, и в ГГУ он даже не упоминается.

Вслед за общими нормами следуют особые нормы для отдельных видов договоров, например договоров дарения,

хранения, кредитов, займов, купли-продажи. Этими нормами регулируются даже имущественные отношения супругов. С точки зрения истории права интерес представляет подраздел “О доверенности и других формах ведения дел”. Здесь зако­нодатель не делает различий между полномочиями доверен­ного лица и условиями договора, на основании которого эти полномочия были получены, и объединил их под старомод­ным названием “Договор аренды и найма” (Bestandsvertrag).

Конечно, учитывая нынешний дефицит жилой площади, общие нормы заменены специальными законами или их ре­гулирующая роль сильно ограничена. То же самое относится и к трудовым соглашениям, регулирование которых было полностью обновлено частичным дополнением III. Тем не менее они находятся сегодня в латентном состоянии, по­скольку трудовые отношения регулируются множеством со­временных специальных законов.

Влияние естественно-правового образа мышления на ме­ханизм регулирования возмещения ущерба в АГУ очевидно. Как очевидно и то, что в нем игнорируется все многообразие форм деликтных исков римского права, а общая оговорка § 1295 действует одновременно в отношении ответственнос­ти как за нарушение договоров, так и за гражданские право­нарушения в целом. Она гласит: “Лицо, потерпевшее ущерб, наделяется правом требовать возмещения этого ущерба от виновного в его нанесении”. Частичное дополнение Ш к АГУ расширило содержание § 1295 еще на один абзац, кото­рый, следует признать, представляется излишним. Согласно этому дополнению, опирающемуся на § 826 1ТУ, обязанность возместить ущерб возлагается и на тех, кто “в нарушение добрых нравов преднамеренно наносит ущерб”.

В принципе для АГУ неизвестно понятие ответственности без вины. Даже в тех случаях, когда ущерб наносится живот­ным либо в результате обвала, либо разрушения части здания или заводского помещения, лица, которым принадлежит животное или здание, могут избежать ответственности, если докажут, что действовали с должной осмотрительностью (§ 1319 и сл.).

Что касается субститутивной ответственности за действие соучастников, то частичное дополнение Ш к АГУ вновь вво­дит понятие раздельной ответственности (ex contractu et ex delictu). Если предприниматель при выполнении договорных обязательств пользовался услугами помощника, то непосред-

ственно отвечает перед партнером по договору за действия своего помощника (§ 1313а АГУ): Если же предпринимателю предъявлен деликтный иск, то и в этом случае ответствен­ность ложится на него, несмотря на наличие раздельной вины (culpa in eligendo), однако лишь при условии, что суд сочтет помощника “неспособным” (untüchtig) выполнять свои обя­зательства (§ 1315 АГУ).

Развитие современных тенденций в праве, связанных с регулированием несчастных случаев, не нашло отражения в АГУ, как, впрочем, и в ГГУ. Правовые последствия несчаст­ных случаев на рабочем месте, а также в результате проис­шествий на автомобильном, железнодорожном и воздушном транспорте регулируются специальными законами, согласно которым ущерб возмещается по принципу безвиновной от­ветственности. В одном случае австрийская судебная практи­ка пошла дальше германской и признала — даже в отсутст­вие правовой базы, создаваемой специальными законами, — необходимость применения принципа ответственности без вины. На основании этого принципа австрийские суды обя­зывают предпринимателей возмещать ущерб, нанесенный в результате функционирования принадлежащего им “опасно­го производства”. Вопрос о том, является ли производство “опасным”, решает судья.

Наконец, в третьей части АГУ речь идет “о нормах, при­меняемых одновременно для регулирования как правового положения лиц, так и вещного права”. Помимо сроков давнос­ти и приобретения права собственности по давности владения здесь, в подразделе “Гарантии прав”, рассматриваются поручи­тельство и договор о залоге, в подразделе “Правопреемство” — цессия и перевод долга. В подразделе “Прекращение прав” ре­гулируются различные формы погашения долга, как, например, взаимный зачет денежных требований, отказ кредитора от пра­ва требования и платежа; здесь под заголовком “Ненадлежащие платежи” также помещены нормы о неосновательном обога­щении. По сравнению с ГГУ такая структура АГУ может по­казаться произвольной. Однако до сих пор никому не удалось доказать, что такой, вероятно, ошибочный подход к расположе­нию правовых институтов отрицательно сказался на их функ­ционировании. В целом же лаконичность и недостаточная теоретическая база АГУ позволяют проявлять гибкость при толковании: “Его бедность становится его богатством, а нуж­да — добродетелью” (Gschnitaser, jur. BL, p. 57, 371).

Влияние АГУ за пределами Австрии не может идти ни в какое сравнение с французским ГК. То, что Австрия после 1811 года не вела успешных войн, а потому и не завоевала ни одной страны, которые могла бы, подобно Наполеону I в Голландии, Италии и Германии, осчастливить своим кодек­сом, не столь важно. Более веская причина незначительного влияния АГУ за границей заключается, скорее, в том, что это был кодекс, близкий по духу к образу мышления монархии, которая стремилась к возвращению утраченной власти. И при Меттернихе Австрия на многие десятилетия объедини­лась в союз с силами прошлого и к тому же, будучи много­национальным государством, жила в постоянном страхе пе­ред внутренним распадом. ГКФ, наоборот, появился как кодекс сильного унитарного государства, которое образова­лось после победоносной революции и проводило на протя­жении почти всего XIX века экспансионистскую политику.

Кроме того, у колыбели АГУ стояли лишь чиновники, воспитанные в духе просвещенного абсолютизма, а не блис­тательный государственный деятель и талантливый полково­дец Наполеон I. И не может быть поэтому ничего удивитель­ного в том, что влияние АГУ за рубежом было сравнительно невелико. Тем не менее в течение ХГХ века АГУ распростра­нилось на важные ненемецкие территории Австро-Венгрии: Хорватию и Словению, Боснию и Герцеговину и, в ограничен­ном виде, на соседние территории — Сербию и Черногорию. Но не на Венгрию, где оно действовало лишь несколько лет. В Ломбардии и Венеции АГУ было в силе до начала Рисорджименто. Даже после распада Австро-Венгерской империи в 1918 году, проявив удивительную живучесть, АГУ сохраня­лось на территориях, входивших в состав империи, а затем отошедших к вновь образованным государствам — Польше, Югославии и Чехословакии. Лишь после второй мировой войны его сменили новые ГК социалистических стран.

Даже Лихтенштейн — самостоятельное княжество с 1719 года, нахо­дящееся под протекторатом Австро-Венгерской империи, но не являю­щееся ее неотъемлемой частью, реципировал в значительной мере ав­стрийское право, в особенности АГУ. После первой мировой войны Лихтенштейн отделился от Австрии и фактически примкнул к Швейца­рии. С тех пор он в своем законодательстве следует преимущественно швейцарскому образцу. Таким образом, в наши дни в соответствии с АГУ на территории Лихтенштейна действуют лишь семейное и наслед­ственное право, а также нормы, регулирующие правовой статус ребенка (подробнее см. Gschnitzer. Gedächtnisschrift Ludwig Marxer, 1963, 19).

Дата добавления: 2014-11-29