Вольная русская пресса за рубежом. Издательская и публицистическая деятельность А.И. Герцена 3 страница

Направление «Времени» как по внешнеполитическим вопросам, так и проблемам внутренней жизни страны наиболее четко проявля­лось в полемике с российскими изданиями разных направлений.

В сложной ситуации 1861-1863 гг. Ф. М. Достоевский занимал не­зависимую позицию, осуждая консервативно-охранительную линию

М. Каткова, в полемике с которым иногда солидаризировался с рево­люционно-демократическим «Современником», и в то же время рез­ко расходясь с публицистами «Современника» в необходимости ре­волюционных преобразований. Достоевский считал возможным после реформы сближение правительства и интеллигенции с наро­дом, их мирное сотрудничество.

Полемика идей проходила через все разделы журнала. Вопрос о крестьянской реформе, о судьбах дворянства, об экономическом раз­витии России, о принципах судебной реформы, о народном образо­вании, о роли искусства и значении Пушкина — эти и другие темы в полемической форме обсуждались как в научных статьях и рецензи­ях, так и в публицистической форме в виде фельетонов, писем в ре­дакцию и др. В течение всего существования «Времени», а в первый год особенно, полемика Достоевского была в основном нацелена на издания Каткова «Русский вестник» и «Современная летопись». Они резко расходились со «Временем» и по вопросам о крестьянской реформе, о значении дворянства, о дальнейшем экономическом раз­витии страны и об организации судебных, городских и земских уч­реждений. Достоевский выступал против Каткова и его соредактора П. М. Леонтьева за их кабинетную оторванность не только от народа, но и от русского общества, от родной литературы, за их преклонение перед «зрелыми странами» Европы. Достоевский взял под защиту «Свисток», против которого ополчился «Русский вестник». «Мы во­все не увлекаемся свистящим направлением „Современника", — пи­сал публицист в «Ответе „Русскому вестнику"». — Свист его иногда легкомыслен и даже пристрастен, так, по крайней мере, нам кажется. Но все-таки, повторяем, мы находим его во многом полезным... Пусть они иногда не правы, далеко заходят, опрометчивы, неумеренны. Но мысль-то их недурна. Она нова в нашей литературе». Резкость Досто­евского в полемике с «Русским вестником» объяснялась не только высокомерием, англоманией и нетерпимостью Каткова, но и полити­ческой позицией, которую занимал его журнал, исполнявший охра­нительные функции и не гнушавшийся со своих страниц доносить на литературу и прогрессивное «меньшинство». Свою статью «По по­воду элегической заметки „Русского вестника"» Достоевский закон­чил прозрачным намеком на карьеру журнала как правительственно­го доносчика, как современного Фаддея Булгарина: «Да, „Русский вестник", мы уже вам пророчили прежде, что вы рано ли, поздно ли поворотите на одну дорожку. Дорожка эта торная, гладкая. Вероятно, найдете и товарищей. Счастливый путь! И весело, и выгодно!..» В 1862 г. Достоевский выступал против «Русского вестника» уже не но частным поводам, а развернуто, с обобщениями, прослеживая эво­люцию катковского журнала.

В 1861 г. Ф. Достоевский начал также полемику со славянофилами, поместив в ноябрьской книжке статью о новой газете И. С. Аксакова «День». При своем личном уважении к редактору и при том, что по отдельным вопросам (русской общины, самобытности народа и др.) их взгляды совпадали, Достоевский выступил против основ славяно­фильского учения. Он вступился за западников, так как для него была несомненна связь с ними общественной роли литературы «за десят­ки последних лет»: «Эта самая литература, страстно-отрицательная, с неслыханной ни в какой еще литературе силою смела и доброволь­ного самоосуждения, благородная и с энтузиазмом шедшая прямо к тому, что считала доблестным и честным... эта самая литература во­сторженно поддерживалась самыми крайними западниками». Ука­зав на «ошибки» западников, Достоевский подчеркивал сочувствие к ним «массы общества», видел значение петровской реформы в том, что она внесла «великий элемент общечеловечности» и поставила его «как главнейшую цель всех стремлений русской силы и русского духа». Полемику со славянофилами Достоевский продолжил в 1862 г. статьями «Два лагеря теоретиков», «Девятнадцатый нумер „Дня"». Автор упрекает славянофилов за беспощадные обвинения общества во лжи, за слепую вражду к молодому поколению, «материалистам и коммунистам», за теоретический подход к жизни.

Непросто складывались отношения «Времени» с демократически­ми журналами «Современник» и «Русское слово». «Современник» приветствовал выход первого номера «Времени» благожелательной статьей Чернышевского, в которой призывал внимание публики к новому журналу, одобрительно отнесся к обещанию быть «предста­вителем честного и независимого мнения». Он несколько иронично отозвался о широковещательном заявлении «Времени» о борьбе с авторитетами и в то же время одобрил его позицию в вопросе гласно­сти. Однако Чернышевскому уже было ясно, что «Время» расходится с «Современником» по многим вопросам, что оно «так же мало на­мерено быть сколком с „Современника", как и с „Русского вестни­ка"». В первой же книжке «Времени» он увидел, что в ней «порядком достается» и его журналу.

Действительно, с первого номера «Время» так или иначе «задева­ло» «Современник», причем с каждым разом атака усиливалась. Во второй книжке журнала Достоевский поместил большую статью «Г. -бов и вопрос об искусстве», в которой он, рассматривая разные направления русской критики, сосредоточил свой анализ на «Современнике», положив тем самым начало борьбы редакции с «нигили­стическим направлением». Автором большинства выступлений в 1861 ив начале 1862 г. был Страхов. В статье «Вражда» он приравнял «один наиболее читаемый и любимый публикою журнал» к одиоз­ной «Домашней беседе» Аскоченского, имея в виду критические вы­ступления «Современника» против Пушкина и других литературных авторитетов. В ответ на статьи Чернышевского «О причинах падения Рима» и Писарева «Схоластика XIX века» Страхов в «Письме к ре­дактору „Времени" по поводу двух современных статей. Еще о пе­тербургской литературе» рассказывает, что одна из статей отрицает историю как науку, а вторая — философию, что является особенно опасным, так как речь идет уже об отрицании не отдельных авторите­тов, а целых направлений в человеческом знании. Корень отрицания Страхов видел в провозглашении самостоятельности мышления и обвинял нигилизм в оторванности мышления от всего развития куль­туры, нежелании учиться у других, называя это «тиранией собствен­ных мыслей». Он возмущался проповедью здравого рассудка и эго­изма, которые Писарев противопоставлял «бесполезной философии», лишь отвлекавшей людей от практической деятельно­сти и познания подлинных явлений жизни. Особенно возмущался Страхов тем, что целью жизни провозглашалось «материальное бла­гополучие».

Наряду с систематическими выступлениями Страхова основная линия журнальной полемики с конца 1862 г. перешла к Ф. М. Достоев­скому. Это было связано с появлением в сентябре написанного им развернутого «Объявления» о подписке на 1863 г., где речь шла о многозначительных «недоброжелателях» «Времени» и были указаны два их лагеря, которые Достоевский назвал «теоретиками» и «доктри­нерами». Характеризуя «теоретиков» (редакцию «Современника»), Достоевский писал: «С первого появления нашего журнала теорети­ки почувствовали, что мы с ними во многом разнимся. Что хотя мы и согласны с ними в том, что всякий в настоящее время должен быть убежден окончательно (мы разумеем прогресс), но в развитии, в иде­алах и в точках отправления и опоры общей мысли мы с ними не могли согласиться». Далее Достоевский утверждал, что «теоретики», прекрасно понимая основную идею «почвенников», тем яростнее нападали на них, так как не признают народности, стоят за «начала общечеловеческие» и представляют собой западничество «в самом крайнем своем развитии и без малейших уступок». Критика «доктри­неров» («Русского вестника») сводилась прежде всего к непонима­нию ими народности, их приверженности к прошлому: «они понимают еще слишком по-старому», этим объясняется их боязнь «за на­уку», за цивилизацию, их высокомерие. Недавнее личное знакомство Достоевского с Европой, лондонские и парижские наблюдения, об­щение с Герценом вселили в него уверенность, что «в иных есте­ственных началах характера и обычаев земли русской несравненно более здравых и жизненных залогов к прогрессу и обновлению, чем в мечтаниях самых горячих обновителей запада, уже осудивших свою цивилизацию и ищущих из нее исхода». Указывая на существование крестьянской общины, которая, по его мнению, должна бы исклю­чать возможность бедности в деревне, он явно идеализировал «но­вую жизнь», начавшуюся после 19 февраля 1861 г.

В продолжение полемики, в ответ на неблагоприятную реакцию «задетых» оппонентов, Достоевский пишет очередную статью «Не­обходимое литературное объяснение но поводу разных хлебных и нехлебных вопросов»: «В последнее время в текущей литературе объявилось множество голосов и мнений против нашего журнала. Нападения раздавались особенно дружно тотчас по выходе в свет нашего прошлогоднего сентябрьского объявления об издании „Вре­мени" в 63 году». Считая, что часть нападок надо отнести на счет конкуренции в период подписки, Достоевский остановился на тех, кто обиделся, приняв на свой счет его слова о ненависти к «свисту­нам, свистящим из хлеба», т.е. тех, кто, якобы отстаивая правду, гото­вы освистать любые идеи, следуя заказу или моде. Разоблачая суще­ствование такого явления в журналистике, публицист коснулся и «нехлебных» свистунов, но «мелко плавающих», поверхностных и лег­комысленных, опошляющих все, чего они касаются.

В январской книжке «Времени» за 1863 г. Достоевский поместил «Журнальную заметку. О новых литературных органах и новых тео­риях», посвященную тому новому в русской прессе, что явилось ре­зультатом перемены курса правительства и было подхвачено и разви­то либералами и консерваторами. «Современника» в этой статье он не касался, так как первый его номер за 1863 г. после приостановки вышел лишь в феврале. В сущности, вся статья пронизана сознанием, что происходит движение назад с уже достигнутых позиций, что ожи­вились те силы, которые вынуждены были ранее молчать, а теперь уверяют в своем предвидении происходящего и обвиняют во всем общество. Ссылка охранительной прессы на бывшие весной пожары, на «подметные письма», обвинение во всех грехах молодежи, общая ставка на «умеренность и аккуратность» — все это глубоко возмуща­ло Достоевского. Он вступился за деятельность общества в течение последних шести лет: «Общество заявляло себя по всем пунктам, всегда и везде, кто же этого не помнит? — именно заявляло себя ровно до тех нор, ровно до той самой черты, до которой возможно было ему заявить себя. Вспомните: общество заявило себя и по вопросу о распространении обществ трезвости, и но вопросу о грамотности, и но вопросу о воспитании, и но вопросу о гласности, и по вопросу крестьянскому; оно составляло по этому вопросу съезды, комитеты, адреса... В самом начале, лет шесть тому назад, приобретен был вели­колепный результат: все общество проснулось, восстало в одном ве­ликом движении и с верою и надеждою стало заявлять свои требова­ния». Говоря о неизбежности ошибок в начале большого общественного движения, Достоевский осуждал тех, кто тянул обще­ство назад, и воздавал должное тем людям, которые «твердо верили в успех и реформу». Вновь предметом негодования публициста стал всех поучавший Катков. «По-нашему, скорее систему Фурье можно у нас ввести, чем идеалы Каткова, действующего в Москве», — писал Достоевский, намекая на англоманство редактора «Русского вестни­ка». Особенно возмущал его антидемократический взгляд Каткова на высшее образование как на привилегию аристократов, и Достоев­ский напоминал о Петре Великом, который установил право на обра­зование «на самом демократическом и плодотворном основании».

В «Журнальной заметке. Ответ Свистуну» во 2-й книге (1863 г.) Достоевский выступил с оценкой деятельности и личности Добролю­бова, повторив свое мнение, высказывавшееся ранее: «Он стремился неуклонно к правде, т.е. к освобождению общества от темноты, от грязи, от рабства внутреннего и внешнего, страстно желал будущего счастья и освобождения людей, а следовательно, был благородней­ший деятель в нашей литературе». Но, продолжая видеть ошибки Доб­ролюбова в его взгляде на народ, в устремлении к западным образ­цам, чем он вредно повлиял на своих «бездарных последователей», Достоевский предположил, что этим взглядам Добролюбов мог в дальнейшем изменить. В этой связи он вспомнил о Белинском: «Бе­линский был благороднейший из благороднейших деятелей русских, но раза три в жизни основным образом менял убеждения. Одной правде он не изменял никогда».

Начало третьего года издания вселяло в редакцию большие ожида­ния, основанием для этого служили успешно шедшая подписка чита­телей на журнал и значительное число стекавшихся в редакцию руко­писей авторов, желавших в нем печататься. Тем более неожиданной оказалась катастрофа, разразившаяся после выхода четвертой книж­ки журнала, в которой была напечатана статья Страхова «Роковой вопрос», посвященная польским событиям. В ответе на вопрос, «из-за чего поднялись поляки». Страхов, кроме того, что дал обычное объяснение—-из-за идеи национальности, освобождения из-под вла­сти чужого пароли, увидел «черту, которая дает вопросу глубину и неразрешимую загадочность». Вся первая, большая часть статьи по­священа описанию отношения поляков к России как народа, прошед­шего с Европой весь путь ее цивилизации и вынужденного подчи­ниться народу, с его точки зрения, менее культурному. Развив ')ту якобы польскую точку зрения, Страхов поставил себе задачей на по­следних трех страницах опровергнуть ее: во-первых, доказав, что «ци­вилизация поляков есть цивилизация, носящая смерть в самом своем корне», и, во-вторых, что с польской борется «другая цивилизация. более крепкая и твердая, — наша русская», но тут же оговаривается, что русские духовные силы еще впереди.

Статья эта, неясная и противоречивая по мысли, выразившая со­чувственное отношение к полякам, послужила причиной для закры­тия «Времени». Небольшая заметка Петерсона в «Московских ведо­мостях», явившаяся откликом на «Роковой вопрос», сообщала, что в статье Страхова содержатся не только ложные основания и выводы, но и «коварный умысел». Журнал Достоевских был обвинен не толь­ко в полонофильстве, но и в клевете на русский народ. Имевшая ха­рактер явного доноса публикация Петерсона вместе с разнесшимися слухами об опасности, грозящей журналу, вызвала необходимость немедленного ответа «Московским ведомостям». Ответ, написанный Достоевским, был послан в «Санкт-Петербургские ведомости», од­нако к печати не был допущен, так как стало известно, что дело о «Времени» представлено министром внутренних дел Валуевым на рассмотрение царя, который и повелел 24 мая прекратить издание журнала.

Возродить «Время» в сложившейся ситуации, когда редакции не разрешили даже выступить с объяснениями в печати, было делом абсолютно безнадежным. М. М. Достоевский обратился к Валуеву с прошением об издании нового журнала «Правда» (название было предложено Ф. М. Достоевским), однако разрешения па журнал с таким названием не последовало, и лишь после второго прошения с большой задержкой был разрешен новый журнал «Эпоха», заявлен­ный как ежемесячное издание в 30-35 печатных листов, состоящий из грех отделов: литературного, юридического и политического, а так­же «Приложений». Новым был юридический отдел. Редакция объяс­нила, что его появление вызвано необходимостью разъяснений «но­вых положений по судоустройству и судопроизводству», а также освещения «русских процессов». Этот особый интерес к судебным процессам, к проблемам преступления и наказания, к психологии преступника проявился у редакции еще в пору издания «Времени».

Объявление об издании нового литературного и политического журнала «Эпоха» иод редакцией Михаила Достоевского появилось в «С.-Петербургских ведомостях» 31 января 1864 г. Читатель извещался, что «Эпоха» берет на себя расчете подписчиками «Времени» за 1864 г., что первый номер журнала выйдет сдвоенным (за январь и февраль) в конце февраля без «дальнейших запаздываний». Однако первая книжка вышла лишь в начале апреля, объявление о ее выходе появи­лось 24 марта, когда подписка на журналы уже состоялась, и извеще­ние о новом журнале прошло незамеченным.

Это неудачное начало отразилось на дальнейшей судьбе журнала. Сказалось отсутствие Ф. М. Достоевского, который в это время нахо­дился в Москве с тяжело больной женой. Михаил Михайлович вел все дела сам: приглашал авторов, читал рукописи, составлял книги жур­нала, боролся с цензурой, правил корректуры, руководил финансо­вой и технической стороной издания. Непосильные нагрузки вызвали резкое ухудшение здоровья, и 10 июля 1864 г. М. М. Достоевский скон­чался. На долю наследников осталось «до двадцати пяти тысяч долгу, из которых десять тысяч долгу отдаленного», который не мог обеспо­коить его семейство, но пятнадцать тысяч но векселям требовали оп­латы. Решив продолжать издание журнала, Ф. М. Достоевский дол­жен был найти деньги и официального редактора: его собственное имя, как находящегося под надзором бывшего политического пре­ступника, не могло быть поставлено на журнале ни в качестве издате­ля, ни в качестве редактора. У богатой тетки Куманпной он выпросил назначенные ему в ее завещании 10 000 рублей, пригласил редакто­ром хорошо известного ему еще с 40-х годов А. У. Порецкого, кото­рый во «Времени» вел внутренне обозрение, и принялся за дело. Фак­тически вся работа лежала на нем: «Редактором был один я, читал корректуры, возился с авторами, с цензурой, поправлял статьи, до­ставал деньги, просиживал до шести часов утра и спал по 5 часов в сутки». Приближался период подписки на 1865 г., а издание журнала 1864 г. отставало чуть ли ни на три месяца, что не могло не повлиять на отношение к нему подписчиков.

По своему содержанию, характеру полемики, широте освещения тем «Эпоха» в значительной степени уступала «Времени». Сказалось и изменение политической атмосферы в российском обществе, и общее снижение интереса читателей к журналам в 1864-1865 гг. Жизнь «Эпохи» протекала в иных, несравненно более трудных усло­виях. Тень «Времени», закрытого за «антипатриотическую» статью и общее направление, лежала на новом журнале, что сказывалось в отношении к нему цензурных органов и вынуждало к автоцензуре. Полемизируя с Катковым, редакция должна была помнить, что «Вре­мя» было закрыто не без его участия. Еще значительнее изменились отношения с революционно-демократической печатью. В 1864 г. в этих изданиях уже не было людей, которых при всем идейном расхож­дении редакция глубоко уважала и к голосу которых не могла не при­слушаться. Полемика «Русского слова» с «Современником» в 1864 г., йог раскол в нигилистах снизил авторитет того и другого журнала. Во время полемики обе стороны высказали друг другу много неспра­ведливых обвинений. В жизни «Эпохи» эта распря,сыграла суще­ственную роль. Она усилила отрицательное отношение журнала не только к идейной стороне полемики, но и к ее участникам, а также к тем методам, какими велись эти споры. Оба издания, враждебно на­строенные к журналу, все время втягивали его в полемику. «Эпоха» вступала в нее, но всегда первая умолкала, так как была связана по­стоянным опасением возможного цензурного преследования.

Существование «Эпохи» закончилось объявлением, напечатанным в газетах и в журнале «Библиотека для чтения» в середине июня 1865 г. иод заголовком «От издателей журнала „Эпоха"»: «Многие неблаго­приятные обстоятельства, большей частью от нынешней редакции не зависевшие и настигнувшие наше издание еще с прошлого года, за­ставляют нас прекратить в настоящее время выпуск журнала, а вместе с тем и продолжающуюся на него подписку». Далее сообщалось, что по соглашению с издателем «Библиотеки для чтения» этот журнал будет высылаться подписчикам вместо «Эпохи» начиная с апрель­ской книжки до конца года. Но и тут неудача преследовала «Эпоху»: данное читателям обещание не было исполнено в связи с закрытием «Библиотеки для чтения» на том же самом номере, в котором было напечатано это объявление. Издание «Эпохи» обогатило Достоев­ского редактрско-издательским опытом, но оно надолго обремени­ло его тяжелыми материальными обязательствами. Он остался должным кредиторам около 15 тыс. рублей, которые смог выплатить лишь к концу жизни.

Интерес к журнальной и публицистической деятельности сохра­нился у Достоевского и в последующие годы. В декабре 1872 г. он принял предложение издателя газеты-журнала «Гражданин» князя В. П. Мещерского о редактировании издания. Здесь он осуществил свой давний замысел о создании «Дневника писателя» в форме зло­бодневных очерков политического, литературного, мемуарного ха­рактера, объединенных идеей непосредственного общения с читателем. Вскоре Достоевский стал тяготиться текущей редакторской рабо­той, мешали и постоянные разногласия с Мещерским. Весной 1874 г. он отказался от редакторства, хотя сотрудничество в «Гражданине» продолжал и позднее. В конце 1875 г. Достоевский возвращается к публицистической работе: издает моножурнал «Дневник писателя» (1876 и 1877), который представляет собой оригинальный сплав пуб­лицистических статей, очерков, фельетонов, «антикритик», мемуа­ров и художественных произведений малых форм. Большое место в «Дневнике писателя» занимают размышления Достоевского о «скла­дывающейся» жизни, его попытки предугадать облик «наступающей будущей России честных людей, которым нужна одна лишь правда». «Дневник писателя» имел большой успех, он позволял автору всту­пить в прямой диалог с читателями-корреспондентами, ставить на обсуждение самые актуальные вопросы общественной и литератур­ной жизни, продолжить полемику с различными течениями социаль­ной мысли 1870-х годов: от консервативных до народовольческих и социалистических. Приобретенный в 1860-е годы опыт издания двух журналов был блестяще использован Достоевским в форме моно­журнала в новых общественно-политических условиях.

Тема 10. Типологическая характеристика журнальной периодики 1868-1884-х годов – лекция 6 часов

1) Общественное движение 1870-х гг. Основные направления в журналистике.

2) Цензурная политика самодержавия.

3) “Отечественные записки” М.Е.Салтыкова-Щедрина и Н.А.Некрасова. Журнально-публицистическая деятельность М.Е.Салтыкова-Щедрина.

4) Демократический журнал “Дело” Г.Е.Благосветлова.

5) “Вестник Европы” М.М.Стасюлевича - орган русского либерализма

6) Позиция изданий М.Н. Каткова.

7) Развитие эмигрантской прессы.

«ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ЗАПИСКИ»

В 1866 г., когда закрылись «Современник» и «Русское слово», русская революционная демократия осталась без своих руководящих ежемесячных журналов.

Редакторы этих изданий Некрасов и Благосветлов понимали, что после выстрела Каракозова никому из бывших сотрудников не удастся получить права на выпуск вновь созданного печатного органа. Опыт и обстановка подсказывали единственный выход – аренду уже существующего издания с широкой программой, чтобы при помощи новых сотрудников превратить его в демократический орган.

Некрасов после ряда неудавшихся попыток (переговоры о возобновлении «Современника», об издании сборника, журнала «Дело», газеты «Неделя») приходит к мысли об аренде «Отечественных записок», принадлежавших А.А. Краевскому. Благосветлов несколько ранее приступил к выпуску журнала «Дело», взяв подставным редактором и издателем Н.И. Шульгина.

«Отечественные записки», пережившие пору блестящего расцвета в 40-е годы, когда там сотрудничали Белинский и Герцен, затем пришли в упадок. Количество подписчиков непрерывно сокращалось, и Краевский, опасаясь новых убытков, готов был уступить журнал другим лицам.

В июле 1867 г. Некрасов начал хлопоты об аренде «Отечественных записок». С Краевским был заключен договор, по которому за Некрасовым признавалась полная самостоятельность в руководстве журналом. Лишь в том случае, если Некрасов получит два предостережения, Краевский, очень боявшийся совсем потерять свой журнал, мог вмешаться в редакционные дела. Вместе с тем он оставался официальным редактором и имел определенные финансовые права в журнале. Краевский выторговал еще одно условие – чтобы «Отечественные записки» не критиковали газету «Голос», принадлежавшую ему же.

Вместо Антоновича и Жуковского Некрасов привлек Салтыкова-Щедрина, который в содружестве с ним и Елисеевым составил редакцию журнала. Роль Некрасова и Салтыкова-Щедрина в руководстве «Отечественными записками» общеизвестна. Именно ял неустанным заботам и трудам, их принципиальности и художественному вкусу обязан журнал своим влиянием и весом. Но и Елисеев, талантливый публицист и редактор, несмотря на свои либеральные колебания, был им надежным товарищем и помощником. Обязанности членов редакции распределялись так: Некрасов осуществлял общее руководство журналом и вел отдел поэзии, Салтыков-Щедрин редактировал беллетристику, Елисеев – публицистические материалы.

Несмотря на тяжелые цензурные условия уже в конце 1868 г. определился успех «Отечественных записок». Тираж вырос с двух до шести-восьми тысяч экземпляров, все лучшие прогрессивные силы русской литературы и публицистики сосредоточились вокруг журнала. Здесь сотрудничали Г.И. Успенский, Н.А. Демерт, Ф.М. Решетников, А.Н. Островский, Д.И. Писарев, А.П. Щапов, Н.К. Михайловский (который после смерти Некрасова становится соредактором журнала) и многие другие.

Официально с 1865 г. «Отечественные записки» были освобождены от предварительной цензуры, однако это нисколько не улучшило положения журнала. Чтобы избежать ареста отдельных номеров или полного прекращения «Отечественных записок», – такая потеря была бы невосполнима в эти годы, – Некрасов предусмотрительно показывал оттиски набора одному из цензоров, так что фактически они проходили предварительную цензуру. Несмотря на эту меру, редакция нередко выслушивала «внушения» за резкий характер отдельных статей и номеров, получала официальные предупреждения. Первое из них было в 1872, последнее – в 1883 г. Цензура ни на минуту не заблуждалась в понимании истинного характера нового журнала Некрасова и с первых книжек отнесла его к изданиям неодобрительного направления, стремящимся к изменению самих основ существующего государственного строя]. Особенно сильно страдали от цензуры произведения Некрасова и Салтыкова-Щедрина. «Отечественные записки», по замыслу организаторов, призваны возродить, продолжить в новых условиях дело «Современника».

Борьба против пережитков крепостничества и царизма, против политической реакции и буржуазного либерализма, против угнетения народных масс – вот главное, что определяло содержание журнала в 70-е годы и придавало ему демократический характер.

Такое направление позволило объединиться вокруг «Отечественных записок» и верным хранителям наследства 60-х годов (Некрасов, Салтыков-Щедрин) и литераторам, сделавшим существенные народнические «прибавки» к этому наследству (Михайловский, Кривенко, Южаков, Энгельгардт и др.).

Некоторые сотрудники, например Г. Успенский, хотя и испытывали на себе серьезные влияния народнических теорий, стояли все-таки ближе к Некрасову и Салтыкову-Щедрину. Успенский скептически относился к народнической идеализации крестьянства. Он вскрывал противоречия пореформенной деревни, тогда как многие публицисты-народники и беллетристы замазывали эти противоречия и воспевали крестьянскую общину, не замечая, что она разлагается изнутри.

Каждый номер журнала делился на две части: первая отводилась художественной литературе и статьям научного содержания, вторая – публицистике. В обновленных «Отечественных записках», как и в «Современнике», был отлично поставлен отдел беллетристики. Редакции удалось привлечь в журнал лучшие прогрессивные силы русской литературы 70–80-х годов.

Кроме названных уже писателей (Некрасов, Салтыков-Щедрин, Успенский, Островский, Решетников), в «Отечественных записках» сотрудничали В.А. Слепцов, В.М. Гаршин, Н.Н. Златовратский, Д.Н. Мамин-Сибиряк, Н.Е. Каронин-Петропавловский, А.О. Осипович-Новодворский, поэты А.Н. Плещеев, С.Я. Надсон, П.Ф. Якубович и др.

Беллетристика журнала в 70-е годы носит ярко выраженный крестьянский характер, который придавали ей произведения Некрасова («Кому на Руси жить хорошо»), Г. Успенского и ряда беллетристов-народников. Много внимания уделялось критике капитализма и буржуазных отношений, проникающих на русскую почву (произведения Салтыкова-Щедрина, Некрасова, Г. Успенского, Островского). Особое значение приобрела тема поэтизации гражданского, революционного подвига, наиболее ярко воплощенная в поэме Некрасова «Русские женщины». Это была прямая и смелая поддержка русских революционеров, героически боровшихся с царским самодержавием. Таким образом, в литературных произведениях, появлявшихся на страницах «Отечественных записок», читатель находил достаточно широкую реалистическую картину русской жизни во всей ее глубине и сложности.

Иностранная литература была представлена именами В. Гюго, А. Доде, Э. Золя и других писателей.

В научном отделе наибольшую ценность имели статьи таких крупных прогрессивных ученых, как Сеченов, Мечников, Лесгафт, Докучаев, Костычев. В их статьях пропагандировался философский материализм, велась борьба с казенной наукой, поставленной на службу самодержавию, с религиозно-идеалистическими теориями. Здесь же печатались многочисленные исторические исследования, среди которых надо отметить статьи Щапова, Костомарова и обширную очерковую литературу о русской деревне (Г. Успенский, Терпигорев, Фирсов, Энгельгардт и др.).

Второй отдел журнала, «Современное обозрение», состоял из статей, очерков, заметок на общественно-политические, экономические и литературные темы и включал в себя ряд постоянных рубрик: «Внутреннее обозрение», которое вели Демерт и Елисеев, а в 80-е годы Кривенко и Южаков, «Наша общественная жизнь» Демерта, «Парижские письма» французского публициста, постоянного сотрудника журнала Шассена, «Литературные и журнальные заметки» Михайловского, «Новые книги» Скабичевского.

Дата добавления: 2014-12-24