Часть II. Строительство партий. 9 страница

Нам завещано спасение отсюда, но не завещана победа здесь. Нам полностью открыто Богом знание о спасении, но знание нападения мы обязаны постичь сами. Знание это достижимо только в особенной среде воинского сословия, внутри княжеской инициатической – уместно здесь сказать – гностической дружины, в ангелической среде русского православного воинства. Гнозис есть интеллектуальная основа воинской иерархии и, следовательно, конституционная основа народного троического государства. Гнозис есть особый род божественного служения. Насколько священная литургия определяет жизнь церкви, настолько воинский гнозис определяет жизнь государства, приближая и сливая душевную систему государства с духовной системой церкви. Наш земной воинский государственный гнозис есть отражение гнозиса небесного. Не противопоставляя здесь церковь и государство, но единственно желая устроить их, всё же отметим, что церковный гнозис спасения в сравнении с гнозисом государственным, то есть гнозисом, как таковым, носит временный, условный характер; после второго пришествия Господа нашего Иисуса Христа нужда в нём и в церкви, как корабле спасения, отпадёт, но каждый православный, выстраивая для себя пропорции в отношении государства и церкви, сейчас крайне извращённые, должен помнить, что небесное наше Отечество, в которое мы обязательно возвратимся, пребывает в себе не в виде церкви, но в виде государства, в котором «обителей много», то есть много гностических иерархий и иерархических состояний, и именуется оно, наше небесное Отечество, не по-церковному, не Патриархатом или Митрополией, но по-государственному – Царством Небесным, которое было, есть и будет во веки веков.

Гнозис, будучи идеальным знанием, раскрывается в свойственной ему иерархической среде воинского сословия. Являясь божественным по своему истоку, он, как и всё божественное, имеет в себе троическую иерархическую систему. Нижние иерархии гнозиса относятся к знанию веры, знанию-называнию, «знанию-веры-в-знание» и, относясь применительно воинской иерархии к низшей воинской троице воинов-бойцов, воинов-рыцарей, собственно гнозисом считаться не могут. Гнозис, то есть понимание тайн гнозиса, начинается для воина со второй иерархической воинской троицы воинов-вождей, воинов-аристократов, интеллектуальная тонкость которых полагается залогом тонкости гностической. Внутренняя высокая кратность лучших воинов («аристократ» буквально означает «лучший кратос», то есть «лучший удерживатель», «лучший воин»), которых по определению не может быть много, позволяет воину понять, как понимают равное и подобное, гностическую кратность высоких материй. Воинский аристократизм гнозиса объясняет труднодоступность его смиренными священниками. Гнозис есть граница сословных пределов. Ещё ни один святой или апостол, со всеми своими великими способностями предсказания будущего, воскрешения мертвых, чтения мыслей и прочими божественными дарами, свойственными святым, не посягнул на государственную власть над народом, такую легкодоступную при наличии подобных даров, - поскольку не обладал необходимыми понятиями, необходимым гнозисом, иерархическим знанием, стержнем истинной государственной власти.

В древности гнозис являлся и потенциально является сейчас основой воинской инициатической иерархии. В равной мере гнозис являлся и эзотерической основой до-христианских народных троических религий. Эти сохранившиеся по исторической инерции гностические остатки прежних религий, носивших в большой мере воинский характер, будучи противопоставленными христианству, оказываются инициатической основой политического уровня современной сатанинской мировой иудомасонской контриерархии. Все иудомасонские ложи остаются в данном смысле и гностическими ложами, посвящение и продвижение по градусам которых происходит посредством принятия демонической, если можно так выразиться, «благодати», ибо после пришествия Христа любая внехристианская ангелическая благодать оказывается демонической, противопоставленной, сатанинской. Однако мировая сатанинская Антисистема, нападение на которую мы совершаем, будучи во всём пародией и «контрой» в отношении системы божественной (где воинское ангелическое и священническое апостольское устраивают друг друга), не исчерпывается только своей контр-ангелической сущностью, но, доводя пародию до дна преисподней, пребывает в себе по сию злую пору тайно и незаметно внутри контр-ангелической иерархии – как некая контр-апостольская церковь, предназначенная для погибели народов. Контр-ангелической благодатью иудомасонская Антисистема наделена посредством падших апостолов. История мировой иудомасонской Антисистемы начинается после разделения церквей и нетрудно догадаться, что контр-апостольской благодатью этот процесс был обеспечен посредством падшего римского патриарха и последующими западными, падшими от падшего, контр-апостольскими епископами. Апостольской благодатью обладает только тот, кого Господь наш Иисус Христос наделил ею напрямую, наложением рук. Учитывая, что в своё первое пришествие Он рукополагал, то есть божественно соприкасался только с плотью иудеев, что неоднократно подчёркивается в Новом Завете, а редкие исключения, как история с хананеянкой, только подтверждают это, то следует отметить здесь, что весь иудейский народ, и шире – всё современное еврейство, как кровное потомство свидетелей, общников и рукоположников Христа, после отречения от Него, вот уже в течение двух тысяч лет в отношении иных народов Земли, выступает законченной и закрытой контр-апостольской антисистемой. В этом смысле следует добавить здесь к открытому выше, что закрытая иудейская ложа «Бнай Брит» в сатанинской антисистеме исполняет контр-апостольские функции погибели, а мировое иудомасонство – контр-ангелические функции падения.

Гнозис, будучи явлением духовным (в смысле высокого иерархического значения), при обретении его занимает в душе определённое, лучшее место. Поскольку душа не безразмерна, но, напротив, соразмерна в своём роде телу, та часть её, которую занял гнозис, оказывается в некотором виде отрезанной от души, становится избыточной. Избыток этот, при всей своей красоте, сравнимой с красотой древнего змия, весьма опасен для души, внося диспропорциональный импульс в соразмерную душу, прилепляясь и двигая её по-разному, там, где место избытка уже органично занял гнозис. Странный избыток этот, ставший лишним, неорганичным, а значит, и сатанинским, нельзя ни передать кому-либо, ни отбросить куда-то. Его, по праву своего владычества над ним, можно только уничтожить – подвергнуть ритуальной смерти. Ритуальная смерть эта именуется жертвоприношением и заключается в жертве своей души Богу. Гнозис, как явление поступательное, седмеричное, раскрывается в семи малых смертях, в семи инициатических душевных жертвоприношениях, взамен которых обретается духовная божественная благодать. «Душу положить за други своя» - вот сущность воинского жертвоприношения. Не голову, не живот, но душу положить на жертвенный алтарь, как кладут, убивают и сжигают обречённую жертву. Чтобы «положить душу», нужно её ещё иметь, то есть полностью владеть ею, контролировать её мысли и воспоминания – следовательно, быть уже духовным человеком, иерархически владеющим своей душой. Чтобы «положить душу», нужно иметь силы её удержать в себе, а значит, быть самодержцем суетной и переменчивой своей души – в противном случае она неудержимо спрыгнет с алтаря и обернётся из посвятительной божественной жертвы в сатанинскую глумливую жратву. Самодержавие, а значит и посвятительная жертва доступны в полной мере только воинам-князьям; современный солдат, офицер или генерал могут погибнуть, сложить голову или живот на поле боя, но это будет телесная, низшая жертва, душу свою положить за други своя они не смогут, даже если в порыве чувств и захотят, поскольку не владеют своей душою. Священная смерть первых русских святых, князей Бориса и Глеба, объясняет нам, в чём смысл и порядок седмеричной княжеской смерти: будучи грозным и воинственным князем, во главе могучей дружины, в силе и славе, - дать убить себя, как овцу. Можно в этой связи понимать смерть Бориса и Глеба, как историческое событие, а можно и обязательно для иных, понимать это, как иносказание о последней жертве и последней смерти, равноподобной смерти Христовой, венчающей Престол воинского многосмертельного Пути.

Тайные циклические отношения апостольского и ангелического открываются явно, хотя и не для всех, - как исторические отношения священнического и воинского, церковного и государственного. Диспропорция в этих отношениях, утрата понимания их эзотерического единства – приводит к началу народных иерархических катастроф. Преобладание апостольского в устройстве народа приводит к теократии – дегенеративной форме народного устройства, при которой равноапостольное ангелическое становится под-апостольским, что приводит к вырождению самой сущности ангелического иерархического поступательного самодержавного гнозиса. В России такая форма правления народа существовала во время патриарха Никона, гордо и противоестественно своей апостольской сущности именовавшегося «государем». Последующая неизбежная внутренняя реакция на диспропорцию народной троицы приводит к преобладанию ангелического над апостольским, что выражается в воинской империи, и теократию сменяет абсолютизм и аристократия, как форма правления. После того, как ангелическое и апостольское взаимными реакциями разрушают друг друга, наступает демократия, эра называния без понимания и содержания, эра лозунгов и детского, профанического отношения к таинству взаимоустройства ангелических и апостольских энергий народа. Только царство является единственно истинным, благодатным (способным передавать благодать от Бога народу), государственным устройством, в котором ангелическое и апостольское взаимоустроены, по преимуществу отнесены к сфере деятельности своего сословия, и конечная откровенная истина апостольского гнозиса усилена и подтверждена постепенно-истинной иерархией гнозиса ангелического.

Царство, по нашему глубокому убеждению, есть абсолютное государство, такое народное устройство, которое абсолютно – идейно и функционально – соответствует своему небесному принципу. Земное, человеческое царство есть проекция божественного Царства Небесного. В свою очередь, Царство Небесное не существует само по себе: хотя оно и абсолютно по отношению к нам, землянам, но при этом вторично по отношению к своему Небесному Царю, ибо Царь создаёт Царство, а не наоборот, и там, где есть Царь, есть и Его Царство. В этом смысле понять сущность царства, как абсолютного государства, можно только соответственно поняв сущность царя, как абсолютного человека. Кто и что есть земной царь? Земной царь, в нашем понимании, будучи по своему душевному врождённому устройству воином, представляет собой воплощение того божественного архетипа, который по преимуществу относится и раскрывается в среде воинского сословия. Насколько труженик раскрывает в себе по преимуществу архетип Бога-Творца, священник – архетип Святого Бога, настолько воин и царь есть абсолютный воин (а по своему срединному положению над троической народной иерархией – и абсолютный человек), воплощая в себе архетип Бога-Вседержителя – одну из божественных функций, доведённую до абсолюта. Наша молитва «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас!» - означает просьбу о наделении троических нас благодатью в соответствии с нашими архетипами, по которым от Святого Бога священнику даётся благодать священства, от Святого Крепкого, то есть Вседержителя, воину даётся благодать самодержавия, от Святого Безсмертного, то есть от Творца (поскольку творчество есть бессмертие) труженику даётся благодать творчества.

Царская благодать есть благодать самодержавия. Самодержавие означает владение собой во всех своих проявлениях, царское знание себя и вытекающее из этого знание своего царства, а также знание противо-себя, знание своего нарушенного архетипа во всех его деградационных вариантах, и знание своей анти-системы, из этого сатанинского архетипа исходящей. Здесь нам становится очевидным, что такие понятия, как «самодержавие», то есть удержание себя, владение собой и «знание себя» - по сути означают одно и то же. Иными словами, говоря здесь, в данном тексте, «гнозис», мы имеем в виду «самодержавие», а учитывая особую избирательность свыше носителей этого явления, крайний его аристократизм, как единственно возможную форму существования, принципиальный непопулизм, - всё то, что объединено иерархически в воинской посвятительной дружине, инаковой, закрытой от мира системе, - мы можем охарактеризовать самодержавие, не отделяя в его таинстве науки от искусства, как «герметический гнозис».

Итак, сущность царства скрыта в его царе, сущность царя скрыта в его самодержавии, сущность самодержавия скрыта в герметическом гнозисе. Можно даже сказать, отнюдь не играя словами, что не скрыта, а герметически закупорена – герметически закупорена в конической колбе.

Уразумев, что есть царь, в чём заключается сущность царя, царства и царствования, следует теперь уразуметь, и кто есть царь. Царь – это божий избранник, избранность которого подтверждена перед народом божественными чудесами. Все мы – божественные избранники, но не все мы делаем эту избранность обоюдной, доводя её до абсолюта. Земной царь избирается Небесным Царём для своего божественного домостроительства, и царственность такого богоизбранного царя освещает на тысячи лет исторические пути народа. Таков был библейский царь Давид, избранник свыше. Другой род царей, не менее истинный и законный, являют собой князья великих народов, прошедшие всю воинскую седмеричную и имперскую девятиричную посвятительные иерархии, царственная деятельность которых также определила судьбы подвластных им народов на тысячи лет вперёд. Таковыми были цари Восточной Римской Империи, они же православные греческие византийские константинопольские цари, знаки царской власти которых были вручены им чудесным образом с Неба. Царь – это тысячелетний князь, царственный свет которого освещает путь народам на тысячу лет. Царь отличается от князя длительностью и силой своей княжеской функции, а также величиной и величием подчинённого народа. Посредством царя исполняется в мире божественный вселенский замысел. В этом смысле царственные функции князя скоротечны и недалеки, ограничены сроком его жизни и пределами его народа. Однако здесь следует утвердить, что царь – это в любом случае князь, независимо от того, избран ли он Богом из пастухов или прошёл весь грозный седмеричный воинский Путь, поскольку богоизбранный царь напрямую и сразу получает вместе с божественной благодатью и божественное знание – как знание добра, так и знание зла; как знание ангелических иерархий, так и знание контр-иерархий демонических; как знание человеческих систем, так и знание псевдо-человеческих антисистем.

Царь не появляется вдруг и где попало, на пересечении караванных путей или в америках, или на море, но всегда возрождается в среде определённого народа и в определённой земле, и следует отметить, что земной царь не есть царь сам по себе, но всегда является царём народа. Соответственно, царство его есть прежде всего царство его народа – народного царя народное царство. Присоединение в политических целях к народному царству иных, нецарских, диких или порченых народов, которое в ходе истории всегда считается чем-то полезным и благоприятным, на самом деле нарушает структуру абсолютного государства, приводит к диспропорции троических отношений и является основным внешним фактором последующего неизбежного, хоть и растянутого во времени, падения священного народного царства. Царство, совершенное государство – как земное, так и Небесное – есть царство одного народа. По разным причинам, иерархически, впрочем, подчинённым друг другу, и на Небе, и на Земле, царство организуется единым народом. Не может быть двух народов в Царстве Небесном, как не может истинное земное царство объединять два или несколько народов, поскольку от царского народа выстраивается подчинённая ему богослужебная иерархия земных народов, о чём подробнее говорилось в предыдущей книге в тексте «Служба народов». На нашем, русском историческом примере мы видим, как последовательно и неудержимо деградировало наше царство начиная со времён Ивана Грозного, после присоединения к нам иноверных народов и вследствие не иерархического, но демократического, гибельного отношения русского народа к этому присоединению. Так царство, Святая Русь, деградировало в воинскую империю, к которой присоединялись уже не только иноверные, но и инославные, и прямо сатанинские народы, под гнётом которых империя, а с ней и некогда святой царский русский народ рухнули в Советский Союз – союз трудящихся, в который не принимали разве что человекообразных обезьян, и то вследствие нежелания последних трудиться по-советски и за отдалённостью Африки. Между тем, и священное Царство, и воинская Империя, и экономический Союз, - существуют здесь и сейчас, как иерархические, градационнно-сословные принципы народных отношений. И если будет, по милости Божией (и безумной дерзости нашей), восстановлено русское Царство, то неудержимо будут восстановлены и зависящие от него Империя и Союз. Царство, как способ государственного бытия, есть русское царство; кроме русских, оно никому не доступно. Зато воинская Российская империя организуется, как политический принцип, под иерархической властью Русского царства, многими имперскими народами: татарским, осетинским, бурятским, - стойкими в имперском, военно-политическом смысле. В иерархически зависимый от Российской империи Советский союз, как экономический принцип, входят все страны, - прибалтийские, закавказские, среднеазиатские, - бывшего Советского Союза и, скорее всего, многие другие, влекомые естественной экономической выгодой такого союза, обеспечивающего равные начальные, независимо от иерархического значения народа, права и свободы его граждан, так как гражданские права и свободы есть прежде всего материально-экономические права и свободы. Имперские права и свободы, при всём желании, уже не доступны союзным народам, имеют волевой душевный характер и на первый экономический взгляд представляются скорее обязанностями и долгами, а не правами и свободами. В свою очередь, царственные права и свободы принадлежат только царскому народу, восстановившему своё царство, и на экономический или политический взгляд выглядят скорее игом, чем свободой, но божественное иго для нас, русских, есть благо, и не всем народам в награду оно даётся.

Многие из известных нам народов (и те из сообществ, которые совокупно принято называть без понимания «народами»), не могут иметь своей государственности в принципе, - не условной, временной, поверхностной, демократической государственности, но истинной, в троическом её понимании, государственности, исходящей от воина-государя, прошедшего седмеричный воинский Путь и получившего от Бога право на свой государственный Престол. Так, внутренняя иерархия наших исламских народов, независимо от их имперского или союзного качества, завершается только пятым уровнем воинского посвящения, уровнем ислама, уровнем народного вождя. Эти народы могут иметь над собой воина-вождя, но не князя, не воина-монарха. Воину-вождю доступно создание частных племенных иерархических систем, но недоступна княжеская инициация, необходимая для создания истинного государства. Наши буддистские народы ограничены в своём государственном строительстве уровнем буддизма, четвёртым уровнем посвящения воина, именуемого нами «фениксом» и способного привить своему народу лишь зачатки государственной иерархии. Прочие наши пост-советскиие «народы», на первый взгляд прямо противоположные друг другу, по-западному просвещённые прибалтийские и по-северному тёмные сибирские, - на самом деле едины в своём псевдохристианстве и глубинном язычестве, и в государственном смысле несостоятельны, являясь внутренне дремучими родоплеменными хозяйственными союзами, общественному пониманию которых недоступен не только смысл царства, но и польза империи. Здесь сразу следует пояснить, что говоря об иерархических свойствах народов мы имеем в виду не индивидуумов, не отдельных, частных людей, не их ограниченность, но ограниченность их народов, народов-сверхчеловеков, сверхъестественную ограниченность, не имеющую в себе ничего личного. Государства необходимы народам для защиты их религий и для управления их экономиками, - того, что принято именовать народным укладом. Если империя гарантирует, более того – утверждает подобное состояние народного уклада, то только безумный народ, ведомый безумными вождями, не пожелает стать народом имперским или, по инстинкту самосохранения, - хотя бы народом союзным. Народы, как и ангелы, неравны между собою; будучи равными по внутренней сути своей, мы неравны по своим внешним отношениям к этой внутренней сути, к этой народной иерархии, имеющей сверхъестественные небесные, а не исторические земные причины.

Названные нами выше исторические цари, которых мы почитаем царями истинными, воспринимаются нами после стольких исторических эпох, отделяющих нас от них, как нечто легендарное – скорее, как некие архетипы, а не живые люди; так, изучая историю царей, мы изучаем не историю их чудесного происхождения, но историю их чудовищной, растянутой во времени и от этого мучительной, деградации. Со временем пало и священное царство царя Давида, и священное царство царя Константина. Все последующие исторические государи, именовавшие себя царями, были отчасти самозванцами, избранность которых была не божественной, не благодатной, хотя по-человечески и законной, но популистской, демократичной, сатанинской. Таковой была царственность Ивана Грозного, таковой и ещё худшей была царственность Романовых. И если царственность Грозного в какой-то мере определялась княжеской сущностью Рюриковичей, способностью их к государственному строительству, то царственность Романовых не имела под собой никакой внутренней государственной основы. Романовы никогда не были князьями, они никогда не владели внутренним божественным огнём, они никогда не имели права на воинский Престол в народе, будучи в своей воинской сущности всего лишь боярами, воинами-аристократами, но не князьями. Выборы после Смуты царём Романова, по сути, были первыми демократическими выборами русского народа, одновременно и келейными, и популистскими, весьма схожими, если отбросить внешнюю историческую мишуру, с выборами Горбачёва или Ельцина.

Недавняя канонизация последнего из Романовых, признать которую нас понуждает только авторитет Архиерейского Собора, так и не разрешила недоумения православного общества: умер ли Николай II, как царь, – или же, как гражданин, в которого он обернулся, когда отказался от царствования; и если он отказался от царства, то что стало с его божественным помазанием: ведь помазание, как ритуал, символично и сверхъестественно, и от него так просто, как от видимого царства, не отречёшься. На это Архиерейский Собор отвечает предельно политично и в духе времени: дескать, статус помазанника Божиего в наших книгах (рука сама тянется написать: талмудах) не определён, следовательно, Николай II – святой, а царь он или не царь – не нашего ума другое дело. Однако для нас это дело первостепенное, ведь как показывает священная история человечества, один истинный царь стоит для народа сотен истинных святых. Более того, только при наличии царя над народом возможно в среде народа откровенное пребывание святых; царская власть понуждает народ к святости, а не наоборот. Проблема современной рас-строенности русского народа, противоречивых и хаотических отношений церкви, государства и общества, общее падение сословных понятий, - показывает на примере канонизации Николая II, насколько мы разъединены и непонятны друг другу. Можно исполнять сатанинские романовские функции в отношении народа, и в то же время быть святым для церкви в лице её Архиерейского Собора. Почему в таком случае не канонизированы Павел I, или Александр II – уж те-то и мужи были поцарственней, и православное страстотерпчество их было пострашней и мучительней, и смерть свою, кстати, они приняли от одних и тех же, исторических, хорошо нам известных, врагов. Отчего же здесь налицо такая иерархическая непоследовательность, совмещённая с демократической избирательностью? Оттого, что вызвана она политической игровой необходимостью, как её понимают синодальные лоббисты, а вовсе не первостепенными каноническими причинами. Мы не подвергаем здесь сомнению посмертную святость Николая II, мы сомневаемся в подлинном святейшестве современных архиереев, в их апостольской состоятельности – не в их законности по отношению к церкви, но в их благодатности по отношению к народу. Наиболее отвратительно в этом пограничном в смысле добра и зла архиерейском деянии, акте канонизации российских новомучеников, - то, что совершено оно по разрешению, если не по приказу, исполняющего президентские функции антихриста, затеявшего очередную пародию – патриотическую православствующую игру. Наши современные духовные отцы никогда бы не решились всем собором на такой условный подвиг, не будь на то приказного агентурного намёка. Здесь, по-видимому, пролегает верхняя интеллектуальная граница священного сословия, пределы понимания того, что народу нужен не очередной святой государь на Небе в сонме русских святых, но живой государь здесь, на Руси, - здесь и сейчас, пока не вышли сроки. Истинный же подвиг архиереев, по нашему разумению, заключается не в поиске останков мёртвого царя, но в поиске государя живого, сущего среди нас во плоти, - в соборном поиске и в нахождении с помощью своего апостольского дара равноапостольного государя, воина и князя.

Невелик ведь подвиг исповедовать перед лицом партнёрской сатанинской власти святость убиенного царя, мёртвого, абстрактного и идеального. Иное дело и иной подвиг, и иная цена вопроса – исповедовать государя живого, конкретного и реального, воина, князя и царя, единственно благодатного и законного главу русского народа, - исповедовать его и царскую его власть, как живую, близкую и грозную возможность православного бытия. При этом мало кто понимает, что для русского народа прославление новомучеников российских и прежде всего, конечно, последнего царя имеет смысл только при наличии царя живого. В противном же, нашем, случае действо это оказывается весьма двусмысленным: по сути та сатанинская власть, что во время гражданской войны наших новых святых замучила, теперь, сменив кожанки революционеров на костюмы демократов, их же и прославляет, а с этим – и саму себя. Что нашим святым, взирающим на нас с Небес, такое наше прославление? Они и без нас святы, видят истинно и соборную нашу трусость, и трусящего нами зверя, сидящего в Кремле. Такое положение дел, по-видимому, сохранится до уже недалёкого конца света: под функциональным покровом правящего антихриста будут с одной стороны возводиться каменные храмы, мироточить иконы, и с каждым годом – как любят говорить по большим праздникам многие священники – всё больше молодёжи будет приходить в церковь; а с другой стороны, в то же время и в том же месте, государство будет разрушаться, экономическое общество – загнивать, а народ – вымирать ускоренными темпами (видимо, прямо пропорциональными «приходящей в церковь молодёжи», - невидимой, неслышимой и невесомой).

Двусмысленное состояние это нельзя не заметить, но отношение к нему может быть различным: или мы будем воспринимать это, как нападение сатанинское и, не в силах его отразить, полагаться будем только на милость Божию, или мы воспримем это, как божественное испытание – и тогда, чтобы выдержать его, мы обязаны найти в самих себе сверхъестественные народные силы и, будучи божественными в себе, это сатанинское нападение отразить. Суть испытания, как такового, заключается в том, чтобы заведомо худшее обратить в лучшее, предначертанное поражение человека обратить в победу и заданное разрушение обратить в строительство. Что же в нас изначально ухудшено, разрушено и поражено? Как мы видим наяву – разрушена не церковь наша, которая по божественному завету разрушена никогда не будет, и не государство, которое хоть и захвачено сатанинскими силами, но, тем не менее, благодаря своей вторичности, не перестаёт быть, то есть исполнять функции государства, и не экономическое общество, которое само по себе, внутренне, великолепно, ужасны лишь не его внешние условия, - потенциал всех этих трёх народных систем невероятно высок, - разрушена троическая иерархия, сверхъестественная связь, объединяющая все три народные организации в триединое целое. Испытание это настолько тяжело, а народ настолько поражён, что никто о восстановлении иерархии не заводит даже речи, а многие вообще не знают о её существовании (расстояние между началом испытания, то есть бездной современного народного падения, и завершением испытания, то есть восстановлением русского народного царства), настолько велико, что те жалкие остатки народных сословий, сохранившие инерционные способности своего сословного мышления, просто не в силах интеллектуально обосновать и даже просто назвать порядок восстановительных иерархических действий, продолжая тупо, но верно созидать не внутреннюю народную иерархию, но всё новые, хотя и немногочисленные, храмы, танки и заводы – с ведома, а то и по приказу вертящего и трусящего народом антихриста.

Между тем, если разъединить наш грядущий, хотя и не вероятный, народный подвиг на иерархические составляющие и пропорционально сохранившимся сословным силам выстроить градацию сверх-усилий, назвать многократно некоторые хаосообразующие вещи и явления своими именами, то уже первый шаг, первое подвижническое усилие, совершённое в нужное священное время и в нужном священном месте, может стать, по закону иерархии, необратимым.

Под первым шагом, под начальным подвигом мы имеем в виду определённое явление, с которого собственно и началась наша государственность, и которое следует обозначить здесь, в соответствии с его архетипом, как «поиск князя». Поскольку поиск этот относится к среде воинского сословия, которого нет, то сам поиск от этого становится, по факту, таинством. Вследствие того, что воинское сословие в народе отсутствует и хотя есть искать кого, да некому, поиск обязаны возложить на себя представители хотя и повреждённого, но сохранившегося в некоторых иноческих видах и общинах священного сословия. Выше мы говорили, что подвиг, сверх-усилие есть дерзающее проникновение в инаковую сущность высшего иерархического уровня или, что здесь равнозначно, - проникновение в инобытие другого сословия. Таким образом, начальный этот таинственный подвиг во многом ложится на плечи оставшихся «лучших людей» русского народа: монахов, епископов, священников - и, собственно, является повторением первого государственного деяния русского народа, поиска и призвания князя, с той только иерархической разницей, что теперь избранным русским людям следует найти последнего государя для последнего народного царства.

Дата добавления: 2015-05-06