Trapped. Masturbate. 6 страница. Ребятам из драфт подиума

ребятам из "Драфт Подиума".

- А вообще концепция? - спросил он. - Там же много всего.

Ханин перевернул еще одну страницу.

- Как тебе сказать. Вот тут еще подчеркнули - это в конце, где

опять про акции... Читаю: "Таким образом, на вопрос "куда нести"

дается ответ "в Америку", а на вопрос "с кем нести" дается ответ

"вместе со всеми, кто не понес в "МММ" и другие пирамиды, а ждал,

когда можно будет отнести в Америку". Такова психологическая

кристаллизация после первого этапа кампании - причем отметим, что

реклама не должна обещать разместить средства вкладчиков в Америке, -

она должна вызывать _такое_ощущение_..." Кстати. на фига ты это

подчеркнул? Что-то очень умное, да? Так, дальше... "Эффект достигается

широким использованием в видеоряде звездно-полосатого флага, долларов

и орлов. В качестве главного символа кампании предлагается

использовать секвойю, у которой вместо листьев стодолларовые купюры,

что вызовет подсознательную ассоциацию с денежным деревом из сказки о

Буратино..."

- И что тут не так? - спросил Татарский.

- Секвойя - это хвойное дерево.

Татарский несколько секунд молчал, ощупывая кончиком языка дупло,

неожиданно обнаружившееся в зубе. Потом сказал:

- Ну и что. Можно свернуть доллары в трубочки.

- Ты не знаешь, что такое "шлемазл"? - спросил Ханин.

- Нет.

- Я тоже. Они тут написали на полях, чтобы этот "шлемазл" - то есть

ты - больше к их заказам близко не подходил. Тебя не хотят.

- Ясно, - сказал Татарский. - Меня не хотят. А если они через месяц

поменяют название? А через два начнут делать то, что я предложил?

Тогда как?

- Никак, - сказал Ханин. - Сам знаешь.

- Знаю, - сказал Татарский и вздохнул. - А по другим заказам? Там

для сигарет "West" было.

- Тоже облом, - сказал Ханин. - Сигареты тебе всегда удавались, но

сейчас...

Он перевернул еще несколько страниц.

- Что я могу сказать... Видеоряд... где это... вот: "Двое снятых

сзади голых мужчин, высокий и низкий, обнявшись за бедра, ловят машину

на хайвее. У низкого в руке пачка "West", высокий поднял руку, чтобы

остановить машину - приближающийся голубой "кадиллак". Рука низкого с

пачкой сигарет лежит на той же линии, на которой находится поднятая

рука высокого, отчего образуется еще один смысловой слой -

"хореографический": камера как бы остановила на секунду

яростно-эмоциональный танец, в который вылилось предвкушение близкой

свободы. Слоган - Go West". Это из песни этих пед-жоп-бойз, которую

они из нашего гимна сделали, да? Высоко, ничего не скажешь. Но вот

потом у тебя идет длинный абзац про гетеросексуальную часть целевой

группы. Ты это зачем написал?

- Нет, я... Я подумал, что, если у заказчика, этот вопрос встанет,

он будет знать, что мы это учли...

- У заказчика совсем в другую сторону встал. Заказчик - это урка из

Ростова, которому один митрополит два миллиона долларов сигаретами

отдал. Он - урка, конечно, а не митрополит - на полях возле слова

"гетеросексуальный" написал: "Это он че, о пидарасах?" И завернул

концепцию. А жалко - шедевр. Вот если бы наоборот было - если бы урка

митрополиту бабки отдавал, - на ура бы прошло. Там, ясное дело, совсем

другая культура. Но что делать. Наш бизнес - это лотерея.

Татарский промолчал. Ханин размял сигарету и закурил.

- Лотерея, - повторил он со значением. - Тебе в этой лотерее

последнее время не везет. И я знаю, почему.

- Объясните.

- Видишь ли, - сказал Ханин, - это очень тонкий момент. Ты сначала

стараешься понять, что понравится людям, а потом подсовываешь им это в

виде вранья. А люди хотят, чтобы то же самое им подсунули в виде

правды.

Такого Татарский абсолютно не ожидал.

- То есть как? Что? Как это "в виде правды"?

- Ты не веришь в то, что ты делаешь. Не участвуешь душой.

- Не участвую, - сказал Татарский. - Еще бы. А вы чего хотите?

Чтобы я это "Тампако" себе в душу пустил? Да такого ни одна блядь с

Пушкинской площади не сделает.

- Не надо только становиться в позу, - поморщился Ханин.

- Да нет, - сказал Татарский, успокаиваясь, - вы меня не так

поняли. Поза сейчас у всех одна, просто надо же себя правильно

позиционировать, верно?

- Верно.

- Так я почему говорю, что ни одна блядь не сделает? Дело тут не в

отвращении. Просто блядь во всех случаях деньги получает - понравилось

клиенту или нет, а я должен сначала... Ну, вы понимаете. И только

потом клиент будет решать... А на таких условиях абсолютно точно ни

одна блядь работать не станет.

- Блядь, может, и не станет, - перебил Ханин. - А мы, если хотим в

этом бизнесе выжить, станем. И не то еще сделаем.

- Не знаю, - сказал Татарский. - Не уверен до конца.

- Сделаем, Вава, - сказал Ханин и посмотрел Татарскому в глаза.

Татарский насторожился.

- А вы откуда знаете, что я не Вова, а Вава?

- Пугин сказал. А насчет позиционирования... Будем считать, что ты

себя отпозиционировал и я твою мысль понял. Пойдешь ко мне в штат?

Татарский еще раз посмотрел на плакат с тремя пальмами и

англоязычным обещанием вечных метаморфоз.

- Кем? - спросил он.

- Криэйтором.

- Это творцом? - переспросил Татарский. - Если перевести?

Ханин мягко улыбнулся.

- Творцы нам тут на хуй не нужны, - сказал он. - Криэйтором, Вава,

криэйтором.

Выйдя на улицу, Татарский медленно побрел в сторону центра.

Радости от внезапно состоявшегося трудоустройства он почти не

чувствовал. Его тревожило одно - он был уверен, что никогда не

рассказывал Пугину историю про свое настоящее имя, а представлялся

просто Владимиром. Существовала, впрочем, ничтожная вероятность, что

он проболтался по пьяному делу, а потом про это забыл - пару раз они

сильно напивались вместе. Другие объяснения были так густо замешаны на

генетическом страхе перед КГБ, что их Татарский отмел сразу.

Впрочем, это было неважно.

- This game has no name, - прошептал он и сжал кулаки в карманах

куртки.

Недостроенный советский зиккурат всплыл в его памяти в таких мелких

подробностях, что несколько раз по пальцам прошла забытая мухоморная

дрожь. Мистическая сила несколько перестаралась с количеством

указаний, предъявленных его испуганной душе одновременно: сначала

плакат с пальмами и знакомой строчкой, потом слова "башня" и

"лотерея", как бы случайно употребленные Ханиным несколько раз за

несколько минут, и, наконец, этот "Вава", который тревожил больше

всего.

"Может, я ослышался, - думал Татарский. - Может, у него такая

дикция... Но ведь я спросил, откуда он знает, что я Вава. А он сказал

- от Пугина. Нет, нельзя так напиваться, нельзя".

Минут через сорок задумчивой медленной ходьбы он оказался у статуи

Маяковского. Остановившись, некоторое время внимательно изучал ее.

Бронзовый пиджак, в который советская власть навсегда одела поэта,

опять вошел в моду - Татарский вспомнил, что совсем недавно видел

такой же фасон на рекламе Кензо.

Обойдя статую кругом и полюбовавшись надежным задом горлана и

главаря, Татарский окончательно понял, что в душу заползла депрессия.

Ее можно было убрать двумя методами - выпить граммов сто водки или

срочно что-нибудь купить, потратив долларов пятьдесят (некоторое время

назад Татарский с удивлением понял, что эти два действия вызывают

сходное состояние легкой эйфории, длящейся час-полтора).

Водки не хотелось из-за только что всплывших воспоминаний о пьянках

с Пугиным. Татарский огляделся. Магазинов вокруг было много, но все

какие-то очень специальные. Жалюзи, например, ему были ни к чему. Он

стал вглядываться в вывески на той стороне Тверской и вздрогнул от

изумления. Это было уже чересчур: на стене дома по Садовому кольцу

белела видная под острым углом вывеска с ясно различимым словом

"Иштар".

Через минуту или две, немного запыхавшись, он уже подходил ко

входу. Это был крошечный магазин-однодневка, только что переделанный

из бутербродной, но уже несущий на себе печать упадка и скорого

заката: плакат в окне объявлял пятидесятипроцентный сэйл.

Внутри, в удвоенной настенными зеркалами тесноте, размещалось

несколько длинных вешалок с разнообразной джинсой и длинный стеллаж с

обувью - главным образом кроссовками. Татарский, совсем как

лермонтовский демон, окинул это кожано-резиновое великолепие скучающим

взором, и на его высоком челе не отразилось ничего. Больше того, было

вполне ясно: и тут кинули. Лет десять назад новая пара кроссовок,

привезенная дальним родственником из-за бугра, становилась точкой

отсчета нового периода в жизни - рисунок подошвы был подобием узора на

ладони, по которому можно было предсказать будущее на год вперед.

Счастье, которое можно было извлечь из такого приобретения, было

безмерным. Теперь, чтобы заслужить право на такой же его объем, надо

было покупать как минимум джип, а то и дом. На это у Татарского денег

не было, и он не ожидал, что в обозримом будущем они появятся.

Кроссовок, правда, можно было купить вагон, но они больше не радовали

душу. Наморщив лоб, Татарский несколько секунд вспоминал, как этот

феномен назывался на профессиональной фене, а вспомнив, достал

книжечку и открыл ее на букву "Н", где была "недвижимость".

"Инфляция счастья, - торопливо застрочил он, - надо

платить за те же его объемы больше денег. Использовать при

рекламе недвижимости: "Дамы и Господа! За этими стенами вас

никогда не коснется /когнитивный диссонанс/! Поэтому вам

совершенно незачем знать, что это такое."

- Вам помочь? - спросила девушка-продавщица.

Татарский сделал успокаивающий жест, раскрыл последнюю страницу,

куда он сбрасывал все малофункциональное, и дописал:

Вещизм. Как ныне сбирается Вещий Олег - то есть за вещами

в Царьград. Первый барахольщик (еще и бандит - наехал на

хазаров). Возможен клип для чартерных рейсов и шоп-туров в

Стамбул: "Дамы и Господа! На том стояла и стоит земля

Русская!" Вариант - "Вернуться к Истоку".

- Что ищете? - повторила девушка-продавщица. Ей определенно не

нравилось, что посетитель пишет что-то в книжечке, - это вполне могло

кончиться наездом какой-нибудь инспекции.

- Мне бы что-нибудь из обуви, - с вежливой улыбкой ответил

Татарский. - Легкое, на лето.

- Туфли? Кроссовки? Кеды?

- Кеды, - сказал Татарский. - Я уже столько лет не видел кедов.

Девушка подвела его к стеллажу.

- Вот, - сказала она. - На платформе.

Татарский взял в руки белый высокий кед.

- А чего это за фирма? - спросил он.

- Ноу нэйм, - сказала девушка. - Английские.

- Как-как? - спросил он с недоумением.

Девушка повернула кед задником, и он увидел на пятке резиновую

нашлепку с надписью "NO NAME".

- А сорок третий размер у вас есть? - спросил Татарский.

Из магазина он вышел в новых кедах - ботинки, завернутые в

пластиковый пакет, лежали в сумке. Он уже точно знал, что весь его

сегодняшний маршрут не случаен, и очень боялся совершить ошибку,

свернув куда-нибудь не туда. Поколебавшись, он медленно пошел вниз по

Садовой.

Метров через пятьдесят ему попался табачный ларек. Подойдя к нему

за сигаретами, Татарский удивился неожиданно большому выбору

презервативов, больше подходившему для аптеки. Среди малазийских

"Кама-сутр" с сисястыми шакти выделялось странное полупрозрачное

приспособление из синей резины со множеством толстых шипов, очень

похожее на голову главного демона из фильма "Hellraiser" ["Восставший

из ада" (англ.)]. Под ним была табличка с подписью "многоразовый".

Но внимание Татарского привлек аккуратный черно-желто-красный

квадрат с похожим на печать германским орлом в двойном черном круге и

надписью "Sico". Он так походил на маленький штандарт, что Татарский

купил целых две пачки. На обороте упаковки было написано: "Покупая

презервативы Sico, вы доверяетесь традиционному германскому качеству и

контролю".

"Умно, - подумал Татарский. - Очень умно".

Несколько минут он размышлял на эту тему, сочиняя слоган. Наконец

нужная фраза ярко вспыхнула в голове.

- Sico. "БМВ" в мире гандонов, - прошептал он и вытащил из кармана

записную книжку. Раскрыв ее на букву "П", перенес туда свою находку.

Там обнаружился другой забытый слоган из той же области, написанный

для алых презервативов польско-индонезийского производства "Passion":

Мал, да уд ал.

Спрятав книжку, Татарский огляделся. Он стоял на углу

Садово-Триумфальной и какой-то другой улицы, ответвляющейся вправо.

Прямо перед его лицом на стене был плакат с надписью "Путь к себе" и

зовущая за угол желтая стрелка. Душа Татарского на секунду оторопела,

а потом ее заполнила мрачная догадка, что "Путь к себе" - это

магазин.

- А что же еще! - пробормотал Татарский.

Магазин удалось найти только после изрядного петляния по

прилегающим дворам - к концу дороги он вспомнил, что Гиреев

рассказывал про это заведение, называя его сокращенно - "Пукс".

Крупных вывесок нигде видно не было, только на двери непримечательного

двухэтажного домика была табличка с рукописным словом "Открыто".

Татарский, конечно, понял, что так было устроено не по недомыслию, а

для нагнетания эзотерических предчувствий. Но тем не менее методика

подействовала и на него - шагая по лестнице, ведущей в магазин, он

заметил, что находится в состоянии легкого благоговения.

Сразу же за дверью он понял, что инстинкт вывел его в нужное место.

Над прилавком висела черная майка с портретом Че Гевары и подписью

"Rage Against the Machine" ["Бунт против машин" (англ.) - название

американской рок-группы]. Под майкой была табличка "Бестселлер

месяца!". Это было неудивительно - Татарский знал (и даже писал об

этом в какой-то концепции), что в области радикальной молодежной

культуры ничто не продается так хорошо, как грамотно расфасованный и

политически корректный бунт против мира, где царит политкорректность и

все расфасовано для продажи.

- Какие размеры? - спросил он продавщицу, очень миленькую девушку

какого-то вавилонско-ассирийского типа.

- Одна осталась, - ответила та. - Как раз на вас.

Заплатив, он спрятал майку в сумку и нерешительно застыл у

прилавка.

- Хрустальных шаров есть новая партия, берите, пока не разобрали, -

промурлыкала девушка и стала перебирать стопку детских нагрудничков с

руническими письменами.

- А зачем они? - спросил Татарский.

- Для созерцания.

Татарский собирался спросить, надо ли созерцать нечто через эти

шары или в самих этих шарах, но неожиданно заметил на стене маленькую

полочку - прежде она была скрыта майкой, которую он только что купил.

На ней, под заметным слоем пыли, покоились два объекта

труднопостигаемой природы.

- Скажите, пожалуйста, - заговорил он, - а что это там такое? Это

летающая тарелка, что ли? Что это на ней за узорчик?

- Это фрисби высшей практики, - сказала девушка, - а то, что вы

называете узорчиком, - синяя буква "хум".

- А зачем? - спросил Татарский, в сознании которого скользнуло

мрачное воспоминание, связанное с мухоморами и Гиреевым. - Чем она

отличается от простой фрисби?

Девушка чуть скривила губы.

- Кидая фрисби с синей буквой "хум", вы не просто кидаете

пластмассовый диск, а создаете заслуги. Десять минут кидания фрисби с

синим "хум" по создаваемой заслуге эквивалентны трем часам медитации

шаматха или одному часу медитации випашьяна.

- А-а, - неуверенно протянул Татарский. - А заслуга перед кем?

- Как перед кем!.. - сказала девушка, подняв брови. - Вы покупать

собираетесь или вам поговорить хочется?

- Покупать, - сказал Татарский. - Но я же должен знать, что беру. А

справа от высшей практики что?

- А это планшетка. Классика.

- Для чего она?

Девушка вздохнула. Видно было, что за день она устала от идиотов.

Сняв планшетку с полки, она поставила ее на прилавок перед Татарским.

- Ставите на лист бумаги, - сказала она. - Можно на принтер вот за

эти зажимы. Сюда пропускаете бумагу и ставите на медленную построчную

подачу. Заряжать удобнее рулоном. В этот паз вставляете ручку, лучше

брать гелевую с шариком. Сверху кладете руки - вот так, показываю.

Потом входите в контакт с духом и позволяете рукам произвольно

двигаться. Ручка будет записывать получающийся текст.

- Слушайте, - сказал Татарский, - вы только не сердитесь, но я

правда хочу знать - с каким духом?

- Брать будете - тогда скажу.

Татарский вынул бумажник и отсчитал нужное количество денег. Для

куска лакированной фанеры на трех колесиках стоила планшетка освежающе

дорого - и эта несообразность цены и предмета вызывала доверие, к

которому вряд ли привели бы объяснения любой глубины.

- Вот, - сказал он, кладя банкноты на прилавок. - Так с каким духом

входить в контакт?

- Ответ на этот вопрос зависит от вашего уровня личной силы, -

сказала девушка, - и особенно от вашей веры в существование духов.

Если вы останавливаете внутренний диалог по методике из второго тома,

то входите в контакт с духом абстрактного. А если вы христианин или

сатанист, можно с конкретными... Вас какие интересуют?

Татарский пожал плечами.

Девушка подняла кристалл, висевший у нее на шее на черном кожаном

ремешке, и две-три секунды смотрела сквозь него на Татарского, прямо в

центр его лба.

- Вы кто по профессии? - спросила она. - Чем занимаетесь?

- Рекламой, - ответил Татарский.

Девушка сунула руку под прилавок, вынула оттуда общую тетрадь в

клетку и некоторое время листала страницы, расчерченные в таблицу,

графы которой были исписаны мелким почерком.

- Вам, - сказала она наконец, - лучше всего подошло бы считать

получающийся текст свободным выходом подсознательной психической

энергии при посредстве моторных навыков письма. Своего рода чистка

авгиевых конюшен сотрудника рекламной сферы. Такой подход меньше всего

оскорбит духов.

- Простите-простите, - сказал Татарский, - то есть вы хотите

сказать, что духи будут оскорблены, узнав, что я сотрудник рекламной

сферы?

- Я полагаю, да. Поэтому лучшей защитой от их гнева было бы

подвергнуть их существование сомнению. В конце концов, все в этом мире

- вопрос интерпретации, и квазинаучное описание спиритического сеанса

так же верно, как и все остальные. Да и потом, любой просветленный дух

согласится с тем, что он не существует.

- Интересно. А как духи догадаются, что я сотрудник рекламной

сферы? У меня это что, на лбу написано?

- Нет, - сказала девушка. - Это на рекламе написано, что она из

вашего лба.

Татарский чуть было не обиделся на эти слова, но после короткого

размышления почувствовал себя скорее польщенным.

- Знаете, - сказал он, - если мне понадобится консультация по

духовным вопросам, я зайду к вам. Не возражаете?

- Все в руках Аллаха, - ответила девушка.

- Позвольте, - вдруг повернулся к ней молодой человек с широкими

зрачками, мирно глядевший до этого в огромный хрустальный шар. - Как

это все? А сознание Будды? Руки Аллаха ведь есть только в сознании

Будды. С этим вы не станете спорить?

Девушка за прилавком вежливо улыбнулась.

- Конечно, нет, - сказала она. - Руки Аллаха есть только в сознании

Будды. Но вся фишка в том, что сознание Будды все равно находится в

руках Аллаха.

- Как писал Исикава Такубоку, - вмешался мрачный покупатель

мефистофелевского вида, подошедший тем временем к прилавку, - оставь,

оставь этот спор... Мне говорили, что у вас была брошюра Свами Жигалки

на "Летние мысли сансарического существа". Вы не могли бы посмотреть?

Наверно, на той полке, не-не, вот там, слева, под берцовой

флейточкой...

Homo Zapiens

Планшетка смотрелась на столе как танк на центральной площади

маленького европейского городка. Стоявшая рядом закрытая бутылка

"Johnny Walker" напоминала ратушу. Соответственно красненькое, которое

Татарский допивал, тоже мыслилось в этом ряду. Его вместилище - узкая

длинная бутылка - походило на готический собор, занятый под горком

партии, а пустота внутри этой бутылки напоминала об идеологической

исчерпанности коммунизма, бессмысленности исторических кровопролитий и

общем кризисе русской идеи. Припав к горлышку, Татарский допил остаток

вина и швырнул пустую бутылку в корзину для бумаг. "Бархатная

революция", - подумал он.

Он сидел за столом в майке с надписью "Rage against the machine" и

дочитывал инструкцию к планшетке. Гелевая ручка, которую он купил

возле метро, без усилий встала в паз, и он закрепил ее винтом. Она

была подвешена на слабой пружине, которая должна была прижимать ее к

бумаге. Бумага - целая стопка - уже лежала под планшеткой; можно было

начинать.

Оглядев комнату, он положил было руки на планшетку, но вдруг нервно

встал, прошелся по комнате взад-вперед и зашторил окна. Подумав еще

немного, он зажег свечу над столом. Дальнейшие приготовления были бы

просто смешными. Смешными, в сущности, были и последние.

Сев за стол, он положил руки на планшетку. "Так, - подумал он, - а

теперь что? Надо что-то вслух говорить или нет?"

- Вызывается дух Че Гевары. Вызывается дух Че Гевары, - сказал он и

сразу же подумал, что надо не просто вызывать дух, а задать ему

какой-нибудь вопрос. - Я хотел бы узнать... ну, скажем, что-нибудь

новое про рекламу, чего не было у Эла Раиса и товарища Огилви, -

сказал он. - Чтоб больше всех понимать.

В ту же секунду планшетка эпилептически задергалась под его

ладонями, и вставленная в паз ручка вывела в верхней части листа

крупные печатные буквы:

Идентиализм как высшая стадия дуализма

Татарский отдернул руки и несколько секунд испуганно смотрел на

надпись. Потом он положил руки назад, и планшетка пришла в движение

опять, только буквы из-под ручки стали появляться мелкие и

аккуратные:

Первоначально эти мысли предназначались для журнала

кубинских вооруженных сил "Oliva Verde". Но глупо было бы

настаивать на мелких подробностях такого рода теперь, когда

мы точно знаем, что весь план существования, где выходят

журналы и действуют вооруженные силы, есть просто

последовательность моментов осознания, объединенных

единственно тем, что в каждый новый момент присутствует

понятие о предыдущих. Хоть с безначального времени эта

последовательность непрерывна, само осознание не осознает

себя никогда. Поэтому состояние человека в жизни плачевно.

Но великий борец за освобождение человечества Сиддхартха

Гаутама во многих своих работах указывал, что главной

причиной плачевного состояния человека в жизни является

прежде всего само представление о существовании человека,

жизни и состояния плачевности, то есть дуализм, заставляющий

делить на субъект и объект то, чего на самом деле никогда не

было и не будет.

Татарский вытянул исписанный лист, положил руки на планшетку, и она

затряслась опять:

Сиддхартха Гаутама сумел донести эту простую истину до

многих людей, потому что в его времена их чувства были

простыми и сильными, а их внутренний мир - ясным и

незамутненным. Одно услышанное слово могло полностью

изменить всю жизнь человека и мгновенно перевести его на

другой берег, к ничем не стесненной свободе. Но с тех пор

прошли многие века. Сейчас слова Будды доступны всем, а

спасение находит не многих. Это, без сомнения, связано с

новой культурной ситуацией, которую древние тексты всех

религий называли грядущим "темным веком".

Соратники!

Этот темный век уже наступил. И связано это прежде всего

с той ролью, которую в жизни человека стали играть так

называемые визуально-психические генераторы, или объекты

второго рода.

Говоря о том, что дуализм вызван условным делением мира

на субъект и объекты, Будда имел в виду субъектно-объектное

деление номер один. Главной отличительной чертой темного

века является то, что определяющее влияние на жизнь человека

оказывает субъектно-объектное деление номер два, которого во

времена Будды просто не существовало.

Чтобы объяснить, что подразумевается под объектами номер

один и объектами номер два, приведем простой пример -

телевизор. Когда телевизор выключен, он является объектом

номер один. Это просто ящик со стеклянной стенкой, на

который мы вольны смотреть или нет. Когда взгляд человека

падает на темный экран, движение его глаз управляется

исключительно внутренними нервными импульсами или

происходящим в его сознании психическим процессом. Например,

человек может заметить, что экран засижен мухами. Или

решить, что хорошо бы купить телевизор в два раза больше.

Или подумать, что его хорошо было бы переставить в другой

угол. Неработающий телевизор ничем не отличается от

предметов, с которыми люди имели дело во времена Будды, будь

то камень, роса на стебле травы или стрела с раздвоенным

наконечником - словом, все то, что Будда приводил в пример в

своих беседах.

Но когда телевизор включают, он преобразуется из объекта

номер один в объект номер два. Он становится феноменом

совершенно иной природы. И хоть смотрящий на экран не

замечает привычной метаморфозы, она грандиозна. Для зрителя

телевизор исчезает как материальный объект, обладающий

весом, размерами и другими физическими качествами. Вместо

этого у зрителя возникает ощущение присутствия в другом

пространстве, хорошо знакомое всем собравшимся.

Татарский огляделся, словно ожидая увидеть вокруг себя этих

собравшихся. Никого, конечно, не обнаружилось. Вынув из-под планшетки

очередной исписанный лист, он прикинул, надолго ли хватит бумаги, и

вернул ладони на деревянную полочку.

Соратники! Вопрос заключается только в том, кто именно

присутствует. Можно ли сказать, что это сам зритель?

Повторим вопрос, так как он очень важен, - можно ли сказать,

что телевизор смотрит тот человек, который его смотрит?

Мы утверждаем, что нет. И вот почему. Когда человек

разглядывал выключенный телевизор, движение его глаз и поток

его внимания управлялись его собственными волевыми

импульсами, пусть даже хаотичными. Темный экран без всякого

изображения не оказывал на них никакого влияния или

оказывал, но только как фон.

Включенный телевизор практически никогда не передает

статичный вид с одной неподвижной камеры, поэтому

изображение на нем не является фоном. Напротив, это

изображение интенсивно меняется. Каждые несколько секунд

происходит либо смена кадра, либо наплыв на какой-либо

предмет, либо переключение на другую камеру - изображение

непрерывно модифицируется оператором и стоящим за ним

режиссером. Такое изменение изображения называется

техномодификацией.

Здесь мы просим быть очень внимательными, так как

следующее положение достаточно сложно понять, хотя суть его

Дата добавления: 2014-12-23