Процесс принятия группового решения

Групповое решение является одним из системных признаков малой группы, как отмечают Р.Л. Кричевский и Е.М. Дубовская, «своеобразным атрибутом последний как “совокупного субъекта”. И аналогично любому другому групповому феномену оно может быть подвергнуто в целях более детального рассмотрения специальному членению на отдельные составляющие – компоненты единого развертывающегося во времени процесса. К числу таких компонентов, прежде всего, относится групповая задача» (1991, с. 152).

Групповая задача. В ряду выделяемых специалистами (Hackman, Morris, 1983) переменных процесса принятия группового решения (шире – эффективности группового функционирования) задача занимает весьма существенное место: во многом она может быть квалифицирована как источник и объект этого процесса. Указанное обстоятельство обусловило значительный интерес разработчиков проблематики малых групп к данной исследовательской области. И хотя, по мнению столь авторитетных авторов, как Д. Хакмен и Ч. Моррис, удовлетворительных подходов здесь пока не найдено (там же), все же отдельные относящиеся к обсуждаемому вопросу работы заслуживают, на наш взгляд, определенного внимания. Мы имеем в виду главным образом попытку М. Шоу (1981) проследить, опираясь на материалы соответствующих публикаций, основные направления изучения групповых задач. К подобным направлениям М. Шоу относит: 1) описание стандартных групповых задач, 2) построение типологий групповых задач, 3) дименсиональный анализ групповых задач, 4) выяснение влияния характеристик задачи на групповой процесс.

Что касается стандартных групповых задач, то под ними понимаются задачи с четко установленными характеристиками, легко видоизменяемыми в целях исследования тех или иных аспектов группового поведения. В таких задачах описаны исходные условия, конечные продукты и определены действия, требуемые от членов группы для успешного достижения цели. По мнению Р. Зайенса, что стандартная групповая задача должна позволить экспериментатору осуществлять точные и независимые измерения показателей индивидуальных и групповых действий, манипулировать условиями задачи, не меняя при этом ее сути, влиять на взаимозависимость членов группы, не затрагивая основных характеристик задачи, и т.д. Однако, как замечает сам М. Шоу, весьма сомнительно, чтобы сложное групповое поведение могло быть исследовано посредством решения подобного рода задачи, предназначенной скорее для изучения механических действий, неужели таких явлений, как групповая дискуссия или групповой интеллектуальный анализ (Shaw, 1971).

Построение типологий групповых задач – другая выделяемая М. Шоу линия анализа обсуждаемой проблемы. Мы не случайно пишем здесь «типологий», поскольку какой-то универсальной классификационной схемы групповых задач пока что не существует и речь может идти скорее лишь об отдельных частных типологиях, охватывающих те или иные аспекты групповой задачи и обладающих относительной обобщающей силой. В самом элементарном выражении такие типологии могут классифицировать задачи на две взаимоисключающие категории: например, простые и сложные (Shaw, 1964) или конъюнктивные (требующие кооперации усилий и координации действий) и дизъюнктивные (антитеза конъюнктивным) (Thibaut, Kelley, 1959) задачи.

Несколько более сложная классификация разработана Д. Хакменом и Ч. Моррисом (Hackman, Morris, 1975: 1983) и включает следующие типы групповых задач: 1) продукционные (их решение ведет к получению оригинальных, творческих продуктов, например, к генерированию новых идей), 2) дискуссионные (требуют от членов группы дискуссии по поводу конкретного вопроса и выработки согласованного решения), 3) проблемные (они требуют спецификации процесса, развертываемого с целью решения некоторой проблемы). Аналогичная по числу выделенных вариантов типология групповых задач или, по иной терминологии, моделей совместной деятельности предложена Л.И. Уманским (1980). Описываемые им разновидности моделей совместной деятельности характеризуются как совместно индивидуальная, совместно последовательная и совместно взаимодействующая деятельность.

Однако, пожалуй, наиболее развернутую – восьмивариантную – типологию групповых задач построил недавно Д. Макгрес (McGrath, Altman, 1966), положивший в основу своей классификации представление о группе как системе, которая осуществляет четыре функции (причем реализация каждой из них сопряжена с выполнением двух типов соответствующих задач): во-первых, генерирует (имея дело соответственно с задачами порождения замыслов и выдвижения оригинальных идей), во-вторых, выбирает (имея дело соответственно с задачами поиска правильного ответа и поиска предпочитаемого ответа), в-третьих, решает (имея дело соответственно с задачами в области когнитивного конфликта и в ситуациях взаимодействия со смешанными мотивами), в-четвертых, выполняет (имея дело соответственно с задачами как соревновательными, состязательными, так и противоположного им свойства, в обоих случаях, однако, предполагающими физическое взаимодействие).

Нельзя не признать, что предложенная Д. Макгресом типология охватывает большой спектр групповых задач с относящимся к ним поистине гигантским фактическим материалом. Тем не менее все же до известной степени вопрос о том, чем в конечном счете стимулировано создание обсуждаемой типологии: наличными эмпирическими данными (на наш взгляд, во многом именно ими) или конкретной логически обоснованной схемой, остается пока что, к сожалению, открытым. А ведь только ответив на него, можно судить об истинных (в частности, обобщающего характера) достоинствах этой классификации.

Если стремление исследователей строить классификационные схемы групповых задач время от времени обнаруживают себя в литературе, о чем и свидетельствует предыдущее положение, то дименсиональный анализ этих задач в ней практически отсутствует. Единственным обратившимся к нему автором, насколько известно, является М. Шоу (1971). Что же имеется в виду под столь необычной формой анализа?

Речь в данном случае идет о попытке выделить различные измерения или стороны, планы рассмотрения групповой задачи, т.е. представить ее как многомерное образование. Используя строгие вычислительные процедуры, включая факторный анализ, и опираясь на мнение компетентных судей, в том числе ряда ведущих специалистов в области групповой динамики, М. Шоу получил следующие измерения групповой задачи: 1) трудность (величина усилия, требуемого для выполнения задачи), 2) множественность решения (сложное измерение, включающее набор возможных приемлемых решений, альтернативы выполнения задачи, степень верификации приемлемых решений), 3) внутренний интерес к задаче (степень, в которой задача сама по себе представляет интерес для членов группы, побуждая их активность), 4) требования кооперации (степень интеграции действий членов группы для выполнения задачи), 5) интеллектуально-манипулятивные требования (диапазон требований к решению задачи от чисто умственного до чисто двигательного характера), 6) популяционное. знакомство (та степень, в которой члены группы уже сталкивались с подобной задачей в жизни).

Выполненный М. Шоу анализ нашел практическую реализацию в «вероятностной модели эффективности руководства» Ф. Фидлера (Fiedler, 1978). Как известно, одним из важнейших компонентов этой модели является так называемый ситуационный континуум, включающий позицию власти руководителя, его отношения с подчиненными, структуру групповой задачи. Последняя из указанных переменных операционально представлена измерениями, выделенными ранее М. Шоу и характеризующими групповую задачу со стороны четкости выдвинутой цели, путей и способов ее достижения, наличия множественности решений, возможности проверки правильности решения. Причем каждое из этих измерений имеет количественное выражение. Учитывая описанные в литературе (Кричевский, Рыжак, 1985) возможности «вероятностной модели», резонно считать дименсиональный анализ групповой задачи полезным средством осуществления исследовательской и прикладной работы.

Последний относящийся к обсуждаемой проблеме вопрос касается влияния характеристик задачи на групповой процесс. К сожалению, систематическое изучение этого вопроса отсутствует, поэтому относящиеся к нему данные весьма разрознены и в целях лучшего их структурирования мы воспользуемся схемой анализа, разработанной М. Шоу (1971). Прежде всего она предполагает рассмотрение зависимости группового поведения от тех или иных разновидностей (типов) задачи.

Эта зависимость выявлялась, в частности, в сериях лабораторных экспериментов, выполненных в разное время Д. Хакменом и Ч. Моррисом, использовавшими три описанных выше типа групповых задач: продукционные, дискуссионные и проблемные (Hackman, Morris, 1975), Аналогом эффективности группового поведения (группы состояли из трех испытуемых) служила его продуктивность, представленная такими параметрами, как ориентация на действие, оригинальность решения, оптимизм, включенность в дискуссию, продолжительность и качественность решения. В результате было показано, что решение проблемных задач характеризовалось сильной ориентацией на действие, продукционных задач – значительным уровнем оригинальности выдвигаемых идей, а дискуссионных задач – высокой степенью включенности испытуемых в обсуждаемый вопрос. Кроме того, было установлено, что лидеры экспериментальных групп проявляли наибольшую активность в решении проблемных задач.

Влияние типа задачи, или формы организации (модели) совместной деятельности, на групповой процесс отчетливо обнаружено и в цикле исследований, проведенных Л.И. Уманским с сотрудниками в естественных группах (1980). Оказалось, например, что по мере организации совместной деятельности, т.е. при переходе ее от совместно индивидуальной модели к совместно взаимодействующей, возрастают положительные проявления межличностного общения, выражаемые позитивными речевыми реакциями партнеров.

Другая существенная, по мнению М. Шоу, для группового функционирования характеристика задачи – трудность ее выполнения; хотя, заметим, специальное объяснение понятия «трудность» в литературе отсутствует. Что касается наиболее тривиальных полученных при рассмотрении этого вопроса фактов, то они указывают на увеличение времени решения задачи и ухудшение группового продукта по мере роста трудности задачи (Shaw, 1971). Вместе с тем встречаются и менее предсказуемые результаты. Например, рядом исследований установлено, что трудность задачи может усиливать мотивацию членов группы и вести к большей самоорганизации последней путем развития в ней процесса лидерства, влияя тем самым на рост эффективности групповой деятельности. Кроме того, важной промежуточной переменной, связывающей трудность задачи с успешностью ее выполнения, является обратная связь в процессе группового функционирования. Позитивная, т.е. вызывающая удовлетворенность членов группы, обратная связь способствует продуктивности решения групповой задачи вне зависимости от степени ее трудности (там же).

Завершая обсуждение вопроса относительно связи характеристик задачи с групповым процессом, укажем еще на два его аспекта, подвергшихся специальному изучению. Первый из них касается зависимости группового поведения от такой характеристики задачи, как ясность достижения цели. В серии экспериментов было показано, что члены групп, действующих в четко определенных условиях (высокая степень ясности достижения цели), демонстрируют большую сплоченность и мотивацию к деятельности, нежели испытуемые, находящиеся в ситуациях значительной неопределенности (низкая степень ясности достижения цели) (Кричевский, Дубовская 1991, с. 156-157).

Второй интересующий нас аспект анализа обсуждаемого вопроса затрагивает зависимость группового процесса от гетерогенности – гомогенности групповых целей, причем гетерогенность последних в литературе (см. Shaw, 1971) принято связывать с ситуацией конкуренции, соперничества, а их гомогенность – с ситуацией кооперации, сотрудничества. Как отмечалось выше изучение кооперативного и конкурентного поведения во многом связано с усилиями М. Дойча и его сотрудников (Deutch, etc., 1973). В частности, ими было показано, что в условиях кооперации (гомогенные цели) сравнительно с конкурентной ситуацией (гетерогенные цели) члены группы более внимательны и дружелюбны друг к другу, чаще взаимодействуют между собой и координируют усилия по решению экспериментальной задачи, проявляют более сильное чувство долга по отношению к партнерам, высказывают большее удовлетворение группой и ее результатами.

Из рассмотрения материалов, относящихся к области групповой задачи, совершенно очевидно, что многие охватываемые ими вопросы освещены пока еще весьма поверхностно и, кроме того, ими, безусловно, не исчерпывается вся многоаспектность данной проблемной области. К сожалению, ведущиеся в ней разработки носят крайне спорадический характер и сегодня, пожалуй, лишь М. Шоу пытается в какой-то мере объединить и систематизировать скромные плоды этих разрозненных и не особо впечатляющих пока усилий. А между тем, как справедливо подчеркивается в литературе (см. Shaw, 1971), от степени разработанности проблематики групповой задачи во многом зависит наше продвижение в познании закономерностей функционирования малой группы.

Однако обращением к различным аспектам исследования групповой задачи анализ процесса принятия группового решения, естественно, не исчерпывается. Задача ставится перед группой для того, чтобы последняя ее решала. Поэтому решение групповой задачи (имея в виду прежде всего когнитивные и мотивационные его компоненты) можно рассматривать в качестве другой, наряду с самой задачей, важной составляющей процесса принятия группового решения. К обсуждению содержания этой составляющей мы и переходим в заключительном разделе параграфа.

Феноменология решения групповой задачи. Основываясь на соответствующих литературных данных (Кричевский, Дубовская, 1991;Kelley, Thibaut, 1969), решение групповой задачи, с точки зрения акцентирования содержательных его моментов, правомерно представить в виде совокупности разнообразных феноменов, которым репрезентируется этот процесс. Отдельные из них приводятся нами ниже. К сожалению, за недостатком места мы не можем дать детальное описание этих феноменов, иллюстрируя его накопленным социальными психологами богатейшим теоретическим и эмпирическим материалом, но вынуждены ограничиться лишь краткой их характеристикой с учетом выполняемой ими роли в процессе решения групповой задачи.

Свой анализ мы начнем с феномена социальной фасилитации — именно его изучением в конце прошлого столетия Н. Триплет положил начало экспериментальной социальной психологии. В своих известных исследованиях влияния присутствия зрителей на активность спртсменов-велосипедистов он выявил как условия, способствующие достижению рекордных результатов, так и условия, их снижающие. Хотя справедливости ради следует заметить, что в научный оборот.термин «социальная фасилитация» был введен значительно позднее Ф. Олпортом (Allport, 1954). Феномен социальной фацилитации характеризует собой влияние, оказываемое на действие индивидуума присутствие других лиц. Причем последние могут выступать как в роли пассивных зрителей (публичный эффект влияния), так и в роли самих участников решения задачи, работающих, правда, строго индивидуально (коакционный эффект влияния). Однако, как правило, говоря о социальной фацилитации, современные авторы (Manstead, Hewstone, 1996) имеют в виду определенные последствия, вызываемые просто присутствием других людей, безотносительно к степени их активности. В частности, присутствие других людей будет оказывать стимулирующее воздействие на качество исполнения деятельности при следующих условиях:

1) относительной простоте выполняемых задач, не требующих высокоразвитых умений и навыков;

2) субъективной значимости выполнения деятельности;

3) субъективной значимости самих зрителей и их способности оценить качество исполнения деятельности.

При рассмотрении группового решения задачи исследователи нередко касаются вопроса о соотношении, эффективности индивидуальных и групповых действий. В целом этот вопрос, имеющий довольно широкое освещение в психологической литературе (см. Shaw, 1981), в силу своей «пограничной» специфики, выходит за рамки настоящего обсуждения. Однако мы хотели бы обратить внимание на следующий существенный в плане решения групповой задачи момент. Хотя, по данным содержательного обзора Г. Хилла (Hill, 1982), групповое действие, как правило, качественно и количественно превосходит действие среднего индивидуума, оно, о чем также свидетельствуют материалы обзора, нередко уступает в эффективности действию незаурядной личности, в особенности когда группа, укомплектованная малоспособными людьми, сталкивается со сложной проблемой. Применительно к выработке продуктивных групповых решений сказанное означает необходимость специального подбора членов группы, исходя из соответствующих их профессиональных характеристик. Как отмечают в этой связи Г. Келли и Д. Тибо (Kelley, Thibaut, 1969), для успеха группы в ней должен обязательно находиться субъект, превосходящий своих партнеров в изобретательности и компетентности и, что весьма существенно, обладающий способностью к лидерству.

Действительно, лидер может оказывать сильное влияние на процесс выработки группового решения, делая его, в частности, более рискованным, нежели решения отдельных членов группы. В литературе (см. Shaw, 1981) подобное явление получило название феномена сдвига риска. В популярном изложении под сдвигом риска понимается выраженная тенденция группового принятия к принятию более рискованным решений по сравнению с индивидуально принимаемыми решениями. Как отмечают Р.Л. Кричевский и Е.М Дубовская, «демонстрируемый огромным числом исследований сдвиг в направлении выбора индивидуумом более рискованного, решения выступает как результат внутригруппового взаимодействия и сопутствующей ему дискуссии, т. е. как продукт собственно группового процесса, фрагменты которого, как правило, моделируются в лабораторном эксперименте (обычно речь идет о выборе испытуемыми одной из нескольких различающихся между собой степенью риска альтернатив в гипотетической жизненной ситуации). Этот момент подлинно групповой, пусть и лабораторно реконструируемой жизни, получил отражение в трех наиболее значительных гипотетических конструкциях, призванных объяснить возникновение феномена сдвига риска: гипотезе диффузии ответственности. гипотезе лидерства и гипотезе риска как ценности» (1991, с. 159).

Согласно первой из гипотез, групповая дискуссия порождает эмоциональные контакты между членами группы и может привести к тому, что индивидуум будет испытывать меньшую ответственность за рискованные решения, поскольку они вырабатываются всей группой (в этом плане любопытные данные получены Н. Коганом и М. Уоллахом (см. Shaw, 1981), показавшими, что групповая дискуссия редуцирует тревожность членов группы в ситуации риска). Следовательно, если предполагаемые рискованные «шаги» потерпят фиаско, индивидуум будет ответствен не. один – ответственность распространится на всех членов группы.

Гипотеза лидерства фокусируется на свойствах членов группы, воспринимаемых ею в качестве лидеров. Предполагается, что люди, первоначально, т.е. до дискуссии, более склонные к выбору рискованных решений, стремятся также к большему господству и влиянию в групповой дискуссии. Такие люди, как правило, являются лидерами. Поэтому окончательная степень группового риска может быть результатом влияний лидера группы.

Наконец, гипотеза риска как ценности основывается на идее социальной значимости, престижности риска в условиях жизни современного экономически развитого общества, вследствие чего в групповой ситуации большинство людей должно стремиться к принятию более рискованных решений, чтобы таким путем повысить свой статус в группе. Это, в частности, касается осторожных индивидуумов. В ходе групповой дискуссии они согласно гипотезе будут мотивированы изменять свои оценки в сторону большего риска с целью создать о себе представление как о людях, способных рисковать. Заметим, что гипотеза риска как ценности имеет ряд модификаций, уточняющих условия ее реализации, например учитывающих характер аргументации в дискуссии (подробнее об этом см. [75]), и является, пожалуй, наиболее популярной и часто используемой интерпретацией обсуждаемого феномена.

Несмотря на очевидное несходство изложенных выше трактовок причин сдвига риска, они, по справедливому замечанию Ю. Козелецкого (1979), не столько конкурируют, сколько дополняют друг друга. Для нас же в данном случае существенным является то общее, что их объединяет, а именно понимание сдвига риска как результата групповой дискуссии. Впрочем, последняя не обязательно ведет к усилению риска. В зависимости от типа и содержания экспериментальной задачи (например, при обсуждении гипотетической ситуации, связанной с угрозой здоровью или жизни испытуемых) возможен сдвиг в сторону осторожности принимаемого группой решения. И, кроме того, групповая дискуссия вообще не обязательно должна иметь своим следствием более рискованные или более осторожные решения. Она, как показали в своих признанных ныне классическими экспериментах С. Московичи и М. Заваллони (Moscovici, Zavalloni, 1969), может вызвать просто сдвиг во взглядах участников дискуссии, состоящий в том, например, что их преддискуссионные мнения усиливаются, экстремизируются в первоначально обозначенном направлении.

Используя измерительные оценочные шкалы ликертовского и терстоуновского типа, С. Московичи и М. Заваллони зафиксировали, что установки испытуемых – французских студентов, первоначально позитивные к генералу Де Голлю и негативные в отношении американцев, после проведения дискуссии и выработки группового консенсуса заметно усиливались в своей исходной тенденции, обнаруживая сдвиги в направлении крайних значений измерительной шкалы, т.е. демонстрируя высокий уровень экстремизации групповых мнений. Основываясь на этих и ряде других аналогичных данных, Д. Прюитт пришел к заключению, что вместо специфически ориентированного термина «сдвиг риска» целесообразнее использовать термины, имеющие более широкое звучание, такие, например, как «сдвиг выбора» или «сдвиг, вызванный влиянием группы» (Pruitt, 1971). Однако предпочтение исследователей в данном случае оказалось на стороне другого термина – групповая поляризация. Им обозначается явление возрастания экстремальности мнений (их экстремизация) в.процессе принятия группового решения. При этом отдельные авторы (Myers, Lamm, 1976) справедливо обращают внимание на специальный характер обсуждаемого термина, в обычном понимании подразумевающего не что иное, как размежевание позиций членов группы. Подчеркивается также разница между понятиями «поляризация» и «экстремизация»: поляризация означает сдвиг в направлении к уже избранному индивидуумом полюсу, экстремизация предполагает движение в сторону от нейтральности в любом направлении. Поэтому можно сказать, что поляризация есть всегда и экстремизация, но не наоборот. В то же время экспериментально экстремизация может быть продемонстрирована гораздо легче, чем поляризация.

Как нетрудно убедиться из предыдущего изложения, феномен групповой поляризации тесно связан с феноменом сдвига риска, но вместе с тем не идентичен ему, отражая гораздо более общие закономерности группового принятия решений, типичные, согласно материалам развернутых аналитических обзоров Г. Ламма и Д. Майерса (Lamm, Myers, 1978), для многих ситуаций лабораторного и естественного функционирования малых групп. Иными словами, сдвиг риска выступает частным случаем групповой поляризации. Несомненное родство обоих феноменов имело последствия теоретического характера. Многие объяснительные схемы, касающиеся сдвига риска, были распространены, хотя и в модифицированном виде, на феномен групповой поляризации. Не имея возможности представить весь этот теоретический конгломерат, мы удовлетворимся кратким резюме из итоговой работы Е. Бернстайна и Я. Шула (Burnstein, Schul, 1983).

В настоящее время, полагают упомянутые авторы, имеют место две группы объяснительных моделей поляризационного эффекта. Согласно одним из них поляризация вызывается аффективными (нормативными) процессами. Предполагается, что.во многих жизненных обстоятельствах экстремальные мнения (или взгляды) являются социально желательным фактором. И чтобы избежать неблагоприятной социальной оценки, так называемые «средние» члены группы будут «сдвигать» свои суждения в направлении экстремальной позиции. Что же касается моделей второй группы, то они содержат трактовку поляризации как результата действия когнитивных (информационных) процессов, С точки зрения основной заложенной в этих моделях идеи поляризация возникает в условиях поиска членами группы убедительных аргументов в поддержку одной из имеющихся у них альтернатив. Причем наиболее успешно мнения членов поляризуются в ходе дискуссии в том случае, когда убедительные аргументы в пользу соответствующей альтернативы первоначально приходят в голову лишь нескольким субъектам. Будучи затем сообщены другим членам группы, эти аргументы вызывают заметный сдвиг во мнениях участников дискуссии. Пытаясь проследить возможную взаимосвязь указанных трактовок поляризационного эффекта в контексте соотношения познания и аффекта, Е. Бернстайн и Я. Шул (между прочим сами приверженцы когнитивного подхода) полагают, что они как бы дополняют друг друга, свидетельствуя о различных (непосредственном и более опосредствованном) уровнях детерминации обсуждаемого феномена.

Открытие и последующее изучение феноменов групповой поляризации и сдвига риска, безусловно, значительный позитивный шаг на пути проникновения в эффекты такой сердцевинной составляющей процесса группового принятия решений, как групповая дискуссия, а в более широком плане – ведущий к углублению наших представлений об изменении установок в ситуациях социального взаимодействия. Тем не менее ряд вопросов, связанных с исследованием указанных феноменов, остается пока без ответа. Это прежде всего вопрос о содержательных характеристиках групповой дискуссии, не получивший до сих пор должного освещения, и, конечно же, вопрос о связи сдвига риска и групповой поляризации с эффективностью функционирования малой группы.

В эмпирических исследованиях был выявлен ряд факторов, обусловливающие изменение уровня притязаний группы в процессе принятия группового решения. Так, определенную роль играет социальное окружение (наличие других групп), побуждающее данную группу либо повышать, либо понижать свой уровень притязаний. Еще одним фактором являются специфические мотивы групповой ориентации, влияющие на решения членов группы. А. Зандер (1979) называет два таких мотива: стремление к достижению группового успеха и стремление избежать последствий неудачи. Эти мотивы выражаются либо в предрасположенности активно участвовать в групповой деятельности и намерении успешно ее выполнить, либо в стремлении воздерживаться от групповой деятельности, поскольку ожидается, что она приведет к неудаче. Причем функционирование указанных мотивов до известной степени опосредствовано уровнем сплоченности группы, позицией индивидуума в группе, а также возможностью получения вознаграждений.

Из предыдущего обсуждения нетрудно заметить, что исследователи процесса принятия группового решения нередко склонны отдавать предпочтение анализу эффектов групповой дискуссии (в особенности типа сдвига риска или поляризации мнений). Однако только ими феноменология рассматриваемой проблемной области, понятно, не исчерпывается. Важное место в ней занимают, явления, характеризующиеся взаимодействием людей в ситуациях заключения сделок и. ведения переговоров и имеющие своим результатом выработку согласованного решения. Хотя речь в этом случае идет о противостоянии сторон, тем не менее, учитывая, что последнее подразумевает и необходимость поиска индивидуумами кооперативных, обоюдно удовлетворяющих выборов, отдельные авторы (Kelley,Thibaut, 1969) полагают вполне резонным интерпретировать процесс ведения переговоров и заключения сделки в качестве особой разновидности группового решения задачи. На некоторых особенностях этого процесса – преимущественно его детерминантах – мы остановимся ниже, используя накопленные к настоящему времени эмпирические факты и опираясь на достаточно.содержательный их анализ, проведенный недавно Д. Черткоффом и Д. Эссером (Chertkoff, Esser, 1983),

Как пишут Р.Л. Кричевский, Е.М. Дубовская, исследователи выделяют ряд факторов, способствующих успешному ведению переговоров. В их числе называется, например, временной фактор, способный в ряде случаев (неопределенность момента окончания переговоров, предупреждение участников о скором их завершении, введение штрафных санкций за каждый раунд переговоров и т.д.) оказывать давление на противодействующие стороны, побуждая их идти на взаимные уступки (1991, с. 164). Последние имеют место также в ситуациях, обнаруживающих невозможность заключения сделки и завершения переговоров в виду того, что они заходят в тупик. Кроме того, весьма существенным условием успешного ведения переговоров является позитивность отношений их участников. В ходе решения экспериментальных игровых задач наилучшие результаты с точки зрения выработки итогового решения демонстрировали близкие друзья и благополучные супружеские пары, что, по мнению ряда авторов(Chertkoff, Esser, 1983), объясняется наличием у них установок учитывать взаимные интересы. Наконец, важную роль в достижении согласия играет посредник: предполагается (там же), что на предложение третьего лица легче согласиться и пойти на уступки. Дело в том, что наличие посредника элиминирует обычно наблюдающуюся обратную зависимость между размером уступок и представлением индивидуума о себе как «сильной личности», позволяя тем самым участникам взаимодействия (точнее сказать – противодействия) «сохранить лицо».

Безусловно, учет представленных выше данных может оказаться полезен для понимания некоторых механизмов принятия группового решения. Однако сложность интерпретации состоит в том, что эти данные получены при изучении совершенно другого феномена и поэтому вопрос относительно допустимости столь прямого переноса выявленных закономерностей все же требует, на наш взгляд, специального обсуждения.

Исследователи, занимающиеся разработкой проблематики принятия решений, особое внимание уделяют их качественной стороне (Китов, 1984). Выше, касаясь вопроса соотношения эффективности индивидуальных и групповых действий, мы подчеркивали, что, как правило, групповая деятельность повышает качество решений. Но из этого правила имеется ряд исключений, связанных с характером задачи, профессиональной компетентностью отдельных членов группы и т. п.. Однако, вероятно, наиболее интересным исключением такого рода является открытый в 1970-е годы И. Джанисом феномен группового мышления (groupthink).

Групповое мышление определяется как «стиль мышления людей, которые полностью включены в единую группу; в этой группе стремление к единомыслию важнее, чем реалистическая оценка возможных вариантов действий» (Козелецкий, 1979, с. 391). Чтобы лучше понять суть этого феномена, обратимся к его симптоматике, характеризующейся, по мнению Джаниса, следующими признаками: 1) иллюзией неуязвимости, разделяемой большинством или всеми членами группы, следствием чего являются излишний оптимизм и тяга к чрезмерному риску; 2) коллективным стремлением дать рациональное объяснение принимаемому решению, дабы отбросить любые возможные возражения; 3) безусловной верой в исповедуемые группой принципы поведения, побуждающие ее членов игнорировать моральные последствия принимаемых решений; 4) стереотипным взглядом на соперников (другие группы) либо как обладающих слишком негативными чертами, чтобы вступать с ними в какие-то переговоры, либо как очень слабых или глупых, чтобы удержаться от соблазна воспрепятствовать достижению ими своих целей; 5) открытым давлением на членов группы, выдвигающих аргументы против групповых стереотипов, требованием лояльности; 6) самоцензурой членов группы, их готовностью минимизировать собственные сомнения и контраргументы, касающиеся групповых решений; 7) иллюзией единодушия относительно оценок, мнении, согласующихся с точкой зрения большинства; 8) появлением самозваных охранителей группового духа – индивидуумов, которые защищают группу от неблагоприятной информации, способной нарушить испытываемое ими чувство удовлетворенности принимаемыми решениями (Janis, 1983).

Как справедливо замечает Ю. Козелецкий (1979), стиль мышления groupthink с одной стороны, повышает единство группы и самоудовлетворенность ее членов, а с другой – снижает качество решений, приводит к тому, что групповые решения часто оказываются хуже индивидуальных. Несомненно также, что groupthink теснейшим образом связан с такими феноменами группового поведения, как конформность и сплоченность, и нередко имеет место в группах, функционирующих в кризисных стрессогенных ситуациях.

И в заключение несколько слов о модели Л. Хоффмана и Р. Штейна (Hoffman, Stein,1983), предназначенной для описания динамики решения проблем малой группой. В контексте тематики данного параграфа некоторый интерес представляет аспект модели, касающийся фаз группового решения проблемы. Выделяется пять таких фаз: 1) определение проблемы или постановка целей; 2) спецификация барьеров, которые предстоит преодолеть; 3) генерирование альтернативных решений; 4) оценка решений; 5) адаптация принятого решения. Эти фазы рассматриваются, однако, упомянутыми авторами автономно от обсуждавшихся выше феноменов решения групповой задачи и составляют особый исследовательский план, специальное обращение к которому, выходит за рамки настоящей работы.

Кратким резюме мы завершаем обсуждение многообразных аспектов процесса группового функционирования. Рассматривая их, мы, с одной стороны, старались по возможности более полно представить феноменологическое богатство этого процесса, а с другой, раскрыть присущие ему сложные переплетения специфически групповых и специфически индивидуальных актов поведения. Как показал проведенный анализ, в качестве целостной системы малая группа всегда «вписана» в определенную среду: физическую, техническую, социальную. Экологические факторы обусловливают многие поведенческие эффекты индивидуального и группового характера, в ряде случаев (например, в экстремальных ситуациях) значительно обостряя их проявление и отражаясь, в конечном счете, на эффективности функционирования группы.

Другая важная детерминанта групповой динамики – личностные особенности участников группового процесса. Представляется ограниченной достаточно распространенная натуралистическая трактовка взаимосвязи переменных «личность – группа». Подлинное понимание этой взаимосвязи возможно лишь на путях апелляции к методологическим средствам анализа явлений групповой жизни, таким, в частности, как принцип деятельности и принцип системности.

Влияние личности на групповой процесс осуществляется через систему межличностных отношений, связывающих членов группы в единое целое и на молекулярном уровне представленных внутридиадным «полем». Первичным структурным компонентом этих отношений выступает социально-перцептивный акт, в развитых своих формах испытывающий воздействие ряда факторов (например, совместной деятельности и межгруппового взаимодействия) и в свою очередь сам Бездействующий на эффективность группового функционирования. Развертывание внутригрупповых межличностных отношений ведет как к их гармонизации, отражающейся, в частности, в совместимости членов группы, так и к дисгармонизации, примером которой служит межличностный конфликт.

На всем своем «протяжении» процесс группового функционирования может рассматриваться как решение группой стоящих перед ней задач. Последние имеют определенную структуру, организуются на основе различных классификационных схем в соответствующие типологии и своими характеристиками влияют на течение группового процесса, его эффективность. Что же касается собственно решения групповой задачи, то содержательно оно может быть описано совокупностью разнообразных социально-психологических феноменов (типа социальной фасилитации, сдвига риска, групповой поляризации и т. д.), репрезентирующих те или иные моменты как целостной жизнедеятельности группы, так и поведения отдельных ее членов.

Ключевые слова:
· Влияние большинства · Влияние меньшинства · Групповая сплоченность	· Групповая структура · Нормативное поведение
Глоссарий
Групповая поляризация – явление усугубления разногласий в мнениях членов, сформировавшихся альтернативных группировок, в процессе принятия групповых решений, проявляющееся в возрастании противоречий по мере продолжения групповой дискуссии. Групповое мышление (groupthink) – процесс группового решения, характеризующийся выраженной направленностью на достижение согласия между сходно мыслящими и способными к объединению членами группы. Результатом является упущение из виду возможных альтернативных вариантов решений, тенденциозность рассмотрения обсуждаемых проблем и вопросов. Доминирующая реакция (dominant response) – предпочитаемые способы реагирования, имеющиеся в поведенческом репертуаре человека. Актуализация доминирующих реакций происходит автоматически. Человек практически не задумывается, сталкиваясь с определенного рода стимулами. Коммуникативная сеть – форма коммуникативных связей в группе, решающей определенную задачу. Нормы социальные – принятые в группе и разделяемые большинством ее членов, правила поведения в определенных обстоятельствах, выступающие в роли регуляторов взаимоотношений. Социальные нормы позволяют ориентироваться в происходящем и прогнозировать перспективы межличностных взаимоотношений. Роль социальная – приняты в данной культуре или субкультуре требования к поведению человека занимающего определенную позицию в обществе (муж, жена, студент на занятиях, пассажир и т.п.).Понятие социальной роли является составной часть социально-драматургического подхода И. Гофмана, в рамках которой социальное поведение рассматривается, как регулируемой, социализируемыми социальными требованиями к определенным статусным позициям. Сдвиг риска – явление «радикализации» принимаемых групповых решений в процессе коллективного обсуждения, проявляющееся в их большей рискованности по сравнению с решениями, принимаемыми индивидуально. Социальная дилемма – ситуация, в которой для индивида субъективно выгоднее действовать исходя из собственных эгоистических мотивов в ущерб интересам окружающих. Социальные дилеммы часто привлекаются для изучения особенностей межличностных взаимоотношений. Социальная ингибиция – понижение активности и ухудшение качества выполнения деятельности в присутствии значимых других людей, проявляющееся при выполнении сложных действий и недостаточным владением деятельностью. Социальная леность (social loafing) – явления «расслабления», снижения активности в присутствии других людей. Социальная фасилитация – возрастание активности и повышение качества исполнения деятельности в присутствии значимого социального окружения, проявляющееся при решении относительно простых задач и совершенном владении деятельностью. Территориальность – под территориальностью понимается занятие личностью или группой определенного физического (возможно и географического) пространства и контроль над ним и находящимися в нем объектами. Принято выделять индивидуальную и групповую территориальность.
Вопросы для обсуждения
1. Какие структурные компоненты малой группы существуют и в чем их особенности? 2. Какие динамические модели структуры малой группы? 3. Каковы основные этапы развития исследований малых групп и в чем их специфика? 4. Каковы основные подходы к исследованию малых групп за рубежом и в чем их особенности? 5. Какие методологические принципы лежат в основе анализа малой группы? 6. Какие эмпирические методы исследования малых групп Вам известны и в чем заключается их специфика?
Для дополнительного чтения
1. Агеев В.С. Межгрупповое взаимодействие: социально-психологические проблемы. – М: Изд-во Моск. Ун-та, 1990. 2. Андреева Г.М. Социальная психология. – М.: Аспект Пресс, 1996. 3. Аронсон Э. Общественное животное. Введение в социальную психологию. – М.: Аспект Пресс, 1999. 4. Берн Ш. Гендерная психология. – СПб: прайм-ЕВРОЗНАК, 2001. 5. Кричевский Р.Л., Дубовская Е.М. Психология малой группы: теоретический и прикладной аспекты. – М.: Изд-во МГУ, 1991. 6. Майерс Д. Социальная психология. – СП б: Питер, 1996. 7. Пайнс А., Маслач К. Практикум по социальной психологии. – СП б, Издательство «Питер», 2000. 8. Реан А.А., Коломинский Я.Л. Социальная педагогическая психология. – СП б: ЗАО «Изд-во «Питер», 1999. 9. Росс Л., Нисбетт Р. Человек и ситуация. – М.: Аспект Пресс, 1999. 10. Социальная психология: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений / А.Н. Сухов, А.А. Бодалев, В.Н. Казанцев и др. – М.: Издательский центр «Академия», 2002. 11. Социальная психология: учебное пособие / Отв. Ред. А.Л. Журавлев. – М.: ПЕРСЭ, 2002. 12. Сушков И.Р. Психология взаимоотношений. – М: Академический проект, ИПАН РАН, Екатеринбург: Деловая книга, 1999.
Основной источник
1. Кричевский Р.Л., Дубовская Е.М. Социальная психология малой группы: Учебное пособие для вузов. – М.: Аспект Пресс, 2001. 2. Перспективы социальной психологии. / Пер. с англ. – М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001.