Высказался

Разговор не клеился. Все, о чем бы я ни заводил речь, казалось некстати. И я молчал, чтобы не разозлить Эбби еще до того, как мы приедем к отцу.

План мой был таков: Голубка станет играть роль моей девушки, почувствует, что ей меня не хватает, а там, глядишь, я еще раз попрошу у нее прощения и мы помиримся. Все это выглядело, конечно, не слишком надежным, но больше ничего не оставалось.

Подъехав к дому по мокрой гравийной дорожке, я остановился у крыльца и выгрузил наши сумки. Отец с улыбкой открыл дверь:

– Здравствуй, сынок. – Он улыбнулся еще шире, заметив стоявшую рядом со мной мокрую, но оттого не менее прекрасную девушку. – Эбби Эбернати! Мы с нетерпением ждем завтрашнего обеда. Много времени прошло с тех пор, как… М‑да… Много времени прошло.

Войдя в дом, отец положил руку себе на пузо и весело сказал:

– Думаю, Трэв, вы оба заночуете в гостевой спальне. Вряд ли вам будет удобно в твоей бывшей детской.

Голубка поглядела на меня. Я промямлил:

– Эбби… э‑э‑э… Она, наверное, пускай ложится в гостевой, а я у себя.

Тут появился Трентон и скривил физиономию:

– Это еще почему? Разве вы не живете вместе?

Сам ведь, засранец, прекрасно знал почему.

– В последнее время нет, – сказал я, с трудом сдерживаясь, чтобы не наброситься на него.

Отец с Трентом обменялись взглядами.

– В комнате Томаса уже давно кладовка. Поэтому его я хотел поселить у тебя. Но раз так, то он, пожалуй, и в гостиной поспит, – сказал отец, оглядывая старые полинялые диванные подушки.

– Нет, что вы, Джим, не беспокойтесь. Все в порядке, мы просто хотели… соблюсти благопристойность, – проговорила Голубка, дотрагиваясь до моего плеча.

Отец расхохотался на весь дом.

– Эбби, – сказал он, похлопав ее по руке, – ты же видела моих сыновей! Неужели ты думаешь, что меня еще можно чем‑нибудь шокировать?

Я кивком указал в сторону лестницы, Голубка пошла за мной. Я осторожно открыл дверь ногой и, поставив наши сумки на кровать, посмотрел на Эбби. Она сканировала комнату своими расширившимися серыми глазами. Ее взгляд упал на висевшую на стене фотографию моих родителей.

– Извини, Голубка. Я буду спать на полу.

– Да уж, пожалуйста! – сказала она, собирая волосы в хвостик. – Черт! И как я позволила заманить меня сюда!

Я сел на кровать. Эбби не кокетничала: она действительно злилась. А я‑то в глубине души надеялся, что она, как и я, будет рада, если мы снова окажемся вдвоем.

– Да, по‑дурацки вышло. Но я не знал, что так получится.

– Все ты знал, Трэвис. Ты именно на это и рассчитывал. Думаешь, не понимаю? Я тебе не дурочка какая‑нибудь!

Я поднял глаза и устало улыбнулся:

– Но тем не менее ты приехала.

– Мне нужно все подготовить для завтрашнего дня, – сказала Голубка, открывая дверь.

Я встал:

– Давай помогу.

Эбби занялась картошкой, тестом для пирога и индейкой. Я подавал то, что она просила, и выполнял кое‑какие мелкие поручения. Первое время нам было неловко, но потом приехали близнецы, и все стали вертеться на кухне, чтобы помочь Голубке освоиться. Отец рассказал ей несколько историй из нашего детства. Потом мы посмеялись, вспомнив предыдущие праздники с безуспешными попытками украсить стол чем‑нибудь, кроме покупной пиццы.

– Диана потрясающе готовила, – задумчиво сказал папа. – Хотя Трэв вряд ли помнит. Мы потому и не стали ничему учиться: знали, что с ее едой все равно не сравнится никакая другая.

– Но пусть нашу гостью это не смущает, – хмыкнул Трентон, доставая пиво из холодильника. – Давайте перекинемся в картишки. Хочу отыграть у Эбби часть денег, которые она из меня вытянула в прошлый раз.

Отец погрозил пальцем:

– Сегодня никакого покера, Трент. Иди лучше достань домино. Играем просто так, не на деньги.

Трентон тряхнул головой:

– Ладно‑ладно.

Близнецы вышли из кухни, Трент за ними.

– Идем, Трэв, – оглянулся он, задержавшись на пороге.

– Я помогаю Голубке.

– Иди, малыш, – сказала Эбби. – Осталось немного, я управлюсь одна.

Я знал, что ее ласковость показная, но все равно было приятно.

– Уверена? – спросил я, кладя руку ей на бедро.

Голубка кивнула, я поцеловал ее в щеку и прошел вслед за Трентоном в игральную комнату.

Мы расселись, настроившись на тихий семейный вечер за домино. Высыпая костяшки из коробки, Трентон занозил палец и выругался. Тэйлор фыркнул:

– Ты, плакса! Будешь хныкать или все‑таки раздашь?

– Конечно раздам. Или сам хочешь попробовать? Но ты же, придурок, считать не умеешь!

Рассмеявшись над остротой Трентона, я привлек к себе его внимание.

– Вы с Эбби хорошо ладите, – сказал он. – Как тебе это удалось?

Я понял, что он имеет в виду, и сердито на него взглянул: незачем было распространяться на эту тему при близнецах.

– Долгими уговорами.

Отец вошел в комнату и сел за стол:

– Трэвис, она хорошая девушка. Я рад за тебя, сынок.

– Да, она хорошая, – сказал я, стараясь не показывать, как мне грустно.

Эбби прибиралась на кухне, и я боролся с желанием встать и пойти к ней. Я понимал, что День благодарения – семейный праздник, но хотелось как можно больше времени провести именно с Голубкой, вдвоем.

Через полчаса я по характерному звуку догадался, что заработала посудомоечная машина. Выйдя из кухни, Эбби быстро махнула мне и направилась к лестнице. Я вскочил.

– Голубка, ты уже решила лечь? – спросил я, хватая ее за руку. – Еще ведь рано!

– У меня был трудный день. Я устала.

– А мы как раз собрались посмотреть фильм. Может, посидим вместе?

Она посмотрела в сторону лестницы, потом опять на меня:

– Уговорил.

Я за руку подвел Эбби к дивану, мы сели рядом и уставились в телевизор.

– Тэйлор, выключи свет, – скомандовал отец.

Мне хотелось обнять Голубку, но я не решился. Она пошла мне навстречу, и воспользоваться ситуацией было бы с моей стороны некрасиво. Поэтому я просто положил руку на спинку дивана.

Когда полфильма уже прошло, распахнулась входная дверь, и в ту же секунду мы увидели Томаса с багажом в руках.

– С Днем благодарения! – сказал он, опуская сумки на пол.

Отец встал и обнял его. Все, кроме меня, тоже подошли.

– Не хочешь поздороваться с Томасом? – шепотом спросила Эбби.

– Мне выпала возможность провести с тобой один вечер, – ответил я, глядя, как отец и братья хохочут и обнимаются. – Не хочу терять ни секунды.

Томас улыбнулся:

– Привет, Эбби! Рад снова тебя видеть!

Я дотронулся до Голубкиной ноги. Она посмотрела на мою руку, потом подняла глаза. Я понял намек и убрал ладонь, сцепив пальцы у себя на коленях. От вездесущего старшего брата это не укрылось, и он спросил:

– Что, в раю не все гладко?

– Заткнись, Томми, – проворчал я.

Все притихли и посмотрели на Эбби, ожидая объяснений. Она нервно улыбнулась, взяла мою руку в свои и, положив голову мне на плечо, сказала:

– Мы просто устали. Целый вечер хлопотали на кухне.

Я посмотрел на наши соединенные руки, и ужасно захотелось сказать Голубке, как я благодарен за то, что она сейчас для меня делала.

– Кстати, насчет усталости: я действительно вымоталась и, пожалуй, все‑таки пойду спать, малыш. – Оглядев остальных, она добавила: – Всем спокойной ночи.

– Спокойной ночи, девочка, – сказал отец.

– Спокойной ночи, – сказали братья и проводили Эбби взглядом, пока она поднималась по лестнице.

– Я тоже скоро лягу! – крикнул я вдогонку.

– Да уж, я думаю, ты не заставишь себя долго ждать, – поддразнил меня Трентон.

– Везучий, паразит, – проворчал Тайлер.

– Эй, ребята, привыкайте относиться к ней как к сестре, – предупредил отец.

Не обращая внимания на реплики братьев, я взбежал по ступенькам и проскочил в дверь спальни как раз перед тем, как она захлопнулась. Я застыл, сообразив, что Эбби, наверное, хочет приготовиться ко сну и делать это при мне ей теперь неудобно.

– Подождать в коридоре, пока ты переоденешься?

– Я приму душ. Потом переоденусь в ванной.

Я потер шею ладонью:

– Ладно. Тогда я пока сооружу для себя лежку.

Эбби кивнула. Ее стальные глаза смотрели непреклонно. Стена, которой она от меня отгородилась, не пошатнулась. Вынув что‑то из сумки, Голубка направилась в ванную.

Я откопал в шкафу несколько простынь с одеялом и разостлал все это на полу рядом с кроватью. Теперь у меня хотя бы появилась возможность поговорить с Эбби наедине – и на том спасибо.

Как только Голубка вышла из ванной, я бросил подушку в изголовье своей импровизированной постели и сам поспешил в душ. Не желая терять времени, намылился, сразу же смыл пену водой, вытерся, оделся и вернулся в спальню. Вся процедура не отняла и десяти минут.

Когда я вошел, Эбби лежала в кровати, натянув одеяло до самого подбородка. Ясное дело, ее постель выглядела куда привлекательнее, чем моя собственная. Я понял, что последняя ночь, которую я проведу с любимой девушкой в одной комнате, будет бессонной: лежа в нескольких дюймах от Голубки и не имея права до нее дотронуться, я стану просто слушать, как она дышит.

Я выключил свет и лег на пол:

– Это наша с тобой последняя ночь, да?

– Не начинай, Трэв. Я хочу спать, а не ругаться.

Я повернулся к Эбби лицом и приподнялся на локте. Она тоже повернулась ко мне.

– Я люблю тебя.

Секунду Голубка молча на меня смотрела.

– Ты же обещал…

– Я обещал, что не буду ничего подстраивать, чтобы восстановить наши отношения. Я действительно не собираюсь этого делать, – сказал я, протягивая к ней руку. – Но я не могу не хотеть снова быть с тобой.

– Ты мой друг, и мне жаль причинять тебе боль, но я должна слушать свой внутренний голос, а он всегда говорил, что ничего хорошего у нас с тобой не выйдет.

– Ты же меня любила, разве нет?

Эбби насупилась:

– Я и сейчас тебя люблю.

Тут на меня нахлынули все чувства сразу – с такой силой, что я не мог отделить одно от другого.

– Можно тебя кое о чем попросить?

– Ты уже кое о чем попросил. Поэтому я здесь, – усмехнулась Голубка.

– Если ты действительно решила… со мной порвать, то можно я в последний раз хотя бы полежу рядом?

– Не думаю, Трэв, что это хорошая мысль.

Я сжал ее руку:

– Пожалуйста! Я не смогу заснуть, зная, что ты так близко и это мой последний шанс тебя обнять.

Голубка посмотрела на меня и нахмурилась:

– Но учти: я не собираюсь заниматься с тобой сексом.

– Я и не прошу.

Эбби оглядела пол и задумалась. Потом, зажмурившись, отодвинулась от края кровати и отвернула одеяло. Я быстро забрался в постель и обхватил Голубку обеими руками. Атмосфера в комнате и без того была наэлектризованной, а теперь я и вовсе почувствовал себя на грани срыва – так взволновало меня прикосновение к Эбби.

– Мне будет этого не хватать, – сказал я.

Поцеловав Голубкины волосы, я прижал ее к себе и уткнулся лицом ей в шею. Она положила руку мне на спину, и я потянул носом воздух, вдыхая любимый запах и стараясь навсегда его запомнить.

– Я… боюсь, что не смогу, Трэвис, – сказала Эбби, пытаясь высвободиться.

Я сжал ее – не потому, что хотел удержать силой, а просто инстинктивно, чтобы подавить боль, которая мучила меня уже много дней подряд.

– Я не могу, – повторила Голубка.

Я понимал ее: мне тоже было тяжело, и все‑таки я не хотел отстраняться.

– Тебе и не нужно ничего делать, – сказал я, не отрывая лица от Голубкиной кожи. – Просто позволь мне в последний раз подержать тебя вот так. И все.

После еще одной безуспешной попытки вырваться Эбби закрылась ладонями и заплакала. У меня тоже подступили слезы. Бережно приоткрыв Голубкино лицо, я поцеловал ей руку и посмотрел сначала на губы, потом опять на глаза. Она прерывисто выдохнула.

– Я никого уже не буду любить, как тебя, Голубка.

Эбби всхлипнула, дотронулась до моей щеки и мягко, как бы извиняясь, сказала:

– Не могу.

– Знаю, – ответил я дрогнувшим голосом. – Я с самого начала понимал, что недостоин тебя.

На Голубкином лице появилось болезненное выражение, она покачала головой:

– Дело не только в тебе, Трэв. Мы просто друг другу не подходим.

Я хотел возразить, но Эбби была права. Она заслуживала лучшего и стремилась найти свою судьбу. Кто я, на хрен, такой, чтобы мешать ей?

Подумав об этом, я глубоко вздохнул и положил голову Голубке на грудь.

Я проснулся, услышав шум и возню внизу.

– Ой! – крикнула Эбби с кухни.

Я сбежал по лестнице, на ходу натягивая футболку:

– Все в порядке, Голубка? – От босых ступней по всему телу растекался холод. – Черт! Пол просто ледяной!

Я попрыгал на одной ноге, потом на другой. Эбби подавила смешок. Было еще совсем рано: часов пять или шесть. Все, кроме нас, спали. По утрам я всегда легко возбуждался и теперь, глядя, как Эбби наклоняется, чтобы засунуть противень в духовку, еле себя сдержал.

– Можешь залезать обратно в постель. Я спустилась только поставить индейку.

– Ты со мной?

– Да.

– Тогда пойдем. – Я махнул в сторону лестницы.

Вернувшись в спальню, я снова стащил с себя футболку. Мы забрались под одеяло, натянув его до ушей. Голубка дрожала от холода. Я обнял ее и стал ждать, когда тепло наших тел создаст для нас кокон.

Посмотрев в окно, я увидел, как с серого неба падают крупные снежинки. Я поцеловал волосы Эбби, – казалось, она таяла у меня в руках. Нам было так хорошо, что можно было подумать, будто у нас все по‑старому.

– Смотри, Голубка: снег пошел.

Эбби повернула голову к окну.

– Да… погода прямо рождественская, – сказала она и нежно прижалась ко мне щекой. Почувствовав, что я вздохнул, посмотрела на меня и спросила: – Что с тобой?

– В Рождество тебя здесь не будет…

– Зато я здесь сейчас.

Я слегка улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать Эбби в губы. Она отстранилась и покачала головой:

– Трэв…

– Голубка, мне осталось провести с тобой меньше суток. Я хочу целовать тебя. Много. Весь день. При каждой возможности. Если нужно будет, чтобы я прекратил, просто скажи, но до тех пор, пока ты меня не остановишь, я постараюсь насладиться каждой секундой нашего последнего дня.

– Трэвис… – проговорила Эбби, но замолчала и после нескольких секунд раздумья перевела взгляд с моих глаз на губы.

Я не мешкая наклонился и поцеловал ее. Я не надеялся на большее, чем короткое и нежное прощальное прикосновение, но поцелуй получился долгим: Голубкине тело отзывалось на каждое мое движение, а моя кровь бурлила, призывая не останавливаться. Я прижал Эбби к себе, и она раскрыла ноги, позволяя мне протиснуться между ними.

Через мгновение Голубка была уже раздета. Я парой быстрых движений сбросил то, что было на мне, и, прижавшись губами к ее рту, ухватился руками за витую решетку изголовья. Как только я вжался в тело Эбби, меня обдало жаром, и я быстро задвигался, не в силах себя контролировать. Упершись ногами в матрас, Голубка выгнула спину и приподняла бедра. Я застонал, не отрываясь от ее губ, и скользнул еще глубже.

Одной рукой вцепившись в решетку, а другой поддерживая голову Эбби, я раскачивался, чувствуя, как уходит боль и забываются все наши ссоры. Вскоре свет, падавший из окна, стал ярче, а на коже у нас выступили капли пота, делая скольжение наших тел еще легче.

Я уже почти закончил, когда Эбби впилась ногтями мне в спину. Ноги у нее задрожали. Я задержал дыхание и в последний раз вошел в нее, застонав от судороги, пробежавшей по телу.

Голубка выпустила меня и откинулась на матрас. Вся она была расслаблена, волосы на лбу стали влажными. Я дышал так, будто только что пробежал марафон. По лбу и вискам струился пот.

Внизу негромко зазвучали голоса. Глаза у Эбби загорелись. Я лег на бок, с обожанием оглядывая ее лицо.

– Кажется, ты собирался меня просто поцеловать, – сказала она совсем по‑прежнему, будто мы и не ссорились.

– Как насчет того, чтобы проваляться в постели весь день?

– Я же приехала сюда, чтобы готовить, забыл?

– Ты приехала помогать мне, а я в ближайшие восемь часов не собираюсь даже заглядывать на кухню.

Эбби дотронулась до моего лица, и по выражению ее глаз я понял: она хочет мне что‑то сказать.

– Трэвис, по‑моему, мы…

– Не говори ничего, ладно? Не хочу думать об этом раньше времени, – сказал я, вставая и надевая трусы. Потом, натянув футболку, подошел к Голубкиной сумке, достал оттуда одежду и бросил на кровать. – Пусть у меня останутся только приятные воспоминания об этом дне.

Время летело с бешеной скоростью. Казалось, мы только проснулись – и уже обед. Я дорожил каждой минутой, огорчаясь из‑за того, как стремительно приближается вечер.

Я упивался присутствием Эбби, и все это видели. А мне не хотелось помнить, что она притворяется. Когда она была рядом, я плевал на правду.

Мы сели ужинать, и отец настоял на том, чтобы я разрезал индейку. Голубка гордо улыбалась, пока я выполнял это почетное поручение.

Члены клана Мэддоксов быстро уничтожили все, что Эбби наготовила, и осыпали ее комплиментами.

– Наверное, мало было еды? – рассмеялась она.

Отец дочиста облизал вилку и улыбнулся:

– Ну что ты, Эбби! Всего хватило, просто мы решили набить животы до следующего года… Если, конечно, ты снова не порадуешь нас в Рождество. Теперь ты одна из нас, Мэддоксов. Я на все праздники рад тебя видеть, и не только для того, чтобы ты готовила.

Слова отца напомнили мне об истинном положении вещей, и улыбка исчезла с моего лица.

– Спасибо, Джим, – ответила Голубка.

– Папа, что ты такое говоришь? Пускай готовит. Я с пяти лет так вкусно не ел. – Трентон, засунув в рот сразу полкуска орехового пирога, блаженно замычал.

Братья убирали со стола и мыли посуду, а я сидел рядом с Эбби на диване, стараясь не обнимать ее слишком крепко. Отец уже задремал: он так наелся, что не мог больше бороться со сном.

Я положил Голубкины ноги к себе на колени и, скинув туфли, стал большими пальцами массировать ступни. Я знал: Эбби это нравится – и хотел ненавязчиво напомнить о том, что вместе нам было хорошо. Но момент нашего расставания приближался. В глубине души я это чувствовал.

Она любила меня. И слишком жалела, чтобы отогнать от себя, пока не поздно. Я сказал, что не смог бы просто так взять и уйти, но, может, в этом‑то и беда: если я любил Голубку, то не должен был своим присутствием комкать ей жизнь. И в то же время, если я не хотел потерять Эбби окончательно, не стоило удерживать ее насильно. От этого мы бы только опротивели друг другу.

– Это был лучший праздник с тех пор, как умерла мама, – сказал я.

– Я рада, что оказалась в этот день рядом с тобой.

Я сделал глубокий вдох.

– Голубка, я не такой, как ты думаешь, – начал я, не зная, что говорить дальше. – Понятия не имею, какая дурь нашла на меня в Вегасе. Тогда это был не я. Мне представились всякие вещи, которые мы смогли бы купить на те деньги, а больше я ни о чем не подумал. Я не подумал, что сделал бы тебе больно, если бы попросил каждый месяц туда возвращаться. Хотя где‑то глубоко я, наверное, чувствовал, насколько это все неправильно. Я заслужил, чтобы ты меня бросила. Заслужил бессонные ночи и мучения. Благодаря им я понял, как сильно нуждаюсь в тебе. Понял, что на все пойду, лишь бы тебя вернуть. Ты порвала наши отношения, и я принял твое решение. Я уже не тот человек, каким был до встречи с тобой. Я изменился. В лучшую сторону. Но как бы я ни старался, ты все равно для меня слишком хороша. Раньше мы ведь были друзьями… Голубка, я не хочу потерять тебя совсем. Я всегда буду тебя любить, но раз со мной ты не можешь быть счастлива, то я и не должен уговаривать тебя вернуться. Я не представляю себя с другой женщиной. Для меня лучше оставаться твоим другом.

– Ты хочешь, чтобы мы опять просто дружили?

– Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Это главное.

Эбби улыбнулась, и я тут же пожалел о своих словах. Ведь я смутно надеялся, что она скажет: «Не говори ерунды. Мы должны быть вместе». Но вместо этого она сказала:

– Спорим на пятьдесят баксов: ты еще скажешь мне спасибо, когда встретишь свою будущую жену.

– Это будет для меня слишком верный выигрыш. – Я не представлял себе жизни без Голубки, а она уже планировала наше раздельное будущее. – Единственная женщина, которая могла бы стать моей женой, только что меня бросила.

Эбби вытерла глаза и встала:

– Думаю, тебе пора отвезти меня домой.

– Извини, Голубка, что все так вышло.

– Трэв, я просто устала. Мне пора отдохнуть.

Я вздохнул и, кивнув, поднялся с дивана. Эбби обняла моих братьев и попросила Трентона попрощаться за нее с отцом. Я стоял с сумками в дверях и слушал, как они договариваются о совместном праздновании Рождества.

Наконец настал момент, которого я так боялся: мы подъехали к «Морган‑холлу». Ожидание так измучило меня, что теперь я даже испытал своего рода облегчение. И все‑таки мне было очень тяжело.

Я наклонился, поцеловал Эбби в щеку и, придержав для нее дверь, проводил взглядом:

– Спасибо за сегодняшний праздник. Ты не представляешь, как все мои были рады.

Дойдя до лестницы, Голубка остановилась и посмотрела на меня:

– Завтра ты им все расскажешь?

Я отвернулся, сдерживая слезы:

– Они наверняка обо всем уже догадались. Не такие уж мы, Голубка, хорошие актеры.

Я оставил ее на ступеньках, не позволяя себе оглядываться. Теперь моя любимая женщина стала мне просто знакомой. Можно было только догадываться, как выглядело в этот момент мое лицо. В любом случае не хотелось, чтобы она его видела.

«Чарджер» взвыл, когда я рванул с места и на сумасшедшей скорости погнал обратно к дому своего отца. Как только я, спотыкаясь, вошел в гостиную, Томас протянул мне бутылку. Каждый из парней уже держал по стакану виски.

– Ты им сказал? – спросил я надтреснутым голосом.

Трентон кивнул, и я рухнул на колени. Братья сочувственно обступили меня. Их руки легли мне на голову и плечи.

ГЛАВА 24

Дата добавления: 2015-05-06