СартрЖ.-П. Проблемы метода: Пер. с фр. М., 1994. С. 7-8

С. 376.

Своей жизни и жизни своего рода»70.

Рическим материализмом»)»6'. ствам, к максимальной прибыли в

Удовлетворение своих материальных тал главным мотивом человеческой

потребностей (именно поэтому мар- деятельности стремление к матери-

ксистская теория называется «исто- альной (финансовой) выгоде, к удоб-

Ученик Фрейда, неофрейдист Э. Фромм, сравнивая воздействие на социальную мысль XX в. Фрейда и Маркса, пишет:

«Вряд ли нужно говорить о том, что Маркс — это фигура всемирно-исторического значения, с которой Фрейда нельзя сравнивать. Даже если вы вместе со мной глубоко сожалеете о том, что почти в тре­тьей части земного шара проповедуется искаженный и деградиро­вавший «марксизм», это не уменьшает уникального исторического значения Маркса. Но и безотносительно к этому историческому факту я считаю Маркса мыслителем гораздо большей глубины и охвата, чем Фрейд. Марксу удалось соединить духовное наследие гуманизма эпохи Просвещения и немецкого идеализма с экономи­ческой и социальной реальностью и тем самым заложить основу но­вой науки о человеке и обществе, опирающейся на факты, проникну­той в то же время духом западной гуманистической традиции, И хотя большинство систем, претендующих на то, чтобы говорить от имени Маркса, отвергают дух гуманизма или искажают его, я верю... что возрождение западного гуманизма вернет Марксу его выдающееся место в истории человеческой мысли»⁷¹.

^й ТошДж. Указ. соч. С. 34.

⁷⁰ Фромм Э. Концепция человека у К. Маркса//Фромм Э. Душа человека. М.,

⁷¹ Фромм Э. Из плена иллюзий: Как я столкнулся с Марксом и Фрейдом//Там

же. С. 300-301.

Известный французский философ-экзистенциалист Жан-Поль Сартр, размышляя о соотношении марксизма и экзистенциализма как ведущего философского течения XX в., считает, что к концу 1950-х годов марксизм не утратил своего значения в качестве господствую­щей философии. Причем функции философии Сартр понимает пре­дельно широко и при этом признает всеобъемлющий характер марк­сизма:

«Если философия должна быть одновременно тотализацией знания, методом, регулятивной идеей, наступательным оружием и языковой общностью; если это «видение мира» есть вместе с тем орудие раз­рушения прогнивших обществ; если концепция, созданная одним че­ловеком или группой людей, становится культурой, а порой и сущно­стью целого класса, то очевидно, что эпохи философского творче­ства редки. Между XVII и XX веками я вижу три такие эпохи; обозначу их именами знаменитых мыслителей: есть "момент" Декарта и Лок-кэ, "момент" Канта и Гегеля и, наконец, Маркса. Эти три философии становятся, каждая в свой черед, почвой всякой частной мысли и горизонтом всякой культуры, они непреодолимы, так как не был пре­одолен исторический момент, выражением которого они являются. Я не раз отмечал: "антимарксистский" аргумент есть лишь очевидное подновление домарксистской идеи. Так называемое "преодоление" марксизма в худшем случае может быть лишь возвратом к домарк­систскому мышлению, в лучшем случае — открытием мысли, уже содержащейся в той философии, которую мнят преодоленной. Что же касается "ревизионизма", то это или трюизм, или непепость: нет никакой необходимости приспосабливать живую философию к раз­вивающемуся миру; она всемерно приспосабливается к нему сама, предпринимая для этого множество частных исследований, ибо она составляет одно с движением общества»⁷².

Итак, для Сартра в конце 50-х годов XX в. марксизм остается «жи­вой», не преодоленной философией. Обратим также внимание на то, что «момент» Маркса, по Сартру, длится дольше, чем предшествую­щие ему философские эпохи. Чем же так привлекательна теория мар­ксизма? Почему споры ее верных адептов и яростных противников не стихают уже почти полтора века? Рискнем предположить, что при­влекательность и сила воздействия марксизма обусловлены социальным оптимизмом его историософии и системностью, всеобъемл ем остью его социальной теории и ее мощным теоретике-познавательным и методологическим потенциалом.

Сартр, рассматривая философию «как метод исследования и объяс­нения» и стремясь отмежеваться от марксистов-догматиков, пишет:

«Почему же я не считаю себя просто марксистом? Да потому, что для меня утверждения Энгельса и Гароди — это руководящие прин­ципы, это постановка задач, это проблемы, а не конкретные истины; потому, что они представляются мне недостаточно определенными и, следовательно, допускающими разные интерпретации, — одним словом потому, что они представляются мне регулятивными идея­ми [выдепено мной. — М. Р.]»⁷³.

Джон Тош выявляет три типа исторических теорий и не без осно­ваний утверждает, что марксизм синтезирует все эти функции:

«...социальные теории возникают в связи с тремя аспектами истори­ческого объяснения. Во-первых, это трудности, связанные с пости­жением взаимосвязи [здесь и далее выделено мной. — М. Р.] всех измерений человеческого опыта в конкретный период...

...Во-вторых, теория необходима — при анапизе исторических

перемен...

...И наконец, в-третьих, самые амбициозные теории стремятся объяснить не просто, каким образом происходят изменения в исто­рии, но и определить направленность этих изменений; цель этих теорий — дать представление о судьбах человечества, наделив исто­рию смыслом»⁷⁴.

В силу этого Дж. Тош убежден в методологической значимости марксизма:

«Подлинной причиной сильной привлекательности марксизма явля­ется то, что он прекрасно отвечает потребности историка в теории, причем во всех трех областях, где теория особенно необходима.

Марксистская модель "базис/надстройка" представляет собой весьма полезный способ постижения всей совокупности соци­альных отношений в любом конкретном обществе. Дело не просто в том, что в ней есть место для всех политических, социальных, эконо­мических и технологических аспектов; при полномасштабном марк­систском анализе все общепринятые различия между ними теряют силу. Социальная и экономическая история становятся нераздели­мым целым, а попитические исследования избавляются от опасности превратиться в мелочную реконструкцию кривлянья профессиональ­ных политиков на их собственной арене...

...Это же взаимодействие спасает марксизм от антиисторической ошибки, столь характерной для других теорий, — тенденции рассмат­ривать социальное равновесие как норму. Фундаментальный посту­лат историков-марксистов состоит в том, что любое общество содер-

⁷³ Сартр Ж.-П. Указ. соч. С. 43.

⁷⁴ ТошДж. Указ. соч. С. 186-187.

жит и стабилизирующие и подрывные элементы (противоречия), а исторические перемены происходят, когда последние вырываются из рамок существующей общественной системы и в процессе борьбы устанавливают новый порядок. Историки сочли понятие диалектичес­кого взаимодействия бесценным орудием для анализа обществен­ных изменений разной интенсивности: от едва заметного движения внутри стабильной общественной формации до периодов револю­ционного брожения.

Претензии марксизма на то, что он открыл направленность всего исторического процесса — наиболее трудный для оценки компонент этой теории. Сегодняшних историков-марксистов не слишком при­влекают гигантские эволюционные схемы, и, вероятно, мало кого из них волнует, насколько их исследования могут пролить свет на перс­пективу обрисованного Марксом бесклассового общества будуще­го. Но вряд ли можно усомниться, что марксизм сегодня — един­ственный наследник концепции истории как прогресса»⁷⁵.

Стоит обратить особое внимание на то, что такие разные авторы, как «практикующий историк» Дж Тош и философ-экзистенциалист Жан-Поль Сартр, обусловливают методологический потенциал марк­сизма строгостью его теории: т.е. не только и не столько разрабатыва­емая теория зависит от метода исследования, сколько метод опреде­ляется теорией, или, как пишет Дж. Тош:

«...теория обычно означает интерпретационную схему, придающую исследованию импульс и влияющую на его результат»⁷⁶.

Но все же, несмотря на столь замечательные отзывы известных западноевропейских мыслителей, нас, людей, переживших все пер­турбации последних полутора десятков лет, не покидает ощущение, что хотя бы в чем-то Маркс был не прав: ведь грандиозный соци­альный эксперимент, поставленный «марксистами» XX в. дал не вполне предсказуемый результат. Слово «марксист» мы не случайно постави­ли в кавычки, поскольку не все, что творилось под знаменем марк­сизма, соответствует идеям Маркса, но какой-то внутренний дефект, по-видимому, содержит и сама теория. Попытаемся его обнаружить.

Рассмотрение некоторых аспектов исторической теории Маркса начнем с анекдота:

«Кто такой коммунист? Это тот, кто читал произведения Карла Мар­кса и Фридриха Энгельса. А кто такой антикоммунист? Это тот, кто их понял».

⁷⁵ ТошДж. Указ. соч. С. 204-205.

⁷⁶ Там же. С. 185.

Я не призываю вас становиться антикоммунистами, а тем более коммунистами. Но давайте все-таки попытаемся понять. При этом бу­дем максимально использовать тексты их произведений, руководству­ясь советом, который на закате своей жизни Ф. Энгельс дал начинаю­щему марксисту И. Блоху:

«...я прошу Вас изучать эту теорию по первоисточникам, а не из вторых рук, — право же, это гораздо легче»⁷⁷.

Тем более что предлагаемая вам интерпретация аксиоматики ис­торической теории марксизма вполне оригинальна, следовательно, ее корректность может быть подтверждена (или опровергнута) только путем ваших собственных размышлений над произведениями Маркса и Энгельса⁷⁸. Да и нельзя не согласиться с Э. Фроммом в его поисках причин фальсификации мыслей Маркса:

«Ирония истории состоит в том, что, несмотря на доступность источ­ников, в современном мире нет предела для искажений и неверных толкований различных теорий. Самым ярким примером этого рода является то, что сделано в последние десятилетия с учением К. Мар­кса. В прессе, литературе и речах политических деятелей постоянно упоминается Маркс и марксизм, так же как в книгах и статьях изве­стных философов и социологов. Создается впечатление, что ни по­литики, ни журналисты ни разу не прочли ни единой Марксовой строч­ки, а социологи и обществоведы привыкли довольствоваться мини­мальными знаниями текстов Маркса. <...>

Как это стало возможно, что философия Маркса оказалась иска­жена до неузнаваемости, до своей полной противоположности?

Для этого есть несколько причин, И первая из них — это чистое невежество. Дело в том, что материализм не изучается в университе­тах, не подвергается ни анализу, ни критике... Каждый считает себя вправе говорить о Марксе, не прочтя ни единой его строчки...»⁷⁹.

Задачу истории Маркс понимал очень широко. В его понимании, в отличие от понимания его современников-историков, руководствую­щихся принципами историзма (в формулировке Леопольда фон Ран-

⁷⁷ Фридрих Энгельс — Йозефу Блоху. С. 396.

⁷⁹ Необходимо подчеркнуть, что в нашу задачу не входит разграничение вкла­да Маркса и Энгельса в «исторический материализме, поэтому, за исключением особо указанных случаев, мы будем рассматривать их концепцию как единую, тем более что и вырабатывали они ее в основном совместными усилиями и в целост­ном виде изложили, по преимуществу, в работах, написанных в соавторстве, таких, как «Немецкая идеология», «Манифест Коммунистической партии».

⁷⁹ Фромм Э. Концепция человека у К. Маркса... С. 376.

ке), история должна служить целям социальной практики. И для реа­лизации этой задачи он ставит философию «на службу истории»:

«Задача истории, следовательно, — с тех пор как исчезла правда потустороннего мира, — утвердить правду посюстороннего мира. Ближайшая задача философии, находящейся на службе истории, состоит — после того как разоблачен священный образ человечес­кого самоотчуждения — в том, чтобы разоблачить самоотчуждение в его несвященных образах. Критика неба превращается, таким об­разом, в критику земли, критика религии — s критику права, кри-

Дата добавления: 2014-12-07