Бытовые повести

Во второй половине XVII в. повесть заняла ведущее положение в системе литературных жанров. Если древнерусская традиция обозначала этим словом любое «повествование», то, что в принципе рассказывается, повесть как новый литературный жанр наполняется качественно иным содержанием. Предметом изображения становится индивидуальная судьба человека, выбор им своего жизненного пути, осознание своего личного места в жизни. Уже не так однозначно, как раньше, решается вопрос об авторском отношении к описываемым событиям: голос автора явно уступает место сюжету как таковому, а читателю предоставляется самому сделать вывод из этого сюжета.

«Повесть о Горе-Злочастии» - первая в группе бытовых повестей XVII в., открывающая тему молодого человека, не желающего жить по законам старины и ищущего свой путь в жизни. Эти традиционные законы олицетворяют его родители и «добрые люди», дающие герою разумные советы: не пить «двух чар за едину», не заглядываться «на добрых красных жен», бояться не мудреца, а глупца, не красть, не лгать, не лжесвидетельствовать, не думать о людях плохо. Очевидно, что перед нами — вольное переложение библейских десяти заповедей. Однако Молодец, который «был в то время се мал и глуп, не в полном разуме и не совершен разумом», отвергает традиционную христианскую мораль, противопоставляя ей свой путь: «хотел жити, как ему любо». Мотив жизни в свое удовольствие усиливается в повести, когда «названой брат» подносит Молодцу чару вина и кружку пива: выпить «в радость себе и веселие». Именно стремление к удовольствиям приводит Молодца к краху, что иронично констатирует анонимный автор, рассказывая, как Горе «научает молодца богато жить - убити и ограбити, чтобы молодца за то повесили, или с камнем в воду посадили». Жизнь по новым правилам не складывается, забвение родительских советов приводит к катастрофе, следовательно, единственным возможным выходом оказывается возвращение к традиционным христианским ценностям: «спамятует молодей спасенный путь - и оттоле молодец в монастырь пошел постригатися». Появление образа монастыря в финале «Повести о Горе-Злочастии» важно прежде всего именно как показатель традиционного решения проблемы выбора своего пути: Молодец, как и Блудный сын Симеона Полоцкого, в итоге возвращается к родительскому укладу. Заповеди в начале пути и монастырь в конце - знаковые точки этого уклада.

Принципиально новой чертой «Повести о Горе-Злочастии» можно считать образ главного героя - безымянного Молодца. Молодец - фольклорный герой по происхождению, обобщенный представитель молодого поколения. Отсутствие имени -существенная характеристика, так как именно это является показателем начального этапа перехода от традиционного древнерусского героя к герою нового времени. Автору важно подчеркнуть именно обобщенность этого образа, и он прибегает для этого к традиционному фольклорному взгляду на героя. Единственной характеристикой Молодца в «Повести» оказывается социальная: он происходит из купеческой среды. «Люди добрые» на честном пиру посадили его за дубовой стол, не в болшее место, не в меншее — садят его в место середнее, где сидят дети гостинные».

«Повесть о Савве Грудцыне» - следующий этап в развитии главной в бытовой повести второй половины XVII в. темы поисков молодым поколением свой судьбы. Это произведение составляет полную противоположность «Повести о Горе-Злочастии» в плане бытовой конкретики. Рассказ о Молодце и Горе ведется принципиально обобщенно, без называния конкретных мест и при полном отсутствии индивидуализации героя. И это было важно для неизвестного автора повести, так как он стремился представить читателю путь молодого поколения в целом, жизненный выбор не конкретного, а обобщенного героя. Савва Грудцын предстает перед читателем в окружении многочисленных подробностей и деталей. В начале повести прослеживаются торговые пути отца Саввы из Казани в Соликамск, Астрахань или даже за Каспийское море. Рассказывается о прибытии Саввы в Орел и о знакомстве его с отцовским другом купцом Баженом Вторым и его женой. И здесь на первый план выходит любовная тема. При описании зарождения чувства автор традиционен: «...супостат диавол, видя мужа того добродетельное житие, сам побуждает жену его на юношу к скверному смешению блуда и наерпестанно уловляше юношу онаго льстивыми словесы к падению блудному».

Традиционализм «Повести о Савве Грудцыне» сказывается и в средневековом взгляде на женщину как на «сосуд дьявола» почти в прямом смысле, ибо греховное влечение к женщине, жене отцовского товарища, приводит Савву к еще большему греху - продаже бессмертной души черту. И действительно, вскоре появляется сам дьявол в образе отрока, который становится Савве названым братом (вспомним «названого брата» «Повести о Горе-Злочастии). Концовка повести вполне традиционна: после целого ряда подробно описанных приключений и путешествий Савва оказывается под Смоленском, участвует в освобождении города от поляков, внезапно заболевает и его страшно мучит бес. В самый опасный момент ему является Богородица и предсказывает чудо, которое осуществляется в день престольного праздника: из-под купола храма падает «богоотсупная грамота», с которой стерты все письмена. В результате Савва раздает все имущество и постригается в монастырь.

Итак, как и в «Повести о Горе-Злочастии», герой после длительных испытаний приходит к исконным нравственным ценностям.

И все же сюжетной традиционностью не исчерпывается содержание этой повести. В. В. Кожинов отметил переплетение в ней жанровых признаков старой учительной проповеди с новой психологической повестью и даже романом. Путешествия Саввы по всей Русской земле мотивируют бытовые зарисовки купеческой жизни; его участие в военных действиях переводит повествование в план воинской повести, тема греха и раскаяния (пожалуй, все-таки основная) решается в духе традиционной легенды о чуде. И эта жанровая неоднородность - самая яркая черта «Повести о Савве Грудцыне» как явления литературы переходного периода.

Кроме того, принципиально важен образ беса — «названого брата» Саввы. Исследователи неоднократно отмечали, что этот образ противостоит всей традиционной древнерусской демонологии: дьявол внешне ничем не отличается от людей, ходит в купеческом кафтане и выполняет обязанности слуги. Ничего ужасающего в образе беса нет, чудесное приобретает самый обыкновенный, даже заурядный вид. При всей своей сю-жетно-функциональной близости к образу Горя «Повести о Горе-Злочастии», в художественном отношении это уже совершенно другой образ: на смену фольклорному обобщению приходит литературная бытовая конкретика. Недаром было замечено, что бес в «Повести о Савве Грудцыне» отчасти предвосхищает «партикулярного» черта Ивана Карамазова у Ф. М. Достоевского.

«Повесть о Фроле Скобееве» представляет третий этап в процессе эволюции бытовой повести в русской литературе конца XVII - начала XVIII в. Обычно она характеризуется исследователями как оригинальная русская новелла. Посвященная все той же теме самоопределения молодого поколения, она, в отличие от всех предшествующих повестей, решает ее принципиально по-новому.

Это - русский вариант европейского плутовского романа. В «Повести о Фроле Скобееве» отсутствует древнерусская книжная и фольклорная традиция, столь сильная в более ранних повестях. Фрол Скобеев - представитель нового поколения, добивающийся успеха именно благодаря отказу от общепринятой морали: обманом, плутовством, хитростью. Сюжет повести составляет рассказ о его ловкой женитьбе на дочери стольника Нардина-Нащекина Аннушке. И раскрытие любовной темы здесь в корне отличается от «Повести о Савве Грудцыне»: автор рассказывает не об опасном дьявольском искушении, а о ловко задуманной и осуществленной интриге, в результате которой каждый из героев получает свое.

Если в «Повести о Савве Грудцыне» жена Бажена Второго предстает в традиционном для древнерусской литературы образе искусительницы и клеветницы (линия эта богата примерами от «Слова» и «Моления» Даниила Заточника в XIII в. до «Повести о семи мудрецах» в XVII в.), то Аннушка оказывается своеобразной женской параллелью к образу Фрола - ловкого плута. Отметим, что именно ей приходит в голову, как можно, не вызывая подозрений, оставить родительский дом: «И Аннушка просит мамки своей, как можно, пошла к Фролу Скобееву и сказала ему, чтоб он, как можно, выпросил карету и с возниками приехал сам к ней, и сказался было от сестры стольника Нардин-Нащекина приехал по Аннушку из Девичьева монастыря». Единственной традиционной чертой «Повести о Фроле Скобеве» можно считать, пожалуй, авторскую позицию. У читателя могли возникнуть серьезные подозрения, что автор не очень сочувствует драме, совершившейся в семье стольника, и не без восхищения смотрит на проделки своего героя. Но поймать автора на слове, обвинить его в сочувствии пороку было невозможно.

Итак, эволюция жанра бытовой повести в русской литературе второй половины XVII в. приводит к постепенному отказу от традиционных ценностей и к замене их новыми. Прежде всего оказывается, что молодой герой может выбрать свой путь в жизни и преуспеть на нем. Именно этот позитивный вывод сделал возможным появление в петровскую эпоху очередного витка жанра - «гисторий», рассказывающих о героях, которые олицетворяют собой новые веяния в истории России.

Дата добавления: 2014-12-29