Сущность и способы познания мира 3 страница

Важнейшими и наиболее часто применяемым процедурами научного познания являются определение, объяснение, экспликация, доказательство, предсказание, оценка и интерпретация. Рассмотрим особенности каждой из этих процедур.

Одной из наиболее простых процедур обоснования является экспликация, представляющая собой уточнение неопределенного или не вполне понятного термина. Процедура экспликации имеет самое широчайшее применение как в научной, так и в обыденной сфере, поскольку непосредственно ориентирована на процесс понимания субъектом определенной информации.

Более сложной, по сравнению с экспликацией, является процедура определения. Ее специфика состоит в раскрытии критериев отграничения сущностных характеристик рассматриваемого объекта от других сходных объектов. В функциональном плане для определения характерно наличие причинно-следственной связи между определяемым и определяющим: определяемое оказывается следствием, а определяющее — причиной. Это является одной из особенностей определения по сравнению с родственной ей процедурой экспликации.

На раскрытие сущности объекта ориентируется не только определение, но и процедура объяснения, хотя последняя стремится к достижению этого иными способами. Если определение раскрывает существенные признаки объекта, отличающие его от других в ряду однородных, то объяснение показывает сущность объекта через его законосообразность, т. е. находит то существенно общее, что объединяет объясняемый объект с другими однородными объектами. Еще одним отличием определения от процедуры объяснения является то, что определяемое дается в форме понятия, а объясняемое в виде описания.

Важнейшим основополагающим принципом объяснения является принцип соотнесения единичного (особенного) с общим, что только и дает возможность для понимания единичного. В соответствии с этим, можно дать следующее определение: объяснение — это познавательная процедура раскрытия сущности явления путем определения закономерностей, характерных как для данного явления, так и для других, сходных с ним в существенных отношениях, при учете неповторимых индивидуальных особенностей проявления этих закономерностей в конкретном рассматриваемом случае.

В зависимости от содержания того, что подлежит объяснению, в науке принято выделять следующие типы объяснений:

1. Объяснение факта, представляющее собой познавательную процедуру, направленную на осмысление научного факта, понимаемого как достоверное описание реального явления.

2. Объяснение закона,направленное на раскрытие сущности определенного научного закона. Оно может выполнять самостоятельную познавательную задачу и в то же время может конкретизировать, углублять соответствующие положения полного объяснения, представляющего, по сути дела, систему объяснений.

3. Объяснение теории, которая, имея своим объектом научную теорию, родственно объяснению закона, поскольку как объясняемые, так и объясняющие положения представляют собой две системы подобных объяснений. Этот тип принадлежит всегда к числу полных объяснений объекта и является, в гносеологическом плане, высшим этапом развития данной исследовательской процедуры. Отличие теориологического объяснения от научной теории, выполняющей объяснительные функции, состоит в том, что оно предстает в форме объяснения объяснения.

По типу связи объектов, подлежащих объяснению и использованными при этом закономерностями различают мотивационное, генетическое, структурное и функциональное объяснение.

Мотивационным называют объяснение, раскрывающее цели и мотивы субъектов действия.

Генетическое объяснение исследует становление явления в рамках определенных процессов, выясняет причины его возникновения и изменения.

Структурное объяснение состоит в установлении внутренних элементов и способа сочетания их в единое целое, либо в раскрытии места объясняемого объекта в некоторой большей системе.

Функциональное объяснение рассматривает внешнее проявление сущности изучаемого явления. Данная процедура осуществляется путем указания определенного следствия и той закономерности, в соответствии с которой это следствие порождено объясняемым явлением. Следует отметить, что если генетическое объяснение раскрывает сущность как нечто пассивное, произведенное чем-то, то функциональное объяснение рассматривает ее как активное действующее начало.

Перечисленные типы объяснений в правовой практике используются не изолированно, а в их единстве, что обусловлено как сложностью изучаемых объектов, так и требованиями современного уровня развития правоведения.

В познании чрезвычайно важное место занимает доказательство, выступающее не только определяющим фактором научного исследования, но и основой следственной деятельности и судопроизводства.

Доказательство, представляя собой процедуру обоснования истинности мысли при помощи других мыслей, отличается от объяснения в функциональном плане. Вместе с тем, эти процедуры в правовом контексте взаимодополняют друг друга: объяснение открывает законы, позволяющие доказывать истинность; доказательство может входить как составная часть в процедуру объяснения.

Следует подчеркнуть, что под познавательной процедурой доказательства понимается не практическое, непосредственное действие, которое может выступать только в качестве критерия доказательства, а мысленное соотнесение доказываемого с этим критерием. Соотношение друг с другом элементов доказываемого и доказывающего может выступать в любых возможных комбинациях. Так, доказательством факта может служить не только другой факт, но и закон или теория. Соответственно этому, закон или теория могут доказываться фактом, либо другими законом или теорией.

Доказательство, как одна из важнейших процедур научного познания, имеет самое широкое применение в теоретической деятельности. Оно конкретизируется в ряде специфических процедур, выражающих особенности отдельных областей науки, например, в юриспруденции широко используются процедуры обвинения и оправдания, представляющие собой вывод о виновности (или невиновности) и доказательство (обоснование) правильности этого вывода. Подобные специфические процедуры могут выступать как непосредственное отражение функциональной особенности доказательства в тех или иных науках, либо представлять собой комбинированные процедуры, объединяющие в единой структуре элементы различных обосновательных процедур (например, вывода и доказательства).

Существенно сходным с объяснением является процедура предсказания, под которым понимается описание будущего состояния объекта или его отдельных аспектов. Предсказание, также как и объяснение, является одной из основных функций науки. Способность к предсказанию выступает проявлением творческого характера научной теории как системы знаний, способной к саморазвитию. Предсказание позволяет познать многие объекты еще задолго до их эмпирического открытия, благодаря чему развитие научной теории обретает относительную самостоятельность по отношению к развитию её эмпирической базы. Этим объясняются многочисленные случаи значительного опережения теоретической части науки собственной эмпирической и экспериментальной части.

Предсказание очень тесно связано с объяснением. Любое объяснение обладает потенциальной предсказывающей силой вследствие содержащихся в нем закономерностей и обобщений. Это обусловливает то, что если мы умеем объяснять сущность явления какого-либо типа, то мы умеем и предсказывать его дальнейшее развитие. В рамках исследовательского процесса предсказание основывается на объяснении, поскольку оно строится путем использования ранее установленного закона (законов) науки, как результата соответствующего объяснения. Так, Д.И. Менделеев смог предсказать некоторые новые химические элементы только потому, что с помощью открытого им периодического закона он объяснил основные химические характеристики элементов, в частности – периодичность свойств. В. Паули предсказал нейтрино лишь потому, что он исходил из объяснения энергетических процессов на основе закона сохранения энергии. Леверие и Адамс предсказали планету Нептун потому, что они основывались на объяснении движения планет Солнечной системы с помощью законов механики.

Различия между объяснением и предсказанием проявляются, главным образом, в функциональном и гносеологическом планах. В функциональном плане различия проявляются в том, что если объяснение ориентировано на раскрытие законосообразной сущности рассматриваемого явления, то предсказание – на описание будущего состояния объекта.

Гносеологическое различие между объяснением и предсказанием состоит в возможностях достижения ими определенного познавательного статуса. Объяснение способно достигать статуса достоверности своего результата. Возможности предсказания, в этом смысле, крайне ограничены. Результат предсказания, как правило, носит вероятностный характер. Исключение составляют лишь предсказания результатов банальных ситуаций, наподобие предсказания смерти конкретного человека, основанного на закономерности — «все люди смертны», но такие предсказания не являются предметом научного рассмотрения. Вероятностный характер предсказания определяется тем, что предсказываемое явление еще не произошло и степень реализации данного предвидения зависит от многих факторов, в том числе и случайных, а научно предсказать случайное развитие событий невозможно.

Степень вероятности предсказания связана также с временным интервалом предвосхищения событий. Чем более долгосрочен прогноз, тем выше степень его вероятности. Так, например, Земля вращается вокруг Солнца в течение года. Наука уверенно предсказывает, что в обозримое время, подобная ситуация не изменится. Но период подобной «обозримости» не беспределен. Существует устойчивая и почти неотвратимая тенденция падения Земли на Солнце в отдаленном будущем. Одновременно не исключена возможность захвата Земли другим небесным телом, которое своим притяжением увлечет Землю за пределы Солнечной системы. Возможно также, что человечество сможет в будущем технически воспрепятствовать падению Земли на Солнце. Кроме того, наука не может быть уверена, что и при «естественном» продолжении нынешней тенденции, на каком-нибудь этапе ее развития не появятся пока нам не известные факторы, которые изменят ее ход. Все это придает долгосрочным предсказаниям крайне вероятностный характер.

Большую роль в научном познании играет группа процедур, обозначаемых собирательным именем «оценка». Оценка характеризует рассматриваемый объект не сам по себе, а в его отношении к человеку, его интересам, потребностям, эмоциям и т. п. В соответствии с этим различают прагматическую оценку, связанную с установлением практической значимости (полезности, бесполезности, важности, эффективности и т. п.) рассматриваемого объекта; эмоциональную оценку, отражающую эмоциональное отношение к рассматриваемому объекту (радость, огорчение, скуку и т. п.); нормативную оценку, определяющую соответствие (или несоответствие) каким-либо нормам (юридическим, моральным нормам, парадигмальным требованиям к проведению научного исследования и т. п.); эвристическую оценку, характеризующую степень новизны и теоретической значимости научных положений.

Оценка, представляющая собой утверждение положительной ценности, называется позитивной оценкой, если же она представляет собой утверждение отрицательной ценности объекта, то ее обозначают как негативную оценку. Ряд философов различают критическую (рационально обоснованную) оценку и некритическую (рационально не обоснованную, иррациональную) оценку. Их отличие можно проиллюстрировать на примере высказывания «Богров – плохой человек, так как он хладнокровно убил Столыпина, а все хладнокровные убийцы – плохие люди». Это высказывание выражает критическую оценку, основывающуюся на анализе действий Богрова. В то же время высказывание «Богров – плохой человек», выражает некритическую, рационально не обоснованную оценку данного человека. В научном познании некритическая оценка может выступать как объект изучения, но самостоятельной методологической значимостью не обладает.

Сложным и малоразработанным в современной философии науки является вопрос о специфике процедуры интерпретации и ее взаимосвязи с другими исследовательскими процедурами. Обычно под интерпретацией понимают фундаментальную операцию мышления, состоящую в придании смысла любым проявлениям духовной деятельности человека, объективированным в знаковой или чувственно-наглядной форме. Примерами интерпретации могут служить прения в суде между адвокатом и прокурором, которые по-разному трактуют одно и то же событие, либо различающиеся между собой позиции участников дорожно-транспортного происшествия, пытающихся обосновать выгодную для себя его оценку.

Специфика интерпретации раскрывается в соотношении данной процедуры с другими познавательными процедурами и, прежде всего, с объяснением, определением, экспликацией, доказательством и оценкой.

Процесс научного познания осуществляется в определенных формах. К основным формам научного познания относятся:

1. Понятие, теоретически фиксирующее общие, существенные и необходимые свойства объекта. Примерами научных понятий могут служить рассматривающиеся в данном учебнике понятия «знание», «мнение», «общество» и т. д.

2. Категория, являющаяся предельно общим, фундаментальным понятием, отражающим наиболее существенные связи реальной действительности, в пределах предмета рассмотрения конкретной науки.

3. Закон, выступающий формой познания необходимых, устойчивых, повторяющихся отношений между явлениями.

4. Проблема, фиксирующая отсутствие необходимых для понимания объекта знаний или наличие различных (противоположных) подходов к его осмыслению.

5. Идея, служащая основой, объединяющей знание в целостную систему, и выполняющая, роль активного познавательного поиска путей решения научной проблемы.

6. Гипотеза, предлагающая возможное теоретическое решение научной проблемы, не опирающееся на достаточные доказательства.

7. Теория, выступающая высшей формой организации научного знания, дающей целостное представление о закономерностях и существенных связях объекта рассмотрения. Теория включает в себя определенные понятия, категории, законы и идеи науки; научные проблемы и гипотезы выступают в качестве базы формирования теории; гипотеза, получив достаточное научное обоснование, превращается в теорию.

8. Научная картина мира, представляющая собой целостный образ мира, выраженный в обобщенной системе знаний, получаемых с помощью различных наук.

Особое место среди форм научного познания занимает «факт». Его специфика проявляется в двух главных особенностях:

1. Понятие «факт» соотносится не только с познанием, но и с самой реальностью, т. е. под фактом можно понимать как фиксацию какого-либо явления научными средствами, так и само явление, имеющее место в реальной действительности. Данная особенность отличает «факт» от понятия, категории, проблемы, идеи, гипотезы, теории и научной картины мира, так как эти формы относятся только к процессу познания. Но указанная особенность не раскрывает специфики «факта» по сравнению с «законом», поскольку под законом также можно понимать и необходимую связь между явлениями объективной реальности, и фиксацию этой связи научными средствами.

2. В отличие от других форм научного познания, факт всегда связан с указанием на достоверный характер описываемого им явления.

Возможность многозначного истолкования понятия «факт» преодолевается понятием «научный факт», которое связано только с процессом познания. Научный факт — это достоверная фиксация какого-либо явления научными средствами. Научными фактами могут быть констатации исторических событий (например, указание на то, что первая мировая война началась в 1914 году), описания природных явлений и процессов (например, обнаружение того, что вода при температуре ниже 0ºС превращается в лед), фиксации географических данных (примером чего может быть утверждение о впадении Волги в Каспийское море) и т. д.

Все рассмотренные нами методы, процедуры и формы научного познания ориентированы на достижение одной общей цели – понимания человеком самого себя и окружающего его мира, но каждый из них стремится достичь эту цель своими собствен

4. Объяснение, понимание и интерпретация

В философии существуют два основных подхода к трактовке соотношения объяснения и понимания.

Первый из них, исходит из абсолютизированного противопоставления естественных и общественных наук. На этом основании, объяснение, как раскрытие законов изучаемого явления, соотносится только с физикой и естествознанием, а в общественных науках важнейшим средством познания считается понимание, т. е. мысленное моделирование психологического состояния другого человека на базе собственного жизненного опыта. Этот подход представлен в работах У. Дрэя, В. Дильтея, Р. Коллингвуда, Л.П. Карсавин, В.М. Хвостов и др.

В противоположность этому, второй подход не делает существенного различия между объяснением в точных и общественных науках, т. к. во всех случаях когда мы имеем дело с научным объяснением оно должно опираться на соответствующие закономерности. Эти закономерности могут быть динамическими или статистическими, они могут обладать ярко выраженной спецификой, соответствующей тому направлению научного познания, которое они представляют, но они всегда должны являться именно закономерностями. Подобная позиция нашла свое отражение в трудах К. Гемпеля, Р. Карнапа, П. Ленгама, Д.М. Петрушевского, А.С. Лаппо-Данилевского, С.Л. Франка и др.

Большой вклад в раскрытие психологических аспектов объяснения в общественных науках внесла герменевтика. Это философское направление специально исследовало возможности интерпретации и постижения чужой индивидуальности, неявно вписанной в смысловое поле текста, как «второй план», как «подтекст». Мы рассмотрим особенности герменевтического подхода к объяснению на примере взглядов Х. Гадамера, как одного из виднейших представителей данного направления, ученого, сознательно ориентирующегося на разработку эффективного способа достижения истинного исторического знания.

Для лучшего осмысления философии Гадамера попытаемся определить тот «контекст», уходящий своими корнями в XIX век, в русле которого разрабатывались основные принципы ее теории, т. е. сформулируем, выражаясь герменевтической терминологией, «предпонимание» данного вопроса. С этой целью обратимся к творчеству Ф. Шлейермахера и В. Дильтея, которые, подобно романтикам, доказывали, что объяснение исторических событий возможно лишь на основе психологического «вживания» во внутренний мир исторических деятелей.

При этом Шлейермахер считал, что автора исторического источника «нужно понять лучше, чем он сам себя понимал». Этот тезис раскрывает неограниченные просторы перед возможностями исторической интерпретации, но вызывает определенные сомнения в плане адекватности достигнутого таким образом понимания.

Дильтей расширил романтическую герменевтику до исторического метода. Он дал анализ понятия взаимосвязи в истории, которая в его интерпретации предстала в следующем виде: только из целостности текста можно понять части и лишь из частей — целое, как мир истории. Дильтей считал, что «не только источники предстают перед нами как тексты, но и сама историческая действительность есть подлежащий пониманию текст». Исторические факты, по его мнению, — это факты нашего сознания, и поэтому историю можно лишь «испытать», «почувствовать», «понять», что достижимо преимущественно путем изучения биографий исторических деятелей, при опоре на собственную интуицию исследователя. Исходя из этого, Дильтей ограничивает сферу объяснения только природными явлениями, а методом изучения истории объявляет понимание.

Х. Гадамер продолжил и развил указанные взгляды своих предшественников. Он практически отождествил объяснение истории с его пониманием, для которого необходим «процесс слияния горизонтов» прошлого и настоящего. Лишь осознание интерпретатором собственной исторической обусловленности, проникновение в историческую ситуацию, подлежащую пониманию, способствует преодолению как его собственной ограниченности, так и ограниченности текста, приводит исследователя к образованию нового, более общего, более глубокого «горизонта». Но возникает естественный вопрос: как же все это осуществить?

Гадамер поясняет, что прежде всего необходимо учитывать, что историк (интерпретатор), подходя к тексту, всегда уже имеет определенное его понимание («предпонимание»), определяемое условиями, в которых он живет (семья, общество, государство). Это предпонимание имеет характер предрассудка. При этом Гадамер отказывается от негативного отношения к предрассудку и рассматривает его лишь как суждение, которое выносится до окончательной проверки. Именно с этого момента и «должен критически вступить в дело опыт исторической герменевтики». Ученый должен не отбросить свои предрассудки, а осознать их. Избавиться он должен лишь от ложных предрассудков, а чтобы выявить их, исследователю нужно постоянно вести диалог с изучаемым преданием, текстом, событием.

Следует учесть, что Гадамер рассматривает интерпретацию как практически идентичную психологическому объяснению в истории процедуру. Поэтому указанные им действия исследователя, направленные на интерпретацию исторического события, вполне соотносимы с реализацией психологического аспекта объяснения. Эти действия можно представить в следующем виде:

1) понять историческую ситуацию, в которой историк живет и действует;

2) уяснить имеющиеся в нем самом предрассудки;

3) понять исторические обстоятельства, в которых развертывались события прошлого, т. е. «вжиться в текст»;

4) и на основе всего этого — истолковывать, интерпретировать событие истории.

Таким образом, движение к истине в указанной схеме идет через постоянный «диалог» с текстом, с сегодняшним миром и с миром прошлого. При этом Гадамер не ставит перед собой цель разработать метод познания, задачу герменевтики он видит в том, «чтобы прояснить те условия, при которых понимание совершается».

Указанная схема действий историка содержит ряд важных моментов:

а) учет субъективности ученого и ее трансформацию в позитивный фактор исследования;

б) мысленную соотнесенность исследователя с исторической традицией;

в) ориентацию ученого на осознание своих исходных мировоззренческих позиций по рассматриваемому вопросу. Этим дается установка на преодоление указанного еще Ф. Бэконом «идола пещеры», стоящего на пути познания, и одновременно определяется ориентация на решение проблемы партийности в научном поиске, которая, восходя от философии Гегеля и Маркса, нашла свою законченную категоричную форму в теории В.И. Ленина, согласно которой сознательное, неукоснительное следование принципу партийности является атрибутом достижения исторической истины. Гадамер также предлагает историку осознать свою партийность, но, в отличие от ленинского подхода, лишь затем, чтобы подняться над этой партийностью.

Подобные герменевтические идеи Гадамера составляют несомненный методологический вклад в разработку психологических аспектов объяснения в общественных науках.

Вместе с тем, следует констатировать высокую степень интуитивизма, связанную с самим актом интерпретации (объяснения) в герменевтике, широкое оперирование терминами «озарение», «наитие», что резко ограничивает возможности их рационального осмысления.

Этот недостаток в какой-то мере стремится преодолеть одно из современных направлений американской «новой научной истории» — «психоистория», которая путем обращения к подсознательным эмоциям, детерминирующим поведение человека, объясняет сферу иррационального.

Рассмотрим пример объяснения Р. Бинионом, одним из видных представителей «психоистории», поведения Гитлера, которое основывается на анализе его психоразвития. Ученый выделяет ряд психотравм, пережитых Гитлером в детстве, юношестве и молодости.

Первая — полученная в младенчестве: мать Гитлера восприняла смерть двух первых детей и четвертого по счету ребенка, как наказание за незаконный, преждевременный брак (она вступила в брак, не дождавшись смерти второй жены своего супруга; при этом она состояла с супругом в родственных отношениях, что осуждалось церковью и традицией). Чувство вины молодой крестьянки обострялось со смертью периодически рождавшихся детей, усугубляясь тем, что бездетность грозила семейным разрывом. Поэтому ее первый ребенок, сын Адольф, обладавший к тому же с рождения и серьезным физическим недостатком, скрываемым ею от окружающих, стал объектом бессознательно передававшейся ребенку психопатологии.

Вторая — психотравма, пережитая в 1907 году, в возрасте 18 лет, в связи со смертью матери, сопровождавшаяся «переносом вины за смерть пациента на лечащего врача — еврея», что способствовало зарождению у будущего «фюрера» идеи геноцида.

Третья — психотравма, полученная в 1918 году, в результате отравления газами и вызвавшая кратковременную потерю зрения на истерической почве.

Р. Бинион основывает свое объяснение на двух параллелях, раскрывающих закономерную связь событий:

1) связь между смертью матери, якобы умерщвленной врачом-евреем (1907 г.), отравлением Гитлера газами во Фландрии (1918 г.) и решение последнего отравить газом всех евреев (1942 г.);

2) Связь между смертью матери (1907 г.), поражением Германии в войне (1918 г.) и переносом комплекса вины на Россию (1918 г.), приведшим к принятию решения о войне с СССР (1941 г.).

В этом примере ярко проявляются такие особенности «психоисторического» объяснения, как:

1) ориентация на объяснение событий истории через «мотивы» агентов;

2) поиск причин «мотивов» во внутреннем мире человека, особенностях взаимоотношений с ближайшим окружением (семья, друзья и т. п.);

3) поиск причин поведения человека в бессознательных мотивах, сформировавшихся в детстве;

4) использование метода «контрпереноса», заимствованного из методики психоанализа, когда клиницист переносит на своих пациентов различные образы из своего детского прошлого;

5) опора объяснения на определенные закономерности (в рассмотренном примере объяснения это две закономерности:

а) мир взрослых (семьи) оказывает решающее влияние на становление и развитие характера ребенка;

б) заложенные в детстве основы характера определяют всю взрослую жизнь человека (возможно, бессознательно).

Применение психоанализа, действительно, помогает объяснять некоторые аспекты истории, оно не только обосновывает признание принципиальной возможности рационального объяснения сферы бессознательного, но и делает практические шаги в этом направлении.

Вместе с тем, практика «психоисторического» объяснения сталкивается с тремя главными трудностями:

1. В большинстве случаев достоверные источники, пригодные для мотивированной психоаналитической трактовки периода раннего детства исторической личности являются крайне скудными или отсутствуют вовсе, в следствии этого, возникает замкнутый круг: гипотеза о раннем детстве исторической личности, претендующая на то, чтобы пролить свет на ее деятельность в зрелые годы, фактически выводится из этой деятельности, а затем обращается для ее же объяснения.

2. Для применения метода «контрпереноса» историк вряд ли будет обладать столь широким диапазоном взаимоисключающих качеств, который позволит ему найти соответствующие образы в своем детстве, чтобы объяснить мотивы полярно противоположных по своему психическому складу и всему внутреннему миру деятелей, таких как, например, Гитлер и Ганди, объяснение поведения которых осуществил Э. Эриксон.

3. Сложность обоснования иррациональных мотивов субъекта, вытекающая из проблемы: как рационально можно обосновать иррациональное?

Конечно, «психоисторический» подход может иметь лишь ограниченное применение в практике социально-исторического познания и требует привлечения дополнительных аспектов объяснения — социальных законов, теоретических концептуальных взглядов на историю, но его методы и направленность исследования заслуживают серьезного внимания и разработки.

Отмеченная нами теоретическая дискуссия между позицией, связывающей функционирование процедуры объяснения с научными законами, и позицией, понимающей объяснение как раскрытие мотивов, чувств, верований, мыслей субъектов действия, в целом верно отражает противоположность мнений ученых по данному поводу. Но действительность всегда богаче любой теоретической схемы, поэтому данное различие не должно абсолютизироваться. Так, К. Гемпель, в общем, не отрицает мотивационного объяснения, но рассматривает его лишь как включенное в общую процедуру полного объяснения, причем подчеркивает, что и мотивационный аспект осуществляется с помощью законов. Одновременно У. Дрэй, хотя и не рассматривает закон как необходимое условие объяснения и резко критикует применение модели «охватывающего закона» Поппера-Гемпеля к истории, все же допускает, что историки иногда подводят исследуемые события под какой-либо закон или законы. Более того, впоследствии, под влиянием многочисленной критики, Дрэй приходит к более умеренной оценке самой теории «охватывающего закона», как основы процедуры объяснения.

Дата добавления: 2014-12-29