Основные темы и идеи лирики Н. А. Некрасова

Некрасов отдал дань романтизму сборником стихотворений "Мечты и

звуки" (1840), жестоко осужденным, даже высмеянным тогда же

Белинским. Зрелый Некрасов, начиная со стихотворения "В дороге"

("Скучно? скучно!... Ямщик удалой...") 1845 года, является

продолжателем пушкинской линии в русской поэзии - по

преимуществу реалистической. В некрасовской лирике есть лирический

герой, но единство его определяется не кругом тем и идей, связанных с

определенным типом личности, как Лермонтова, а общими

принципами отношения к действительности. И здесь Некрасов

выступает как выдающийся новатор, существенно обогативший русскую

лирическую поэзию, расширивший горизонты действительности,

охваченной лирическим изображением. Тематика Некрасова-лирика

разнообразна.

Первый из художественных принципов Некрасова-лирика можно

назвать социальным. Узкий круг лирической тематики он дополнил

новой темой- социальной. Вспомним хрестоматийные строки 1848 года

"Вчерашний день, часу в шестом". В своем последнем стихотворении "О

Муза, я у двери гроба" поэт последний раз вспомнит "эту бледную, в

крови,/ Кнутом иссеченную Музу". Источник вдохновения поэта, Муза,

у Некрасова - родная сестра несчастных, подвергаемых насилию и

угнетению. Не любовь к женщине, не красота природы, а страдания

замученных нуждой бедняков - вот источник лирических переживаний

во многих стихах Некрасова. Причем эта социальная тема меняет

характер и собственно любовной лирики Некрасова. "Ночь. Успели мы

всем насладиться. Что ж нам делать? Не хочется спать", - начинается

стихотворение 1858 года. И герой предлагает помолиться за тех, "кто

все терпит", "чьи работают грубые руки,/ Предоставив почтительно

нам/ Погружаться в искусства, в науки,/ Предаваться мечтам и

страстям". Ясно, что дворянин по происхождению, Некрасов выражает

здесь сознание разночинца, истинного демократа, знающего темные

стороны общественного бытия, испытавшего на себе голод и холод, не

умеющего, не способного дворянски брезгливо и спесиво отвернуться

от изнанки жизни.

В то же время лирический герой Некрасова не просто разночинец, а

разночинный интеллигент. Вот еще один шедевр некрасовской

любовной лирики "Я не люблю иронии твоей" (датируется

предположительно 1850 годом и тоже предположительно обращенное к

К.Я.Панаевой). Одновременно это и образец интеллектуальной поэзии,

герой и героиня культурные люди, в их отношениях ирония и, главное,

высокий уровень самосознания. Они знают, понимают судьбу своей

любви и заранее грустят. Воспроизведенная Некрасовым интимная

ситуация и возможные пути ее разрешения напоминают отношения

героев Чернышевского "Что делать?".

Ярчайшим проявлением новой лирической темы - социальной - стало

стихотворение "Еду ли ночью по улице темной" (1847). Это

душераздирающая история женщины, которую нужда, голод и смерть

ребенка выгнали на панель. "Беззащитная, больная и бездомная",

женщина вызывает жалость, но нет возможности помочь несчастной

жертве социальной неустроенности. Из этого же ряда многие

стихотворения 40-50-х годов: "В дороге". "Перед дождем", "Тройка",

"Родина", "Псовая охота", маленький цикл "На улице", "Несжатая

полоса". "Маша". "Тяжелый крест достался ей на долю", " В больнице".

Пафос этих стихотворений, источник лиризма в них суммируется и

обобщается в небольшой поэме "Рыцарь на час" (1862), особенно в

знаменитых строках:

"От ликующих, праздно болтающих,

Обагряющих руки в крови

Уведи меня в стан погибающих

За великое дело любви," - обращается поэт к матери. Эти строки

волнуют и сегодня.

Второй художественный принцип Некрасова-лирика - социальный

аналитизм. И это было новым в русской поэзии, отсутствующим и у

Пушкина, и у Лермонтова, тем более у Тютчева и Фета. С дошкольного

возраста мы помним стихи "Однажды, в студеную зимнюю пору" - про

мужичка с ноготок. Но не все знают, что предшествует этому отрывку в

стихотворении "Крестьянские дети", где герой оборачивает "другой

стороною медаль" крестьянского детства: "Положим, крестьянский

ребенок свободно \Растет, не учась ничему, \Но вырастет он, если богу

угодно, \А сгибнуть ничто не мешает ему".

То есть герой некрасовской лирики умеет видеть социальный смысл

воспроизводимых явлений и придавать его своим вполне лирическим

излияниям. Иными словами, носителем, субъектом социальной

типизации оказывается не только автор, но и его лирический герой.

Социальный аналитизм пронизывает два известнейших стихотворения

"Размышления у парадного подъезда" (1858) и "Железная дорога" (1864).

В "Размышлениях..." конкретный единичный факт - приход мужиков с

просьбой или жалобой к министру государственных имуществ -

возводится в ранг типичного явления: "Знать, брели-то долгонько они/

Из каких-нибудь дальних губерний". Лирический герой домысливает то,

что на увиденных им из окна мужиках, как говорится, не написано. То

же в четверостишии "За заставой, в харчевне убогой...", строки 86-89 и,

наконец, знаменитый финал стихотворения "Назови мне такую

обитель...".

За "Железную дорогу" редактор "Современника", где она впервые была

напечатана, и он же автор стихотворения получил второе,

предпоследнее предупреждение о возможном закрытии журнала от

самого министра внутренних дел Валуева, известного автора

либерально-реформаторских проектов. Особые нарекания цензуры

вызвал, на первый взгляд, вполне невинный эпиграф: цензоры поняли,

что все "страшно эффектное", как выразился один из них,

стихотворение придает эпиграфу острый общественный смысл и

бросает тень не только на руководившего строительством Николаевской

железной дороги бывшего главноуправляющего железными дорогами

графа Клейнмихеля, но и на его умершего покровителя, и на его ныне

царствующего сына. Вторая и четвертая части стихотворения,

проведенный в них социальный анализ выливались в страшное

обвинение правительства в геноциде, как сказали бы сегодня, и

спаивании собственного народа. Столь же социально заострено и

презрительное отношение Ванюшиного папаши-генерала к каторжному

труду простого народа.

Два принципа отражения действительности в некрасовской лирике

закономерно выходили на третий принцип - революционность.

Лирический герой поэзии Некрасова убежден, что только народная,

крестьянская революция может изменить жизнь России к лучшему. Два

разобранных выше стихотворения вполне ясно иллюстрируют этот

принцип: отрывок "Назови мне такую обитель" из "Размышлений" и

последние три строфы второй части "Железной дороги".

Революционность сознания лирического героя Некрасова придавала его

стихам агитационно-пропагандистский характер.

Особенно сильно эта сторона сознания лирического героя проявилась в

стихотворениях, посвященных сподвижникам Некрасова по

революционно-демократическому движению, другим вождям этого

движения: Белинскому, Добролюбову, Чернышевскому, Писареву.

Некрасов в обрисовке их личностей исходит из того, что

революционно-демократическая деятельность является самым завидным

и желанным уделом, и вообще роль "народного заступника" для

Некрасова есть, используя формулу Фета, "патент на благородство" для

любого честно мыслящего современника. Черты вождей

революционной демократии приобретают иконописный характер, их

жизненный путь представляется в традициях жития мученика-аскета,

подвижника за народ.

Таково стихотворение "Памяти Добролюбова" (1864). В его содержании

не стоит выискивать реальных или вымышленных черт, в нем

воспроизведено преимущественно должное. Безвременно скончавшийся

критик в некрасовском стихотворении не есть конкретный, живший

когда-то человек, а "идеал общественного деятеля, который одно время

лелеял Добролюбова", как позднее признавался сам автор.

Обычно Некрасова представляют поэтом деревенско-крестьянской

тематики. Но есть у него и урбанистическая лирика, т.е. стихи о городе,

в которых он выступает достойным продолжателем петербургских

страниц "Евгения Онегина" и "Медного всадника" и предшественником

Блока. Гениальным образцом стихотворения о большом городе с его

социальными драмами является "Утро" (1872-73 гг.). Но три первые

строфы (из 9) в нем не городские. Сначала поэт обращается к "ней",

связывая ее грусть и душевные страдания с "окружающей нас

нищетою", с которой "здесь природа сама заодно". Затем следуют две

"сельские" строфы с характерными, эмоционально окрашенными

эпитетами: унылые, жалкие, мокрые, сонные, "кляча с крестьянином

пьяным,/ Через силу бегущая вскачь", туман, мутное небо, и вывод

автора: "Хоть плачь?", "Но не краше и город богатый". В стихотворении

воскрешаются мотивы ранних "городских" стихов: "Еду ли ночью", "На

улице", "Убогая и нарядная" (1859), цикла "О погоде" (1858-65 гг.).

Жизнь города ужасна, никакой отрады для измученной души героя в

ней нет. Прежде всего, в городской суете нет смысла, трудовые усилия

обитателей столицы отчуждены от них: дела их налицо - лиц, людей не

видно: "железной лопатой... мостовую скребут", "начинается всюду

работа", "возвестили пожар с каланчи", "на позорную площадь кого-то

провезли" - преобладают безличные и неопределенно-личные

конструкции. То же и в последних строках: "кто-то умер", "где-то

раздался выстрел -Кто-то покончил с собой".

Человеческие фигуры в стихотворении символизируют отчужденность

людей друг от друга и от жизни - смерть. Первыми, если не лицами -

лиц нет, - то первым родом деятельности, встречаемым в

стихотворении, оказывается работа палача. Сейчас они произведут

гражданскую казнь, т.е. ритуал публичного лишения гражданских и

политических прав. Затем мы видим офицеров, едущих на дуэль. Еще

целый ряд образов проходит перед нами.

Торговля, этот двигатель буржуазного прогресса, у поэта

революционной демократии - торжество бессмыслицы:

"Торгаши просыпаются дружно

И спешат за прилавки засесть:

Целый день им обмеривать нужно,

Чтобы вечером сытно поесть".

Всего лишь. Понятно, что певец капиталистического Петербурга не был

поклонником и сторонником капитализма. А вот отголоски

литературных предшественников Некрасова: "Чу! из крепости грянули

пушки! Наводненье столице грозит", - эхо "Медного всадника", но в

совершенно другой эмоциональной окраске. Избиение вора дворником

уже не вызывает в душе героя тех чувств, того сочувствия, которым

проникнута сценка поимки вора в цикле "На улице". Слова "колотит" и

"попался" -- низкая лексика, просторечие: "Опять вор! Опять бьют".

"Гонят стадо гусей на убой" - понятно: чтоб есть. И заключительный

аккорд - самоубийство на чердаке - лучше не придумаешь в этой

юдоли!

Впрочем, нет ни заключения, ни аккорда, ибо в конце стихотворения

не точка, а многоточие, т.е. этот бессмысленный ряд можно длить

бесконечно. Некрасов оборвал свое гнетущее, сводящее с ума и в

могилу обозрение столичной жизни на полуслове... Под стать

эмоциональному колориту стихотворения размер - трехстопный

анапест, напевно-тягучий и заунывный. Поется тяжело, мелодия

скрипит и буксует: размер нарушают сверхсхемные ударения в начале

стиха: "Верю - здесь не страдать мудрено"; "В даль сокрытую...", "Жутко

нервам..."; "Чу! из крепости..."; "Выстрел - кто-то покончил с собой...".

Большинство произведений русской классики сочетают

художественную неувядаемость с глубиной и поистине

неисчерпаемостью смысла. К сожалению, поэма "Кому на Руси жить

хорошо?" не из их числа. Она прямолинейна в своей однозначности и

однопланова, трудно заключить о глубине ее содержания. Поэтому мы

рекомендуем нашим читателям еще раз перечесть ее текст перед

экзаменом или иным образом освежить в памяти ее содержание.

Дата добавления: 2014-12-25