Часть II. Строительство партий. 7 страница

Для понимания проблемы православной пассивности необходимо рассмотреть с точки зрения троического человека высший символ реального, современного русского Православия – личность Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II Ридигера – именно человеческую личность патриарха, а не его ангелическую сущность.

В поздравительной телевизионной речи по поводу интронизации патриарха митрополит Кирилл (Гундяев), помимо прочего, отметил важную заслугу патриарха в интересующем нас здесь современном политическом процессе: установление между церковью и государством совершенно новых, а именно – цитата – «партнёрских отношений». Кому-то, действительно, это может показаться заслугой, особенно если учитывать, что ранее, при коммунистах, церковь была унижена и подчинена государству. Однако истинное отношение церкви к государству есть отношение иерархическое, курирующее, превосходное. Любые другие отношения церкви и государства являются противоестественными, сатанинскими. Учитывая, что «партнёрство» в данном случае можно вполне, что разбиралось выше, трактовать, как «партийность», «сатанизм» (ибо речь идёт об отношениях внутри троической народной системы), рассмотрим, каким образом Алексию II и его православной партии удалось эти новые сатанинские отношения установить.

В историческом смысле патриарх выступает ставленником двух «сил»: каноническим ставленником православных сил и политическим ставленником сил КГБ. Православные силы, которым доступна сущность человека, продвигали его внутреннюю монашескую сущность в соответствии со своими требованиями по ступеням иерархической духовной лестницы, а силы КГБ, которым сущность человека недоступна, со своей стороны продвигали его внешнюю гражданскую личность по той же иерархической лестнице, но уже в соответствии со своими требованиями. Соответственно, первые силы запечатали и направили его душу новым, монашеским именем, а последние силы – новым, агентурным именем. В данный момент, безусловно, православные силы в патриархе преобладают, поскольку некогда могущественные силы КГБ вдруг исчезли после чудесного исчезновения из мира направлявшей их идеи коммунизма, – однако печати имён остались, заметим, имён прямо противоположных, партнёрских, что и проявилось вовне в установленных ныне партнёрских отношениях государства и церкви.

Здесь сразу, поскольку вопрос весьма острый и противоречивый, следует заметить, что мы ни в коем случае не пытаемся выставить в дурном свете личность патриарха, – все мы грешники и, в политическом смысле слова, сатанисты, – просто в великой фигуре патриарха и грехи, и подвиги высвечиваются наиболее ярко. Более того, мы исповедуем патриарха, впрочем, как и любого другого православного священника, своим духовным отцом и не подвергаем сомнению законность его духовной власти и действенность совершаемых им ритуалов. В том-то и дело, что речь здесь идёт не о его власти, а о его силах, и не о законах, но о благодати. Мы не упрекаем его здесь в агентурном прошлом – по большому счёту, не ЦРУ же он был агентом в конце концов, и не сомневаемся по поводу его нерусской крови: ведь он не князь, а епископ, и чистая кровь ему, в отличие от князя, для руководства народом не нужна, – но нужно священное сердце. Священное сердце обретается человеком после совершения жертвоприношения, принесения себя в жертву Богу, после посвятительной, инициатической смерти для Бога. Святой Дух поселяется в сердце такого человека и делает его бесстрашным перед сатанинскими властями этого временного мира. Священника, да и любого другого достойного человека, вынудить стать агентом может только страх смерти, поэтому иными словами также можно объяснить этот страх и отсутствием у него священного сердца, и отсутствием благодати. Одной из главных характеристик народного сословия, свойством самоидентификации, является общее отношение его представителей к смерти. Так, общее отношение представителей трудового сословия к смерти есть отношение будущности, готовности принять её в случае нужды, защищая свой род и родину от врага; готовность принять смерть «здесь и сейчас» – есть общее, настоящее отношение к смерти сословия воинов; общее отношение к смерти священного сословия есть отношение прошлого: настоящий священник должен умереть до смерти, заранее, таинственно, и тогда никакие страшные политические силы не смогут подчинить или завербовать его. Некоторые наши архиереи и экуменисты слишком плохо умерли для этого мира, они слишком живы, румяны и толстомясы, чтобы не бояться страха смерти, слишком игривы в политическом смысле и слишком бизнесноваты.

Весь этот невыразимый страх священной смерти передаётся, по иерархии, и в священников, и в клир, и в прихожан, обратного же движения не происходит, только ропот. Первый послепетровский патриарх Тихон сумел восстать против сатанинской власти большевиков, не убоявшись смерти, обличил её дьявольскую сущность – и чудесным образом смерть отступила от него, ибо патриарх сей заранее умер правильно, инициатически, жертвенно, тем самым наяву смертию смерть поправ. Что же мешает современному патриарху обличить не менее сатанинскую, но более извращённую и лицемерную либеральную власть? Только страх смерти, непонимание своей сущности и хорошо произведенная силами, возвысившими его, политическая селекция.

Сказанное здесь о патриархе сказано не только о сущности послесталинских архиереев, но и о сущности всей современной церковной иерархии и, по сути, о двойственной сущности всех современных православных христиан, по необходимости являющихся гражданами демократического сатанинского государства.

Мы не сомневаемся, что существуют тысячи истинных представителей священного сословия, духовных отцов наших, сверхъестественно умерших для мира, не боящихся сатанинских лукавых властей и готовых восстать против них и умереть за Христа, – но в том-то и беда, и тайна, что к этой священной жертве их не понуждает ни духовный авторитет, ни прямая власть вышестоящей иерархии Московской Патриархии. Объяснение старое, узконаправленное, синодальное, послепетровское: «всякая власть – от Бога», а вы – молитесь, совершайте литургию, всё устроится. Всё это действительно верно, но верно только в отношении традиционного народа, живущего в условиях священной царской власти и триединства церкви, государства и общества. В таких условиях священнику достаточно посильно молиться, совершать богослужение, всё остальное – приложимо. Но в наши последние времена, в условиях сатанинской власти, этого недостаточно. Сейчас необходимо отдавать народу не просто все свои религиозные силы, но совершать сверх-усилия, троические сверх-усилия над своей сословной сущностью, и усиливать возбуждённые этим подвигом общенародные троические силы, необходимые для общенародного низвержения сатанинской власти.

В наши последние времена ограничение общенародного троического служения только своим сословным уровнем – одно из главных проявлений пассивного строительства народа. Другое проявление пассивного строительства – неверное, отвлечённое, неконкретное сословное отношение к смерти. Следующее проявление пассивной троичности – отсутствие сверх-усилий, недеформация сатанинской реальности своими сверх-усилиями. Священнический труд, безусловно, самый тяжелый труд на Земле, но для совершения его не требуется сверх-усилий, священные ритуалы установлены раз и навсегда Богом, священник – намеренно скажем здесь резко – лишь «технически» повторяет то, что Бог совершает «идеально». Никакой сословный труд, будь то панихида или пахота, не требует сверх-усилий. Сверх-усилие – это проникновение в инобытие других сословий и, соответственно, становление православного человека человеком троическим. В нашем деле, деле восстановления царств, ценны только сверх-усилия.

Религиозная партийность заключается также в сущностном неразличении человеческого (индивидуального) и сверх-человеческого (народного) приложения религиозной доктрины спасения как к частному человеку, так и ко всему народу. Мы утверждаем здесь, что в сложившихся условиях спасение в лоне церкви возможно только для отдельного человека и невозможно для народа, поскольку народа, как такового, в истинном, христианском, православном, троическом его понимании, нет; он разделён и противопоставлен в себе, и его, как единого целого, не существует. Он действительно представляет собой совокупность отдельных индивидуумов, но не представляет собой единого целого, к которому, как единому целому, можно приложить в целом христианскую религиозную доктрину спасения. Всенародное покаяние, к которому призывают священники, сейчас в принципе невозможно, «всенарод» отсутствует, есть только отдельные его партии, в том числе и православная, и державная, и либеральная, и прочие. Сейчас покаяние, впрочем, как и спасение, возможно только на частном уровне, для отдельных избранных. Народ ныне представляет собой единое целое только на инстинктивном и отчасти на телесном уровне – ни покаяние, ни тем паче спасение на этих уровнях бытия невозможны. Современные православные избранные, как бы много нас ни было, суть совокупность избранных, но не народ. Мы избранный народ там, на Небе, у Бога, но здесь, на Земле, мы лишь часть целого, и наша задача, наш подвиг – спасение всего целого, а не одних лучших. Это Бог избрал нас для спасения, это Он сверхъестественно привлек нас к Себе, в этом не было наших сверх-усилий. Сверх-усилие – это спасение всего народа, на всех его трёх уровнях бытия, которое, спасение, в сложившихся условиях – при наличии патриарха в Синоде, а антихриста в Кремле – невозможно без нападения.

Потенциальному воину, к которому обращён этот текст, находящему себя в Православии, следует понимать всё же при этом неестественное своё сущностное положение. Поскольку воин, по принадлежности к народной троице, относится к ангелической иерархии, он и мыслит, и существует в условиях ангелических категорий – категорий сверхъестественных и, в данном политическом контексте, – народных. Воин в принципе живёт для спасения народа, он обладает сверхъестественным интуитивным знанием нападения, и в этом смысле знание того, что есть спасение отдельного человека, в сущности, доступно ему только на нижнем уровне, на уровне знания-называния. В соответствии с этим можно сказать, что и священникам доступно знание нападения, то есть знание спасения народа только на нижнем уровне, на уровне знания-называния – называния без понимания терминов «нападения» схожими, но несоответствующими проблеме терминами «спасения».

2. Державная пассивность, она же государственническая или армейская партийность.

Эта сфера пассивности по инерции привлекает к себе наибольшее количество спящих воинов. Если православная пассивность определяется противостоянием двух тайных сил, то державная пассивность определяется противостоянием не тайных сил, а начальной армейской и срединной политической иерархий некогда единой воинской троической иерархии. Формально державная пассивность проявляется в слепом, самоотверженном, жертвенном служении государству, как высшей идее, без учёта того, что само государство давно уже подчинено вражеской идеологии либеральной демократии. Соответственно, укрепление современного российского государства и его армии, как это ни парадоксально на первый взгляд, приводит прежде всего к укреплению вышестоящей над государством либеральной идеи, призванной уничтожить в конце концов и народы, и государства. Державная пассивность, будучи явлением душевным, может быть определена, как промежуток душевного хаоса, возникающий на месте иерархического разрыва между начальной иерархией армии и последующей иерархией политики. Наиболее отчётливо эти промежуточные, двусмысленные состояния выражаются в символических фигурах современных генералов-политиков, генералов-губернаторов. Если мы рассмотрим в этом смысле наиболее типические фигуры Руцкого, Лебедя, Громова, Семёнова, то найдем у всех их общие свойства, а именно: неопределённое родовое происхождение и совершённые политические преступления и предательства против своего народа. Подобно тому, как для знания истины, для абсолютного знания истины, необходимо иметь священное сердце, так и для знания-понимания истины необходимо иметь чистую кровь, ибо знание-понимание есть знание политическое, свойственное высшим руководителям народа. Отсутствие чистой крови, усугублённое предательством, а также связанная с этим развитая способность знания-называния (исполнение приказов) при полном отсутствии политического знания-понимания – является основной причиной выдвижения этих фигур западными селекционерами на губернаторские должности. При этом свойственный им примитивный армейский патриотизм, будучи явлением количественным, грубым, а значит, и агрессивным, соприкасаясь со сложными системами народного троического целого, действует на эти сохранившиеся системы угнетающе, унижая их значение до армейского, простейшего в смысле системности, уровня. Обладая только материальными знаниями о народе, отцы-командиры на самом деле оказываются не отцами (отцы – это всегда духовные отцы), но няньками, материально заботящимися по-детски о взрослых. Причём в этой женственной заботе нет ничего материнского – ведь материнству свойственна жертвенность – напротив, это есть поверхностная, инстинктивная забота блудницы о чужих детях. Учитывая общее блудливое положение современных политиков по отношению к вражеской идеологии и детский, плотский уровень знания истины, можно в двух словах поименовать здесь современных генералов-политиков не отцами-командирами, но няньками-шлюхами, тем самым отвратив и всех воинов, привлечённых современным государственным, политическим и армейским строительством (поскольку всё сказанное о генералах-политиках сказано и о них, и для них), – от пагубы парадоксальной державной пассивности.

3. Простонародная пассивность, она же патриотическая или трудовая партийность.

Доставшееся нам в наследство от наших отцов-коммунистов, эта простейшая разновидность пассивности основана на иерархичекой ошибке. Идея её заключается в служении простому народу, трудящимся, голодающим, болящим, бездомным, безработным и прочим несостоявшимся вполне материалистам. Ошибка здесь заключается в отождествлении всего троического народа с наибольшей в количественном смысле и низшей в иерархическом смысле его частью. С этой же ошибкой связана преимущественная любовь к своей материальной родине и идеализация материального труда, приводящая, вне иерархии, к забвению небесного Отечества и де-идеализации умного делания. Нельзя любить только простой народ, не любя при этом весь народ в его сложном троическом целом. Нельзя заботиться о нуждах трудового народа только потому, что они очевидны, то есть материальны. Нужды воинского народа ещё более велики, при этом невидимы, а нужды духовного народа просто невыразимы и неустранимы земными средствами. Нельзя слепо любить простой народ только потому, что он страдает и умирает от тяжкого труда. Труд – это основной способ и образ смерти тружеников, так же как война – основной способ и образ смерти воинов, а жертвоприношение – основной способ и образ смерти священников.

Если рассмотреть при этом символические фигуры политиков-коммунистов, сделавших себе имя на идее служения трудовому народу: Зюганове, Селезнёве, Анпилове, Рогозине – то нетрудно заметить, что сами эти политики нигде никогда не работали, то есть не трудились материально, в поте лица, до вздутых жил, изначально профессионально паразитировали на идее простого труда, при этом не трудясь и, соответственно, не страдая, не болея и не помирая по-простому.

Современный, неосознанный девиз или вопль многочисленных иерархически бесхозных тружеников «надо что-то делать!» – это позыв, недостойный воина, ибо осознанное умение абсолютно ничего не делать – на высших иерархических уровнях бытия заменяет все материальные умения, в том числе и умение создавать материальные и политические системы.

4. Не признавая за четвёртым сословием никаких законных прав, в то же время разыскивая и возбуждая от просонья потерянных воинов, необходимо ещё раз здесь развеять и демократические иллюзии, поскольку, вполне возможно, некоторые из воинов нашли себя и в либеральном, демократическом служении. Помимо того, что мы считаем либеральную демократию законченной антисистемой политического сатанизма и не представляем, каким образом может найти себя в ней сущностный воин, однако, действуя здесь на авось, рассмотрим и эту иллюзию, как разновидность пассивности, отвратив тем самым от неё привлечённых воинов – тем более, что она несёт в себе главное свойство пассивности, а именно противопоставление в себе двух сил. Удивительно, но в либеральном сатанизме, противоборствующем народам, внутри также противоборствуют на уничтожение две силы. Силы эти можно назвать законным сатанизмом и незаконным сатанизмом. Вполне осознать их можно на примерах двух символических фигур российского сатанизма – Гусинского и Березовского. Помимо того, что в них нет ничего русского, то есть народного, а значит и настоящего, первый из них является «законным» сатанистом, действующим по правилам, по законам Талмуда, подготавливая своими деяниями приход Антихриста во плоти; второй является «незаконным» сатанистом, он фактически сам себе Антихрист, попирающий как Талмуд, так и Евангелие, причём делая это осознанно, направленно, оборачиваясь одновременно и иудеем, и православным.

Итак, во всех проявлениях пассивного строительства мы находим общие черты: ограничение троического народного сознания только своим сословным уровнем, отвлечённое понимание сущности своей смерти и несовершение сверх-усилий для восстановления царств.

Глава 20. Предстоящая гибель народа. Возможность царя. Пророчества о нашем будущем. Права человека и права сверхчеловека. Народ-сверхчеловек. Князь и царь. Князь и епископ. Князь и антихрист. Ангелическое и апостольское. Гнозис, как ангелическое воинское знание. Гнозис и самодержавие. Инерционные исторические цари. Знаковость Романовых. Испытание на божественность. Что есть поиск князя.

Завершая раскрытое в данном тексте знание-понимание принципов строительства и принципов партийности, и тем самым завершая высокое нападение на низкие основы контр-иерархий современного мира, понимая при этом сущность данного текста, как идеальную, то есть не относящуюся напрямую к существу каждого отдельного человека, но, в силу своей идеальности, относящуюся к сверх-существу, скажем так, более идеальному, к народу-сверхчеловеку, (ибо что естественно отвлечено от низшего, то сверхъестественно привлечено к высшему), мы, вполне отождествляя себя с русским народом, исповедуя троичность как нашего человеческого существа, так и нашего народного сверхсущества, считаем своим долгом выразить здесь не только своё народное, сверхчеловеческое, пространно описанное выше мнение о своём народном состоянии, но и своё частное, человеческое мнение о себе, как о народном сверхчеловеке, о нашем русском настоящем и о нашем ближайшем историческом будущем.

Русский народ, по всей видимости, будет уничтожен – так считаем мы, поскольку обладаем не только особенным даром слова, но и неотделимым от него даром счёта, и всё, что написано нами – мною и другим моим – нами же и подсчитано, и сверхъестественный счёт этот насколько безошибочен, настолько и безнадёжен. Мы утверждаем это, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, того более, уверенно пребывая в духе и силах, мы утверждаем это так прямо и бесстрастно ещё и потому, что наше частное спасение не вызывает у нас никакого сомнения, будучи по вере данным и совершившимся небесным явлением. Наше спасение в вечности там не вызывает у нас никаких сомнений, заботит нас лишь наша победа здесь, - доведение наших сверх-усилий до нашего сверхъестественного конца, - единственным и непреодолимым условием которой является спасение всего народа. Мы говорим о предстоящей гибели народа с полной ответственностью ещё и потому, что для нас лично она не будет отвлечённой, но именно с ней будут связаны наши личные долгие годы предсмертного бесчестия, позора и унижений, поскольку новозаветное спасение там совсем не означает счастья здесь – напротив, небесное счастье там означает земное несчастье здесь для каждого спасённого, кто дерзнёт из чести спасать нападением весь народ.

Не имея у себя головы на плечах, то есть царя на троне, русский народ не имеет и возможности осознать не только своё ближайшее будущее, но даже и настоящее, безмозгло рефлексируя по этому поводу противоположными и сумбурными мнениями промежностей своих политических партий. Между тем Новый Завет утверждает: народы, как таковые, в том числе и русский, перед концом света будут уничтожены, спасутся от гибели только немногие избранные человеки – но не народы. С другой, противоположной стороны, уже более конкретно, это же подтверждает идеология Нового мирового порядка, директивы госдепартамента США, общая демографическая политика Запада в отношении русского народа. Вымирающий сейчас стремительно, но постепенно, русский народ после демонтажа по закону его ядерного щита, согласно логике событий, будет уничтожен в один ужасный, но не последний день экологически чистым, высокотехнологичным ядерным ударом. Несколько оставшихся после этого миллионов человек уже не будут русским народом, поскольку, чтобы быть народом, русских должно быть в центре мира критически много.

По всем законам, и божеским, и сатанинским, русский народ обречён на погибель. Однако, известное всему миру интеллектуальное презрение русских к каким-либо законам и интуитивная приверженность к невыразимой благодати, позволяет подойти к делу нашей погибели не формально, законно и условно,– ибо все законы, в том числе и божественные, условны, будучи заветом, условием спасения,– но подойти к своей погибели благодатно, безусловно, по-русски, так что верный подход этот может обернуться для народа не погибелью, а уходом, хотя и исторической смертью, но не уничтожением в землю, а вознесением на Небо, в наше небесное Отечество, в наши небесные Ярославли, Ростовы и Суздали. При этом небесный уход наш всем народом, чинно и сословно, возможен только в том случае, если в последний Путь нас поведёт наш православный русский царь, но без царя никакого движения ввысь троическому народу невозможно. Молитва «О восстановлении православного царства» относительно последних времён утверждает именно такие пропорции: спасение народа возможно только при наличии в нём царя, причём сам царь является источником царства, а не наоборот. Царь в этой молитве, в соответствии с гибельным, реальным положением дел, понимается, как божественный дар, о котором нельзя ни договориться, ни назначить, ни выбрать. Вот текст этой молитвы, представляющей собой в сущности краткое поучение, что есть народ, что есть царь и что есть наше народное царство:

«Господи Боже наш, прими молитву нашу, о церкви Твоей святей приносимую, о всех людех Твоих, ихже искупил еси честною Твоею кровию. Прими молитву сию о благоверных царях и царицах, князех и княгинях, епископех и священницех, монасех и бельцах, воинех и младенцех, за веру и царство православная подвизавшихся, наипаче же от жидов и иных клеврет сатанинских умученных и молитвами их сокруши и разори жертву беззаконную, на земле российстей бесовом приносимую, и даруй нам на последняя времена царя православного и самодержавное царство его в щит и ограждение и сохранение, и спасение церкви святей Своей. Помяни ны и вся люди Твоя, отцы и братия нашу, о возстановлении царства самодержавного подвизающихся, и укрепи силою Духа Твоего Святаго во брани до конца претерпети и устояти, и венцев небесных сподоби. Твое бо есть, еже миловати и спасати ны, Боже наш, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков. Аминь»

Некоторые святые отцы, пророчествуя о последних временах, также утверждали, что у русских перед концом света будет царь, человек великого ума, крепкой веры и железной воли, которого сам Антихрист во плоти будет бояться. Если наши святые и праведники об этом пророчествовали – значит, они это всё видели заранее, однако к пророчествам, появившимся после ухода последнего из пророков, Иоанна Крестителя, следует относиться крайне осторожно; так, ещё апостол Павел, говоря о себе, служащем апостоле, но не служащем пророке, и тем более говоря о следующих за ним, выразился в нвозаветном послании в том смысле, что видят святые будущее хотя и верно, нефантазийно, но с этим небезусловно, как бы сквозь мутное стекло.

Если уж высшие пророчества о нашем последнем земном будущем весьма туманны, тем более наши собственные низшие рассуждения не только смутны, а вообще мрачны до слепоты или же слепительны от прожектёрства – но в общем темны и загадочны. Говоря о последнем царе, мы не можем точно утверждать, кто он и что он будет, как явление: предопределённость ли это или возможность, божественный дар свыше или результат наших собственных человеческих сверх-усилий. Мы не можем точно утверждать, что есть грядущая гибель земных народов: единственно следствие нашей собственной духовной деградации, или же один из второстепенных предустановленных этапов вселенского божественного домостроительства. Мы не можем точно знать, дарует ли нам Бог царя свыше на последние времена по молитвам нашим или нет, поскольку не знаем, искренни, хороши ли наши молитвы или нет. Но, понимая нашу жизнь, как испытание на божественность, жизнь, как дерзание, мы можем дерзнуть о Небе и, взяв за основу самое худшее, то есть Богом установленную гибель народов, как особенных сверх-существ, осознаем это как суть испытания на божественность, дерзнём о себе и, по праву своего божественного сыновнего происхождения, выполним доступную в меру нашего божественного понимания божественную работу по спасению от погибели любимых нами сверхчеловеков.

Здесь следует более пространно объяснить, что мы имеем в виду, называя народ сверхчеловеком. Не игра ли это слов, не поэтическая ли метафора? Народы Земли отличаются друг от друга своими внутренними состояниями и зависящими от этого своими внешними, историческими направлениями движения. Внутреннее состояние народа определяется преобладанием в его людях одной из четырёх сущностей: божественной, ангелической, человеческой и животной. Божественной сущностью человек наделён по праву своего божественного происхождения, с нею связано его духовное состояние, его принципы, интуиция и религиозные идеи. Ангелической сущностью человек наделён для боговозвращения, с ней связано его душевное состояние, его воля, интеллект и политические системы. Человеческой сущностью человек наделён по необходимости земного существования, с ней связано его телесное состояние, его свободы, чувства, экономические организации. Животной сущностью человек наделён в период своего зародышевого, промежуточного существования, с ней связано его подсознательное состояние, инстинкты и условные рефлексы. При этом условными для человека выступают не только его животное, но и человеческое, и даже ангелическое состояния, так как все они в разной степени временны, – единственно безусловным представляется нам только божественное состояние человека, ибо оно вечно. От внутреннего состояния народа зависит его внешнее движение, его направление развития, которое никогда не бывает спонтанным, хаотическим, но всегда направляется определёнными силами. Направленность эта задается правами, основанными на преобладающем внутреннем состоянии человека и его народа. Соответственно, права эти, то есть направления жизни, бывают божественными, ангелическими, человеческими и животными. К сверхъестественным правам человека относятся его божественные и ангелические права: право быть сыном Божиим и право дерзать об этом; к естественным правам относятся собственно человеческие и животные права, – в общих словах: право на земное существование и право на земное рождение, то есть права человека и права эмбриона. Если ещё более тщательно разделить эти права, то по восходящей мы получим следующую иерархию прав человека: противоестественные, естественные, сверхъестественные и божественные. Все эти права представляются правами не сами по себе, но только в отношении земного человека, поэтому эмбриональные права человека названы здесь противоестественными (так же можно назвать их под-естественными или неестественными), поскольку осуществляются они под покровом человеческого существа и для естественной, земной жизни не имеют никакого значения. В этом смысле божественные права человека также можно назвать неестественными, – здесь крайние противоположности сходятся, – так как для земного, естественного существования они также не имеют решающего значения.

Таким образом, говоря о правах естественных и правах сверхъестественных, избегая крайностей, мы говорим о правах человеческих и правах ангелических. Права человека – это его качественные, органические, врождённые, кровные права – буквально всё, что связано с продолжением и поддержанием рода. «Руда», то есть «кровь» по-старославянски, и «род» – это слова одного корня, синонимы, обозначающие внутреннюю и внешнюю сущности единого человеческого явления. Поэтому можно сказать, что права человека – это его право на поддержание, сохранение и чистоту своей крови, без чего невозможно и продолжение своего рода.

Ангелические права человека – это сверхъестественные права его народа. В отношении человека народ во всём подобен ангелу – он грозен, велик, светоносен, пребывающий в своих святых и на Земле, и на Небе, являясь своими небесными святыми с посланиями, то есть с ангелами, к своим земным людям. «Народ» буквально означает «сверх-род», «над-род». В контексте вышесказанного это слово следует раскрыть и как «сверх-кровь», понимая под сверх-кровью тот сверхъестественный светоносный огонь, скрывающийся в крови, согревающий и оживляющий её. Насколько естественные человеческие родовые права необходимы человеку для продолжения своего кровного рода, настолько сверхъестественные ангелические народные права необходимы человеку для продолжения своего народа с Земли на Небо, для обретения в себе внутреннего, скрытого в крови света истины, необходимого для этого великого Пути.

Дата добавления: 2015-05-06