Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Развитие английского общего права 1 страница




III. АНГЛО-АМЕРИКАНСКАЯ ПРАВОВАЯ СЕМЬЯ

Учение об абстрактных вещных договорах — стилевая особенность германской правовой семьи

[Опущен в данном издании]

 

 

 

Литература

BAKER, “The Future of Equity”, 93 Law Q. Rev. 529 (1977).

BRUNNER, Geschichte der englischen Rechtsquelle im Grundriss (1909).

R. DAVID, Introduction à l'étude du droit privé de l'Angleterre (1948). English Law and French Law (1980).

EMSLŒ, “The Law of Scotland, Its Interest for the Comparative Lawyer”, 1982 Curr. Leg. Prob. 25.

FIKENTSCHER, Methoden des Rechts in vergleichender Darstelung II (1977).

HANBURY, English Courts of Law (5th edn., rev. Yardley, 1979).

HEYMANN, “Überblick über das englische Privatreht”, in: Enzyklopädie der Rechtswissenschaft II (2nd edn. Holtzendorff and Kohler, 1914) 281.

HOLDSWORTH, A History of English Law, 16 vols. (1903 ff.). Some Makers of English Law (1938).

JENKS, A. Short History of English Law (6th edn., 1949).

KEETON, English Law, The Judicial Contribution (1974). Kiralfy, The English Legal System (6th edn., 1978). “English LSw” in: An Introduction to Legal Systems (ed. Derrett, 1968) 157.

MAITLAND, Equity (2nd., rev. Brunyate, 1936).

— The Forms of Action at Common Law (1936).

MANCHESTER, Modem Legal History of England and Wales 1750-1950 (1980).

MILSON, Historical Foundstions of the Common Law (1969).

PETER, Actio und Writ, Eine vergleichende Darstellung römischer und englischer Rechtsbehelfe (1957).

— “Englisches Recht”, in: Hfndworterbuch zur deutschen Rechtsgeschich­te I (ed. Erler and E. Kaufmann, 1967) 922.

— Römisches Recht und englisches Recht (1969).

 

PLUCKNETT, A Concise History of the Common Law (5th edn., 1956).

POLLOCK/MÀITLAND, The History of English Law Before the Time of Edward I, 2 vols. (1898, reprinted 1952).

POTTER, Historical Introduction to English Law and Its Institutions (4th edn., rev. Kiralfy, 1958).

SCHMITTHOFP, “Die englische Equity”, Festschrift von Caemmerer (1978) 1049.

ANDREAS B. SCHWARZ. “Das englische Recht und seine Quellen”, in: Die Zivilgesetze der Gegenwart (founded by Heinsheimer) II l (1931) l.

“Equity”, in: Die Zivilgesetze der Gegenwart (founded by Heinsheimer) 11 l (1931) 101, reprinted in: Schwarz, Rechtsgeschichte und Gegenwart, Gesammelte Scriften zur Neueren Privatrechtsgeschicthe und Rechtsvergleichung (ed. Thieme und Wieacker, 1970) 206.

T.B. SMITH, British Justice: The Scottish Contribution (1961).

— Scotland, The Development of Its Laws and Constitution (1962).

— Studies Critical and Compatative (1962).

STEIN, “The Influence of Roman Law on the Law on the Law of Scot­land”, 1963 Jur. Rev. 205.

— Roman Law and English Jurisprudence Yesterday and Today (1969).

— “Logic and Experience in Roman and Common Law”, 59 Boston UL Rev. 433 (1979).

WALKER, “Some Characteristics of Scots Law”, 18 Mod. L. Rev. 321 (1955).

WILLOCK, “The Scottish Legal Heritage Revisited”, in: Grant (ed.)., Independence and Devolution, The Legal Implications for Scotland (1976) 1.

 

I

 

Для юристов континентальной Европы английское право всегда представляется как нечто странное и необычное. На каждом шагу они вынуждены сталкиваться с правовыми ин­ститутами, процедурами и традициями, которым невозможно подыскать аналогов в привычном мире правовых понятий континента. Наоборот, они с сожалением констатируют, что в английском праве отсутствует многое из того, что кажется им само собой разумеющейся предпосылкой для нормального отправления правосудия, как, например, ПС, торговый ко­декс, Гражданский процессуальный кодекс (ГПК), логичная и выстроенная по единой схеме система понятий. Вместо этого они видят юридическую технику, основу которой со­ставляют не тексты законов и их толкование и не система юридических понятий, опосредствующих явления социаль-

 

ной жизни и служащих инструментом их классификации. Для английских юристов более характерными являются пре­юдициальный образ мышления, стремление систематизиро­вать прецеденты. Они склонны детально обсуждать жизнен­ные проблемы и аргументировать свои выводы, опираясь скорее на конкретные и исторические факты, нежели на абстрактные понятия.

Английский правопорядок, как никакой другой, требует для правильного понимания тщательного изучения его исто­рических корней.

Разумеется, современные правовые системы континен­тальной Европы также невозможно понять, не зная их исто­рии. И знаменитая фраза Холмса: “В основе права лежит не логика, а опыт” (The Common Law, 1881, 1) справедлива не только для англо-американской правовой семьи, в отноше­нии которой она была в первую очередь сказана. И хотя правовые системы разных стран в большей или меньшей степени связаны со своим прошлым и, несмотря на все соци­альные и экономические перемены, сохраняют традицион­ные формы юридического мышления, в Англии эта связь и приверженность традиции ощущаются наиболее сильно. Фактически нет такой страны, которая, подобно Англии, осталась бы спустя столетия приверженной неизменному стилю применения права. Равно нет такой страны, как Анг­лия, где бы время пощадило право и уберегло его от карди­нальных потрясений. Так, в Германии во многих сферах было полностью реципировано римское право, а во Франции оно существенным образом повлияло на правовые принципы, хотя и не вытеснило обычное право целиком.

Влияние же римского права на английское общее право на протяжении всей истории его развития было крайне не­значительным и не коснулось его основ. Не нашла в Англии отклика и идея кодификации, порожденная представлениями естественного права и эпохи Просвещения о необходимости освободить накопившийся в процессе исторического раз­вития неупорядоченный правовой материал от “ненужного хлама”, рационально систематизировать его и посредством планомерной законодательной деятельности придать обобща­ющий характер, выразив в понятной форме.

И наконец, Англия никогда не переживала столь разруши­тельных политических потрясений, как Франция в 1789 году. Там революция одним решительным ударом уничтожила пра-

 

во старого режима и заменила его принципиально новой сис­темой, которая, как было показано выше, сохранила ряд ста­рых институтов, но в целом была построена на качественно новых навалах. Такого обновления английское право ни разу не переживало за всю историю своего развития.

Вышесказанное с очевидностью свидетельствует о важ­ности и необходимости начать краткое введение в англо-американское право с описания основополагающих момен­тов истории его развития. Это дает возможность понять, почему в Англии не было ни рецепции римского права, ни кодификации и в чем истоки непрерывности развития ан­глийского права, столь необычной для континентального наблюдателя, в особенности для историка права. Историко-правовой экскурс будет полезен и для читателя, специально не интересующегося историей, так как иначе он не сможет понять современное общее право, которое имеет свой осо­бый стиль, свою юридико-техническую терминологию и осо­бый подход к классификации правовых институтов.

 

II

 

История английского права начинается с 1066 года, когда норманны под предводительством Вильгельма I в битве при Гастингсе нанесли англосаксам сокрушительное поражение и тем самим создали предпосылки для постепенного подчи­нения в последующие годы своему полному господству Бри­танских островов. Правда, в предшествующие столетия Анг­лия, уже объединенная англосаксонскими королями в некое аморфное государственное образование, имела свое обычное право, а при короле Альфреде Великом (871-900) оно было зафиксировано даже в письменной форме. Эта правовая тра­диция была сохранена Вильгельмом Завоевателем, и 1066 год не внес в нее коренных изменений. Однако в дальнейшем влияние норманнского владычества в области права было столь значительным, что предыдущим периодом в развитии английского права спокойно можно пренебречь.

К большим достижениям Вильгельма I и его преемников относится создание однородной, жесткой и четко упорядочен­ной системы вассалитета во главе с королем. Вильгельм I рассматривал себя как легитимного наследника англосаксон­ской короны, а своих противников — как бунтовщиков.

 

Поэтому он собрал воедино все свои земли и раздал их в качестве феодальных владений приблизительно 1500 своим наиболее приближенным дружинникам. Эти люди поклялись ему в верности, а за земли, переданные им в пользование, обязались служить Вильгельму или платить дань. В свою очередь, они могли давать эти земли в пользование своим вассалам. Таким образом, в Англии довольно рано сложи­лись представления о том, что наделение землей прямо или косвенно зависит от короны.

И с XIII века в Англии употребляется выражение “феод” (по-английски fee — абсолютное право собственности). На континенте оно имело ограниченное значение и относилось только к ленным землям вассалов, находившихся на военной службе у сеньора.

В Англии же этот термин означал любое наследственное право пользования земельным участком. И даже в современ­ном английском земельном праве исходят из предположения, которое лишено практического смысла и которое заключает­ся в том, что вся земля в Англии является собственностью короны. И, как следствие этого, каждый гражданин в отно­шении определенного земельного участка может обладать лишь ограниченным правом пользования (подробнее см. Megarry — Wade. The Law of Real Property, 1966, 13; Heymann, aa0, S. 311 ff.).

 

Как Вильгельм I, так и его преемники строго следили за тем, чтобы поместья их магнатов были географически рассеяны. И лишь на окра­инах они позволяли создавать крупные поместья, которые могли слу­жить пограничным заслоном от набегов непокоренных шотландцев и уэльсцев и при этом не представлять серьезной опасности для централь­ной власти. Так что вассалы английских королей никогда не достигали такого могущества, каким обладали крупные феодалы во Франции и в Германии, которые по политическому влиянию часто превосходили своих правителей. И поэтому во Франции королям удалось подчинить их своей власти лишь в XIV веке, а князья средневековой Германии никогда до конца не подчинялись императору или своему королю.

 

Жесткая, построенная по иерархическому принципу пи­рамидальная конструкция централизованной власти во главе с королем и блестящие организаторские способности нор­маннов, которые основали ряд государств, создали предпо­сылки для дальнейшего сосредоточения управленческих фун­кций в руках королевской администрации. Уже Вильгельм I заложил новые основы для налогообложения благодаря тому, что в 1086 году вся земля, находившаяся в собственности,

 

была занесена в кадастровую книгу “Страшного суда”. Нало­ги, уплачиваемые вассалами, тщательно проверялись коро­левской курией — специальным органом, членами которого были король и его советники. При Генрихе I (1100-1135) курия постепенно превращается в высшее казначейство (Ex­chequer). Оно обладало не только контролирующими функ­циями. В его компетенцию входило также решение всех правовых вопросов, связанных с налогообложением. И в кон­це концов по характеру своей деятельности оно все более становится похожим на суд.

Возрастающее вмешательство центральной королевской администрации в гражданско-правовую и уголовную сферы также имеет под собой фискальную основу (см. Holo/Sworth, aa0, S. 173).

Основными налогоплательщиками были крупные земле­владельцы. Поэтому предлагалось, чтобы королевская курия рассматривала также споры, касающиеся крупных частных поместий, особенно если они принадлежали “основным вла­дельцам” (tenants in chief). Их право на пользование землей было непосредственно даровано королем. Но и уголовно-правовая сфера представляла интерес для короля. Для регуляр­ного поступления в казну налоговых платежей необходимо было, чтобы в стране царили мир и порядок. С этой целью создается исключительная королевская юрисдикция в отно­шении тяжких преступлений. Благодаря ей король получает новый важный источник доходов в виде штрафов и конфис­каций имущества. Таким образом, в Х11-ХП1 веках королев­ская юстиция постепенно разрастается из судебного учреж­дения со специальной компетенцией по решению споров с участием государства в общую юрисдикцию с широкими полномочиями. Это привело к тому, что королевская курия со временем трансформировалась в три постоянных суда с профессиональными судьями. Эти суды уже заседали в отсут­ствие короля, их постоянным местонахождением был Вест­минстер, а компетенция, которой они были наделены, оста­валась неизменной вплоть до XVII века.

 

Наряду с судом казначейства функционировал суд общегражданс­ких исков компетентных лиц, служивший в качестве контролирующего и кассационного органа для традиционных судов низших инстанций, которыми еще с 1066 года руководили королевские чиновники (шери­фы). Третий суд — суд королевской скамьи — занимался в основном делами, имеющими особо важное политическое значение. Кроме того,

 

 

с XII века короли начинают все чаще посылать в провинцию “путешес­твующих судей” (justiciarii itenerantes). Эти судьи заменяют шерифов на посту председателей судов и осуществляют судопроизводство от имени короля. Такой порядок назначения судей сохраняется в Англии и по сей день.

 

Этим было положено начало развитию процесса, который в течение следующих столетий привел к сильной централи­зации юстиции и стимулировал унификацию права в Англии. Местные суды в городах и имениях лендлордов постепенно приходили в упадок. И не только потому, что королевские судьи, поддерживаемые авторитетом государственной власти, пользовались большим уважением, но также и потому, что судопроизводство в королевских судах, равно как и удовлет­ворение исков, осуществлялось более современными и про­грессивными методами. Параллельно шел процесс постепен­ного вытеснения местных норм обычного права, оставшихся еще с англосаксонских времен. Формально это право никог­да не отменялось. Но по мере того, как растет роль права, применявшегося королевскими судьями, значение обычного права уменьшается.

Таким образом, в Англии довольно рано проявилось уни­фицированное право, называемое по этой причине “общее право”. Во Франции процесс формирования “общего фран­цузского права” закончился в XVI веке. А в Германии ста­новление “общего права” завершается в ХК веке, да и то лишь в теории пандектов. Поэтому в Англии никогда не иг­рали заметной роли такие важные движущие силы реализа­ции кодификационной идеи на континенте, как философия просветителей, теория естественного права и практическая потребность в унификации.

С юридико-технической точки зрения основу процесса в средневековье составляли предписания (writs), представляв­шие собой в те времена послания духовных или светских князей, в которых они давали своим корреспондентам опре­деленные поручения или инструкции. В праве предписание означало приказ короля, в котором он кратко излагал суть тяжбы и поручал судебному чиновнику, судье или руководи­телю суда вчинить иск по данному конкретному делу и заслу­шать его в присутствии сторон. Такого рода предписания по одностороннему ходатайству истца и без заслушивания ответчика оформлялись после уплаты первым судебных сборов от имени короля его высшему судебному чиновнику,

 

позже получившему название “лорда-канцлера” или “верхов­ного судьи”.

Поскольку истцы в обоснование своих исковых требова­ний приводили, как правило, одни и те же причины, очень скоро был разработан стандартный текст предписаний, полу­чивший на практике название “искового формуляра” (form of action), в который требовалось внести только имена и адреса сторон. К концу ХП века лорд-канцлер использовал уже около 75 стандартных типов предписаний. В XIII-XIV веках их число значительно возросло. Вскоре они были сведены в полуофициальные “Реестры предписаний”, кото­рые получили широкое распространение среди юристов-практиков.

 

Большинство видов предписаний раннего периода было связано с решением земельных споров по феодальному праву. Так, например, “предписание о наделении правом” уполномочивало вассала требовать от ответчика воздерживаться от посягательства на его права владения и пользования земельным участком. А “предписание об обычаях и повин­ностях” наделяло сеньора правом требовать через Королевский суд, чтобы вассал исправно нес свою службу. Вассал же, в свою очередь, мог требовать от сеньора с помощью “предписания о виндикации” возврата своей движимости, заложенной в обеспечение выполняемых им феодальных повинностей (подробнее см. Peter. Actio u. Writ, aa0, S. 21 ff., 105 ff.).

Сколь сильно английское право было подвержено влиянию “проце­дурного мышления”, свидетельствуют трактаты юристов ХII-ХIII ве­ков Глэнвиля (умер в }l90 г.) и Брэктона (умер в 1268 г.), оба — высшие чиновники Королевского суда. Эти трактаты первыми в ан­глийской юридической литературе были признаны источниками права (books of authority). В них систематизированы и последовательно про­комментированы все встречающиеся в юридической практике того вре­мени предписания, которые авторы рассматривали как действующее право. Брэктон использовал при этом решения Королевского суда.

 

Было очень важно, чтобы истец перед началом процесса тщательно продумывал вопрос о том, какой тип искового заявления в наибольшей степени отвечал обстоятельствам его дела и мог помочь его выиграть. Но такой выбор был не только важен, но и труден: важен — так как неправильный выбор типа предписания был чреват отказом в рассмотрении жалобы, труден — так как число типов предписаний все уве­личивалось и потому различать их становилось с каждым разом все труднее, ибо каждый формуляр соответствовал строго определенным обстоятельствам дела. К этому следует добавить, что каждому предписанию соответствовали опреде-

 

ленные процедурные нормы. Уже это обстоятельство позво­ляло лорду-канцлеру и судьям связывать некоторые типы предписаний с более современной системой доказательств, что делало королевскую юстицию более привлекательной в глазах общественности. Особенно это касалось отдельных типов жалоб с устаревшими методами доказывания путем ор­далий (водой и огнем, борьбы) и очистительной присяги. Чиновники королевских судов отказывались от этих методов и вместо этого передавали всю процедуру установления фак­тов суду из 12 присяжных заседателей.

Разумеется, ни в коей мере не ограничивалось право лор­да-канцлера издать новое предписание, исходя из собствен­ных представлений о том, что следует понимать под рацио­нальным и строго упорядоченным развитием права. Иногда случалось, что королевские судьи признавали ничтожными необычные новые предписания. Такая практика ничем не ограниченной свободы в обращении с предписаниями была “бельмом на глазу” у лендлордов, поскольку правотворчество постоянно осуществлялось без их участия. Поэтому во вто­ром Вестминстерском статуте 1285 года была сделана попыт­ка сузить сферу компетенции лорда-канцлера и его ведомст­ва. В нем постановлялось, что лорд-канцлер и его чиновники наделяются правом издавать новые предписания для случаев, аналогичных тем (in consimili casu), для которых предписа­ния уже имеются. Однако в спорных или сомнительных слу­чаях они должны передавать дело для рассмотрения на бли­жайшей сессии парламента.

 

В рамках этого регулирования общее право проделало удивительно долгий путь своего непрерывного развития с XIV по XVII век. За это время ушли в прошлое и постепенно забылись одни формы исков, дру­гие, наоборот, дали рост новым побегам, которые со временем стали самостоятельными и, в свою очередь, дали жизнь следующему поколе­нию исков. Поскольку подробное рассмотрение данного процесса не является целью данной работы, ниже вкратце он будет рассмотрен на примере поразительного развития предписаний о праве вчинения исков из причинения вреда (подробнее см. Maitland. Forms of action, aa0, p. 53 ff„ 65 ff.).

Первоначально этот тип предписаний издавался лишь в тех случаях, когда речь шла о противоправном нарушении одним лицом владения другого лица с нанесением ему телесных повреждений или причинени­ем ущерба его собственности в материальном смысле путем насилия или вероломства (vi et armis contra pacem domini régis).

Однако вскоре выяснилось, что и без нанесения непосредственных телесных повреждений истцу и его материальной собственности его

 

 

права могут быть нарушены в результате как упущений, так и опреде­ленных действий ответчика, которые не имеют к истцу прямого отно­шения. В данном случае лорд-канцлер начиная с 1350 года удовлетво­рял “иски о взыскании убытков” по аналогии, часто опираясь при этом на формулировку Вестминстерского статута in consimili casu. В про­цессе исторического развития этот иск не только стал общепринятым для различных видов нарушений, регулируемых современным деликтным правом (см. т II, § 17, III), но и послужил основой для позднее возникшего договорного права. Так, в одном известном деле 1348 года обоснованием иска к паромщику по поводу гибели лошади истца яви­лось то обстоятельство, что паром перевернулся из-за сильной пере­грузки. Форма общего иска о возмещении ущерба в связи с нарушени­ем договорных обязательств тогда не была известна. Правда, некоторые притязания, имеющие договорную природу, могли быть предъявлены по “предписанию о нарушении договора за печатью” или по “предписа­нию о взыскании денежного долга”. Обоснование, связанное с “догово­ром за печатью”, отпадало, поскольку такового не было. Иск о взыска­нии денежного долга предполагает существование договоренности об определенной, заранее фиксированной сумме денег, а именно о займе или квартирной плате. Иск из причинения вреда также не подходил, так как действия паромщика не были направлены непосредственно на нанесение лошади телесных повреждений.

Тем не менее лорд-канцлер удовлетворил “иск о взыскании убыт­ков” на том основании, что уже в силу своей профессии паромщик берет на себя обязательство перед обществом перевозить товары своих клиентов на другой берег в целости и сохранности. Так постепенно термин “берет на себя обязательство по простому договору” (assumpsit) стал применяться к различным видам “исков о взыскании убытков”, которые могли предъявляться прежде всего в тех случаях, когда пред­ставители ряда профессий в сфере услуг, связанных с удовлетворением потребностей населения, такие как паромщик, кузнец, врач и т.д., не выполняли должным образом своих обязательств перед обществом.

В дальнейшем сфера применения этого термина была распростране­на на случаи плохого выполнения, а вскоре и невыполнения услуг, предоставление которых предполагает данная профессия. Различные иски из квазидоговоров, с помощью которых общее право удовлетворя­ет претензии по делам о неосновательном обогащении, также отпочко­вались от “исков о взыскании убытков”.

 

У внимательного читателя, вероятно, часто уже возникало впечатление, что в развитии средневекового общего права Англии обнаруживается много общего с римским правом. Действительно, в Риме, как и в Англии, правовая защита предоставлялась лишь в тех случаях, если истец получал от чиновника, находящегося да службе у правосудия, но не яв­ляющегося судьей, — претора (и соответственно канцлера) — специальный исковой формуляр, то есть стандартное исковое заявление с определенным текстом — в Риме или предпи-

 

сание — в Англии. Число таких типовых исковых форму­ляров всегда было ограничено в обеих правовых системах. Они заносились в особые реестры (edictum perpetuum — в Риме, Register of writs — в Англии), и в процессе историчес­кого развития число их постепенно увеличивалось путем создания новых типовых исковых формуляров, например actiones utiles в Риме и writs in consimili casu в Англии. На­личие во многом сходных типов исковых формуляров в Древ­нем Риме и Англии, служащих необходимой предпосылкой для начала процесса, привело к тому, что юристы-практики заботились не столько о содержании иска, сколько о его формальной принадлежности к тому или иному типу иско­вых формуляров.

Они были больше заинтересованы в решении проблемы отнесения конкретных фактов того или иного дела к соот­ветствующему типу исков или предписаний, чем в создании стройной системы действующего права путем его тщательно­го изучения и классификации с помощью рациональных методов. Поэтому как римское право, так и средневековое общее право находились под сильным влиянием “процессу­ального образа мышления”. В обеих системах нормы матери­ального права появились гораздо позже “как выделения процессуального права, заполняющие его собственные поло­сти и пазы” (Main. Early law & Custom, 1889, 389). И во многих других отношениях историческое развитие обеих систем права, несмотря на то что их разделяет промежуток в 1000 лет, шло параллельными путями. И это позволило Поллоку и Мэйтлэнду с полным правом констатировать, что в то время, когда в Западной Европе глоссаторы и комментаторы “только начинали заимствовать и выдавать за свои послед­ние результаты истории римского права, Англия интуитивно воспроизводила эту историю” (ааО, II, р. 588).

 

Подробнее об этом см. работы Петера, в которых автор удачно сочетает историко-правовой и сравнительно-правовой подходы.

Этот интуитивный параллелизм в развитии римского и английского права помогает лучше понять тот удивительный факт, что юридическая техника древних римлян и англичан имеет гораздо больше общего, чем правовая техника римлян и пандектистов XIX века, которые во всеус­лышание ссылаются на римское наследство.

“Как это ни парадоксально, но между римским юристом и юристом общего права больше общего, чем между римским юристом и его пре­емником, современным цивилистом. Как юрист общего права, так и римский юрист избегают обобщений и по возможности определений.

 

 

Их метод — активная казуистика. Они переходят от одного конкретно­го случая к другому и стремятся создать не что-то вроде логической системы, а исправно действующий механизм регулирования для каждо­го из них, не опасаясь логических несоответствий, которые рано или поздно могут привести к трудностям. У пандектистов другой метод. Для них закон — совокупность норм, извлекаемых из первичных принци­пов, изложение которых составляет содержание Общей части, в его структуре. Правда, пандектисты вынуждены идти на уступки широкой публике, так как воздвигнутая ими надстройка, вопреки их ожиданиям, не совсем соответствует базису из фундаментальных принципов. Но самое интересное во всем этом, что их метод не тот, что у римских юристов или юристов общего права” (Buckland — McNair Roman Law & Common Law, 1952, XIV).

 

III

 

К концу XIII века подъем в правотворчестве королевских судов начинает постепенно спадать. Оказалось, что процеду­ра рассмотрения дел в этих судах сложна и формалистична, применяемое право не соответствует изменившимся услови­ям и имеет много пробелов. Дела же проигрываются из-за технических ошибок, подкупов, процессуальных уловок или сильного политического влияния другой стороны. И уже в XIV веке сторона, которая не смогла добиться предписания или проиграла дело по указанным причинам в королевском суде, обращалась с просьбой к королю призвать противную сторону королевским повелением к достойному поведению, пусть даже не отвечающему строгим нормам общего права, соответствующего принципам морали и совести. Король имел обыкновение передавать такие челобитные на исполне­ние лорду-канцлеру, своему высшему должностному липу, который помимо этого благодаря практике издания предпи­саний обладал прекрасным знанием общего права и имел при себе юридических экспертов. Наконец, будучи облеченным в высший духовный сан и в качестве такового являясь “храни­телем совести короля”, он обязан был быть в состоянии без малейшей предвзятости решить, достоин ли проситель того, чтобы ему была оказана монаршая милость “во имя любви к господу и милосердия”.

Постепенно эти челобитные стали направляться лорду-канцлеру. На основе его решений с течением времени вы­кристаллизовался целый комплекс специальных правовых

 

норм, регулирующих данную проблему. Начиная с XV века и по сей день этот комплекс норм называют equity — право справедливости.

Для рассмотрения челобитных лорд-канцлер разработал специальную процедуру, которая значительно отличается от процедуры королевского суда. Если лорд-канцлер считал, что дело, изложенное в петиции, заслуживает того, чтобы ему дать ход, он вызывал упомянутого в ней ответчика не в Ко­ролевский суд, а к себе для личной беседы. Вызов оформлял­ся в виде специального предписания, которое содержало уг­розу выплаты крупной денежной суммы — 100 франков — в случае неисполнения (subpoena centum librarum) и потому называлось “предписание о вызове в суд” (writ of subpoena).

Так как лорду-канцлеру важно было проверить справедли­вость упрека в аморальности и бессовестности ответчика, то формальные нормы доказательства, применяемые в королев­ских судах, роли не играли: противник челобитчика должен был под присягой изложить лорду-канцлеру суть дела и отве­тить на все его вопросы. В отношении фактических обстоя­тельств и правовых вопросов лорд-канцлер принимал реше­ние самостоятельно, без участия присяжных заседателей. Исполнение окончательно принятого им решения гарантиро­валось суровыми мерами наказания вплоть до ареста.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2014-11-29; Просмотров: 759; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.063 сек.