Межличностные отношения в групповом процессе

Выше мы рассматривали влияние личности на феномены группового процесса. Но прежде чем такое влияние будет реально иметь место, личность должна вступить в какие-то вполне конкретные отношения с другими образующими группу личностями, и эти отношения получат определенное развитие, знак, с их помощью личность войдет в группу или будет ею отвергнута. При этом, однако, необходимо сделать одно существенное пояснение по поводу того, какие именно отношения явятся предметом последующего обсуждения. Дело в том, что выражение «межличностные отношения в групповом процессе» звучит в известной мере тавтологично: ведь сам групповой процесс и есть, по существу, реальность многообразных внутригрупповых межличностных отношений.

Речь далее пойдет преимущественно об отношениях, носящих либо диадный характер, либо хотя и выходящих за рамки диады, но тем не менее не дающих еще представления о целостном групповом процессе. Иными словами, будут рассмотрены некоторые из тех «кирпичиков» и «блоков» межличностных отношений, что в совокупности и составляют единый групповой процесс, в немалой степени обусловливая его эффективность. Свой анализ мы начнем с обращения к перцептивному аспекту внутригрупповых межличностных отношений.

Межличностное восприятие в групповом процессе. Следует подчеркнуть, что данный аспект (или план) межличностных отношений получил в отечественной литературе весьма широкое освещение (Р.Л. Кричевский, Е.М. Дубовская, 1991), вследствие чего, как мы полагаем, нет необходимости в детальном анализе различных относящихся к нему работ, но вполне достаточно будет с целью систематизации данных эксплицирования основных лежащих в их основе исследовательских линий. Одна из них – рассмотрение перцептивного (или точнее – социально-перцептивного) акта как первичного структурного компонента межличностного отношения (главным образом – диадного), заметно влияющего на его последующее развертывание. Это направление объединяет как исследования прошлых лет, выполненные А.А. Бодалевым с сотрудниками в рамках достаточно традиционной схемы «восприятия человека человеком» (1982), так и более современные работы, касающиеся, в частности, изучения феномена межличностной аттракции (имея в виду когнитивный его компонент), содержательный обзор которых опубликован Л.Я. Гозманом (1987). Заметим, что в последнем случае большой интерес представляют выделяемые специалистами (Manstead, Hewstone, 1996) многообразные детерминанты межличностной аттракции, в определенной степени являющиеся также условиями образования и сплочения малой группы.

Другое направление изучения перцептивного аспекта межличностных отношений связано с обращением к групповому контексту, т.е. речь здесь, в сущности, идет о выяснении роли межличностного восприятия в групповом процессе. Хотя работы этого направления достаточно разнообразны по решаемым их авторами специфическим задачам, в большинстве своем они в той или иной мере отвечают на вопрос относительно влияния реализуемой группой деятельности на межличностное восприятие (Р.Л. Кричевский, Е.М. Дубовская, 1991). Подчеркнем, что одним из первых к этому вопросу обратился А.Л. Бодалев, под руководством которого Н.Ф. Федотова и Р.А. Максимова еще в конце 60-х – начале 1970-х годов провели ряд экспериментальных серий, обнаруживших зависимость взаимовосприятия членов лабораторных групп как от наличия самой групповой деятельности, так и от успешности ее выполнения (1982). Позднее эта исследовательская линия получила дальнейшее развитие в работах Г.М. Андреевой, А.В. Петровского и их сотрудников, опиравшихся на результаты, с одной стороны, теоретического анализа категории совместной деятельности и проблемы коллектива, а с другой – эмпирического изучения реальных социальных групп (1997).

Вместе с тем, как свидетельствуют накопленные к настоящему времени данные, не только совместная деятельность обусловливает содержание мёжличностного восприятия членов группы, но последнее, в свою очередь, может оказывать влияние на эффективность протекания совместной деятельности. Причем, пожалуй, наиболее демонстративно подобное влияние обнаруживает себя в феномене руководства: согласно материалам исследований, выполненных Р.Л. Кричевским и Е.М. Дубовской перцептивные (или социально-перцептивные) характеристики руководителя, репрезентированные в особенностях восприятия им тех или иных членов группы, точности отражения их личностных свойств и отдельных групповых параметров, выступают в качестве одного из существенных условий эффективности групповой деятельности (1991, с. 136),

Однако перечисленными выше линиями анализа обсуждение интересующего нас вопроса не исчерпывается, в связи с чем остановимся вкратце еще на двух возможных ракурсах его рассмотрения. Один из них имеет непосредственное отношение к межличностному восприятию в групповом процессе, затрагивая такую молодую область социально-перцептивной проблематики, как феномен каузальной атрибуции. Хотя эмпирическая разработка указанного феномена применительно к групповому контексту началась в 1970-е (в нашей стране – 1980-е) годы, из результатов в целом немногочисленных пока исследований, проведенных в этой области (там же, с. 140), можно заключить, что процессы причинной интерпретации индивидуумами происходящего в группе весьма существенны своими последствиями для эффективного ее функционирования (главным образом как условие развития соответствующих межличностных отношений в группе и оценки успешности действий отдельных ее членов), обнаруживая в то же время зависимость от специфики совместной деятельности.

Что же касается другого возможного ракурса нашего краткого рассмотрения, то речь в данном случае идет о влиянии на межличностное восприятие фактора межгруппового взаимодействия, имея в виду социальный план жизнедеятельности группы. В частности, В.С. Агеевым (1990) установлено, что так называемые труппы-аутсайдеры и группы «неуспеха» более точны в восприятии внутригрупповых межличностных предпочтений, чем группы-лидеры и группы «успеха».

Таким образом, из проведенного обсуждения совершенно очевидна необходимость многопланового анализа как роли межличностного восприятия в групповом функционировании, так и особенностей влияния последнего на социально-перцептивный процесс. Отметим при этом, что взаимосвязь между указанными переменными носит далеко не линейный характер, будучи опосредствованной, согласно литературным данным (Кричевский Р.Л., Дубовская Е.М., 1991), большим числом разнообразных ситуационных факторов.

Разумеется, обращением к социально-перцептивной проблематике рассмотрение межличностных отношений в группе не исчерпывается. Перцептивный акт является лишь компонентом таких отношений, а также, заметим, весьма существенным по свои последствиям фактором их развития. Последнее находит отражение в ряде феноменологических проявлений, к числу которых относится, в частности, межличностная совместимость.

Феномен межличностной совместимости. Межличностная совместимость – другой аспект анализа отношений, складывающихся между членами группы, главным образом в «пространстве» диадного взаимодействия. Поскольку интересующий нас феномен неоднократно и достаточно подробно рассматривался в отечественной литературе (Кричевский, Дубовская, 1991), как и в случае с межличностной перцепцией, остановимся далее лишь на основных направлениях его изучения. Но прежде несколько слов о самом понятии «совместимость».

Подобно большинству социально-психологических, в том числе и порожденных групповым контекстом, феноменов, совместимость не имеет строго однозначного определения. Тем не менее, анализ формулируемых в отечественной (Психологический словарь, 1990) и зарубежной (Manstead, Hewstone, 1996) литературе дефиниций позволяет очертить некоторое общее характерное для настоящего времени понимание межличностной совместимости: она рассматривается преимущественно как диадный феномен (что не исключает обращения и к собственно групповому ее аспекту) и предполагает наличие момента удовлетворения членами диады потребностей и поведенческих проявлений друг друга.

Встречающиеся в научной литературе попытки классификации разнообразных исследований, в той или иной мере касающихся совместимости, пока что далеко еще не совершены, однако отдельные из них заслуживают хотя бы краткого здесь упоминания. В данном случае имеется в виду классификация, предложенная Шоу (Shaw, 1971), согласно которой выделяются два типа межличностной совместимости: потребностная совместимость (предполагается, что в одних случаях в ее основе лежит сходство в потребностных характеристиках партнеров, тогда как в других речь идет либо о комплиментарности этих характеристик, либо о каких-то более сложных, комбинированных их сочетаниях и поведенческая совместимость (в этом случае предполагается, что определенные личностные свойства партнеров по взаимодействию детерминируют типичные поведенческие модели, способные продуцировать либо совместимость, либо несовместимость между ними).

Конечно, приведенная выше классификация в значительной мере условна, поскольку, как показывает специальный анализ большого числа охватываемых ею экспериментальных работ, о совместимости или несовместимости потребностей членов группы принято судить главным образом по разнообразным их поведенческим проявлениям. Поэтому если и говорить о целесообразности обсуждаемой типологии совместимости, то скорее всего лишь потому, что она способствует лучшей организации эмпирического материала.

Другая классификация исследований в области психологической совместимости разработана Н.Н. и А.Н. Обозовыми (1990), описавшими следующие три подхода к изучению этого феномена: структурный (в соответствии с ним совместимость рассматривается как сходство или. различие индивидно-личностных характеристик партнеров), функциональный (совместимость рассматривается как результат согласования внутригрупповых функций, или ролей, партнеров) и адаптивный (в этом случае речь идет не столько о самой совместимости, сколько о ее последствиях, в виде развертывающихся между партнерами межличностных отношений).

Только что приведенная классификационная схема позволяет, по мнению Р.Л. Кричевского Е.М. Дубовской Е.М.(1991), более дифференцирование, нежели это имеет место у Шоу (1971), подойти к обсуждению совместимости. Причем, безусловно, полезным моментом в построении схемы является включение в нее функционального, т.е., по существу, деятельностного аспекта совместимости, хотя и рассматриваемого авторами рядоположно с другими возможными планами анализа этого феномена. К сожалению, однако, авторы, как и Shaw, выводят свою схему, основываясь на уже описанных в литературе исследованиях, иными словами, их схема носит своего рода индуктивный характер (там же, с. 142). Между тем обращение к методологическим средствам анализа групповых феноменов позволяет очертить своеобразный дедуктивный путь изучения совместимости, предполагающий априорное выделение возможных исследовательских линий или, во всяком случае, наиболее существенных из них.

Наряду с формулированием исходного теоретического основания работы (что стало возможным, как отмечалось выше, вследствие апелляции к деятельностному началу) в ней была предпринята попытка (опять-таки используя соответствующие методологические средства) показать системный характер совместимости, обратившись к такому, например, признаку системности, как многомерность. Действительно, полученные данные позволяют рассматривать межличностную совместимость как многомерный феномен. Особенно заметно это обнаруживается в игровой деятельности спортсменов. Анализ материалов исследования делает возможным вычленить в ней как минимум четыре плана (измерения) совместимости:

1) совместимость, основывающуюся на сыгранности, сработанности партнеров (обусловлена длительным, иногда многолетним их взаимодействием);

2) операционально-ролевую совместимость (в ее основе – хорошее понимание партнерами замыслов и действий друг друга в различных игровых эпизодах безотносительно к продолжительности предварительных совместных тренировок);

3) совместимость в личностных чертах (основывается на взаимном соответствии личностных черт партнеров);

4) совместимость в игровом общении (проявляется в удовлетворенности партнеров межличностными отношениями, складывающимися между ними в ситуациях спортивной деятельности) (там же, с. 143–144).

По мнению Р.Л. Кричевского и Е.М. Дубовской, названные выше измерения совместимости, судя по относящимся к ним эмпирическим данным, могут быть сгруппированы в два более крупных блока: один из них, объединяющий первые два измерения совместимости, относится к сфере собственно игровой (инструментальной) деятельности, тогда как другой, включающий два последних измерения, связан в основном со сферой игрового (инструментального) общения. Эти же авторы формулируют ряд соображений относительно возможной стратегии изучения межличностной совместимости (1991, с. 145).

В качестве отправного ее момента целесообразна, по их оценкам, разработка логически обоснованного подхода к проблеме. Такой подход требует серьезного теоретического фундирования и может базироваться, в частности, на ряде методологических принципов исследования малой социальной группы. Другим существенным моментом, требующим уточнения является само понятие «совместимость» и последующее нахождение его строгих эмпирических референтов как применительно к диаде (например, в виде взаимных социометрических выборов или высоких взаимооценок партнеров по специальной шкале, так и имея в виду более значительные по объему малые группы.

Необходимый исследовательский шаг в разработке обсуждаемой проблемы должен, по-видимому, состоять также в выявлении определенных (желательно – имеющих количественные нормативные выражения) сочетаний разнообразных индивидно-личностных характеристик партнеров, отвечающих эмпирическим референтам совместимости.

Наконец, в рамках будущих исследований совместимости требует разрешения круг вопросов, касающихся ее генезиса, соотношения с другими феноменами и эффективностью малой группы. Представляется, что разрешение указанных выше вопросов лежит в плоскости реализации целостной стратегии изучения совместимости, один из возможных вариантов которой (не претендуя, понятно, на его завершенность) мы и попытались здесь очертить.

Если, как полагают исследователи (Shaw, 1983), в совместимости проявляется гармонизация межличностных отношений, то иной, полярной, формой их выражения может служить конфликт.

Межличностный конфликт. В той или иной форме проблематика межличностного конфликта — нередкая гостья на страницах отечественных психологических изданий его (Кричевский Р.Л., Дубовская Е.М., 1991). По этой причине, как и в случаях обсуждения других сторон межличностных отношений в малой группе, мы ограничимся главным образом лишь прослеживанием основных, выявленных применительно к данному феномену, тенденций и подходов, предварив наше изложение следующим замечанием.

Хотя выше мы обозначили конфликт, по существу, как дисгармонизацию межличностных отношений, это не означает, однако, указание на исключительно разрушительные для жизнедеятельности малой группы последствия его протекания. Общепринятым среди специалистов (Латынов В., 1993) является мнение, что конфликты могут носить как деструктивный, так и конструктивный характер. Во всяком случае, тот факт, что благодаря наличию внутригрупповых противоречий (а ведь именно противоречие и составляет суть конфликта) в значительной мере совершается развитие группы, переход ее на новый, более высокий уровень функционирования, дает основание говорить о вполне убедительном подтверждении конструктивной точки зрения на конфликт. О том же свидетельствуют данные зарубежных и отечественных исследований организационного конфликта, представленные в содержательном обзоре Н. В. Гришиной (1993). Интересно, что, по мнению этого автора, наиболее эффективно применительно к отечественной практике позитивные возможности конфликта могут быть использованы для осуществления коллективом своих воспитательных функций.

Каковы же основные исследовательские подходы, с позиций которых ведется разработка проблематики межличностного конфликта? На наш взгляд, их выделяется как минимум четыре: мотивационный, когнитивный, деятельностный и организационный. Несмотря на известную условность подобной классификации, о чем еще пойдет речь ниже, она представляется нам необходимой, поскольку позволяет определенным образом систематизировать разнородные эмпирические данные, группируя их вокруг соответствующих, иногда довольно значительных, теоретических конструктов. В этом смысле показательны прежде всего работы, выполненные в рамках мотивационного подхода.

В его основе лежит идея противоборства несовместимых намерений, целей, направляющих поведение участников межличностного взаимодействия. Своим оформлением мотивационный подход во многом обязан, ставшим ныне классическими исследованиям Мортона Дойча (Deutsch) в области кооперативного и конкурентного поведения (1986). Согласно Дойчу, кооперативному поведению участников межличностного взаимодействия присущи содействие друг другу в достижении своих целей, обмен информацией, полезной партнеру в решении проблемы, проявление дружелюбия и взаимной поддержки в работе. Что ж. касается конкурентного поведения, то в этом случае участники взаимодействия препятствуют друг другу в достижении поставленных целей, с подозрением воспринимают взаимную информацию как призванную ввести соперника в заблуждение относительно путей достижения этих целей, формируют негативные установки друг на друга.

Хотя конкуренция не обязательно подразумевает конфликт: в качестве такового, полагает Дойч, она должна еще быть воспринята соперниками, тем не менее изучение конкурентного поведения дает основной массив эмпирических данных, относящихся в рамках обсуждаемого подхода к характеристикам конфликта.

Здесь, правда, следует заметить, что многочисленные исследования конфликта, проводимые с позиций мотивационной его трактовки, стимулируются, на наш взгляд, все же не столько теоретическими разработками проблемы, сколько наличием оригинальных методических процедур, позволяющих специалистам в условиях лабораторного эксперимента проигрывать интересующие их вопросы. Причем проигрывать не метафорически, а в буквальном смысле этого слова, поскольку наиболее популярные экспериментальные модели заимствованы исследователями из области математической теории игр. Имеются в виду так называемые игры со смешанными, мотивами (типа, например, знаменитой «дилеммы узника»), в которых стратегии игроков настолько тесно взаимосвязаны, что наряду со стремлением к конкуренции имеют место и разнообразные ситуации сотрудничества.

В связи с только что сказанным заслуживают, на наш взгляд, внимания попытки некоторых авторов проследить конкретные мотивы, движущие соперниками в подобных играх. Так, Макклинток (McClintock, 1972), основываясь на результатах многолетнего экспериментирования, выявил четыре разновидности социальных мотивов в ситуациях экспериментальных игр (модификации «дилеммы узника»): мотив максимизации общего выигрыша (кооперация), мотив максимизации собственного выигрыша (индивидуализм), мотив максимизации относительного выигрыша (соперничество), мотив максимизации выигрыша другого (альтруизм). Позднее благодаря работам Макклинтока и его сотрудников (1983) список подобного рода мотивов был расширен. В частности, в него вошли мотивы минимизации выигрыша другого (агрессия) и минимизации различий между собственным и чужим выигрышем (равенство).

Однако игры, или задачи, со смешанными мотивами не сводятся лишь к разного рода дилеммам, включая и «дилемму узника»; к ним, как полагают Макграс (McGrath) и Кравиц (Kravitz) (1982), относятся еще и экспериментальные процедуры заключения сделок и ведения переговоров, а также ситуации формирования коалиций, как правило, изучаемые на модели внутритриадного взаимодействия (Davis, Laughlin, Komorita, 1976). Впрочем, возможна и несколько иная, предложенная Прюиттом (Pruitt, 1983), классификация экспериментальных игровых техник, предполагающая следующие их разновидности: матричные игры (типичный их образец – «дилемма узника»), переговорные игры (в них противостоящие стороны общаются друг с другом, пытаясь посредством выдвижения ряда альтернатив достичь общего решения), коалиционные игры (в их основе – формирование участниками внутригруппового взаимодействия разнообразных коалиций), локомоционные игры (предполагают движение противостоящих сторон к определенной цели, заданной условиями игры или вытекающей из какой-то концептуальной схемы), так называемые социальные игры-ловушки (игры с разного рода провоцирующими действиями, ведущими к усилению конкуренции соперничающих сторон).

Хотя, судя по литературе (McGrath, 1982; Pruitt, 1983), интерес ко всем этим игровым техникам со стороны специалистов достаточно высок, все же наибольшее внимание ими уделяется матричным и переговорным играм как позволяющим подвергнуть межличностный конфликт весьма обстоятельному рассмотрению в хорошо контролируемых, обычно лабораторных, условиях, выявляя различные способствующие или препятствующие ему факторы, динамику протекания, индивидуальные поведенческие стратегии его участников и т. д. Правда, при этом довольно отчетливо заявляет о себе проблема экологической валидности полученных таким образом эмпирических данных. Тем не менее, отдельные из них, касающиеся кооперативных аспектов взаимодействия, в частности в ситуациях заключения сделок и ведения переговоров, имеют, прямое отношение к процессу принятия группового решения и будут рассмотрены в соответствующем разделе.

Выше отмечалось, что обращение к мотивационной стороне межличностного конфликта – не единственно возможный путь его изучения. Другое направление исследования обсуждаемого феномена может быть обозначено как когнитивный подход. В рамках этого подхода, представленного пока что весьма небольшим количеством работ (McGrath, Kravitz, 1982), речь обычно идет о так называемом когнитивном конфликте. Его возникновение и редукция обусловлены структурой задачи, когнитивными структурами противостоящих сторон, степенью согласованности используемых ими стратегий.

Хотя ряд авторов и оперирует тёрмином «когнитивный конфликт» (там же), строго говоря, он представляется нам весьма спорным. По-видимому, правомернее было бы говорить о когнитивном аспекте (плане, уровне) межличностного конфликта. Однако в настоящей работе мы решили не нарушать сложившуюся, пусть и не совсем удачную, терминологическую традицию.

Последнее из рассматриваемых нами направлений изучения межличностного конфликта – так называемый организационный подход. Однако речь в этом случае идет не о какой-то единой концептуальной схеме, которая могла бы быть положена в основу исследования конфликта, как это характерно, например, для деятельностного подхода. Скорее имеются в виду различные теоретические модели конфликтных отношений в социальной организации, воплотившиеся в довольно большом количестве эмпирических разработок (Pondy, 1967; Stogdill, 1972). В них, правда, анализ проблемы нередко выходит за рамки малой группы (и тем более диады), затрагивая более крупные пласты отношений; тем не менее получаемые при этом данные представляют, как нам кажется, интерес и в контексте настоящего обсуждения.

Ряд моделей организационного конфликта, пользующихся довольно широкой известностью среди специалистов в области психологии управления, предложил в свое время Понди (Pondy, 1967). Разработанные им теоретические конструкты («конфликт переговоров», «бюрократический конфликт», «системный конфликт») приложимы к описанию конфликтов, отражающих соперничество сторон за обладание дефицитными ресурсами, развертывающихся на уровне высшего управленческого аппарата, в вертикальном (между руководителями и подчиненными) и горизонтальном (между равностатусными индивидами) срезе внутриорганизационных отношений.

Из числа современных объяснительных схем организационного конфликта отметим подход, сформулированный Кабаноф (Kabanoff, 1986), поскольку содержащиеся в нем идеи касаются не только социальной организации в целом, но имеют своим адресатом и «поле» межличностного взаимодействия в малой группе. О последнем, в частности, свидетельствует следующая предложенная этим автором дефиниция: «Конфликт есть результат неконгруентных или несовместимых отношений потенциального влияния, развертывающихся между членами группы или обусловлено наличием таких факторов, как симпатия и уважение, вызываемые субъектом у окружающих, степень его контроля над подкреплениями, занимаемая позиция в коммуникативной сети, величина вклада в групповое усилие, уровень квалификации, необходимый для выполнения соответствующей функции в групповом задании, и т. д. Согласно рассматриваемой модели конфликт возникает в том случае, если имеет место рассогласование между возможностями субъекта (исходя из перечисленных выше факторов) и теми конкретными условиями (они касаются главным образом характеристик группового задания и соответствующих ожиданий членов группы), в которых он действует. При этом модель, основываясь на перечисленных выше источниках или факторах потенциального влияния, постулирует возможные типы конфликтных отношений и, что весьма существенно в прикладном плане, предлагает стратегии управления ими, правда вопрос относительно ее экологической валидности, ввиду отсутствия эмпирических данных, остается пока открытым.

Даже из краткого обсуждения представленных выше материалов совершенно очевидна разноплановость направлений исследования межличностного конфликта. Но является ли это свидетельством несовместимости имеющихся подходов? Мы не рискнули бы дать здесь утвердительный ответ. Действительно, кажущиеся на первый взгляд чрезвычайно далеко отстоящими друг от друга, эти подходы при внимательном рассмотрении легко связываются в единую схему анализа феномена: организационный контекст – совместно реализуемая деятельность – целеполагание – когнитивные процессы. Вполне возможно, конечно, что указанной схеме недостает каких-то существенных звеньев и необходим в будущем их поиск. Однако не менее важной задачей -является инвентаризация и систематизация уже накопленного к настоящему времени огромного фактического материала с целью построения теоретической схемы, позволяющей описать механизмы и структурно-динамические составляющие межличностного конфликта в реально функционирующей малой группе.

Вначале, поясняя читателю суть последующего изложения мы говорили о том, что речь будет идти не столько о целостном групповом процессе, сколько об отдельных его «кирпичиках» и «блоках». Если иметь в виду социально-перцептивные аспекты межличностных отношений и совместимость членов группы, то можно считать, что в целом нам удалось выдержать намеченную линию анализа. Сложнее обстоит дело с феноменологией внутригруппового конфликта, характеризующейся как диадными (особенно в лабораторных ситуациях экспериментальных игр), так и вполне групповыми (в разнообразных ситуациях жизни социальной группы) проявлениями. Таким образом, через проблематику межличностного конфликта мы как бы вновь возвращаемся к обсуждению целостных сторон жизнедеятельности «совокупного субъекта».

Дата добавления: 2014-12-29