За десять лет

(12 января 1891 г. – 12 января 1901 г.) [139]

Только что исполнившееся десятилетие «Сибирского листка», то первое десятилетие, в течение которого пишущий эти строки непрерывно числился в качестве сотрудника-корреспондента этой газеты, вызывает целый рой воспоминаний, ворошит пережитое… Выраженная в течение десятилетнего периода скромного и незаметного сотрудничества в газете привычка осмысливать и отмечать явления окружавшей жизни дает себя знать в настоящее время… Хочется поделиться с читателем теми впечатлениями, которые вынесены из десятилетнего соприкосновения с органом гласности, поставившим своею задачею бескорыстное служение родному краю…

Моя первая корреспонденция в «Сибирский листок», помещенная 12 января 1891 года, появилась в № 8 газеты, за нею появились и другие, помещенные 10, 24 февраля, 8 апреля и т. д., первые робкие опыты служения печатному слову. Жил я тогда в местах, весьма и весьма отдаленных, в одном из медвежьих углов Тобольской губернии, в городке С., на Оби. Как ни глухо и ни глупо протекала тогда захолустная жизнь этого медвежьего угла, но получавшиеся корреспонденции «С[ибирского] [листка]», несмотря на всю их скромность, перечитывались нарасхват и обсуждались на все лады. Годы 1888 – 1890 для городка С. были как раз годами затишья: перевелись все газетные корреспонденты, и к вящему благополучию обывателей по газетной части стало совсем спокойно. Газетные корреспонденции превратились в предмет неприятных воспоминаний старожилов.

«Были тут у нас года два тому назад артисты, – говорили «образованные» обыватели, – расписывали разные пакости в газетах, а теперь, слава Богу, тихо!».

И вот в такое-то мирное время появился «Сиб[ирский] листок» со своими корреспонденциями из С. Перечитывая теперь, по истечении десятилетней давности, свои корреспонденции, я решительно не понимаю, что в них так тревожило обывателя? С чего он, этот обыватель, плевался и ругал корреспондента вместе с газетой? С – ие обыватели во время распространившейся по городку заразительной болезни препятствовали врачу Г-му Г-чу (ныне умерший) принимать меры изоляции больных, дезинфекции одежды и жилищ, а преемники Г-ча стали скромно стушевываться перед болезнями и ее жертвами… В корреспонденции моей факт изменившегося отношения «преемников» был отмечен в следующих выражениях: «при вторичном проявлении болезни обыватель не унывал и при первом удобном случае готов был бы снова воспрепятствовать, но, на счастие его (ежели назвать то счастьем), препятствовать было нечему». Подчеркнутого намека на слабую деятельность «преемников» было достаточно для самой сильной ругани корреспондента и газеты. Корреспонденция сделалась объектом обсуждения в местном обществе, прикрываясь солидностью и весом которого, «преемник», г. К., решил опровергнуть корреспонденцию. Солидное по объему и подписям опровержение трех подчеркнутых слов было тогда же направлено в «Сиб[ирский] листок», но так и не появилось в печати. Для самого же «преемника», г-на К., это первое опровержение на первых шагах его деятельности послужило для него дурным предзнаменованием впоследствии. За десять лет существования «Сибирского листка» ему, г-ну К., неоднократно (из других мест) приходилось прибегать к опровержению напечатанного в «Сиб[ирском] л[истке]», и удача этих последних опровержений была приблизительно такая же, как и его первого опровержения. Правда, последующие опровержения печатались в газете, но роковым образом только подтверждали сообщения корреспондентов. Так, например, в газете сообщалось, что в Т-ой лечебнице полы во многих местах проваливаются, а г. К. в опровержение этого факта писал: «В одной комнате в одном углу конец одной плахи на 5 вершков обломан, и образовалось отверстие!».

Не могу умолчать здесь, кстати, еще об одном с-ом писателе, функционировавшем параллельно со мною, с тою только разницей, что я писал в скромной, нарождающейся провинциальной газете, а мой собрат по профессии открыл для себя более широкое поприще, проложив тропу к петербургской печати…

Приказчик по профессии, субъект, о котором идет речь, вычитав в отделе объявлений выписываемой им «Родины» приглашение редакции сообщить ей о выдающихся явлениях местной жизни, не стесняясь формою изложения, вообразил, что он как подписчик имеет полное право на столбцы этой газеты. Назревшая идея писательства так крепко засела, что он, не откладывая дела в долгий ящик, принялся строчить. Строчил он долго и много, безграмотно, водянисто и бестолково, в твердом уповании на воображаемое право печататься. Много бессонных ночей провел этот труженик печатного слова над своими творениями и достиг того, что редакция петербургской газеты, в конце концов, взвыла белугой, прислав нашему писателю письмо, в котором ради всех святых угодников упрашивала оставить ее в покое и прекратить бомбардировку посланиями. Мой собрат по профессии, конечно, был страшно обижен, в конце концов, решил, что нет правды на свете…

Мои немногочисленные сообщения из С., конечно, не могли служить полным отражением или зеркалом местной жизни. Жизнь эта для молодого человека, пропитанного лучшими литературными традициями и притом крайне впечатлительного, представляла весьма богатый материал. Объемистые тетради дневников в прозе и виршами служат и поныне живым памятником пережитой эпохи. Корреспонденции для «Сибирского листка» составляли только резюме всех этих «ума холодных наблюдений и сердца горестных заметок!».

В первый же год существования «Сибирского листка» я переменили свою резиденцию, перебравшись в городок К. той же губернии. Жизнь этого богатого сибирского местечка была более разнообразной, а подоспевший знаменитый голод 1891 – 1892 гг. еще более усиливал важность занятой мной позиции. Целый ряд корреспонденций с осени 1891 года был напечатан мною на тему о голоде и продовольственном вопросе. 1892 голодный год был годом самого усердного сотрудничества моего в «Сиб[ирском] листке». Корреспонденции мои напечатаны в №№ 7, 10, 21, 31, 38, 42, 48, 50, 92, не считая особых «писем из К.», посвященных продовольственному вопросу и живо затронувших местную городскую управу, выступившую с длинным, но необоснованным опровержением моих сообщений.

Многие из моих сообщений о голоде так и не увидели свет «по независящим от редакции причинам». В марте 1892 года издатель «Сибирского листка» А.А. Сыромятников просил меня как корреспондента газеты вместе с другими корреспондентами оказать содействие приезжавшим тогда в К. для организации помощи голодающему населению А.М. Сибиряковой и г. Зимину. Один из тогдашних к-их корреспондентов «Сибирского листка» М-ий оказался очень полезным для той благородной цели, которую ставила себе А.М. Сибирякова. М-ий функционировал в качестве заведующего столовыми и пекарнями г-жи Сибиряковой и по окончании голодной операции г-жа Сибирякова осталась весьма довольна результатами деятельности М-аго.

В последующие годы сотрудничество мое в «Сиб[ирском] листке» шло беспрерывно, но случаи частого непоявления печати сообщений «по независящим обстоятельствам» вместе с хроническими недугами, угнетавшими меня, значительно охладили литературный пыл. Приходилось мучительно сокращаться, подавляя в себе порывы служения свету и гласности.

Может быть, не лишним представится рассказ мой о том, как я в течение десятилетнего сотрудничества в «Сиб[ирском] листке» заработал три или четыре рубля. О, это была очень сложная и довольно хитрая операция – получение этих четырех рублей в гонорар за сотрудничество. Дело началось с того, что издатель-редактор газеты, при случайном свидании со мной, предложил без всякой с моей стороны просьбы выслать мне за сотрудничество еще два или даже несколько экземпляров газеты бесплатно. По прошествии некоторого времени я воспользовался сделанным мне предложением. Один из знакомых мне купцов в К. согласился через посредство мое и с уступкой в один или два рубля с подписной цены подписаться на «Сиб[ирский] листок» и в этих видах вручил мне мой первый гонорар, оказавшийся вместе с тем и самым последним до дня, в который пишутся эти строки в воспоминание о минувшем десятилетии «Сибирского листка».

Пока текло это десятилетие, много пришлось мне поколесить по Западной Сибири, к многому за это время удалось присмотреться поближе, много испытал я жестоких ударов судьбы, много перенес горьких обид, разочарований, но мысль о газете, как арене для служения свету и правде, всегда согревала меня и светила мне лучезарной звездой в скудные сумерки жизни…

К. Мирович

12 января 1901 г.

Примечание редакции. Эти воспоминания, написанные ко дню десятилетия «Сибирского листка», благодаря случайности почтовой доставки сильно запоздали, почему и не были в свое время помещены, но автору было обещано поместить их в первом же номере после расширения программы.

Сибирский листок. 1902. № 100 (19 дек.). С. 2.

Дата добавления: 2014-12-27