Нормативное поведение в малой группе 2 страница

Следует отметить, что Пейчеле, исходя из социологического и исторического анализа тенденций жизни современного ей общества (в данном случае – французского), рассматривала установки с более выраженной феминистской окраской в качестве своеобразной социальной нормы в их феминистское начало, высказывания «сообщника-антифеминиста» вызывали в группе поляризацию мнений. При этом феминистски настроенные субъекты еще больше укреплялись в своих убеждениях, а нейтралы и антифеминисты попадали под сильное влияние антифеминистских взглядов сообщника. В этой связи Московичи и Пейчеле замечают, что было бы наивным рассматривать влияние меньшинства как работающее только в позитивном или прогрессивном направлении.

4. Конфликт. Процессы влияния, полагает Московичи, неизбежно связаны с преодолением конфликта, возникающего между наличным мнением индивида и тем, что ему предлагают (или навязывают) другие. Однако решается конфликт по-разному, в зависимости от того, кто предлагает (или навязывает) иное мнение: большинство или меньшинство. При воздействии большинства нередко происходит лишь сравнение личностью своей позиции с мнением большинства, а демонстрация согласия с последним определяется поиском одобрения и нежеланием показывать свое несогласие. В случае же влияния меньшинства человек побуждается к поиску новых аргументов, подтверждению своей позиции, рассмотрению большего числа возможных мнений. Отмечается также (Nemeth, 1986), что, несмотря на возникновение своеобразного когнитивного конфликта, сдвиг индивидуальной точки зрения в сторону позиции большинства происходит на самых ранних этапах принятия решения или же на первых минутах дискуссии, в то время как сдвиг к мнению меньшинства происходит гораздо позже, «пробиваясь» сквозь сильную негативную установку окружающих. Причем согласие с меньшинством носит, как правило, более непрямой и латентный характер, нежели согласие с большинством.

5. «Эффект ореола». Влияние меньшинства во внутригрупповых процессах было зафиксировано и при обращении к столь традиционному для социально-психологической проблематики феномену, каким является «эффект ореола». Причем проявления влияния были рассмотрены исследователями применительно к таким его разновидностям, как семантический и временной «эффект ореола», эффект последействия и т. д.

Сформулированные Московичи и его сотрудниками теоретические положения и иллюстрирующие их эмпирические факты в целом хорошо поддерживают идею нормативного влияния меньшинства, хотя она разделяется далеко не всеми исследователями, в частности, из-за ее якобы научной нестрогости. Эти обвинения, поступающие со стороны приверженцев американской экспериментальной психологической традиции, следует воспринимать так же критически в силу уже обсуждавшейся мною выше проблемы сопряженности методологических оснований. По крайней мере сегодня, работы Московичи чаще ассоциируются с европейской линией в социальной психологии, отличающейся большей глубинностью и связью с феноменологией реальной социальной жизни.

Подход Московичи является далеко не единственной попыткой изучения обсуждаемой области группового поведения, и, кроме того, они не исчерпывают всех возможных путей освещения проблемы. Немес (Nemeth, 1986) предприняла попытку расширения зоны анализа влияния, связывая его не только с давлением группы или отдельных ее членов, но и с рассмотрением процессов внимания, мышления, с учетом стандартных и нестандартных решений и суждений, имеющих место в группе. Развиваемые этой исследовательницей представления касаются выяснения различий в специфике влияния, оказываемого групповым большинством и групповым меньшинством. Пол ее мнению, влияние меньшинства и большинства различается не только силой и открытостью (в смысле демонстрации согласия), но и характером вызываемой у членов группы концентрации внимания, своеобразием процесса принятия решения. При воздействии большинства внимание остальных членов группы концентрируется именно на предлагаемой им позиции. В случае влияния меньшинства внимание фокусируется на других альтернативах, часто отличных от позиции как самого меньшинства, так и остальных членов группы. Следовательно, можно сказать, что лица, сталкивающиеся с мнением меньшинства, прилагают больше усилий для развертывания познавательной активности, нежели это имеет место в ситуации влияния большинства. Иными словами, обнаруживаются определенные различия в характере мышления члена группы при возникновении несогласия с позициями большинства и меньшинства.

В случае рассогласования мнений меньшинства с точкой зрения того или иного члена группы последний проверяет значительное количество альтернатив возможных решений, и мыслительный процесс разворачивается во многих направлениях. Возрастает вероятность найти новые неожиданные решения, которые, вполне возможно, окажутся эффективнее предыдущих. Причем в ситуации влияния меньшинства доминирует тенденция к дивергенции вариантов решения. В случае же влияния большинства преобладает тенденция к конвергенции решений в направлении позиции большинства. Внимание личности фокусируется лишь на тех аспектах задачи, которые близки к мнению большинства. Другие возможные варианты решения остаются вне поля зрения субъекта. Чем же объясняются описанные выше различия? Немес усматривает их причину прежде всего в степени стрессогенности ситуации принятия решения.

Так как сильное эмоциональное возбуждение вызывает концентрацию внимания на центральной задаче и уменьшение его направленности на периферийные проблемы (Nemeth, 1986). Поэтому, как полагает Немес, возрастание стресса при рассогласовании мнения личности с позицией большинства приводит к концентрации внимания на одном варианте решения, предлагаемом большинством, и в целом ухудшает качественные показатели решения. При воздействии же меньшинства стрессогенность ситуации минимальна и условия для решения проблемы близки к оптимальным. Иными словами, в ситуации влияния большинства человек фактически поставлен перед своеобразным альтернативным выбором: собственная позиция или мнение большинства. И его внимание нередко (либо в силу посылки, что большинство всегда право, либо из страха перед неодобрением большинства) обращается к последней альтернативе. Другое дело – ситуация влияния меньшинства. Если на ранней стадии рассмотрения проблемы его мнение может быть отвергнуто индивидом, то при уверенном и последовательном отстаивании меньшинством выдвигаемой точки зрения она постепенно должна начать приниматься во внимание членами группы, что приведет к переоценке всей ситуации, в которой в качестве одной из. наличных альтернатив выступит именно позиция меньшинства. Кроме того, устойчивая и долговременная позиция меньшинства, расходящаяся как с мнением отдельного члена группы, так и ее большинства, порождает своеобразную конфликтную ситуацию, ведущую к усилению познавательной активности ее участников (напомним, выше, при описании модели Московичи, отмечалось, что в случае рассогласования с мнением большинства конфликт разрешается на начальном этапе дискуссии и далее уже не влияет на процесс принятия решения).

С целью проверки выдвинутых предположений Немес с сотрудниками были проведены три исследования. В первом из них испытуемым, собранным в группы из шести человек, предъявлялись наборы слайдов с изображением шести фигурок и образца, который надлежало выявить в каждой из них (он был искусно вкраплен в эти фигурки). Групповое большинство и меньшинство было образовано из «сообщников» экспериментатора и состояло соответственно из четырех и двух человек. Во втором исследовании испытуемые составляли трехбуквенные слова, пользуясь наборами букв, демонстрировавшимися им на слайдах, а в третьем исследовании давали словесные ассоциации на предъявлявшиеся им цветные слайды. В каждом из исследований сообщники своими суждениями по поводу решения экспериментальных задач оказывали влияние на испытуемых.

Результаты экспериментов свидетельствуют, что процессы влияния большинства и меньшинства различаются главным образом формой своего выражения. Так, большинство оказывает довольно сильное влияние в смысле распространения его в группе в виде принятия индивидами («наивными субъектами», по терминологии С. Аша) навязываемой им позиции. При этом они сужают выбор рассматриваемых возможностей, ограничиваясь лишь той из них, которую им предлагает большинство, не стремятся к поиску альтернатив, не замечают другие решения, в том числе правильные. Что же касается влияния меньшинства, то хотя оно проявляется с гораздо меньшей силой, однако стимулирует более дивергентные стратегии мышления членов группы, способствует росту оригинальности и разнообразия решений и, что очень важно, их эффективности. Причем влияние меньшинства оказывается полезным (в плане генерирования индивидами оригинальных решений) даже в том случае, когда лежащее в его основе мнение является ошибочным.

Таким образом, полученные Немес конкретные эмпирические данные довольно однозначно подкрепляют логику ее теоретических построений. А в целом разрабатываемая ею линия исследования нормативного поведения не только углубляет наши представления о процессе влияния меньшинства, но и позволяет выйти на такие традиционные проблемы, как групповое творчество и принятие решений, лишний раз подчеркивая тесную взаимосвязь феноменов малой группы как подлинно системного образования.

Включение в фокус исследовательского анализа феномена влияния группового меньшинства, по мнению Р.Л. Кричевского и Е.М. Дубовской (2001, с. 141-142), ставит перед разработчиками проблематики нормативного поведения немало требующих несомненного внимания вполне конкретных вопросов: как в процессе выработки групповых норм осуществляется одновременное взаимовлияние группового большинства и меньшинства, что обеспечивает преобладание одной из сторон, как сосуществуют в этом случае тенденции к конвергенции и дивергенции мнений и в какой мере полученные в лаборатории данные и сопряженные с ними теоретические положения переносимы на поведение людей в естественных группах? Ответы на эти (и, видимо, многие другие стимулированные разработкой обсуждаемой проблемы) вопросы представляют не только чисто познавательный интерес; они могут быть полезны и для различных сфер социальной практики: в одних случаях, как свидетельствует опыт той же Немес (1986), применительно к социальным группам, ориентированным на решение творческих проблем, в других, как полагают Маас и Кларк, применительно к реальным группам меньшинств – этнических, расовых, образуемых людьми с теми или иными отклонениями в здоровье и т.п. (Maass, Clark, 1984).

Таким образом, представленный подход с позиции группового меньшинства позволяет рассмотреть новые грани процесса нормативного функционирования, приблизив их, во-первых, к феноменологии реальности повседневной социальной жизни, и, во-вторых, создав предпосылки для понимания тех процессов, которые в этой реальности реализуются.

Развитие и трансляция норм. Исследования особенностей и механизмов нормообразования составляют еще одну фундаментальную область, чрезвычайно полезную для понимания социально-психологической проблематики социальной регуляции поведения. Нормы выступают в качестве писанных и неписанных правил поведения, но в большинстве своем они адаптируются в процессе координации совместных действий до момента достижения консенсуса. В соответсвии с классическим анализом этого процесса, проведенным Музафером Шерифом (Sherif, 1936), адаптация или выравнивание норм отражает формирование своеобразных точек отсчета или оснований для взаимного регулирования поведения между людьми, вступающими во взаимоотношения. Отдельные индивиды, объединяясь друг с другом, быстро структурируют свой жизненный опыт в соответствии с выработанными общими стандартами. Эти стандарты берутся извне и поддерживаются посредством внешних авторитетов или лидера группы, но, как подчеркивает Шериф, в любом случае они являются результатом взаимовлияния. Члены группы не просто подчиняются решениям окружающих, а используют выработанный консенсус для изменения собственных представлений и оценок. Шериф исследовал процесс формирования и действия групповых норм используя так называемый аутокинетический эффект (естественную иллюзию движения светового пятна в затемненной комнате). Находясь в темной комнате и не имея сравнительной системы координат участники экспериментов Шерифа фиксировали смещение светового пятна. Первоначально каждому участнику по отдельности предлагалось оценить величину смещения цветового пятна, а затем в процессе группового обсуждения. Величина смещения в случае принятия индивидуальных решений варьировалась от 3-х до 30 сантиметров. В процессе же группового обсуждения эти оценки начинали согласовываться до достижения группового консенсуса. На заключительном этапе эта согласованная оценка принималась членами группы в качестве своей собственной. Более того, на последующих групповых сессиях она сохранялась, выступая в качестве групповой нормы.

Последующие исследования показали изменения индивидуальных и групповых оценок в случаях присутствия в группе лиц, принимающих экстремальные решения. отклоняясь от групповых решений эти «экстремалы» добивались их изменения.

Как отмечает Форсайт (Forsyth), интернализовавшись, групповая норма становится частью стабильной групповой структуры (Manstead, Hewstone, 1999, c. 414). став традиционной, групповая норма стимулирует адаптацию к ней новых членов группы.

В процессе социализации происходит интернализация огромного количества религиозных, экономических, моральных, политических, межличностных стандартов или норм, передающихся от поколения к поколению. В то время как дети интернализуют нормы соответствующего поведения из своей культуры, новый работник усваивает множество правил того, что можно, а что нельзя делать в организации, что приветствуется, а что может вызвать негативное отношение. То же самое происходит и в студенческой группе на момент ее образования. Более того, новая студенческая группа интернализует некоторый набор правил от более старших и «бывалых» коллег, тем самым сохраняя традиции. Со временем конечно же происходят определенные изменения в групповых нормах, адаптируя их к изменившемуся социокультурному контексту и потребностям новых членов. В уже рассматривавшейся теоретической модели влияния меньшинства Московичи (1985) показано, что выражение несогласия с мнением большинства групповым меньшинством приводит к изменению групповых норм для сохранения видимости последовательности и объективности.

Теодор Ньюкомб (1943) продемонстрировал особенности трансляции норм между поколениями в своих известных исследования политических аттитюдов. В его исследовании особенностей проявления политических аттитюдов. Проводившемся на студентах колледжа, было показано, что первоначально, являясь выходцами из консервативных семей, они проявляли повышенных радикализм. Эти изменившиеся на либеральные аттитюды, сохранились и к моменту окончания колледжа через четыре года. Либеральные аттитюды поддерживались наиболее популярными студентами, наиболее глубоко включенными в университетское сообщество, побуждая новых студентов к подражанию и демонстрации собственного либерализма. Форсайт отмечает, что эти изменившиеся политические аттитюды сохранились и через 25 лет (1990).

Эта особенность трансляции норм была показана и многими другими исследователями. Кендейл (Candall, 1988) продемонстрировал эту особенность на примере межпоколенной трансляции булимии – цикличности пирушек, сопровождаемой самоинициируемой рвотой или иными формами очищения организма – сохраняющейся в качестве групповой нормы. Будучи социально осуждаемой, булимия сохраняется во многих специфических субкультурах, например, ведущие стола или тамады, танцевальные труппы, команды, женские клубы и др. Крендейлл отмечает, что эти группы не рассматривают подобное поведение как угрозу здоровью, а скорее как средство контроля веса и т.п. в его исследованиях членов женских клубов было установлено, что эта групповая норма поддерживалась наиболее популярными женщинами. Значимость этих исследовании заключается еще и в демонстрации способности группой устанавливать свои собственные нормы или стандарты, в том числе и противоречащие социально одобряемым. Еще одной особенностью является зависимость сохранения и трансляции норм от авторитетности поддерживающих их фигур. В более широком контексте такого рода отклонение можно объяснить и тягой к оригинальности, стремлением подчеркнуть собственную уникальность и т.п. одновременно подобное отклонение может выступать в качестве возможного средства нахождения новых ресурсов и возможностей развития как группы, так и ее членов.

Влияние норм. Нормы обладают столь мощным влиянием, что часто вынуждают подчиняться им и лиц, исходно не согласных с ними. Показательной иллюстрацией такого рода влияния являются знамениты эксперименты Аша с подставной группой, провоцирующей человека на подчинение решениям, противоречащим исходным. Не останавливаясь на подробном описании этих экспериментов, которое представлено в литературе (см., например, Аронсон, 1998; Майерс, 1997; и др.), отмечу лишь очевидность необычайной силы влияния авторитетного большинства в еще большей степени показанного в известных экспериментах Стэнли Милгрэма и Дэвида Зимбардо (там же), вызвавших бурную дискуссию в научном сообществе по проблеме этики психологического исследования.

Более фундаментальным является вопрос почему мы действуем, мыслим в соответствии с существующими социальными нормами? Как отмечает Форсайт (1999), анализ нормативного влияния вновь приводит к личностным и межличностным факторам, выступающим в качестве основного источника. На межличностном уровне люди предпочитают действовать в соответствии с принятыми нормами в силу многообразия возможных негативных последствий, связанных с неподчинением им. В межличностных отношениях лица, отклоняющиеся от норм, испытывают разнообразные формы давления со стороны социального окружения. Отклонение от соблюдения гражданских норм сопровождается напоминанием о чувстве гражданской ответственности и необходимости изменения поведения в сторону социально одобряемого. Правопослушное поведение поддерживается целой системой институтов, а отклонение от правовых норм сопровождается соответствующими санкциями вплоть до ограничения свободы. Люди, отклоняющиеся от групповых норм, испытывают антипатию со стороны окружающих, занимают более низкий социальный статус, постоянное давление на подчинение, а в крайних случаях исключаются из группы. Избирающим альтернативные способы поведения постоянно напоминается о необходимости соблюдения норм и т.п.

Нормативное влияние обладает и личностной компонентой. Нормы являются не только внешними ограничениями, но и интернализованными самоограничениями, направленными на подчинение принятым стандартам поведения. Интернализация норм и превращение их в личностные стандарты сопровождается испытыванием чувства долга и ответственности. Именно превращение норм во внутриличностные стандарты и приводит к возникновению внутриличностных конфликтов в ситуациях возможности проявления поведения, противоречащего нормам. Примером такого рода внутриличностного конфликта является ощущение неловкости в случае появления в общественном транспорте старшего по возрасту и необходимости уступить ему место. Социализированная норма уважительного отношения к старшим, пересекаясь с собственными интересами, может спровоцировать включение механизмов психологической защиты направленных на нахождение «ресурсов самооправдания» неподчинения принятым стандартам поведения в подобного рода ситуациях. К числу такого рода самооправданий могут быть отнесены дискредитация объекта приложения нормы, нахождения «более достойных» для проявления нормативного поведения и т.д.

Целая серия исследований, связанных с последствиями противонормативных действий была предпринята Стэнли Милгрэмом (Milgram, 1992). В частности им изучалась реакция очереди на попытки проникновения в метро без очереди. Очередь выступала в качестве субъекта поддержки нормативного поведения. Причем чем больше людей в ней находилось тем более активное воздействие на отклоняющихся от норм применялось. Эти воздействия варьировались от простых призывов к совести до физического воздействия на нарушителей. Такого рода «реальные эксперименты» мы наблюдаем практически каждодневно, сталкиваясь с попытками отклонения от принятых стандартов поведения. Они же демонстрируют и возможные вариации в реакции, определяющиеся в том числе и личностными качествами поддерживающих и нарушающих нормы. Милгрэмом были выявлены и особенности переживаний самих нарушителей норм, свидетельствующие о росте эмоционального напряжения, внутреннего беспокойства в отношении возможных последствий и т.д.

Таким образом, нормы являются не просто внешними силами, требующими определенного рода действий. Скорее они являются основополагающими компонентами социальной структуры, связывающей отдельных членов общества в социальный порядок. иногда индивиды подчиняются нормам во имя избегания возможных негативных последствий со стороны окружающих. Но в большинстве случаев нормативное поведение находится в соответствии с личностными предпочтениями, представлениями и ценностями. Как подчеркивает Форсайт «нормы существуют независимо от отдельных индивидов, но независимо от этого нормы создаются индивидами для придания упорядоченности их социальным контактам» (Manstead, Hewstone, 1999, c. 417). Такого рода упорядочение является необходимым элементом взаиморегулирования поведения, его координации и, наконец, прогнозируемости развития событий. Предсказуемость поведения в соответствии с принятыми стандартами освобождает нас от необходимости постоянной готовности к непредвиденному развитию событий. Общество всегда заинтересовано в поддержке стандартов поведения, предпринимая санкции по отношению к отклоняющемуся поведению.

Последствия отклонения от групповых норм. Исследования последствий отклонения от групповых норм столь же многообразны как и исследования их актуализации и формирования описанные ранее. К числу классических здесь относятся эксперименты Шахтера (Schachter, 1951), характеризующиеся весьма оригинальным методическим исполнением и заслуживающие хотя бы краткого описания (приводятся по: Кричевский, Дубовская, 1991, с. 103-104). Были созданы четыре типа студенческих групп (автор называет их «клубами»), периодически собиравшихся для обсуждения интересовавших их вопросов (члены одной из групп интересовались юриспруденцией, другой – редакторским делом, третьей – театром и кино, четвертой – техническими проблемами) и отличавшихся друг от друга уровнем сплоченности и степенью значимости для членов каждой из них предназначавшейся к обсуждению в эксперименте темы (она касалась истории судебного дела несовершеннолетнего преступника). Группы состояли из 5 – 7 человек, каждый из которых знакомился с историей этого правонарушителя и определял посредством 7-балльной шкалы, что с ним следует сделать. Затем их мнения зачитывались группе. Одновременно свои суждения по упомянутому вопросу высказывали три дополнительно вводившихся в эксперимент участника – «сообщники» экспериментатора. Один из них сразу же соглашался с неким усредненным мнением группы (своего рода «нормой») и поддерживал его входе последующей. дискуссии, а два других занимали противоположную ему позицию. Однако в процессе дискуссии один из «сообщников» принимал влияние группы и менял свое мнение, а другой упорствовал в своем решении до конца дискуссии. В результате было четко установлено, что первоначально все обращения в группе направлялись в сторону отклонявшихся с целью побудить их отказаться от первоначальной точки зрения. После того как один из них соглашался с группой, адресовавшиеся ему коммуникативные потоки ослабевали. Что же касается «сообщника», не соглашавшегося с большинством, то после сильного давления на него со стороны группы общение с ним прекращалось: группа как бы отвергала его (об этом же свидетельствовали данные постэкспериментального опроса испытуемых). Причем выявленные в эксперименте тенденции (давления и отвержения) возрастали в зависимости от степени сплоченности группы и релевантности обсуждавшейся темы.

То, что группы оказывают давление на отклоняющихся своих членов, является в общем-то хорошо известным из литературы и жизни фактом. В этой связи прежде всего возникает вопрос о функциях такого давления. Р.Л. Кричевский и Е.М. Дубовская указывают на следующие основные его функции: 1) помочь группе достичь ее целей: 2) помочь группе сохранить себя как целое; 3) помочь членам группы выработать «реальность» для соотнесения с ней своих мнений; 4) помочь членам группы определить свое отношение к социальному окружению (2001, с. 143).

Помощь группе в достижении целей не возможна без нахождения компромисса интересов такого рода компромиссы часто и выступают в качестве групповых норм или стандартов. Так как в целях группы представлены и интересы ее отдельных членов, то их участие в поддержании групповых норм является вполне обоснованным. Изложенное вполне согласуется и со второй функции – сохранении целостности группы. Собственно говоря и объединяются люди в группу для обретения дополнительных ресурсов решения значимых для них задач. Осознание того, что в группе эти задачи могут быть решены лучше и мотивирует стремление отдельных членов группы к сохранению ее целостности. Применительно к третьей из них речь идет о выработке своеобразной точки отсчета, с которой человек мог бы соотнести свои мнения, суждения на предмет выяснения их валидности. Такой точкой отсчета и является так называемая «реальность» (или «социальная реальность»), представляющая собой некое групповое согласие (своеобразную групповую норму) по поводу тех или иных жизненных явлений, ситуаций и т.д. (Cartwright, Zanna, 1968). Подобная «реальность» позволяет личности избежать неопределенности как относительно оценки принимаемых ею решений (Festinger, 1954), так и относительно интерпретации своего состояния (Schachter, 1959). Наконец, последняя из названных функций связана с достижением членами группы согласия по поводу отношений их группы с социальным окружением (другими группами, организацией и т. д.), что, как полагают исследователи (Cartwright, Zanna, 1968), обеспечивает ее жизнеспособность и адаптацию в социуме, согласованность групповых действий.

Реализация указанных выше функций во многом обусловлена развитием единообразия оценок, решений, поведенческих моделей членов группы, вызываемого в свою очередь процессами внутригруппового давления, и существует, по-видимому, немало ситуаций, в которых наличие такого единообразия является важным фактором эффективности группы. В этой связи Р.Л. Кричевский и Е.М. Дубовская (2001, с. 144) ставят вполне резонные вопросы – всегда ли полезно единообразие? Способствует ли оно зарождению творческого начала в группе, стимулирует ли динамику групповых процессов (ведь единообразие – антагонист противоречий, этого «топлива» развития), привносит ли в жизнь группы элементы инновационности? Ответы на эти вопросы не столь просты как может показаться. С одной стороны, единообразие порождает определенность и прогнозируемость взаимоотношений, правда, лишая эти взаимоотношения стимулов для развития и углубления. Единообразие полезно как. условие сохранения и выживания группы, находящейся в выраженных экстремальных, сопряженных с угрозой ее нормальной жизнедеятельности условиях, о чем, кстати сказать, свидетельствуют многочисленные эмпирические данные, но является и фактором застоя и регресса, ведущим к развитию деструктивных процессов в относительно спокойных («нормальных») ситуациях группового функционирования. Такого рода сочетание номотетики и идиографии в нормообразовании в привязке к имике и итике создает основания для понимания сложности процесса их взаимодействия и взаимовлияния. Отдавая часть собственной свободы окружающим, человек приобретает определенность и защищенность, но отсутствие уникальности и развития приводит его же к деградации, а группу к распаду. Именно в этих ситуациях элементы творчества и разного рода инновации, ведущие к пересмотру не отвечающих требованиям времени групповых стандартов, могут стать отличительными признаками групповой жизни. Собственно говоря именно эти аспекты проблемы были поставлены и исследованы Московичи в его работах по взаимоотношениям группового большинства и меньшинства.

Как было показано выше, формирование групповых стандартов или норм, способствующих достижению групповых целей и задач, сопровождается усилиями по поддержанию целостности группы. Наиболее близкой и изученной характеристикой целостности выступает групповая сплоченность к рассмотрению которой мы и приступаем

Дата добавления: 2014-12-29