Театральныя заметки

Продолжаются наши театральныя заметки. Спектаклем 15 ноября окончился 1-ый абонемент (25 представлений) и объявлен с 16 числа новый на 15 спектаклей. Представляя время от времени читателям нашим отчёт о всех более замечательных спектаклях 1 абонемента мы, на этот раз, должны прибавить к сказанному уже нами прежде весьма немногое. Мы видели несколько комедий, сыгранных труппою г.Соколова очень серьёзно и добросовестно; видели не мало и серьёзных пьес, сыгранных комически. – Следуя правилу говорить о здешнем театре, как о провинциальном. Aut bene dut nihif мы в настоящей статье скажем только о спектакле 31 октября, когда на здешнем театре была поставлена «Свадьба Кречинского», сочинения Сухово-Кобылина, имевшая как известно при первом всём появлении на столичных сценах замечательный успех. Не говорим о содержании этой комедии, уже более или менее известной большинству читающей публики. – Основная мысль комедии далеко не новая, художественно очерченных характеров в ней тоже нет, но это не мешает на сцене ей быть очень замечательною. Удачное развитие основной мысли комедии, в действии множественно истинно-комических положений действующих лиц, особенно Расплюева, отсутствие длинных и водянистых монологов, лёгкий, не лишённый даже некоторого остроумия язык комедии доставили ей значительный успех. На здешней сцене эта комедия (особенно 2 последних акта), была вообще исполнена очень удовлетворительно. Роли Кречинского (г.Быстров) и Расплюева (г.Глушков) были выполнены положительно хорошою О комическом таланте г.Глушкова мы уже говорили (45); его игра безукоризненна и в роли Расплюева он, как всегда, возбуждал взрывы самого искреннего смеха публики. Г. Быстров заслужил единодушное одобрение публики за роль Кречинского, выполненную им очень старательно, даже с некоторым одушевлением. В последнее время этот артист удачнее выполнял некоторые роли, чем обыкновенно, например: Гильома в «Мельничих», Робена в «Записках Демона» (бенефис г. Одоровой, 6 ноября), Ганса в «Заколдованном принце». По поводу последней из поименнованных пьес мы не можем удержаться от маленького замечания: настоящий, то есть не заколдованный принц этой пьесы Герман, в 1 действии так старается сохранить в бедной лачуге сапожника своё инкогнито, забывая принятую им роль придворного, что говорит самым странным языком, употребляя слова, которые как-то несоответственно слышать даже от камердинера в порядочном доме (например: квартира, у тебе, эфто…) Нам хочется думать, что Герман, мистифируя умного сапожника, сам, в свою очередь, был жертвою какого-то непонятного колдовства, и название пьесы столь же относилось к нему самому, как и его двойнику, очень удачно дебютировавшему в новой для него роли. Как бы то ни было, однако вообще некоторым гг. актёрам совсем не лишне иметь в виду, что провинциализмы в выражениях и выговор неприятно поражают слух и оставляют в слушателях тяжёлое впечатление, часто во время самой роли, исполненной в других отношениях безукоризненно. Станем надеяться, что на будущее время этот важный недостаток уничтожиться сам собою, при внимательном наблюдении режиссёра на репетициях и при старательном заучивании, и при отчётливом выполнении актёром своих ролей.

Теперь со сцены спустимся в оркестр. Здешний театральный оркестр продолжает усердно наигрывать свои нескончаемые, древние польские шумные вальсы, свирепые галопы, отчаянные польки, мазурки, польки-мазурки и т.д. Те же пронзительные звуки скрипки, свист флейты, ворчанье волторны, грохот баса, завывание виолончели… Словом, оркестр нисколько не улучшился, но мы не отрицаем возможности его усовершенствования… Самая трескучая, самая новая и модная пьеса, даже при отличном её исполнении, только некоторое время нравится, а потом надоедает и забывается, заменяясь другою, новою, ещё более трескучею и эффектною, которая в свою очередь испытывает участь предыдущей.

В заключении скажем несколько слов о пении на здешней сцене, так как оно вообще занимает важное место в музыке. Как бы хороши ни были аккомпанементы оркестра, он не скроет недостатков исполнения вокальной партии, между тем как хорошо ведённая партия голоса, этого благороднейшего музыкального инструмента, не нуждается ни в каком пособии и, передавая вместе с мелодией и слова, выражает мысли поэта, неотразимо действует на сердце и душу человека, часто при самом жалком сопровождении незатейливого оркестра. Собственно говоря, на здешней сцене нет пения, в истинном смысле этого слова, потому что между пением водевильных куплетов, которые мы здесь слушаем, и художественным выполнением вокальных партий настоящей, например, оперной музыки, – общего только то, что всё это действует на нас через орган слуха. Вот причина, почему многие из слушателей, улыбаясь иногда удачной остроте куплета, не обращают никакого внимания на его музыку, которую без большого вреда, можно было петь на какие угодно слова и другого водевиля. Чтобы при таких обстоятельствах, обратить внимание публики на музыкальную часть пьесы и, кроме технической обработки голоса и умения управлять им, ещё строгое изучение всех таинств искусства пения…

И.Ю.

Тобольские губернские ведомости. 1858. № 46. С. 679.

Дата добавления: 2014-12-27