Вопросы. Настоятельно рекомендуемая

Дополнительная

Рекомендуемая

Настоятельно рекомендуемая

Гегель Г.-В.-Ф. Лекции по философии истории. СПб., 1993. 479 с.

Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. М., 1988. Гл. 1.

Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года//Маркс К. Со­циология. М., 2000. С. 177-324.

Энгельс Ф. Анти-Дюринг: Переворот в науке, произведенный господи­ном Евгением Дюрингом. М., 1973. 483 с.

Энгельс Ф. Карл Маркс//Маркс К., Энгельс Ф. Избр. произв.: В 3 т. М., 1979. Т. 3. С. 83-93.

Энгельс Ф. Развитие социализма от утопии к науке//Там же. С. 127—167.

Вильчек Вс. Прощание с Марксом: (Алгоритмы истории). М., 1993. 222 с. Маркс К. К критике гегелевской философии права: Введение//Маркс К.

Социология. М., 2000. С. 157-176. Фромм Э. Из плена иллюзий: Как я столкнулся с Марксом и Фрейдом//

Фромм Э. Душа человека. М., 1992. С. 299-374. Фромм Э. Концепция человека у К. Маркса/уТам же. С. 375-414. Фридрих Энгельс — Йозефу Блоху//Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 37. С. 394—396.

Рассел Б, История западной философии. М., 1993. Т. П. Гл. XX. Кант. С. 217— 233. Гл. XXII. Гегель. С. 245-260. Гл. XXVII. Карл Маркс. С. 297-305.

Сартр Ж.-П. Проблемы метода: Пер. с фр. М.,1994. Гл. 1. Марксизм и экзи­стенциализм. С. 3—42.

ТошДж. Стремление к истине: Как овладеть мастерством историка: Пер. с англ. М., 2000. Гл. 8. История и социальная теория. С. 185-218.

Трельч Э. Историзм и его проблемы: Логическая проблема философии истории. М., 1994. Гл. III. Понятие исторического развития и универ­сальная история. С. 193-598.

1. Как и почему изменилось представление о задачах научного исторического знания на рубеже XVIII—XIX вв.?

2. Как меняется взгляд на социальную сущность человека на рубеже XVIII-XIX вв.?

3. Как вы понимаете credo историзма?

4. В чем Г.-В.-Ф. Гегель видит задачу исторического знания?

5. Чем, по мнению Гегеля, его подход к историческому позна­нию отличается от подходов «немецких профессоров»? Что такое «философская история»?

10-6867

6. Каковы взгляды Гегеля на человека как субъекта историчес­кого процесса?

7. Как соотносятся социология и история в позитивизме?

8. Почему историческая теория Маркса—Энгельса называется «исторический материализм»?

Задания

*1. Опишите (более широко, чем это сделано в первом парагра­фе настоящей главы) изменения в социокультурном состоя­нии Европы и европейской ментальное™ на рубеже XVIII— XIX вв. Подумайте, как они могли повлиять на развитие ис­торического знания.

*2. Сформулируйте принципы исторического исследования, вы­текающие из credo историзма.

3. Сопоставьте взгляды Канта, Руссо, Гегеля и Маркса на соци­альную сущность человека.

4. Опровергните критиков философии истории Гегеля или дай­те свою аргументированную критику его концепции.

5. Сопоставьте отношение Гегеля и позитивистов к историчес­кому факту.

6. Сопоставьте исходную аксиоматику исторических теорий Канта и Маркса.

7. Опишите достоинства и недостатки исторической теории Мар­кса—Энгельса.

Глава 3 XX век: от плюрализма к постмодерну

О том, как формируется принцип признания «чужой одушевленнос­ти» и о его методологическом значении Об индивидуально-психологическом смысле изучения истории О том, как универсализация истории становится насущной необхо­димостью И о значении сравнительно-исторических исследований

...историческое и неисторическое одинаково необходимы для здоровья отдельного человека, народа и культуры.

Фридрих Ницше

...в самой истории перспектива времени остается, быть может,

еще в виде длительной, очень длительной истории человечества

на едином теперь земном шаре. В этой перспективе каждый человек

должен задать себе вопрос — какое место он там займет, во имя чего он будет действовать.

Карл Ясперс

Основное положение: на рубеже XIX—XX вв. изменение отношения к человеческой индивидуальности — принцип признания «чужой одушевленности» приобретает методологический смысл в исто­рическом знании; историческая наука развивается под влиянием противоречивых тенденций; с одной стороны, необходимости гло­бализации исторических теорий, с другой — усиления индивиду­ально-психологической потребности в осмыслении историческо­го процесса.

1. Социокультурная ситуация рубежа XIX—XX вв. и философская проблема «чужого Я»

На рубеже XIX — XX вв. актуализируется проблема теоретическо­го осмысления истории человечества как единого целого, поскольку всеобъемлющие исторические перемены, масштабные социальные по­трясения явили миру его тотальную взаимозависимость и заставили осознать ограниченность национальных историй, коими был столь богат XIX в. В начале прошлого века выдающийся русский ученый — историк, философ, методолог гуманитарного знания Александр Сер­геевич Лаппо-Данилевский, размышляя о направлении эволюции че­ловечества, пришел к выводу, что человечество по мере объединения своего сознания на основе сознавания абсолютных ценностей (а от-

'о-

несение к ценности в философском ее понимании как критерий при­знания факта прошлого историческим — одно из оснований гумани­тарного знания) все больше становится «великой индивидуальностью». В соотнесенности с философской концепцией «всеединства» форми­руется понятие «всеединое человечество». Заметим, что понятие «все­единство», необходимое для понимания концепций Лаппо-Данилев-ского и В. И. Вернадского, было не чуждо европейской философии предшествующего периода, но в русской философской мысли конца XIX — начала XX в. оно приобретает системообразующее значение. Разрабатываемое такими философами, как В. С. Соловьев, С. Н. Булга­ков, П. А. Флоренский, Е. Н. Трубецкой, С. Л. Франк, Л. П. Карсавин, оно определило своеобразие российского философского дискурса этого времени.

Кризис позитивизма в конце XIX в. преодолевался с идиографи-ческих позиций, наиболее последовательно обоснованных в немец­кой неокантианской культурологической школе (Виндельбанд, Рик-керт). Хотя, как мы пытались обосновать, кризис позитивизма в исто­рическом знании — это по сути кризис неподчинения исторического знания позитивизму.

Проведенное немецкими культурологами Риккертом и Виндель-бандом в конце XIX в. деление наук на номотетические (науки о при­роде, задача которых устанавливать законы) и идиографические (на­уки о культуре, задача которых описывать отдельные феномены и относить их к ценностям) очень быстро было переосмыслено как два подхода к построению исторического знания.

Не останавливаясь здесь на сущностных различиях номотетического и идиографического подходов, отмечу лишь принципиально важное: если номотетические направления ставят задачу объяснения историчес­кой действительности (отсюда и их прогностическая функция), то идио-графия преследует цель понимания культурно-исторических феноменов. Отсюда следует очевидное: идиография сохраняет гуманитарный харак­тер исторического знания. Именно поэтому на ее путях сейчас и идет поиск выходов из кризиса объясняющих подходов. Но при всех ее пре­имуществах идиография, описывая феномены культуры как уникаль­ные, принципиально не дает способов реконструкции целого.

Выявим парадоксальную, на первый взгляд, оппозицию: хотя тра­диционная идиография не дает возможности объединения наших зна­ний об отдельных феноменах культуры (речь может идти, по-видимо­му, только о больших или меньших масштабах исследуемого явления; при этом макрообъект способен создать иллюзию целостного знания), но именно в рамках идиографии теоретически достижим строго науч­ный подход к феноменам культуры. Дело в том, что если объяснений феномена может быть много, то адекватное понимание его возможно лишь одно. Это, с одной стороны, обосновывается теоретически при рассмотрении исторического факта как факта воздействия индивиду-

альности на социальную среду, а с другой — может быть проиллюст­рировано обыденным опытом восприятия человеческих поступков, каждый из которых объясняется по-разному (в зависимости от точки зрения объясняющего), а понимается только тогда, когда поймешь совершившего этот поступок человека.

Как раз в это время — на рубеже XIX-XX вв. проблема понимания «Другого» («чужого Я») начинает осмысливаться принципиально по-новому: как сложная философская проблема.

Итак, одной из проблем, активно разрабатываемых в философии конца XIX — начала XX в., была проблема «Другого», «чужого Я», существенно повлиявшая и на методологические поиски в историчес­ком знании. А. С. Лаппо-Данилевский и И. И. Лапшин внесли наиболее существенный вклад как в философскую разработку этой проблемы, так и в исследование принципа признания «чужой одушевленности» в историческом познании. Их объединяет философская углубленность теоретических исканий, методологическая строгость построений. Но если Лапшин сосредоточил свое внимание на исследовании творчес­кого процесса в целом — в философии, в науке, художественном творчестве, и на этом фоне поставил вопрос о специфике историчес­кого познания, то Лаппо-Данилевский создал целостное методологи­ческое учение в сфере исторического познания. Поскольку свою зада­чу я вижу не столько в воспроизведении взглядов Лапшина и Лаппо-Данилевского на обозначенную проблему, сколько в попытке понимания социокультурного и теоретико-познавательного смысла их построений, необходимо обратиться к тому философскому и соци­альному контексту, в котором формировались их концепции.

Можно обозначить несколько причин актуализации интереса к индивидууму в теоретике-познавательном смысле. Не имея здесь воз­можности подробно проанализировать их, остановимся на самых, на мой взгляд, существенных факторах, обнаруживающихся, с одной стороны, в социокультурной ситуации рубежа веков, а с другой — связанных с развитием науки.

Поскольку глобализация экономических и информационных про­цессов в мире на рубеже XIX—XX вв. приводит к пониманию взаимо­зависимости человечества, в философии сформировалось понятие «все­единое человечество», в историческом знании происходит расшире­ние того, что А. Тойнби называет «умопостигаемое поле истории». Попытки осмыслить единство культурного бытия как в эволюцион­ном (единство исторического процесса), так и в коэкзистенциальном плане (единство культуры) с необходимостью должны были привес­ти к проблеме понимания иной культуры и философского воспроиз­ведения «чужого Я».

В конце первой трети XX в., в 1927 г., как бы подводя итоги куль­турного развития рубежа веков и размышляя о перспективах челове­чества, Фрейд приходит к выводу о том, что «центр тяжести переме-

стился, по-видимому, с материального на душевное»¹. Но заметим, что мысль о необходимости такого «смещения* высказывалась Н. Я. Гро­том еще в 1889 г. Б программной статье журнала «Вопросы философии и психологии» Грот пишет о том, что на фоне бесспорно великих достижений «положительных наук»

Дата добавления: 2014-12-07