Тропические воздушные растения

(эпифиты)

Группа аэрофильных растений включает орхидеи, бромелиевые и все платицериумы – папоротники. Их не сажают в почву, и их не надо поливать. Они извлекают питательные вещества из разлагающихся насекомых и листьев, а азот из ударов молний. Что можно еще добавить к истории растений, которые питаются молниями и смертью? Здесь достаточно материала для десяти историй.

Я вбежала в лес на предельной для себя скорости. Была глубокая ночь, и впереди ничего не было видно даже на дюйм. Я спотыкалась о корни деревьев и кустарников. Листья и ветки царапали мне лицо, а насекомые залепляли глаза. Горшок с ландышем был для меня слишком тяжел, поэтому, шваркнув им о дерево, я разбила его вдребезги. Продолжая бежать, я прижала цветок с землей на корнях к телу.

Когда мне показалось, что я достаточно далеко от Эксли, я замедлила бег, а потом и вовсе осторожно прокладывала себе путь через подлесок. Я, конечно, все время помнила о быстром течении времени и о Диего, но мне было страшно бежать, потому что я опасалась повредить или потерять ландыш. Я понятия не имела о том, какая часть растения используется для лечения, и я не могла себе позволить оторвать или уронить малейший кусочек. Я уже давно прекратила попытки рассмотреть что‑либо в темноте. Просто опустилась на четвереньки и прокладывала себе путь по земле, как делала это черная пантера. Я не имела ни малейшего представления, в каком направлении я двигаюсь и вообще приближаюсь ли к Касабланке или удаляюсь от дома.

В полном изнеможении я остановилась отдохнуть, опершись о дерево, и под подошвой нащупала большой лист, который оказался гигантской пальмовой ветвью. Такие гигантские листья нередко встречаются на подстилке джунглей. Их обширная поверхность дает возможность растению уловить необходимое для выживания количество света даже в темноте. Я подняла лист и завернула ландыш в него, чтобы защитить драгоценность от дождя и своей неловкости. Я пошла дальше, остановившись лишь однажды, чтобы перевести дух на покрытой гнилью и опавшими листьями подстилке.

Когда я поднялась, волосы у меня встали дыбом от статического электричества. Это был плохой знак. Это означало, что гроза неизбежна. Армандо однажды рассказал мне, что в тропических лесах от ударов молний каждый год гибнет значительно больше народу, чем от укусов гремучих змей.

«У тебя меньше трех шансов из ста умереть от укуса гремучки. Если тебе придется выбирать между рептилией и вспышкой молнии, беги к змее».

Сейчас эта информация не сулила мне ничего хорошего. Мне с трудом удалось избежать укуса змеи. Каковы шансы, что моя удачливость спасет меня и от разрядов электричества?

Гроза началась с удара пластинчатой молнии, это означало, что она была ограничена внутренней частью облаков, превращая их в огромные продолговатые овальные светящиеся шары. Они были такие яркие, что насквозь прорезали плотный лесной покров, освещая верхушки деревьев, создавая жуткое ощущение, будто кто‑то включил в лесу верхний свет. На мгновение все ярко высвечивалось, становилась видна сочная изумрудная зелень растений, и сверкали желтым, насколько я понимала, глаза животных.

Шаровые молнии оказались для меня манной небесной, давая немного времени, чтобы сориентироваться и представить, где я нахожусь.

Копьевидные молнии, которые пришли на смену, были значительно менее приятными, когда широкими разветвленными полосами электричества срезали верхушки деревьев и проходили насквозь, а потом с силой ударяли в землю. Я знала, что такая гроза самая опасная. Она брала начало из отрицательно заряженной нижней части облаков и была направлена на положительно заряженную землю под ними, что часто грозило смертью тем, кто был на земле. Когда люди погибали от грозы, почти наверняка причиной были копьевидные одиночные молнии

Я ползла по подстилке, пытаясь занимать как можно меньшую площадь, сокращая тем самым вероятность попадания молний. Я наблюдала, как зигзагообразные разветвленные молнии ударяют в мелкие деревца и кустарники, моментально уничтожая их. Я подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как верхушка дерева превратилась в факел, зажженный лентой белого света.

Вдруг костер на высоте ярко осветил подстилку джунглей, и я нос к носу столкнулась с растением, которое однажды видела на картинке. Одно из бромелиевых, вымершее так давно, что никто даже больше не трудился его искать, Растение настолько редкое, что исчезло даже имя. Это была мечта Сонали. Безымянное растение страсти.

Невозможно было ни с чем спутать таинственную бромелию, расположенные по спирали листья, формирующие в центре черную дыру. «Мандала, модель мироздании, – говорила Сонали, – созданная в мире растений». Я лицезрела то самое растение, которое долгие годы искали Армандо с Сонали.

Как эпифиту, растению не требовалось никакой почвы и росло оно прямо на бревне. Оно не было паразитом, а прикрепилось просто для стабильности и надежности. Я подождала, пока следующая молния ударит в землю, затем как можно бережнее подняла растение с бревна и завернула его в пальмовый лист вместе с ландышем.

Армандо описал его как растение страсти, потому что оно питается молниями, которые ударяют так же внезапно, как поражающая людей страсть. Он сказал, что только существо, испытывающее равную страсть, сможет его найти.

Я прижала к себе оба растения покрепче и продолжала ползти. Единственной положительной стороной грозы были раскаты грома. Это пугало животных и заставляло их прятаться, давая мне возможность передвигаться, невзирая на производимый мной шум, не опасаясь каждую минуту подвергнуться атаке.

Когда прекратился дождь, я увидела утреннее солнце, которое выползло на востоке и определило мой путь. Надо было идти прямо к утренней заре, я так и шла, пока не увидела просвет в джунглях. Дорога на Касабланку лежала прямо передо мной.

Она вывела меня из джунглей, но я понятия не имела, успею ли спасти Диего. Никогда еще я не была так счастлива, как в то утро, когда увидела пыльную дорогу из гравия. Я бежала и бежала, а потом немного шла и опять бежала. Подошвы мои кровоточили, туфли я потеряла где‑то в джунглях, а может, еще в хижине у Эксли, – я не могла вспомнить. Самое важное, что мне удалось проделать все семь миль обратного пути до Касабланки

Прихрамывая, я проскользнула в дверь Лурдес Пинто и Армандо с момента моего ухода будто и с места не сдвинулись. Не говоря ни слова, я вложила в руки Армандо сверток из пальмового листа. Когда он открыл его и увидел растение страсти, он был ошеломлен. Он поднял его, как новорожденного младенца, и держал в руках так же, как когда‑то раньше прижимал Сонали: так, словно никогда больше не отпустит.

– Я сделал правильный выбор, – мягко произнес он.

Он все прижимал к себе растение, а Лурдес Пинто наполняла таз теплой водой, чтобы обмыть мои кровоточащие ноги.

Армандо с Лурдес вернулись к повседневным заботам. Из их поведения мне было понятно, что я все сделала правильно, добравшись до Эксли. По выражению их лиц, на которых не было следов слез и отчаяния, можно было судить, что Диего все еще держится.

Я поставила ноги в таз, и теплая вода окрасилась в красный цвет. Положив голову на кухонный стол и вытянув перед собой руки в положении стоящего ребенка из йоги, я наблюдала, как Лурдес готовит ландыш, разделяя корень, стебель и цветок

– Обычно растение собирают, когда оно в цвету. И сушат его. – Своей любимой лопаткой от скорпионов Армандо похлопывал по столешнице. – Но сейчас у нас нет времени сушить его, поэтому мы импровизируем. Цветок – наиболее активная часть растения, его основные компоненты – два кардиогликозида. Один – это конваламарин, активный ингредиент, белый кристаллический порошок, легко растворимый в воде или спирте, действует на сердце так же, как дигоксин. А другой – конвалларин, гликозид, который кристаллизуется в виде призм, растворим в спирте, плохо растворим в воде и обладает слабительным и рвотным эффектом. Это поможет Диего избавиться от яда. Из растения экстрагируется от десяти до тридцати капель жидкости, которую он выпьет из столовой ложки.

Когда растение тщательно прокипятили, Лурдес Пинто перелила то, что осталось, в крошечную стеклянную баночку размером с пипетку, и прошла в комнату к Диего. Я вытащила кровоточащие ноги из таза, чтобы пойти за ней. Хоть я буквально падала от усталости, мне хотелось увидеть собственными глазами выздоровление Диего.

– Нет еще. – Армандо схватил меня за локоть. – У нас посетитель.

– Я ничего не слышала.

– Иди! – заорал он на Лурдес Пинто.

Она побежала в комнату Диего и исчезла вместе с лекарством как раз в тот самый момент, когда Эксли проскользнул в приоткрытую дверь.

Я ухватила Армандо за руку, чуть не упав в обморок при виде Эксли.

– Что тебе надо? – Я непроизвольно перешла на шепот.

– Хочу получить свое. – Его голос звучал зловеще, но спокойно. – Только свое, Армандо. Я не планирую использовать это без крайней необходимости. – В руках он держал ржавый мачете. – Не в моих правилах убивать.

– Ты пошел за мной?

– Ты – жалкий любитель. Ты оставляла за собой до того вонючий след самки, что любой, у кого есть нюх, мог с легкостью отыскать тебя.

Армандо повернулся ко мне.

– Молчи. Не говори ни слова. Не давай ему слышать, как ты говоришь. Не пускай его внутрь своих мозгов.

Эксли уставился на цветок страсти, стоявший на кухонном столе, и понимающее выражение появилось на его лице.

– Вот за чем вы охотились. Вот что вы все это время искали. Скажите ей, Армандо. Скажите ей правду. – Эксли повернулся ко мне. – Он использовал тебя, Лила. Я был прав. Он привез тебя совсем не для того, чтоб добыть девять растений. Он заботился только об одном. Только об одном растении. Растении страсти, у которого нет имени.

– Ни при каких условиях не вступай с ним в контакт, – сказал Армандо.

– Я любил тебя, Лила. А Армандо никогда не любил. Ни одной минуты. Он любит только цветок страсти. А ты просто пешка в его игре. Не больше. Он использовал тебя куда хуже, чем я, когда переспал с тобой в Нью‑Йорке. Он несколько раз чуть не убил тебя, да и Диего тоже. Ведь Диего сейчас так плохо из‑за Армандо и его жажды заполучить цветок страсти, а не из‑за тебя.

Я посмотрела на Армандо, и тот отрицательно покачал головой.

– Он использовал тебя, чтобы найти это растение, потому что на самом деле этот мужчина, так же как и я, знает, что это твоя судьба – работать на него. Но между нами разница – я платил тебе деньги, когда ты работала на меня. Помнишь? Я заплатил тебе за черенок огненного папоротника. А что тебе дал он?

Я не могла не слушать. Мне пришлось подумать о том, что говорит Эксли. Если то, что Армандо действительно не нуждался в девяти растениях, правда, значит, он использовал меня, чтобы найти цветок страсти, и смогу ли я когда‑нибудь простить его за то, что произошло с Диего?

– Не впускай его внутрь себя. Там, в хижине, он убаюкал бы тебя своими речами и преспокойно убил бы, а может, и того хуже.

Голос Армандо звучал твердо, но я чувствовала, как подрагивает мускул на его руке, за которую я держалась. Его нервозность смущала и расстраивала меня.

– Чего ты хочешь?

– Ландыш мой.

– Забудь о нем. Ландыш разрезан и сварен. Он уже в теле Диего Пинто, лечит его, для чего и был всегда предназначен.

– Тогда я убью Диего, чтобы извлечь из него ландыш.

– Ты пальцем его не тронешь, – сказала я, внезапно выйдя из ступора. Я уже все мозги поломала, пытаясь вспомнить, есть ли в доме ружье, нож или вообще какое‑нибудь оружие.

– Чего еще ты хочешь? – спокойно спросил Армандо, зная почти наверняка, что скажет Эксли, прежде, чем тот открыл рот.

– Лила моя!

– Я не твоя.

– Ш‑ш‑ш‑ш, – произнес Армандо.

– У себя в хижине я уже почти вернул ее, если бы тогда ты не влез к ней в мозги.

– Она человек, а не марионетка.

– Вот поэтому‑то я здесь. Я разорву нити, которые ты используешь, чтобы держать ее на привязи. Нити, которые связывают вас – Он поднял изогнутый ржавый мачете.

– Какие нити? О чем он говорит?

– У нас с тобой есть внутренняя связь, линии, которые нас связывают, такие же, как ты видела у дерева.

Внезапно одним стремительным движением Армандо кинулся на пол, увлекая меня за собой и закрывая своим телом. Я услышала свист ножа, рассекающего над нами воздух. Я завизжала, и в этот момент Армандо толкнул меня с такой силой, что по скользкой мексиканской плитке я проехала через всю комнату в противоположный ее конец.

Армандо поднялся как раз в тот момент, когда Эксли вновь замахнулся мачете, а так как он был ростом чуть меньше двух метров, то оказался намного выше и сильнее Эксли. Одним легким изящным движением, столь обманчивым при его размерах, он схватил Эксли за запястье и крутанул несколько раз так, что мачете со свистящим звуком разрубил воздух. Всей своей массой Армандо пихнул его прямо к висящему под потолком розовому пинату‑ослику. Он развернул Эксли так, что тот несколько раз ударил мачете по ослику, разрезая многочисленные слои папье‑маше, словно масло. Когда пината развалился на части, Армандо отпустил руку Эксли и торопливо перебежал через комнату. Из пината вывалились сотни скорпионов и приземлились прямо на макушку Эксли. Он истошно закричал, когда доисторические хвосты начали хлестать его, впрыскивая яд. От безумной боли он бессмысленно размахивал мачете, пытаясь поразить скорпионов, покрывающих его тело, вновь и вновь протыкая и раня себя своим собственным ножом. Скорпионы были везде в волосах, на теле и на лице, они спускались на грудь и заползали в одежду, насыщая его тело новым ядом, пока он, наконец, не рухнул на пол. Я наблюдала за ним из угла комнаты и дышала так, словно только что участвовала в марафоне. Я смотрела, пока он не перестал дергаться, не перестал визжать, стонать и кричать. Смотрела, пока он не замер на полу, покрытый кровью и скорпионами.

Армандо взглянул на меня:

– Помнишь, что кричат дети?

– «Разбей пината, тогда не будет завтра».

– Верно. Всегда слушайся детей. Так или иначе, они всегда правы.

Под жестоким грузом последних двадцати четырех часов мое тело и сознание начали распадаться. Последний, кого я запомнила, был Армандо, бережно несущий, а потом так же бережно укладывающий меня на что‑то темное и мягкое. Я проспала два дня.

А когда проснулась, мы с Армандо пошли прогуляться по травянистым холмам прямо у океана.

– Правда, что вы никогда не искали девять растений? Мне надо знать.

– Да. Тут Эксли был прав. Конечно, у меня множество черенков девяти растений.

– Почему же вы сразу не рассказали мне, что надо искать? Почему просто не попросили помочь вам найти безымянное растение страсти?

– И ты бросила бы свою жизнь в Нью‑Йорке? И стала бы искать так же долго и так же старательно?

– Нет.

– Вот потому‑то и не попросил.

– Но ведь вы заставили меня чувствовать такую страшную вину из‑за прачечной и растений.

– Ты была нужна мне, чтобы найти безымянное растение страсти. Твое сильное чувство вины было моей последней надеждой. Это единственное, что могло заставить тебя приехать в Мексику и искать растения. Я счел неожиданной удачей то, что из‑за тебя обокрали прачечную.

Мы немного посидели молча, наблюдая, как рыбаки вытягивают длинные сети.

– Когда мы впервые встретились, ты сказала мне, что не любишь свою работу и если бы могла заняться тем, чем хочешь, то скорее всего выбрала бы опасные приключения, любовь и деньги. Помнишь?

– Помню.

– Ты получила все, о чем мечтала?

– Не знаю.

– Приключения?

– На десять жизней.

– Нашла любовь?

Я подумала о нас с Диего и Армандо с Сонали.

– Да, нашла.

– Деньги?

– На этот счет не совсем уверена.

Армандо открыл кожаную сумку и вытащил оттуда маленький черенок.

– Он от растения страсти. Насколько мне известно, в настоящий момент мы единственные обладатели редкого вымершего растения. В мире не осталось больше ни одного, и цена его очень высока. Возьми этот черенок, и он принесет тебе целое состояние.

– Зачем вам так нужен был цветок страсти?

– У меня есть все, что мне нужно, кроме счастья Сонали. Единственная вещь, которая что‑то значит для нее, да и для меня тоже, – безымянное растение страсти.

Теперь Сонали будет счастлива. А у меня будет все, о чем я мечтал.

– У меня еще один вопрос.

– Давай.

– Как вы поняли, что, однажды попав в Мексику, я смогу найти его?

– Я ведь проверил тебя огненным папоротником. Из тысяч людей, с которыми я встречался в прачечной, из всех людей, с которыми знакомился и разговаривал, всего лишь десять получили огненный папоротник для укоренения. Из этих десяти только ты смогла его укоренить. Да и вообще ты мне понравилась. Поверь мне, нас бы здесь не было, если б не понравилась. Очень трудно отправляться в опасное путешествие с тем, кто тебе не симпатичен. Особенно в моем возрасте.

– Сколько вам лет?

Армандо засмеялся:

– Посмотри на холмы вон там вдали.

– А что, если бы я не нашла растение страсти?

– Мы оставались бы здесь до тех пор, пока не нашла. – Голос его был холодным и безжалостным. – Растение страсти – десятое растение. Начало нового цикла. Это часть твоей собственной мифологии и легенды. Цветок страсти – твой вклад в легенду.

– Я подумала, что, может, не захочу вернуться в Нью‑Йорк, а останусь здесь с вами и Диего.

– Ты возвращаешься завтра. Я уже заказал билет.

– Я не готова.

– Тебе надо вернуться в свой мир и посмотреть, каков он для тебя теперь, после всего пережитого. Только тогда ты поймешь, чего ты по‑настоящему хочешь и кто ты есть сама. И следовательно, сможешь сама выбрать свой путь в жизни.

Армандо положил мне руку на плечо и притянул к себе. Я знала, что стала частью его, а он частью меня.

– Мне можно увидеть Диего?

– Он ждет тебя.

Диего все еще лежал в кровати, но щеки его порозовели и округлились, а волосы, которые, казалось, отросли за ночь, были убраны в длинный блестящий хвост. В общем, он был таким же красивым и сильным, как до болезни. Противоядие сработало.

Я наклонилась и стянула эластичную ленту с его волос, они рассыпались, и я уловила знакомый кокосовый запах

Он приподнялся и сел, я обняла его, сильно прижав к себе

– Прости за то, что я сделала с тобой.

– Знаю. Я тоже сожалею.

– О чем?

– О том, что дразнил тебя. Сделай я так, как ты хотела, ничего бы не случилось. – Он улыбнулся своей широкой белозубой обезоруживающей улыбкой.

– Я нашла противоядие, пробормотала я ему в волосы.

– Знаю, – прошептал он в ответ. – И знаю, через что ты прошла.

– И я нашла безымянную бромелию.

– Расскажи, как ты нашла ее. – Он шептал мне прямо в ухо. – Расскажи мне все.

– Ты уверен, что захочешь слушать?

– Да. Я хочу услышать нашу историю. Расскажи ее мне.

– Она началась, когда я увидела тебя в тропическом лесу. Когда почти наступила на цикадофит и глоксинию, но ты как раз вовремя меня остановил.

– Это когда я заставил тебя вернуться за лунным цветком.

– Ты еще назвал его пуповиной.

– А потом мы шли к Касабланке через джунгли.

– А потом вдоль океана.

– Ты мне уже нравилась.

– И ты мне тоже. Ты познакомил меня с Тамацем Кауйюмари. С самым старым и большим оленем.

– Я спел тебе песню его духа.

– А потом он привел нас к теоброме какао.

– Я увидел, как пантера онка (черная пантера‑ягуар) следила за тобой в джунглях, да еще два раза.

– Не следовало мне ездить на рынок без тебя, но ты спал.

– Зато ты встретила там кассиршу.

– И нашла мандрагору. И Chicorium intybus (цикорий). Растение невидимок.

– И встретила сотую Меллори.

– Да, и Меллори.

– А потом воспарила выше воздушного змея в саду страждущих синсемилл.

– Ее синсемилла возбудила во мне чувственность.

– Ты забрала всю ее женственность.

– Поэтому я так хотела быть с тобой. Поэтому‑то я подсыпала тебе корень мандрагоры.

– Поэтому, и еще потому, что ты любишь меня. Это заставляет тебя делать странные вещи.

– Я люблю тебя.

– Знаю.

– Я выпила Datura inoxia (дурман индейский) и странствовала с черной пантерой в поисках противоядия.

– И еще ты видела энергетические нити деревьев.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что знаю.

– Я вдыхала запах ландыша, близко‑близко, но запах твоей кожи все равно намного слаще.

– Но не такой сладкий, как твоей.

– Я танцевала с гремучей змеей.

– В жизни вообще много змей.

– А потом от вспышки молнии загорелось дерево по соседству, и я нашла безымянную бромелию.

– Как странно, что дерево загорелось в тропическом лесу. Ведь там очень сыро.

– Я нашла растение страсти. Десятое растение.

– Ты смогла найти его из‑за своей страсти. Ты и дерево зажгла своей страстью.

– Я люблю тебя.

– Я тебя тоже люблю.

– И это наша история.

– Это верно: тот, кто нашел девять растений, обязательно должен найти то, к чему он стремится.

– Это правда.

– Давай скажем это вместе.

Мы начали:

– Лунный цветок, глоксиния, цикадофит, теоброма какао, мандрагора, цикорий, синсемилла, дурман индейский, ландыш и десятое растение. Бромелия. Безымянное растение страсти.

– Если хочешь увидеть растения, – сказал мне Армандо, – они принимают солнечную ванну на балконе. Думаю, они тоже хотят на тебя посмотреть.

Мы с Диего вышли наружу и, обогнув дом, поднялись по ступенькам на крыльцо. Был прекрасный солнечный день, я вытянула шею, чтобы взглянуть на море. Мы прошли по каменистой, поросшей мягкой травой земле, и я ни разу не посмотрела под ноги, потому что знала, что скорпионы мои друзья, и я им теперь доверяла. Потому что они убили моего врага.

По ступенькам мы вскарабкались на балкон на крыше дома и там остановились посмотреть на маму Диего, Лурдес Пинто, которая стояла около своей хижины. Она стирала белье на камнях у моря, словно ничего и не случилось.

– Где Эксли? – спросила я Диего. – Где его тело?

– Армандо с моей матерью кинули его в море. Она стирает одежду, чтобы отмыть кровь.

На длинном деревянном столе растения стояли рядком точно в таком порядке, в каком мы их нашли. Они были в цветочных горшках и залиты солнечными лучами, и, конечно, их окружала легкая дымка. Они выглядели яркими, счастливыми и стояли очень прямо.

Я прошла вдоль деревянного стола, чтобы осмотреть каждое растение со всех сторон. Мы с Диего шли обнявшись.

– Ты ведь улетаешь обратно в Нью‑Йорк?

– Я не хочу.

– Ты ведь вернешься в Мексику?

Я улыбнулась.

– Хотелось бы.

Я огляделась, чтобы увидеть все в последний раз.

Десятое растение, растение страсти, как раз зацветало.

Дата добавления: 2015-05-06