Инари, Дух Риса в лисьем облике 2 страница

Тринадцатый век приносит нам большое количество новой информации. Одна лиса принесла в пасти огонь и в человеческом облике подожгла дом того, кто ранил ее стрелой. Это в какой–то степени напоминает нам о лисьем огне (кицунэ –би), а также о Тэнгу, которые, с одной стороны, поджигали дома, но с другой, иногда охраняли их от поджогов.

Что касается одержимости, то мы обнаруживаем совершенно различные мотивации практикования таковой. Иногда это был голод, либо ― причуда эпикурейства в отношении еды, заставлявшая лису овладевать человеком; в других же случаях животное добивалось лишь поклонения себе, как божеству. Одновременно, их появление рассматривалось, как предвестник удачи, или несчастья. Когда их преследование вырастало до излишне больших пропорций, им угрожали сражением, после чего одна их них являлась во сне, обещая защиту и предсказывая удачу в том случае, если угроза наказания будет снята.

Одновременно, в культ лис в Японии включилось индийское влияние. Дагини Тэн, в действительности ― бесчисленное количество Дакини, индийских божеств женского пола, дарующих людям магическое знание, было идентифицировано с Бэнтэн, Богиней Богатства, с одной стороны, и с магическими японскими божествами―лисами с другой. Она была так называемым «Царем–Дэва, Достопочтенной Лисицей» и «Бодхисаттвой, Белым Царем–Лисом»; сама Бэнтэн считалась появившейся из своего храма в виде белой лисы. Дагини Тэн являлась во снах в образе сверхъестественной женщины, однако оставила свои волосы в руках спящего в виде лисьего хвоста, когда в образе животного поедала сделанные ей приношения. Нам нет нужды спрашивать, насколько превалировал в те дни культ лис и насколько было распространено лисье колдовство, когда мы видим, как монахи Сингон снизили свою Дагини и даже Бэнтэн до уровня лис, чтобы занять эту нишу японской религии и магии.

В этом же веке впервые появляется тануки, то один, то в сочетании с лисой, что обозначалось термином кори, «лисы и тануки». Как говорилось выше, тот же термин иногда употреблялся в старых китайских книгах в значении только «лисы», и даже один иероглиф использовался для определения лис. Однако в японской литературе термин кори всегда означал «лисы и тануки». Второе животное в те ранние дни не было сравнительно безобидным животным―призраком позднейших времен. Напротив, он топил охотников, осмеливавшихся стрелять уток на горном озере, являясь им в виде старой карги, возникавшей из центра озера в мерцающем свете и по воздуху налетавшей на всякого, кто приближался к берегу. Либо, тануки появлялся в виде громадного, совершенно черного буддийского монаха в старой часовне и, как считалось, пожирал людей. Обычной шуткой тануки было бросаться камешками и обломками черепицы в дома. Как я отмечал в своей работе о Тэнгу, Тэнгу–цубитэ, или «камешки―Тэнгу» были хорошо известны, и уже в 778 году дождь из черепицы, камешков и комьев земли падал двадцать ночей на различные дома в столице.

И это не единственное, что тануки имеет общего с Тэнгу. Оба они любят являться в виде будд, или бодхисаттв, чтобы морочить глубоко верующих монахов и отшельников. Поскольку почитание людьми было им, как и лисам, чрезвычайно приятно, они ухитрялись даже пользоваться именами усопших императоров, овладевая людьми и требуя поклонения от его имени. Однако, сила превращения, которой обладали как лисы, так и тануки, исчезала, как только их убивали. Тогда их величественность съеживалась до исходных размеров, и могучие гиганты, или бодхисаттвы оказывались всего лишь ничтожными животными.

Четырнадцатый век не приносит много информации, за тем исключением, что мы впервые читаем о специальных средствах для распознания обратившейся лисы, а именно ― вдувании дыма в человеческие ноздри. Даже император так боялся преследования лис, что покинул дом, где те демонстрировали свою магическую силу и предпочел риск нападения Хиёси, синтоистского божества с Хиэйдзан, чьи священные носилки были оставлены во дворце рассерженными монахами. Не всегда, однако, этим животным удавалось заморочить людям голову; если они не были достаточно искушены в своем сложном искусстве, то их быстро обнаруживали, и они становились посмешищем для тех, кого собирались обмануть. Старый тануки и старые лисы упоминаются бок о бок, как существа, принимавшие облик богов и людей.

В пятнадцатом веке старое лисье колдовство стало распространяться мощными волнами, проникнув даже за стены дворца сёгуна. Здесь впервые мы встречаемся с термином кицунэ –цукай, «использование лис», обозначавшим магическое искусство, практиковавшееся даже столь высопоставленными лицами, как Главный Прорицатель и врач сёгуна. Однако, это искусство считалось весьма зловредным и наказывалось ссылкой. Некоторые позднейшие японские авторы ссылались на отрывок из старого труда, где, по их мнению, виделся след схожего колдовства, а именно ― на легенду о настоятеле Со–о, обнаруживаемую в Фусо рякки (XII в.). Нет, однако ни единого доказательства того, что этот настоятель, который в 888 году своими возглашениями изгнал лису, которой была одержима императрица, и приказал животному покинуть сотрясаемый им дворец, был сам тем преступником, побудившим лису обладеть императрицей, чтобы в конце получить славу и почет, сумев ее изгнать. Автор Фусо рякки очевидно не предполагает такого злобного коварства со стороны почтенного настоятеля.

Знаменитая легенда о превратившейся лисе Тамамо―но маэ, знаменитой наложнице императора Коноэ, демонстрирует нам девятихвостую лису Индии, Китая и Японии, всегда оказывавшую пагубное влияние на царей и императоров через посредство супруги, или наложницы. Эта легенда, вероятно, датируется не очень древним периодом, поскольку как в Китае, так и в Японии появление девятихвостой, или белой лисицы исходно считалось очень хорошим предзнаменованием.. Отличие от этого древнего верования можно, вероятно, приписать индийскому влиянию; характерно, что в самой легенде Индия упоминается, как исходное место, где лисы исполняли свои проделки, и на первый план выходит сила буддизма, как действенное средство против этого злейшего врага человечества. И, действительно, это оказалось весьма эффективным пропагандистским способом, так как и в литературе, и на сцене легенда приобрела немалую популярность. Также индийского происхождения слово якан, иногда встречающееся в Рё–и ки (VIII в.), Кондзяку моногатари (XI в.), Мидзу кагами (XII в.) и Дзоку кодзидан (XIII в.) бок о бок со словом кицунэ с тем же значением. Как мы говорили выше, старый китайский труд, цитированный в Вамёсё (X в.) говорит, что якан отличается от лисы, являясь маленьким животным с большим хвостом, которое можеть лазать по деревьям, и что китайцы ошибочно применяли это название к лисам. В других китайских книгах сказано, что это ― человекоподобное животное, напоминающее сине―желтую собаку, упоминавшуюся в буддийских сутрах. Так мы приходжим к выводу, что якан, исходно отличаясь от лисы, был введен в японский фольклор, когда уже потерял свое первично индийское значение в Китае и просто считался идентичным лисе.

Поклонение лисам―божествам женского пола, вероятно ― духам риса, превалировало в то время, как, вероятно, и в древности. По крайней мере, в энциклопедической работе Аиносё (1446) они упоминаются в связи с лисьим прозвищем мёбу (придворные дамы). В той же работе говорится о лисьих огоньках, возникавших, как считалось, от сгорания лошадиных костей и переносимых лисами в пастях; однако, в поздних работах мы видим, что, по другим объяснениям, эти блуждающие огоньки возникали от дыхания животных, либо от сияния жемчужины на кончиках их хвостов, либо от горящих конских копыт.

Шестнадцатый век демонстрирует лишь старые истории в несколько иной форме, а именно ― хорошо известную легенду о человеке, лежавшем под настилом пола своего дома, и о превратившейся лисе, женившейся на человеке, но бежавшей при появлении маленькой собачки. Единственный интересный пассаж, который мы обнаруживаем ― о лисе, чье появление было сочтено плохим предзнаменованием, так как он произошло в летнее время, и которая была убита силой, заключенной в стихотворении.

Точно так же, как и в случае с Тэнгу, после тишины в шестнадцатом, в семнадцатом столетии возник целый вал легенд. Это было время безраздельного господства Инари. Затухавший культ лис на горе Инари, подчиненный этой антропоморфной богиней[376], которой поклонялись на той же горе, внезапно появляется на сцене. Лисы, сами по себе духи риса, теперь считаются посланницами Рисовой богини, однако они были не просто священными, но их почитали в храмах, как представителей самой Инари. Одновременно рассказывались старые истории о связи Инари с лисами, например о маленькой лисе, появившейся над рукоятью меча, как знак присутствия Инари во дворце. Храм Инари в Киото стал центром всех культов лис в империи; таким же образом Инари из Одзи рядом с Эдо являлась главой всех лис в восьми провинциях Канто. На Новый год все они собирались у подножия соседнего дерева, чтобы подняться вверх и поклониться своей божественной повелительнице. Чем больше лисьих огней появлялось там в то время, и чем ярче был свет, тем лучше должен был быть урожай риса в следующем году. Нужно ли искать другого доказательства природы лисьих божеств, как духов риса?

Однако не всегда считалось, что лисы связаны с Инари. Иногда они превращались, как и в прежние времена, лишь для того, чтобы обманывать людей. То же самое делали тануки, которые даже выбирали буддийские храмы для мест исполнения своих проделок и создавали там образы, которым молились доверчивые верующие.

Одержимость лисами была очень распространена в то время, как и позже; сумасшествие, меланхолия, истерия и так далее ― все приписывалось одной и той же причине. Женщины, слабые мужчины и дети были основными жертвами этой особой болезни, которую излечивали различными способами. Пациента принуждали вдыхать дум от горящего волчьего помета, или пить редкий чай, или глотать зажаренные листья сикими (illicium religiosum); все это, как считалось, было для лис отвратительным. Если оставалось сомнение ― одержим ли кто–то лисой, или у него обычная болезнь, то не находили ничего лучшего, как предложить ему последнее упомянутое лекарство, поскольку одержимый должен был наотрез от него отказаться. Были и другие способы изгнания лис, а именно ― кололи опухоль, образовавшуюся под кожей пациента, иглой, взятой из хвоста рыбы эй.

Лиса овладевала кем–то зачастую под воздействием человеческого колдовства. Эта лисья магия существовала в Японии с самых древних времен и, вместо того, чтобы исчезнуть под влиянием буддизма, она еще более распространилась под названием «учения Дагини». Существовала одна гора, где оно процветало много веков, а именно ― гора Идзуна в провинции Синано. «Учение Идзуна», являясь комбинацией старой лисьей магии, практиковавшейся на горе, с культом Великого Тэнгу, уже упоминалась в работе XV в., однако не достигла пика своей славы до семнадцатого столетия. С того времени она становится хорошо известна, как могущественная магия, с помощью которой колдун побуждал лису, которая находилась у него в услужении, овладевать кем–то, или рассказывать ему обо всем, что ему хотелось знать.

Рядом с этим магическим использованием лис мы находим, что их все еще рассматривали, как предвестников; как и в древности, их вой воспринимался, как предсказание удачи, или несчастья. Однако, несмотря на то, что они считались божественными, магическими и зловещими существами, они не могли избежать жестоких человеческих рук, использовавших их печень и жир для приготовления лекарств и мазей, улавливая их в силки с помощью приманки, их любимой пищи ― жаренных в масле крыс.

Восемнадцатый век говорит о мести Инари в случаях, когда пренебрегали храмами лис, или срубали священные деревья. Сумасшествие, самоубийства и смерть от ударов молнии падали на голову несчастного преступника и его семьи. Однако, божественные лисы–охранительницы посылались богиней в монастыри и храмы, как вознаграждение за искреннее поклонение; немалое богатство даровалось божественными лисами тем, кто спасал их, или каким–то образом помогал. Более, чем когда–либо храм Инари стал центром всех культов лис в Японии, а его священники ― главными посредниками между божествами и людьми. Эти священные лисы по очереди дежурили на святой горе, и даже «Почитаемая Богиня–Лисица», Кико Мёдзин, идентифицируемая с Дагини Тэн, была не более, чем посланницей Инари. Одновременно богиня чувствовала себя ответственной за проступки, допускавшиеся ее подчиненными, и жестоко их наказывала. Она также давала им различные ранги, которые они могли купить за деньги, собранные из ящиков для подаяния в храмах. Божественные лисы, проживавшие в буддийских храмах, не только защищали их строения от огня и прочих несчастий, но являлись также божествами―охранителями монахов и давали устные и письменные предсказания верующим.

Нечего и говорить, что, наряду с культом Инари и ее духами риса в облике животных, с удвоенной активностью расцветало магическое учение Идзуна. Его практиковали и буддийские служители, и миряне, однако в некоторых случаях, когда монах заходил слишком далеко в своем еретическом поведении и извлекал много выгоды из славы, обретаемой от успешных изгнаний лис, которых он сам же побуждал овладевать людьми, вмешивались власти и ссылали его в другую провинцию. Особенно в провинции Идзумо так называемое кицунэ –моти, или «содержание лис» было весьма распространено, как в случае с собачьим колдовством на Кюсю. Примечательно, что воздействие последних могло быть ограничено зубом лисы, злейшего врага собаки, хотя в легендах о лисах именно они всегда пускались наутек, когда поблизости оказывалась собака[377]. Помимо излечивания одержимых, предсказывания будущего и демонстрирования волшебных знаний о самых разных вещах, лисьи колдуны давали представления с «лисьими духами» (ки–ко), делая, например, двух людей из одного, что напоминает нам о старых историях, в которых лисы появлялись двойниками мужчин и женщин. Другие обманывали людей с помощью магической силы своих лис, демонстрируя им свой призрачный облик вместо настоящего, как это делал человек из Осака, предлагавший стрелять в него.

Однако, лисы все еще считались способными овладевать людьми и преследовать их, сами превращаясь в людей. Иногда они представляли собой опасность, в особенности, когда мстили; иногда были неопасны, и тогда обсуждали буддийские проблемы в облике монахов, либо являлись, как души мертвых. Однако они вновь принимали свой животный облик, если их окуривали, мыли, или травили собаками. Иногда они забавляли людей миражами, показывая замки, всадников в боевом порядке и длинные процессии даймё.

Помимо лис, в японском фольклоре стал очень популярен старый барсук. Он мог принять облик одноглазого призрака, или старухи, явиться, как огромная женщина, или черный монах посреди ночи, сопровождаемый молнией и землетрясением. Барсуки слетали с неба в виде сверкающей кометы, или падали в виде пылающих человеческих голов перед ошарашенными людьми, чьи ноги они обжигали и которые болели от их ядовитого дыхания. Они стучали в ворота посреди ночи и заставляли свои жертвы идти в заколдованные дома, где до смерти пугали их своими штучками. Они сжигали своих умерших по буддийскому ритуалу и просили помощи у монахов монастырей, которых преследовали еще предыдущей ночью.

Не всегда, однако, тануки были столь опасны и неприятны для людей. Часто, ясными лунными ночами они развлекали людей игрой на своих животах–барабанах, либо являлись им в снах в виде детей и просили позволения жить у них под домом, заранее оповещали о своем концерте на барабанах, либо предсказывали, что на следующий день их загрызет собака. Они знали прошлое, будущее, эту жизнь, равно как и свои прошлые существования. Дождливыми ночами они и мудзина появлялись, как блуждающие огоньки.

После тысячелетнего отсутствия мудзина вновь появились в народных предрассудках. Они преследовали людей, предсказывали им смерть в облике детей, или черных монахов―мирян, или старых ведьм, жили на протяжении сотен лет в буддийских монастырях, легко накапливая деньги и являя примеры странного письма, и наконец погибали, загрызенные простой собакой. Даже после смерти они накладывали проклятье на тех, кто тратил деньги, которые они, мудзина, собирали при жизни, либо вызывали смерть человека, убившего их. Как монахи, они обсуждали буддийские сутры; как старые ученые – китайских классиков. Они настолько напоминали тануки, что их животы–барабаны, блуждающие огоньки, человеческий облик и способы преследования были теми же, так же, как и почтенный возраст, который, как мы видели, придавал животным и растениям сверхъестественную силу.

В девятнадцатом веке одержимость лисами оставалась распространенной не менее, чем раньше, однако в большинстве случаев она приписывались человеческому колдовству. Мы читаем, однако, о лисах, овладевавших людьми и вызывавших у них болезни из мести за некоторое зло, либо придававших им силы работать гораздо больше, чем раньше, в виде благодарности за то, что хозяин дома позволял им остаться. В другом случае они назывались призраком усопшего настоятеля и заставляли одержимую девочку писать священное имя Амида, не забывая при этом делать ошибку в написании, чтобы избежать гнева Амида. Иглы и мокса были средствами излечения таких больных, либо ― старые драгоценные мечи, которыми давным–давно были убиты лисы–оборотни, возлагавшиеся на головы заболевших. Лису также перемещали в медиума с помощью буддийских возглашений, как в стародавние дни, а затем изгоняли другими тантрами и вопросами о ее происхождении, причинах и целях; либо одержимого приводили в какой–то буддийский храм, знаменитый излечениями в таких случаях. Старые легенды о лисах, женатых долгое время на мужчинах, о том, как люди, не подозревая того, поедали вместо явств смердящую мерзость, рассказывались несколько по―иному; одновременно, в сказания о лисах появились новые элементы, например ― гипнотическая сила старых лис, их способность мгновенно менять яркий лунный свет на кромешную тьму, как это делал Тэнгу в своих долинах. Они все еще демонстрировали свою мстительную натуру, беспокоя тех, кто оскорблял их, вызывая перед из глазами видения длинных процессий даймё, или принуждая делать по ночам долгие переходы; как и в древности, их таинственные огоньки мерцали на полях и в болотистых местностях влажными дождливыми ночами.

Лисье колдовство достигло своего пика. Идзуна Гонгэн имела храмы на вершинах многих гор, где культ Тэнгу и лисья магия существовали бок о бок. Синано, Кодзукэ, Идзумо и другие провинции были густо населены семьями, члены которых, как считалось, имели в услужении осаки, куда, или лис–людей (дзинко), которых они побуждали овладевать и преследовать своих врагов, или богатых людей, от которых желали что―то получить. Неудивительно, что таких семей боялись и сторонились; никто не позволял своему сыну, или дочери вступать с ними в брак. Внезапный взлет и падение у бедных и богатых, кражи, болезни и необъяснимые происшествия, ― все приписывалось их влиянию. Короче говоря, магическая сила, а также способность колдовать, которые эти люди получали от лис, считались безграничными.

Одновременно, тануки стали гораздо более безобидными, чем ранее. На Сикоку, где не было лис, они заняли их место, играя шутки с простодушными деревенскими жителями, а также и повсюду, обманывая молодых юношей и девушек, принимая облик миловидных служанок, или красивых влюбленных, либо ― являясь верующим монахам в виде будды Амида на розовом облаке. Однако, в целом они помогали и развлекали людей больше, чем мешали им. Иногда они одалживали деньги, собранные в ямах и в долинах, или делали им подарки драгоценными мечами; иногда они развлекали их миражами, строя величественные замки, или шумные базарные площади. Они жили, как монахи в монастырях и продавали крестьянам свои рисунки, которым такие произведения очень нравились. Они жили и над потолками в частных домах, куда к ним взлетали карандаш с бумагой, на которой они писали. Однако, в конце их загрызала собака, их естественный враг, и по их душам служили заупокойную службу.

[1][1] В китайском языке два иероглифа часто совмещались, обретая значение только «лисы». Так мы находим в Шэ шэнь цзи 捜神記 Юй Бао 于賓, работе IV в., упоминаемой профессором де Гроотом (Religious System of China, Vol. IV, p. 191), комбинированный термин 狐狸 и даже единственный иероглиф, используемый в значении просто «лисы». Это объясняет то, отчего по Бакину (Энсэки дзасси, гл. 5, № 2, с. 11), та же легенда рассказывается о тануки, вместо лисы в китайской работе Тай пин гуан цзи 太平廣記, написанной в X в. Примечательно, что Иноуэ Энрё, цитирующий рассказ Юй Бао (Ёкайгаку коги, 4, с. 183 и далее) приводит совершенно иной текст, хотя история остается прежней. По его отрывку, это была единственная отмеченная лисица, превратившаяся в студента, и иероглиф не встречается в тексте. Зоологическое название тануки – canis procynoides, «енотовидная собака», но, поскольку он широко известен под названием «барсук», мы пользуемся этим термином как для тануки, так и для мудзина.

[2] гл. 1, разд. 3. Здесь мы вновь обнаруживаем комбинацию 狐狸.

[3] Rel. Syst., Vol. IV, p. 182.

[4] Rel. Syst., Vol. IV, p. 188―196.

[5] Цит. по: Ёкайгаку коги. Т. 4. С. 183.

[6] 胡, произносится так же, как 狐, лисица.

[7] де Гроот. Т. 4. С. 194.

[8] Там же. Гл. 15.

[9] Там же. Т. 4. С. 202.

[10] Раздел 邶風, ода 16.

[11] де Гроот. Т. 5. С. 587.

[12] Шэнь, 神巫; у ― колдунья, спиритуальный медиум.

[13] де Гроот. 1.1., 4. С. 183.

[14] Указ. соч. С. 590 и далее.

[15] Указ. соч. С. 593 и далее.

[16] Подобное же запрещение мы находим в японском законе от 702 года, как быдет показано ниже.

[17] В работе Энсэки дзасси,燕石雑誌, (1810), гл. 1. С. 26.

[18] Там же.

[19] См. ниже Кагакусю (下學集, 1444), Никкэнроку (日件録, 1453), и т.д.

[20] 禹, основатель династии Ся (2205–1766 до н. э.).

[21] См. Wylie, Notes on Chinese literature и de Groot, 1.1.. Т. 2. Т. 685.

[22]王褒, в кн. Сы цзы цян дэ лунь (四子講徳論), части «Вэнь сюань» (文選).

[23] Цит. по: Хякка сэцурин. Т. 2. С. 1046.

[24] Указ. соч. Т. 4. С. 182.

[25] 詐愼, автор династии Хань.

[26] Ср. Вакан сансай дзуэ, гл. 38. С. 590.

[27] 謝肇湖, автор династии Мин, живший около 1592 г.

[28] Цит. по: Рэйдзю дзакки, гл. 2, с. 9―b; так же и в: Вакан сансай дзуэ, гл. 38. С. 591. Ср. Wylie, Notes on Chinese Literature. Р. 187.

[29] Цит. по: Энсэки Дзасси, гл. 5, № 2. С. 11.

[30] Цит. по: Гунсё руйдзю, № 75. Т. 4. С. 785.

[31] Гл. 25, К.Т.К. Т. 1. С. 459.

[32] Нихон сёки (Анналы Японии). СПб, «Гиперион», 1997. Т. 2. С. 183.

[33] Счастливые знамения祥瑞мы находим в гл. 21, разд. 治部省, К.Т.К. т. 13. С. 652, где лисы упоминаются под №№ 6, 7 и 8 в «Великих счастливых предзнаменованиях правой стороны» (右大瑞), как кюби–но кицунэ (九尾狐), бякко (白狐) и гэнко (玄狐).

[34] Там же. С. 654.

[35] Цит. по: Сисэки сюран (史籍集覧). Т. 23, № 19―9. С. 151, где мы находим мудзина, лису и тануки среди 36 животных под заголовком Тикусан–рэки (畜産歴), «Календарь животных».

[36] Там же. С. 162.

[37] Т. 1. С.17.

[38] 続日本紀, написано в 797 г.

[39] Гл. 5, К.Т.К. Т. 2, с. 73.

[40]上瑞, глава из Книги Гаданий.

[41] Гл. 6, с. 87; гл. 8, с. 126; гл. 13, с. 223.

[42] Гл. 37, с. 676.

[43] Гл. 33, с. 585.

[44] Гл. 33, с. 587.

[45] Гл. 33, с. 574.

[46] Гл. 14, с. 235.

[47]日本後紀, написано в 841 г.

[48] Гл. 17, К.Т.К. Т. 3. С. 88.

[49] Гл. 2, К.Т.К. Т. 3, с. 182.

[50] Гл. 19. С. 409.

[51] Гл. 3. С. 192. Ср. описание в моей работе о Тэнгу.

[52] 日本文徳天皇実録, написано в 878 г.; император Монтоку правил 850―858 гг.

[53] Гл. 7, К.Т.К. Т. 3, с. 524.

[54] 日本三代実録, написано в 901 г.

[55] Гл. 20, К.Т.К. Т. 4, с. 335.

[56] Гл. 27, с. 418.

[57] Гл. 39, с. 557.

[58] Там же.

[59] Гл. 41, с. 722.

[60] Гл. 41, с. 585.

[61] Гл. 23, с. 369; гл. 38, с. 549.

[62] 日本紀畧; исторические записки, кончающиеся 1036 г.

[63] Ч. 2, гл. 1, К.Т.К. Т. 5, с. 783.

[64] Гл. 2, с. 828.

[65] Гл. 2, с. 833.

[66] Гл. 6, с. 939.

[67] Гл. 6, с. 933.

[68] Гл. 6, К.Т.К. 1, с. 129.

[69] Магатама, 勾玉, изогнутое драгоценное украшение, представляет собой «корнелиан, или иной камень в форме запятой» (Aston, Nihongi, vol. I, p. 38).

[70]八尺復. Ср. Aston, Nihongi, vol. I, p. 184.

[71] Энсэки дзасси, гл. 5, № 2, с. 10b.

[72] Ср. с упоминаемым ниже Ункэн Сэкитэя, цитируемым в Сёсан тёмон кисю, (1849).

[73] Гл. 22, К.Т.Х. 1, с. 395.

[74] Полное название Рё―и ки – Нихонкоку гэмпо дзэн―аку рё―и ки, 日本国現報善悪霊異記, «Записки о чудесных происшествиях в Японской Империи, в которых добро и зло вознаграждалось и наказывалось». В них описаны «вознаграждения и наказания» (инга охо, 因果応報, в буддийском смысле) от времен императора Юряку (457―479) до императора Конина (770―781), см. Гунсё руйдзю, Индекс, с. 352. Автор этой работы, буддийский монах Кэйкай (Кёкай) 景戒жил во времена императора Кокэна (749―758). Хотя автор Кокусё кайдай (с. 1561) называет труд Рэй―и ки, а не Рё―и ки, последнее прочтение верно. Легенда обнаруживается в Гунсё руйдзю, № 447, т. 16, с. 24; далее, в Фусо рякки, 扶桑略記, гл. 3, К.Т.К. 6, с. 486 и далее, и в Мидзу кагами, 水鏡, написанном во второй половине XII в., гл. 1, К.Т.К. 17, с. 373.

[75] 今昔物語, написал Минамото―но Такакуни, 源他隆国, умерший в 1077 г.; гл. 23, № 17, К.Т.К. 14, с. 1005.

[76] 善家秘記, написана Миёси Киёцура, 三善清行, 844―916.

[77] Гл. 22, К.Т.К. 6, с. 644, см. ниже.

[78] Гл. 16, № 17, К.Т.К. т. 16, с. 930.

[79] 元亨釈書, написано до 1346 г., гл. 29, К.Т.К. т. 14, с. 1157.

[80] По Кондзяку моногатари, это был мирянин, метаморфоза изображения Каннон, сделанного родственниками.

[81] 新編御伽草子, опубликовано Хагино Ёсиюки в 1901 г., т. 2, Кицунэ дзоси, 狐草子, датируется периодом Муромати (1378―1601).

[82] 錫杖, сякудзё, на верхнем конце этих посохов укреплены металлические кольца; такие посохи носят с собой путешествующие монахи.

[83] 源氏物語, написана в 1004 г., гл..

[84] 小右記, дневник Фудзивара―но Санэскэ, 実資, также звавшегося Оно―но Мия, 小野の宮, 956―1046. Он был Удайдзин, «Министром Правой Стороны», отсюда и название книги ― «Дневник Удайдзина Оно―но Мия».

[85] 齋宮, Ицуки–но Мия, принцесса–девственница, которую посылали в императорский храм в Исэ во время коронации, чтобы она оставалась там до смерти императора, или до его отречения.

[86] Внутренний и Внешний храмы в Исэ.

[87] Священный пантомимический танец под музыку.

[88] Гл. 26, № 17, К.Т.К. 16, сс. 1203 и далее. Ту же легенду мы находим в Удзи сюи моногатари, 宇治拾遺物語гл. 1, К.Т.К. 17, сс. 22 и далее.

[89] 忉利天, Тори–тэн, также записывается 怛利天, «небо 33 [ дэва ]», где правит Индра.

[90] Гл. 14, № 5, с. 759. Та же легенда приводится в Кокон тёмонсю, 古今著聞週, гл. 20, К.Т.К. 15, сс. 589 и далее. В соответствии с примечанием, она содержится в Хоккэдэн, 法花傳.

[91] Гл. 23, № 17, с. 1005.

[92] Гл. 27, № 28, с. 1259.

[93] Гл. 27, № 29, с. 1260.

[94] Гл. 27, № 32, с. 1265.

[95] Гл. 27, № 33, с. 1267.

[96] Гл. 27, № 37, с. 1273.

[97] Гл. 27, № 38, с. 1275.

[98] Гл. 27, № 40, с. 1278.

[99] Гл. 27, № 41, с. 1280.

[100] Гл. 27, № 42, с. 1284.

[101] Гл. 27, № 44, с. 1287.

[102] Гл. 27, № 31, с. 1262.

[103] Гл. 27, № 39, с. 1276.

Дата добавления: 2015-05-06