Проблема субкультур

Как мы выяснили в предыдущем разделе, культура характеризует деятельность личности, группы, общества в целом, являясь специфическим способом бытия человека. Она всегда имеет свои пространственно-временные границы и раскрывается через особенности поведения, сознания и деятельность человека, равно как и через вещи, предметы, произведения искусства, орудия труда, через языковые формы, символы, знаки, а также типы социальных отношений и т. д. Культура представляет собой достаточно сложную систему, все элементы которой теснейшим образом связаны между собой: культура хозяйственная зависит от культуры интеллектуальной, технической, научной, которые связаны с культурой политической, бытовой, художественной. Одни и те же закономерности выражаются в развитии политических форм и моральных представлений, в искусстве и философии, в языке и способах коммуникации. Характер культурных стандартов на глубинном уровне общественной жизни обеспечивает эту взаимосвязь, это единство форм, придающее всякой культуре её уникальность.

Таким образом, универсальным субъектом культуры выступает человек, обладающий уникальной способностью задавать бытию вопросы о смыслах, об истоках и поэтому занимающий в культуре центральное место, выступая одновременно и объектом, и субъектом культуротворчества. Как справедливо заметил Н. А. Бердяев, «человек как существо социальное и историческое обречён творить культуру, она есть его путь и судьба, он реализует себя через культуру. Культура означает обработку материала актом духа, победу формы над материей. Она более связана с творческим актом человека». Как субъект культуры человек выполняет важнейшие функции, являясь: 1) творцом, созидателем культурных смыслов, ценностей, образцов; 2) носителем определённой (национальной, возрастной, профессиональной т. п.) культуры; 3) транслятором, передатчиком культурных ценностей, норм и т. д. следующему поколению. При этом, если какая-то одна ипостась «выпадает», утрачиваются целостность и упорядоченность деятельности этого субъекта культуры в целом. В самом деле, можно быть чрезвычайно талантливым творцом в любой сфере культуры, но не быть в состоянии передать «по наследству» некое знание, ключ, умение или ремесло и унести его с собой в могилу, лишив последующие поколения возможности воспринять его и использовать. Так же как, будучи неспособным принять, взять от предшествующего поколения и унаследовать некую духовную, практическую или социальную ценность, субъект культуры оказывается в положении заново изобретающего не только велосипед, но и религию, нравственность, государство и т. д.

Но такое универсально-расплывчатое понимание субъекта культуры, как «человек вообще», не вполне конкретно. Кто такой этот человек? Минимальный субъект культуры — всякая отдельная личность, связанная непосредственно с максимальным субъектом — всем человечеством, поскольку сначала интериоризирует общечеловеческую культуру, присваивает её в процессе образования и воспитания и только потом становится самостоятельным творящим субъектом культурных ценностей. А между этими полярными субъектами культуротворчества располагаются различные группы людей, по разным критериям характеризующиеся как субъекты культуры. Это этнос, народ, нация или более широко выделенные в качестве типов культуры Восток и Запад, о которых идет речь в других главах. Таковы макросубъекты культуры. Но для современных наук о человеке и обществе при детальном анализе социокультурных объектов и явлений чрезвычайно актуально и интересно исследование микросубъектов культуры. Тому есть вполне объективные причины.

Рубеж XIX—XX вв. породил проблему «массового человека» и «массового общества». В самосознании европейской культуры это явление переживалось и осмысливалось как кризисное и трагическое. Эсхатологические мотивы присутствовали в философии, искусстве, повседневной жизни. Не случайно это время сами его представители иронично называют «эпохой начала конца», ведь «Бог умер», «Закат Европы», «Чёрный квадрат». А также «Мы», «das Man», «Смерть Автора»... кажется, что европейская духовная культура окончательно «похоронила» и развоплотила всякую субъективность, единичность, индивидуальность, неповторимую уникальность и ценность каждого отдельного человека. И всё же то, к чему европейское человечество так долго шло в поисках своего духовно-ценностного основания, — гуманизм — не может так внезапно исчезнуть в связи с постоянно действующим механизмом культурной инерции. Поэтому в ХХ в. сохраняется и даже усиливается внимание к единичному существованию человека, его судьбе, сложно устроенной индивидуальной психической жизни, личной нравственной позиции, связанной со свободой, выбором, ответственностью, верой и т. д., и наиболее важным, приемлемым и осуществимым для культурологического, антропологиче­ского, социально-философского анализа явлений культуры и общественной жизни становится предельно малый масштаб, сопо­ставимый с жизнью конкретных людей. Психоанализ, историче­ская школа «Анналов», экзистенциализм, культурная антропология, персонализм, психоистория, реалогия всякий раз возвращают современные науки о человеке и обществе к микромасштабу изучения человека и культуры. Не случайно вышедший в 2003 г. «Проективный философский словарь» (призванный философски артикулировать интеллектуальные, культурные, технические, социальные процессы, характерные для начала третьего тысячелетия) включает в себя словарную статью «Микроника», описывающую современную метадисциплину, изучающую формы и функ­ции малого в природе, искусстве, культуре, экономике и т. д. Михаил Эпштейн, автор статьи, убеждён, что «как история человечества, так и история вселенной есть процесс непрерывного релятивистского уменьшения составляющих его элементов. По мере того, как мир становится больше, каждая вещь в нём умаляется, переходит в разряд «микро». Такова онтологическая судьба любой материальной или идеальной единичности в расширя­ющейся вселенной».

Одним из методов, связанных с малой оптикой рассмотрения и изучения феноменов и объектов культуры, является микроистория. Микроистория — не комплекс общих идей, не научная школа, не автономная дисциплина — это метод, основанный на выборе в качестве источников социально-исторических и культурологических исследований индивидуальных биографий, на сужении масштаба анализа до индивидуальной истории, индивидуального опыта. Поскольку долгое время в социально-гуманитарном знании общепринятым было предпочтение, отдаваемое изучению возможно более массовых совокупностей при измерении и анализе социальных явлений; выбор достаточно больших временных длительностей, чтобы увидеть глобальные социальные изменения, то обращение к индивиду выглядело вполне оправданным и закономерным. Используемый микроисториками биографический метод, построенный на изучении дневников, личной переписки, семейных архивов, надписей на фотографиях, автобиографий, мемуаров, исповедей, на интимных интервью, служит глубокому уяснению и осмыслению субъективных смыслов, мотивов, интенций, ценностных оснований человеческого поведения в рамках фиксированного временного отрезка. Этот метод может быть эффективным в совокупности с герменевтическими приёмами для реконструкции и анализа духовных состояний общества. Феноменологически-герменевтическое направление культурологической мысли подтверждает теоретическое значение биографически малого ракурса в изучении культуры. Биография становится незаменимым источником историко-культурной реконструкции конкретного и целостного стилевого и ценностного облика эпох, а также материалом для создания историко-культурной персонологии или культурной типологии личности, адекватной типологии культурных образований.

В конце ХХ в. серьёзно ускорилась динамика культуры, являющаяся одной из самых проблематичных и неоднозначных проблем в социально-гуманитарном знании. О смене временных эпох, исторических периодов, направлений в различных видах искусства, научных школ сказано и написано немало. Нельзя не замечать того, что в жизни человечества произошёл перелом, после которого за десять лет изменяется в культуре столько, сколько раньше изменялось за столетие. Поэтому весьма значимым оказывается поиск критериев и единиц, не только обрисовывающих процессы социокультурной эволюции или кризисов, но и выясняющих ряд онтологических факторов таких изменений. Одним из ракурсов такого поиска являются уход от макросубъективного анализа культурной динамики и выяснение того микросубъекта культуры, который был бы релевантным для исследования перемен в социокультурной жизни, оказался бы тем оптимальным «шагом», на котором становятся зримыми результаты изменения смыслов, ценностей, норм и образцов, своеобразным динамиче­ским субъектом культуры.

Фокус рассмотрения истории культуры необходимо менять, и здесь важен не столько сам масштаб, сколько репрезентативность каждого конкретного случая по отношению к целому. Стратегия исследования зиждется в таком случае не на измерении абстрактных свойств исторической реальности, она нацелена на соединение между собой возможно большего числа этих свойств. Индивидуальное здесь призвано осуществлять новый подход к социальному через нить частной судьбы человека или группы людей. А за этой судьбой проступает всё единство пространства и времени, весь клубок связей, в которые она вписана. Понять смысл и суть того или иного явления социальной и культурной жизни можно лишь через тщательный анализ «жизненного сюжета», «судьбы» конкретных людей, включённых в описываемые явления и обстоятельства. Поэтому акцент в изучении культуры фокусируется на жизни одного поколения людей, субкультурного или кружкового (художественного, научного, социально-политического и др.) микросоциума, одной семьи, одного человека. «Казалось бы, на первый план вновь выходит история описательная, отличная от изучения больших социальных структур, долговременных социальных процессов, глобальных закономерностей, “сериальных” данных истории ментальностей. Действительно, исследовательский интерес сдвигается от присущего всем к индивидуальному. Осуществляется реконструкция индивидуальных стратегий людей и их биографий» (Козлова, Н. Методология анализа человеческих документов / Н. Козлова // Социологические исследования. 2004. № 1. С. 15).

Ценность внимательного изучения таких микромиров культуры состоит в том, что там, на мельчайшем срезе социально-культурной жизни, в повседневности конкретных людей и микроколлективов и есть «подлинный локус творчества», место, где появляются, трансформируются, закрепляются нормы, образцы, слова, идеи, ценности того или иного общества. При этом анализ того или иного социокультурного феномена, значимого отрезка культурно-исторического времени оказывается наиболее полным и аргументированным, когда исследуются не одна частная переписка, дневник, воспоминания о детстве, записки и т. п., а все эти нарративы, созданные несколькими современниками или даже сверстниками. Тогда эти тексты становятся репрезентативными, говорящими, и сквозь них проступают подлинные смыслы вещей, явлений социальной жизни, типов отношений, норм и образцов поведения. Так мы можем реконструировать переживания и мысли всякого немецкого солдата, воевавшего во Второй мировой войне, основываясь на индивидуальной биографии Йозефа Шефера, солдата вермахта, погибшего в 1944-м; специфичность «протестантской этики», набожности и швабского трудолюбия жителей Лайхингена понимаем через историю этого маленького сельского местечка на плоскогорье швабской Юры и биографии его жителей... (Оболенская, С. В. Некто Йозеф Шефер, солдат гитлеровского вермахта. Индивидуальная биография как опыт исследования истории повседневности / С. В. Оболенская // Одиссей. Человек в истории. 1996. М.: Coda, 1996. С. 128—147) и т. п., поскольку человеческие индивиды рождаются в определённое время в определённом месте в некое «социально-историческое». Биографические схемы — один из центральных компонентов этого a priori. Они формируют течение жизни более или менее обязательным образом, наделяют и рутинные и кризисные моменты значением, связывая их со значением жизни в целом, помещая её в контекст исторического времени. В этой связи важно отметить, что, будучи встроенными в конкретное социокультурное время, индивиды совпадают со сверстниками, какими бы антагонистами они ни были по мировоззрению или убеждениям. «Ахматова, говорят, не любила Георгия Иванова, но тайна 10-х годов, какой-то особенный воздух той поры стали их пожизненным мучением, главным воздухом их поэзии» (Гандлевский, С. Разрешение от скорби / С. Гандлевский // Личное дело №: Литературно-художест­венный альманах / cост. Л. Рубинштейн. М.: В/О «Союзтеатр», 1991. С. 226—232). Люди одного поколения говорят «на одном языке» и даже внешне схожи. На наш взгляд, для определения сущности этого явления весьма удачным оказывается понятие «габитус» в том значении, которое придает ему Н. Элиас: «Нераздельность социального индивидуального схватывается в понятии габитус... Габитус — социальность и история, встроенные в тело и язык человека. Это прочное, устойчивое, но крайне эластичное социальное образование». Такое «внутрипоколенное» единство и родство людей связано с существованием «внутреннего времени», доступного интуитивному пониманию, которое нельзя измерить, а можно воспринимать лишь в качественных категориях. То есть поколение — это некоторая сущность, которую нельзя измерить, а можно постичь лишь через призму личного опыта. Не случайно М. Хайдеггер замечает: «Судьба — это не сумма личных уделов, так же, как совместность — это нечто гораздо большее, чем просто совместное бытие нескольких субъектов. То, что люди совместно пребывают в одном и том же мире и в силу этого готовы принимать определённый набор возможно­стей, заранее предопределяет направление индивидуальных жизней. Власть Судьбы, следовательно, не ослабевает ни в благополучные периоды, ни в эпоху социальных потрясений. Фатальная предопределённость принадлежности к своему поколению и совместной с ним жизни довершает драму индивидуального человеческого существования». В современную эпоху убыстрившейся социокультурной динамики, связанной с более частой сменой норм, ценностей, образцов, своеобразным балансом или компромиссом между индивидуальным и социальным, на наш взгляд, выступает поколение («В наши дни это, возможно, единственный способ быть свободным, продолжая хоть чему-то принадлежать» (Нора, П. Поколение как место памяти / П. Нора // НЛО. 1998. № 30. С. 56)) как наиболее реальная единица социокультурного времени, ставшая предметом устойчивого интереса социологов, психологов, культурологов и философов.

Культурные эпохи различаются между собой ведущим принципом универсализации человека, т. е. способом обретения индивидом надличного или всеобщего бытия... Каждая культурная эпоха вырабатывает свой собственный идеал человека, некоторый образец должной и желаемой в нравственном и эстетиче­ском отношении личности. Поскольку творческие возможности каждой человеческой души определяются именно содержанием культуры, то невозможным становится творчество вне ориентации на человеческий идеал, заданный временем. Но ещё до начала ХХ в. такой временной идеал человека, связанный со способом универсализации, изменялся крайне редко, поскольку темп культурной жизни был размеренным и постепенным, в ХХ в. и уже наступившем ХХI каждое конкретное поколение людей порождает такой особый тип личности, который поименовывает собой эпоху, ведь «потерянное поколение», «сердитые молодые люди», «бывшие», «ветераны», «шестидесятники», «новые русские» — все они носители новых языков культуры.

Развитие культуры в целом связано с изменением представлений о человеке, его месте в мире и его предназначении. При этом на первый план выдвигается какое-нибудь определенное качество человека как ведущее, наиболее ценное, оно получает зримое во­площение в искусстве в виде художественного идеала. Яркой иллюстрацией этого является современная социокультурная ситуация, поскольку каждое поколение второй половины ХХ — начала ХХI в. создаёт свои индивидуальные вкусы, стили и конкретные образцы в разных видах искусства, воплощаемые субкультурными и контркультурными образованиями, дающими им социальную жизнь. Так, рок-музыка характеризует поколение 60-х, психоделическая музыка — хиппи, рэп — поколение 90-х. Причём такой ряд можно выстраивать не только в отношении «кода» или «пароля» в музыке, но и в литературе, что свойственно русской лингво- и литературоцентричной культуре (М. Чудакова, в частности, увязывает этапы литературного процесса в России в ХХ в. именно с поколениями), в кинематографе (например, натурализм и «чернуха» в советском кино конца 80-х), живописи (например, примитивизм и лубок в творчестве «митьков») и т. д.

Литература

Субкультуры и этносы в художественной жизни. СПб., 1996.

Альтернативная культура: энциклопедия / сост. Дм. Десятерик. Екатеринбург, 2005.

Левикова, С. И. Молодежная субкультура / С. И. Левикова. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2004.

Ортега-и-Гассет, Х. Вокруг Галилея / Х. Ортега-и-Гассет // Избр. тр.: пер. с исп. / сост., предисл. и общ. ред. А. М. Руткевича. М., 1997 (Идея поколения; Метод поколений в истории; Ещё раз об идее поколения. С. 251—294).

Петров, Д. В. Молодёжные субкультуры / Д. В. Петров. Саратов, 1996.

Шахматова, Н. В. Поколенческая организация современного российского общества / Н. В. Шахматова. Саратов, 2003.

Раздел 2

Дата добавления: 2014-12-27