Темперамент у четырехмесячных детей

Итоги

В первые четыре месяца жизни дети, страдающие коликами, по определению отличаются более плаксивым и беспокойным поведением. Данные, взятые из родительских дневников, показывают, что дети с коликами в возрасте четырех с половиной, семи и восьми недель по сравнению с контрольной группой спят меньше (примерно 12–12,5 часа против примерно 14–14,5 часа), но имеются разногласия по поводу того, происходит ли уменьшение продолжительности сна преимущественно в дневное или ночное время. К девяти неделям в данных, полученных в лабораториях сна, не выявляются групповые различия в сне между детьми с повышенным и нормальным уровнем нервозности. Различия в продолжительности сна в этих двух группах присутствуют даже в четырехмесячном возрасте, однако исчезают к шести – восьми месяцам. Это дает основания предположить, что особенно сильное влияние на режим сна после девяти недель оказывают действия и отношение родителей; особенно это касается развития у детей привычки к ночным пробуждениям. Кроме того, по мнению исследователей, к шести месяцам вклад родителей в развитие нарушений сна, особенно ночных пробуждений, становится более явным.

Большинство ученых сходятся в том, что детский плач сам по себе не может свидетельствовать о дальнейшем развитии нарушений сна. Предсказать ночные пробуждения в возрасте 20 (но не 56) месяцев можно на основании наличия совокупного эффекта плача и эмоциональной нестабильности родителей или плача и нарушений сна, присутствующего в возрасте пяти месяцев.

Оценки темперамента двух– и четырехнедельных младенцев свидетельствуют о том, что если он определяется как трудный в этом возрасте, то можно предсказать усиление плача и нервозности примерно в шесть недель. У детей, страдающих коликами, в четырехмесячном возрасте, как правило, выявляется более трудный темперамент, но в 12 месяцев этого не наблюдается. Трудный темперамент во многих возрастах, как правило, связан с нарушениями сна, например, со снижением его продолжительности и ночными пробуждениями, но на основании этой связи нельзя предсказать наличие проблем со сном в будущем. В возрасте четырех‑пяти месяцев дети с трудным темпераментом спят в сутки около 13 часов, в то время как с легким – около 15.

Связь трудного темперамента с нарушениями сна в возрасте четырех и чуть более месяцев проявляется независимо от успешного избавления от коликов. Я изменил свое мнение по этому вопросу и теперь считаю, что именно родители, обладающие достаточной волей и ресурсами для того, чтобы делать все возможное для успокоения детей в периоды нервозности, способны предотвратить переход беспокойства в плач и развитие некоторых нарушений сна в более старшем возрасте. Однако некоторые родители не могут справиться с очень высоким уровнем беспокойства у своих детей, и плач приводит их в отчаяние. Им кажется, что они не способны ничего сделать ни с ним, ни со сном.

Родителям очень важно помочь детям, которые ранее страдали коликами, установить здоровый режим сна. В возрасте около четырех месяцев у них еще не развита способность самостоятельно успокаиваться; возможно, это объясняется тем, что родители постоянно утешают таких детей, чтобы предотвратить переход беспокойства в плач, а возможно, неспособность успокоиться – одна из специфических черт, которые и характеризуют явление коликов. Если вмешательство в действия и отношение родителей, направленное на то, чтобы помочь им справиться с детским плачем в период коликов, оказывается успешным, их эмоциональное состояние становится более адекватным. Поддержание соответствующей возрасту ребенка гигиены сна по окончании периода коликов, как правило, обеспечивает предотвращение нарушений сна в возрасте старше четырех месяцев. Неудачное вмешательство повышает вероятность того, что проявления трудного темперамента, стресс в семье и проблемы со сном сохранятся и после достижения ребенком возраста четырех месяцев.

Предлагаю вам живое описание повышенной нервозности / коликов.

Колики в воспоминаниях отца, или Есть ли места в иностранном легионе?

Сон? Гммм… Ах, да! Помню, помню! Мы часто это делали, пока не родилась Мишель.

Сейчас, когда прошло уже два года и у нас появился второй ребенок, я все равно ежедневно вспоминаю, как Мишель появилась на свет. Я пошутил в родильной палате, что малышка просто «у‑жас», но это была не более чем уловка, с помощью которой я старался сдержать слезы. Здоровый нормальный ребенок! Все демоны, одолевавшие нас в последние девять месяцев, мгновенно отлетели прочь.

Первые несколько дней были великолепны. Пока моя жена с дочкой восстанавливали в больнице свои силы после долгих, изнурительных и сложных родов, я вовсю играл роль новоявленного отца – с покрасневшими глазами, «усталого‑но‑в‑восторге». На следующий день я пришел на работу вроде бы для того, чтобы сохранить день отгула на будущее, но на самом деле – чтобы похвастаться сделанными фотоаппаратом Polaroid снимками. Я принес их домой на рассвете самого первого дня после рождения Мишель, потому что не мог ждать бесчеловечных 24 часа, пока не будут готовы отпечатки с пленки.

Все было просто идеально. Я приводил в порядок дом, совершал телефонные звонки, носил все необходимое в роддом. Моя жена, Шэрон, успешно начала кормить ребенка грудью, и малышка пребывала в покое и благополучии.

Обманчивое впечатление контроля и безопасности сохранилось даже в первые несколько дней после того, как Шэрон и Мишель вернулись домой. Дочка просыпалась каждые три или четыре часа и тихим, деликатным плачем давала нам понять, что ее снова пора покормить. Мы удивлялись тому, что слышали ее голос из любой комнаты, каким бы тихим он ни был. Правда ведь, быть родителями потрясающе? Мишель обычно снова засыпала прямо во время кормления. Закончив кормить, Шэрон клала ее обратно в кроватку, и мы просто смотрели на спящую дочку, наслаждаясь этим зрелищем.

Но как только Мишель пересекла границу второй недели своей жизни, картина начала меняться. Тот же деликатный плач. Та же процедура кормления. Но потом, когда она заканчивала сосать, снова начинался плач. Но уже совсем другой. Громче. Отчаяннее. Требовательнее. Вначале я даже скорее этому радовался, потому что получал возможность взять ребенка на руки, и через несколько минут укачивания и похлопывания плач прекращался. Я впервые почувствовал мимолетную уверенность в себе как в отце.

Но Мишель плакала все больше и больше. Пять минут укачивания превратились в часовые полуночные вылазки на улицу с коляской. Если шел дождь, я носил ее кругами из кухни в столовую, из столовой – в большую комнату и снова в кухню, повторяя этот путь столько раз, что в конце концов начал пытаться его изменить, на самом деле испугавшись, что протопчу тропинку в ковре. На левом плече всех моих футболок красовались пятна от срыгивания. Я стал носить Мишель по‑другому, «регби‑захватом»: держа ее лицом вниз, на животе, и поддерживая пальцами за подбородок, я раскачивал бедрами – туда‑сюда, туда‑сюда, туда‑сюда. В три часа ночи я надевал слинг и снова возобновлял свой маршрут с мечущейся дочкой на руках.

Каждая из этих стратегий срабатывала только на короткое время. Однако Мишель пристрастилась к движению. Если мы оставляли дочку лежать, она кричала отчаянно и беспрерывно, в буквальном смысле часами. Голос малышки становился хриплым, но даже это ее не останавливало.

У каждого из наших знакомых, даже у людей, с которыми мы случайно пересекались в супермаркете, существовала на этот счет своя теория. Они щедро и великодушно засыпали нас советами, но среди них не оказалось ни одного, в котором не было бы скрытого подтекста: на самом‑то деле все беды – от некомпетентности родителей.

Малышка слишком много сосет. Ей не хватает материнского молока, поэтому нужно давать смесь. Добавьте в нее немного каши. Кормите не чаще, чем через четыре часа. У ребенка должен быть режим. Расслабьтесь, она чувствует ваш стресс. И т. д. и т. п. Конца советам – всегда противоречивым, иногда обвиняющим и никогда полезным – не было.

Мишель вела себя все хуже и хуже. А мы все больше и больше уставали, все больше и больше изводились и все больше и больше копили раздражение. А потом мы купили качели.

Это была одна из тех заводящихся моделей, когда нужно посадить ребенка на сиденье, 50 раз повернуть рукоятку, и оно будет раскачиваться туда‑сюда, механически тикая.

Качели в полной мере соответствовали определению палки о двух концах. Пока они, размеренно тикая, работали, Мишель замолкала и часто засыпала. Но проходило максимум две минуты после последнего щелчка, и она начинала ерзать, вытягивала ручки, набирала в легкие воздуха и разражалась плачем.

Полного завода качелям хватало минут на двадцать. Поэтому нам волей‑неволей пришлось разбить всю нашу жизнь на ровные 20‑минутные интервалы и постоянно прислушиваться, не пора ли завести качели, пока не завелась Мишель. Но это работало.

На самом деле это работало настолько хорошо, что никаких других вариантов Мишель больше не признавала. За исключением того времени, когда малышка была голодна, мы больше не могли держать ее на руках, чтобы она не плакала. Все наши страхи, все, на что нам тонко и не очень намекали, воплощалось в реальность. Мы были никуда не годными родителями. Механические качели могли успокоить нашего ребенка, а мы – нет. Мы ненавидели эти качели, но не решались, просто не могли их убрать.

Доктор Вайсблут дал нам свою книгу под названием «Плаксы» (Crybabies). Мы с Шэрон по очереди буквально залпом ее проглотили. Один из разделов оказался особенно важным и ободряющим для нас. Это был график нормального распределения. По оси х откладывалась продолжительность того, что весело называлось «необъяснимым беспокойством». Если вы не в курсе, то в переводе с медицинского жаргона это означает беспрерывные резкие отчаянные вопли, которые доводят родителей до безумия.

Суть была такова: все новорожденные много плачут. Часть этого плача не имеет никаких достойных причин, по крайней мере на наш, взрослый, взгляд. Если построить кривую распределения такого плача по дням, то вы увидите, что в первые шесть недель жизни ребенка она идет вверх, а в следующие шесть недель постепенно спускается вниз. Затем исчезает вообще.

Мы не были уверены в том, что это правда, но решили все‑таки отложить акт двойного самоубийства до 12 недель, чтобы посмотреть, что будет. Когда Мишель пошла восьмая неделя, мы начали замечать странное явление: появились короткие промежутки времени, в которые она не спала, но при этом не плакала. И такие спокойные периоды начали постепенно увеличиваться! Мы поверили.

Само собой, ничего из того, что делают дети, никогда полностью не соответствует тому, что написано в книгах. Укладывание Мишель в постель продолжало быть долгим и изнурительным ритуалом и значительно позже рубежа 12 недель. А заставить ее спать всю ночь до сих пор оставалось несбыточной мечтой. Мы все еще уставали (особенно Шэрон, которой пришлось выйти на работу, но которая при этом продолжала кормить Мишель грудью по ночам и сцеживать молоко для дневных кормлений), но лихорадочное и издерганное состояние осталось в прошлом. К нам вернулось ощущение времени, восприятие дня и ночи. Мы больше не чувствовали себя несчастными неудачниками из‑за того, что нам не удавалось хорошо заботиться о ребенке.

Мы позволили всему идти своим чередом, пока Мишель не исполнилось пять месяцев. После очередной серии консультаций с нашим врачом мы решили применить жесткие меры управления режимом сна, чтобы и дочка, и мы наконец смогли достойно отдохнуть.

Ночью Мишель, как и все люди, время от времени просыпалась. Но вместо того чтобы, как гласит теория, повернуться на другой бок и снова погрузиться в сон, в реальности она требовала от нас пищи и внимания. Потребности в ночном кормлении уже не было, а внимание стоило и Мишель, и нам нормального ночного сна.

Первым правилом стало прекращение ночных кормлений. Мы решили, что Шэрон больше вообще не должна подходить к ребенку ночью, так как ее вид и запах будут слишком искушать Мишель. Когда она плакала, я должен был пойти к ней и утешать, обнимать, петь или качать… В общем, делать все что угодно, чтобы дочка снова заснула.

Следующим этапом было прекращение разговоров. Теперь, приходя в комнату Мишель на ночные «посиделки», я должен был только наклониться над кроваткой и поглаживать ее по спинке, пока она не уснет покрепче. Выяснилось, что если я провожу с дочкой меньше полных пяти минут, то очень скоро меня ожидает новый призыв.

Через несколько дней у нас состоялось последнее стратегическое совещание с нашим педиатром. Он предложил нам делать освещение в комнате как можно более тусклым, класть Мишель в кроватку и не открывать дверь до самого утра. Врач порекомендовал Шэрон уйти на ночь к кому‑нибудь из подруг и пообещал, что этот финальный этап составит не более трех ночей продолжительного плача. Очень обнадеживающе.

Шэрон решила пережить это вместе со мной. С приближением назначенного часа мы приступили к процедуре укладывания. Потом положили Мишель в кроватку, повернулись, вышли из комнаты и закрыли дверь. Плач начался в ту же секунду. Но продолжался он всего десять минут. Десять минут! Вот это да!

В эту ночь никому из нас не удалось нормально поспать. Мы с Шэрон продолжали прислушиваться, не раздастся ли снова плач. Но в комнате Мишель царила тишина. Когда рассвело, мы бросились к дочке, и – ура! – с ней все было в порядке.

На этом все и закончилось. Десять жестких минут, и мы, все трое, избавились от пятимесячной пытки. Шли дни, и мы заметили ряд весьма приятных эффектов. Благодаря нормальному отдыху и мы, и Мишель стали спокойнее и веселее. Дочка благоденствовала, и нам это безумно нравилось. Мы возвращались к нормальной жизни.

Хотя этот рассказ отца может показаться слишком экстремальным, на самом деле здесь описан вполне типичный путь, который проходят родители, чтобы помочь детям преодолеть приступы плача. Мне хотелось бы подчеркнуть, что успокаивать нервозного или плачущего ребенка могут и должны оба родителя. Даже если мать кормит его грудью, ответственность лежит не только на ней.

Мужья могут и, на мой взгляд, обязаны помогать женам заботиться о своих детях. Если у отца есть возможность быть дома и помогать матери после ее возвращения из роддома и также в тот период, когда ребенку будет около шести недель, то женщина сможет приспособиться к изменениям, происходящим с ребенком. Один отец назвал такие отношения «парным родительством», потому что, если один член такой мини‑команды слишком устает, второй сменяет его в поездках, прогулках с ребенком и т. д., чтобы первый мог полноценно отдохнуть. Двое измученных родителей никак не могут быть хорошей парой!

Хотя для преодоления повышенной нервозности / коликов предлагалось много различных средств, в том числе кошачья мята, травяной чай, сок папайи, мятные капли, записи сердцебиения или внутриутробных звуков, бутылки с горячей водой или смена молочной смеси, выяснилось, что реально помогают всего три приема. Уже доказано, что такие методы, как симетиконовые капли или хиропрактика, абсолютно бесполезны. Последним популярным диагнозом для детей с повышенной нервозностью стал желудочно‑пищеводный рефлюкс; однако проведенные исследования показали, что одновременное наличие этих двух проблем не означает, что между ними существует причинно‑следственная связь. Вот те самые три приема:

1. Ритмичные движения: кресла‑качалки, качели, кроватки и коляски с рессорами, люльки; пешие прогулки, походы по магазинам, использование ребенка в качестве «спортивного снаряда» в упражнениях на укрепление бицепсов, автомобильные поездки. Возможно, любое ритмичное покачивание, способствуя регулярности дыхания, успокаивает младенца, так как при этом у него пропадает необходимость «производить» колики ради того, чтобы лучше дышать. Тем не менее избегайте использования водяных матрасов, которые для маленьких детей представляют опасность, так как могут быть причиной удушья. Среди других опасных средств против коликов нужно упомянуть ряд растительных «лекарств», которые могут вызвать отравление; набитые сухими бобами подушки, тоже связанные с риском удушья, и подвешиваемые в кроватке приспособления типа мини‑батутов, в которых ребенок может запутаться и задохнуться. Раньше для улучшения сна детям прописывали триптофан, но теперь известно, что это вещество может нанести вред; точно так же не стоит давать детям и мелатонин.

2. Сосание: груди, бутылочки, кулака, запястья, большого пальца или пустышки.

3. Пеленание: укутывание ребенка в одеяла, что дает ему ощущение близости к родителю, тепла и уюта. Однако после первых нескольких недель жизни эффективность этого приема снижается.

Не нужно перебирать метод за методом; это еще больше вас разочарует и заставит ощутить беспомощность, если плач не прекратится. Кроме того, вы можете испытывать раздражение или злость из‑за того, что на вашего ребенка как будто не действуют никакие домашние средства, особенно если кому‑нибудь из ваших знакомых они прекрасно помогают.

Устраивайте себе перерывы, когда ваш ребенок плачет. Так вы сможете лучше заботиться о нем; это вполне разумная стратегия обращения с малышом, а не проявление вашего эгоизма.

КОЕ‑ЧТО ИЗ ПРАКТИКИ

Чувство гнева по отношению к собственному плачущему малышу пугает, но оно совершенно нормально. Вы можете одновременно любить своего ребенка и ненавидеть его приступы плача. У всех родителей время от времени возникают противоречивые чувства к своим детям.

В первые месяцы вам будет казаться, что вы практически никак не можете воздействовать на поведение вашего слишком беспокойного младенца. И в данном случае вы правы, но этот период лучше воспринимать как репетицию. В ваших объятиях, поцелуях, доброте и нежности выражается все то, что вы чувствуете. Учитесь осыпать ребенка ласками, даже когда он плачет. Такое любящее внимание очень важно для вас обоих.

Однако постоянное, избыточное внимание, которое вы уделяете беспокоящемуся или плачущему малышу с любым уровнем нервозности в первые месяцы, может стать причиной осложнений, если и после того, как период коликов останется позади, вы будете продолжать использовать ту же стратегию вмешательства в процесс ночного и дневного сна ребенка. Несмотря на то что колики уже прошли и он стал старше, вы продолжаете постоянно его контролировать, не позволяя оставаться в одиночестве и вырабатывать умение успокаиваться самостоятельно. В таких условиях ребенок никогда не научится засыпать без вашего участия. Фрагментация или дефицит сна, возникающие при прерывистом положительном подкреплении со стороны родителей, становятся причиной переутомления малыша, выражающегося в повышенном уровне его нервозности, хотя биологические факторы, вызывающие чрезмерную нервозность/колики в более раннем возрасте, давно преодолены.

Что же происходит после того, как первые месяцы жизни вашего ребенка с частым плачем и беспокойством остаются позади, а его поведение становится более стабильным? Примерно после четырех месяцев большинство родителей уже понимают разницу между потребностью ребенка в непрерывном сне и его предпочтением приятной компании по ночам. Большинство родителей способны осознать, что длительный, постоянный сон – здоровая привычка, и в их силах на нее влиять, а также что они могут быстро научиться не подкреплять своими действиями ночные пробуждения и нерегулярный режим дневного сна, которые лишают ребенка необходимого отдыха. Происходит процесс «социального отлучения» от приятной компании родителей во время ночного и дневного сна. Как сказала одна молодая мама, «я поняла: теперь мне нужно забыть о том, что ему [ребенку] хочется общения».

Однако родителям, дети которых пережили период коликов, еще придется столкнуться с некоторыми сложностями. Это объясняется тем, что дети, ранее страдавшие повышенной нервозностью / коликами, в возрасте четырех – восьми месяцев сильнее других склонны к проявлениям «трудного» темперамента, менее продолжительному сну и более частым ночным пробуждениям.

Мои исследования также показывают, что родители таких детей предрасположены воспринимать частые (а не длительные) ночные пробуждения как проблему. Более того, чаще о ней говорят родители мальчиков, а не девочек. Давайте разберемся, на чем это основано.

Доктор Александр Томас, пионер в области изучения детского развития, описал различные типы темперамента у младенцев. В исследовании, основанном как на его собственных тщательных наблюдениях, так и на опросах родителей, доктор Томас отмечал взаимосвязи между четырьмя характеристиками темперамента: настроем, напряженностью, адаптивностью и открытостью/замкнутостью. Он сделал вывод, что у детей, отличавшихся негативным настроем, напряженностью, плохой адаптивностью и замкнутостью, отмечалась и нерегулярность функций организма. Темперамент таких детей поэтому и подходил под определение «трудный», что родителям было трудно с ними справляться! Мы не знаем, почему именно эти черты всегда сочетаются именно таким образом, но нам известно, что дети с «легким» темпераментом обладают противоположными свойствами. В исследовании доктора Томаса были описаны еще четыре дополнительные характеристики темперамента: постоянство, активность, отвлекаемость и порог (под «порогом» имеется в виду степень чувствительности ребенка к громкости звуков или интенсивности освещения). Они не являются постоянными составляющими «легкого» или «трудного» темперамента.

Термин «темперамент» означает стиль поведения, или способ взаимодействия ребенка со средой. Он не описывает мотивов действий. Каждый родитель, естественно, по‑своему оценивает темперамент своего ребенка. Однако вам, вероятно, будет интересно узнать, что существует стандартизированная система оценки темперамента младенцев. Нельзя сказать, что она совершенно объективна, и у нее есть ряд ограничений, о которых я скажу позже, но за годы применения эта система доказала свою огромную полезность.

Ученые, которые ее разработали, совершенно не задумывались о таком явлении, как повышенная нервозность / колики. В их системе отсутствует даже такой параметр, как плач. Только гораздо позже оценку темперамента по этой шкале догадались связать с повышенной нервозностью. Однако, как вы сможете убедиться сами, эта связь оказалась просто поразительной.

Дата добавления: 2015-05-06