Житие» протопопа Аввакума

Протопоп Аввакум (1621-1682) - знаменитый вождь старообрядчества, ставший писателем уже в зрелом возрасте; все основные его сочинения написаны в Пустозерске, городке в устье Печоры, где он провел последние 15 лет жизни. В молодости, ставший в 21 год дьяконом, а в 23 - священником, Аввакум отдал дань жанру проповеди, проповедовал не только в церкви перед аналоем, но «и в домех, и на распутиях», и в других селах. И лишь деятельность в кружке «ревнителей древлего благочестия», а затем активное неприятие никоновской реформы привели к возникновению большей части письменных произведений Аввакума. Его творчество вызвано к жизни расколом в русской церкви.

Деятельность кружка «ревнителей древлего благочестия» была связана с исправлением богослужебных книг. Появление книгопечатания поставило вопрос об издании книг - вопрос необыкновенно сложный, если учесть рукописную традицию бытования канонических текстов. Для кружка, группировавшегося вокруг царя Алексея Михайловича, вопрос о книжной «справе» был частью общего церковного возрождения, так как «ревнители» выступали за благочиние и учительство. Они были убеждены, что следует принять за образец греческие книги. Далее возник глубокий и трагический парадокс: стремясь вернуться к правилам первых веков христианства, «ревнители» вынуждены были обращаться к наиболее доступным современным печатным греческим богослужебным книгам.

Не следует сводить раскол к чисто обрядовой реформе. Верно заметил Г. Флоровский: «...совсем не "обряд", но "Антихрист" есть тема и тайна русского раскола». Действительно, вылившись из циркулярного письма патриарха Никона, содержащего основные обрядовые «новшества», раскол очень скоро стал ощущением конца мира, конца благодатной истории. Признание никоновской реформы московским царем окончательно убедило старообрядцев в том, что и «Третий Рим пал, а четвертому не быть». Именно поэтому в старообрядческой литературе так сильны эсхатологические мотивы, так часты мистические видения и прозрения, так обострено чувство последней и самой страшной схватки добра со злом. И в этой связи особое значение приобретает главный памятник старообрядческой литературы - «Житие» протопопа Аввакума.

Памятник этот необычен в древнерусской книжной традиции. Необычно звучит его название: «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное». Герой и автор житийного повествования объединяются в одном лице - это качественно новое явление в литературе. При чтении жития поражает его язык — разговорный, даже просторечный стиль в бытовых сценах сменяется возвышенно-книжным в богословских частях — поневоле вспоминаются сочинения Ивана Грозного. Необычно и содержание жития. Исследователи неоднократно отмечали, что в этом памятнике объединяются черты традиционного жития, автобиографии, исповеди и проповеди.

О традиционном древнерусском житии напоминают сцены, посвященные детству героя. Аввакум родился в семье сельского священника, мать его впоследствии приняла монашество, но и в миру отличалась особым благочестием: «постница и молитвенница бысть». Но здесь же вторгается реальная автобиографическая струя: «Отец же мой прилежаше пития хмельнова (т. е. был пьяницей). Столь же традиционно первое знамение - «видение кораблей», насыщенное средневековыми метафорами. Жизнь человека - плавание по житейскому морю, корабль - судьба человека... Эти метафоры-символы станут сквозными, пройдут через весь текст «Жития». Содержит произведение Аввакума и описание чудес. Наиболее известно чудо в Андроньевском монастыре: три дня Аввакуму не давали ни еды, ни питья, держали на цепи в кромешной тьме, и на третий день перед ним предстал «не вем – ангел, не вем - человек» и дал «хлебец немножко и штец дал похлебать». Перед нами традиционный со времен «Жития Феодосия Печерского» эпизод с чудесным появлением «хлеба насущного» (в широком смысле этого слова) в закрытом помещении. Но и здесь, как и ранее, Аввакум «снижает» стилистическую доминанту повествования: речь идет о щах, они «зело прикусны, хороши». Этот же подход характерен для всех чудес, описываемых протопопом в «Житии»: они являются частью повседневного быта Аввакума, «снижены» стилистически, но то, что это все-таки чудеса, поднимает изображаемый быт до сакрального уровня.

Бытовая струя чрезвычайно сильна в этом произведении. Аввакум подробно, детально описывает все тяготы своей жизни. Вот он лежит «как собачка в соломке», спина гниет, полно «блох да вшей». Отсюда следует вывод: «не по что нам ходить в Персиду мучитца, а то дома Вавилон нажили».

«Обытовление» переносится и на реальность Священного Писания: апостол Павел оказывается «богатым гостем», Иоанн Златоуст - «торговым человеком», а Давид и Исайя - «посадскими людьми». Эта вездесущая бытовая стихия объясняется не только особенностями личной писательской манеры Аввакума, но и самой идеологией раскола. Для старообрядцев острие никоновской реформы было направлено против всего национального, коренного, традиционного; все несогласное с греческим чином объявлялось еретическим и нечестивым. Именно здесь следует видеть причину аввакумовской апологии русского быта.

Проблема оригинальности жанра «Жития», видимо, ощущалась и самим Аввакумом. Интересно, что решал эту проблему протопоп двумя разными способами. Прежде всего он вполне традиционно ссылался на авторитет: «Иное было, кажется, про житие-то мне не надобно говорить, да прочтох Деяния Апостольския и Послания Павлова, - Апостоли о себе возвещали же». В этой апелляции к апостольской традиции не следует видеть необычайной дерзости протопопа, поскольку житийный канон сформировался под влиянием структурной схемы Деяний св. Апостолов. Скорее здесь следует видеть новый виток агиографической традиции, но пока еще внутри нее. С другой стороны, эту проблему Аввакум разрешал также и при помощи смеха: в самые патетические и даже трагические моменты протопоп смеется над собой. Так, например, рассказывая о лишении сана, - он обращает внимание читателей на бытовые подробности происходящего: «Чему быть? волки бо есть, не жалеют овцы! Оборвалии, что собаки, один хохол оставили, что у поляка, на лбу». Трагический эпизод оборачивается смешным, и это помогает выдержать испытание, непосильное при слишком серьезном отношении к нему. А смех над собой спасает автора от самовозвеличивания и самолюбования.

Автобиографичность «Жития» также не следует преувеличивать. Автобиографизм - явление, вошедшее в русскую литературу еще в эпоху Смуты в самом начале XVII в. Писатель Смутного времени - это новый тип писателя-мемуариста, рассказывающего не только о событии, но и о своем месте в происходившем, стремящегося обосновать свою позицию. Внимание к человеческой личности усиливается в русской литературе с самого начала XVII в. Более того, появившись в жанре исторической повести, оно достаточно быстро проникло и в агиографию. Таково «Житие Юлиании Лазаревской», также написанное писателем-мемуаристом - сыном Юлиании Дружиной Осорьиным. В «Житии» Аввакума эта традиция была усилена, но именно предшествующие трансформации в литературном каноне сделали возможным само появление жития-автобиографии.

Исповедальность тона — еще одна отличительная черта «Жития» Аввакума. Целый ряд фрагментов позволяет говорить об этом тексте как об исповеди, обращенной к своему духовнику - старцу Епифанию. С наибольшей яркостью эта жанровая струя сказалась в знаменитом фрагменте о спасении «замотая», спрятанного во время одного из странствий под постелью, на которой сидела протопопица. Человек был спасен, только при помощи лжи: «А я, - простите бога ради, - лгал в те поры и сказывал: «Нет ево у меня!» Не хотя ево на смерть выдать». Вслед за подробным изложением события следует вопрос к духовнику: «Судите же так, чтоб нас Христос не стал судить на страшном суде есего дела». И на свободном месте рукой Епифания написано: «Бог да простит тя и блАгословит в сем веце и в будущем, и подружию твою Анастасию и дщерь вашу, и весь дом ваш. Добро сотворили есте и праведно. Аминь».

Аввакум очень много пишет о своих чувствах, причем всегда - с потрясающей искренностью. Он пишет обо всем, что с ним происходило, с беспощадностью разоблачая перед читателем свои слабости и падения. Он не стесняется проявления эмоций, часто плачет, тужит, печалится, рыдает, жалуется. Все это также можно считать проявлением исповедального жанрового начала в его произведении.

Наконец, «Житие» Аввакума - это еще и проповедь. Произведение написано с определенной целью: показать, как следует стоять за истинную веру. Жизнь Аввакума как предмет повествования интересна не сама по себе, а как пример твердости, верности избранному пути и истине. Недаром начинает протопоп свое произведение с изложения основ своей веры и заключает это изложение словами: «Сице аз, протопоп Аввдкум, верую, сице исповедаю, с сим живу и умираю».

Объединяет все жанровые традиции личность автора — самого Аввакума, одновременно проповедника, исповедника и героя житийного повествования. И это «единство героя» определяет стилистическую доминанту «Жития» - бытовое просторечие. Исследователями отмечалось, что Аввакум говорит по-разному в зависимости от «предмета»: он ласков и добродушен со своими последователями, гневно «лает» своего мучителя Пашкова, грозно обличает Никона и его сторонников. Но в любом случае за каждым словом текста стоит личность автора. И в этом смысле Аввакум делает еще один шаг вперед по сравнению с Грозным, предшествующим «личностным автором» в русской литературе. Если Грозный в письмах зачастую стремился к «перевоплощению», играл определенную роль, то Аввакум пишет о себе и намеренно это подчеркивает.

Дата добавления: 2014-12-29