Йозеф Шумпетер. 34 страница

голосовать за список министров, который он представляет. Этот способ

используется редко [Например, он был принят в Австрии после краха в 1918 г.]. Но

он раскрывает природу данной процедуры лучше, чем любой дру­гой. Более того, все

остальные способы можно свести к нему, поскольку премьер-министром обычно

становится тот человек, которого избрал бы парламент. То, как он в

действительности назначается на должность - монархом, как в Англии, президентом,

как во Франции, или специальным органом или комитетом, как в Свободном Прусском

государстве Веймарского периода, - просто воп­рос формы.

Классическая английская практика такова. После всеобщих вы­боров победившая

партия обычно получает большинство мест в парламенте и, таким образом, может

проголосовать за резолюцию о вотуме недоверия любому лицу, кроме ее собственного

лидера, который таким "негативным" способом назначается "парламентом" на пост

главы государства. Он получаст полномочия от монарха - "целует руки" - и

представляет монарху список министров, частью которого является список членов

кабинета. В список он включает, во-первых, нескольких ветеранов партии, которые

получают то, что можно назвать почетным постом; во-вторых, лидеров более низкого

ранга - тех, на кого он рассчитывает в ходе борьбы в парламенте и которые

обязаны отданным им предпочтением как своей политической ценности, так и тем,

что могут стать помехой; в-третьих, восходящих политиков, которых он приглашает

в закол­дованный круг власти, чтобы "привлечь свежую кровь"; и иногда,

в-четвертых, несколько человек из тех, кто, по его мнению, особенно хорошо

профессионально подготовлен для занятия определенных постов [Сетование на то,

сколь малое значение имеет соответствие посту при подобном устройстве, выходит

за рамки нашего описания; самая суть демократической власти в том, что в первую

очередь имеют значение политические качества, а соответствие посту - лишь

иногда. См. гл. XXIII.]. Но опять же в нормальных случаях эта практика дает

такие же результаты, какие дали бы выборы правительства парламентом. Читатель

увидит также, что там, где, как в Англии, у премьер-министра есть реальная

власть распустить ("назначить новые выборы"), результаты будут в какой-то

степени схожи с теми, которые мы могли бы ожидать при прямых выборах кабинета

избира­телями, если, конечно, последние его поддерживают [Если, как во Франции,

у премьер-министра нет такой власти, парламентские круги приобретают такую

независимость, что параллелизм между принятием министра парламентом и

электоратом ослабевает или разрушается. Это та ситуация, в которой кабинетная

игра парламентских политиков выходит за установленные рамки. С нашей точки

зрения, это отклонение от нормы. Раймон Пуанкаре был того же мне­ния.

Конечно, подобные ситуации бывают и в Англии, поскольку премьер-министр не

воспользуется своей властью распустить парламент, - строго говоря, в его власти

"посоветовать" монарху распустить палату общин, - если партийные круга этому

Противятся либо если выборы, скорее всего, не смогут усилить его контроль над

парламентом. Это означает, что он может иметь более сильные позиции в

парламенте, чем в стране. Такая ситуация довольно регулярно создастся после

нескольких лет пребывания правительства у власти. Но при английской системе это

отклонение от нормы не может быть очень долгим.]. Это можно проиллюстрировать на

известном примере.

2. В 1879 г., когда правительство Биконсфилда (Дизраэли) после почти шести лет

успешного пребывания у власти, кульминацией которого был эффектный успех

Берлинского Конгресса [ Я не имею в виду, что временное урегулирование вопросов,

вызванных русско-турецкой войной и присоединением совершенно ненужного острова

Кипр, было само по себе шедевром внешней политики. Но я имею в виду, что с точки

зрения политики внутренней это были такого рода эффектные успехи, которые, как

правило, тешат тщеславие среднего гражданина и сильно улучшают перспективы

правительства в атмосфере шовинистического патриотизма. Существовало всеобщее

мнение, что Дизраэли победил бы, если бы распустил парламент сразу после

возвращения из Берлина.], по всем обычным расчетам могло бы ожидать успеха на

выборах, Гладстон неожиданно взбудоражил страну серией обращений непревзойдённой

силы (Мидлотианская кампания), которая раздула злодеяния турок так успешно, что

вознесла лично его на гребень волны народ­ной поддержки. Его партия не имела с

этим ничего общего. Некоторые ее лидеры не одобряли эту кампанию. Гладстон

оставил ру­ководство партии за много лет до этого и захватил страну в одиноч­ку.

Но когда Либеральная партия в результате этой кампании одержала потрясающую

победу, для всех было очевидно, что его опять нужно признать лидером партии -

более того, он стал лидером партии в силу его власти в стране - никто другой

просто не имел шансов. Он пришел к власти в ореоле славы.

Этот пример много говорит нам о том, как работает демократический метод. Прежде

всего отметим, что этот пример хотя и чрезвычайно драматичен, но вовсе не

уникален. Это исключительный пример нормального гения. Назовем обоих Питтов,

Пиля, Пальмерстона, Дизраэли, Кэмпбелла Баннермана и других.

Во-первых, о политическом лидерстве премьер-министра [Для английской

политической практики характерно, что официальное признание поста

премьер-министра задержалось до 1907 г., когда он был разрешен в суде в

соответствии с прецедентом. Но он так же стар, как и демократическая система

правления в этой стране. Однако, поскольку демократическое правление не было

введено конкретным законом, но медленно развивалось как часть всеобъемлющего

социального процесса, нелегко даже приблизительно указать дату или даже период

его "рождения". В течение довольно длительного срока это были лишь зародыши

демократии. Есть соблазн отнести рождение данного института ко времени правления

Вильгельма III, поскольку его положение было несравненно более слабым, чем у

правителей английского происхождения. Однако с этим можно поспорить. Дело не

столько в том, что Англия тогда не была "демократией" - читатель вспомнит, что

мы не определяем демократию исходя из распространенности привилегий, - сколько в

том, что, с одной стороны, эмбриональный случай с Денби [Томас Осборн, герцог

Денби (1631-1712), - влиятельный английский политический деятель, лорд-хранитель

казначейства] относится ко времени правления Карла II, а с другой стороны,

Вильгельм III никогда не мирился с подобным положением и успешно держал в руках

некоторые дела. Мы не должны, конечно, путать премьер-министров с простыми

советниками, сколь бы ни были последние могущественны при своих монархах и сколь

бы сильны ни были их позиции в самом средоточии государственной власти - как,

например, Ришелье, Мазарини или Страффорд. Годолфин и Харли при королеве Анне -

это явно переходные случаи. Первый человек, которого, безусловно, признавали как

современники, так и историки, был сэр Роберт Уолпол. Но он, так же как и герцог

Ньюкаслский (или его брат Генри Пелэм, или оба вместе), и по сути все лидеры

вплоть до лорда Суинберна (включая Питта-старшего, который, даже будучи

министром иностранных дел, по сути подошел очень близко к выполнению наших

критериев), не имеют тех или иных характеристик премьер-министра. Первым

полноценным экземпляром был Питт-младший.

Интересно отметить, что в случае с сэром Робертом Уолполом (а позднее - с лордом

Картеретом /герцогом Гранвиллом/) общественное мнение тех лет не признавало, что

эти люди осуществляют функцию, важную для демократического правления. Напротив,

для современников это явление было подобно раковой опухоли, рост которой был бы

угрозой государственному благосостоянию и демократии - единственный министр или

"первый министр" было оскорблением, которое бросали Уолполу его враги. Этот факт

примечателен. Он не только указывает на сопротивление, с которым обычно

сталкивается новый институт. Более того, существовало ощущение, что этот

институт несовместим с классической доктриной демократии, в которой, по сути

дела, нет места политическому лидерству в нашем смысле и, следовательно, нет

места для поста премьер-министра.]. Наш пример свидетельствует, что оно состоит

из трех различных элементов, которые не следует путать и которые в каждом

отдельном случае сочетаются в разных пропорциях. Именно это сочета­ние

характеризует правление данного премьер-министра. Казалось бы, он получает пост

как глава своей партии в парламенте. Однако как только он введен в должность, он

становится лидером парла­мента, непосредственно той палаты, членом которой он

является, и косвенно - другой палаты. Это не просто эвфемизм, и это, несомненно,

больше, чем предполагает функция руководства партией. Он приобретает влияние и

на другие партии и их членов или вы­зывает их антипатию, и это имеет очень

важное значение для его шансов на успех. В крайнем случае - лучшим примером тут

слу­жит сэр Роберт Пиль - он может принудить свою партию к пови­новению тем или

иным способом. Наконец, хотя во всех нормальных случаях он также является

лидером партии во всей стране, сильный премьер-министр занимает в стране

позицию, отличную от той, которую он автоматически получает, возглавляя партию.

Он творчески руководит мнением партии - формирует его - и в конце концов

поднимается до управления общественным мнением за пределами партии, к лидерству

на уровне страны, которое до некоторой степени становится независимым от мнения

партии. Нет нужды говорить, насколько подобные достижения определяются

свойствами личности и насколько велика роль опоры премьер-министра вне партии и

парламента. Это даст в руки премьер-министра кнут, удар которого может заставить

подчиниться непослушных и заговорщиков внутри его партии, однако кнутови­ще

может больно ударить по неумелой руке.

Теперь мы можем уточнить наше утверждение, что в парламен­тской системе функция

формирования правительства ложится на парламент. Как правило, парламент решает,

кто будет премьер-министром, но в этом решении он не полностью свободен. Он

скорее соглашается с кандидатурой, нежели выдвигает ее. Исключая паталогические

случаи, такие, как французская chambre [палата - фр.], воля членов парламента,

как правило, не является единственным фактором при создании правительства. Члены

парламента скова­ны не только партийными обязательствами. Их также ведет тот

че­ловек, которого они "избирают", - ведет к самим "выборам" и после них. Каждая

лошадь, конечно, вольна сойти с дистанции и не слушаться узды. Но такие

исключения, как восстание или пассивное сопротивление руководству лидера, только

подчеркивают норму. И эта норма относится к сущности демократического метода.

Личная победа Гладстона в 1880 г. - аргумент против официальной теории, согласно

которой парламент создает и низлагает правительство [Сам Гладстон очень

поддерживал эту теорию. В 1874 г., когда он проиграл на выборах, он все еще

хотел выступить в парламенте, поскольку парламент должен был вынести решение об

отставке. Конечно, это еще ничего не значит. Точно так же он упорно говорил о

безграничном почтении к короне. Один биограф за другим восхищался этим почтением

к монархии со стороны великого демократического лидера. Но, без сомнения,

королева Виктория обладала большей проницательностью, чем эти биографы, если

сулить по ее резко отрицательному отношению к Гладстону начиная с 1879 г.,

которое биографы приписывают просто пагубному влиянию Дизраэли. Неужели не ясно,

что проявления почтения могут означать две разные вещи? Муж­чина, который

относится к своей жене с изысканной вежливостью, как правило, не относится к

числу тех, кто признает дружбу между полами на основах равенства. Между прочим,

вежливость - верный способ от этого уклониться.].

3. Далее, о природе и роли кабинета [Даже больше, чем эволюция поста

премьер-министра, эволюция кабинета замаскирована изменениями в природе этого

института в ходе истории. До сего времени английский кабинет юридически является

действующей частью Тайного совета, который был инструментом правления в

безусловно додемократические времена. Но под этой крышей образовался совершенно

иной орган. Как только мы это поймем, задача датировать его возникновение

покажется нам значительно легче аналогичной задачи в случае с премьер-министром.

Хотя в эмбриональном состоянии кабинеты существовали во времена Карла II (одним

из них был "кабальный" совет ["cabal counsel" - буквально "совет заговорщиков" -

прозвище комитета по иностранным делам Тайного совета при короле Карле II.],

другим - комитет четырех, сформированный в связи с экспериментом Темпля [Сэр

Уильям Темпль (1628-1699) - английский государственный деятель и дипломат, автор

неудавшегося плана реорганизации Тайного совета.]), первым кабинетом в ис­тории

Англии скорее всего была "хунта" вигов при Вильгельме III. Co времен правления

Анны разногласия возникали лишь по незначительным вопросам, связанным с составом

или функционированием кабинета.], Это удивительно двойственный орган, совместный

продукт парламента и премьер-министра. Последний, как мы видели, предлагает

кандидатуры его чле­нов, а первый соглашается с его выбором, одновременно влияя

на него. Если посмотреть на это с точки зрения партии, это собрание лидеров

более или менее напоминает ее собственную структуру. С точки зрения

премьер-министра, это собрание не только товарищей но оружию, но и членов

партии, у которых есть собственные интересы и перспективы - парламент в

миниатюре. Для того чтобы такая комбинация сложилась и работала, будущему

кабинету министров следует решить - не обязательно из страстной любви, - служить

под руководством мистера X, а мистеру Х сформировать свою программу таким

образом, чтобы его коллеги в кабинете не слишком часто хотели "пересмотреть свои

позиции", как это называется в официальной фразеологии, или устроить сидячую

заба­стовку. Таким образом кабинет - это относится и более широко к

министерскому корпусу, в который входят министры, не являющиеся членами

кабинета, - имеет определенную функцию в де­мократическом процессе в отличие от

функции премьер-министра, партии, парламента и избирателей. Эта функция

промежуточного руководства связана с текущими делами, которые выполняют

отдельные члены кабинета в различных департаментах, куда они назначены, чтобы

обеспечивать контроль руководящей группы над бюрократической машиной, но ни в

косм случае не вытекает из них. Это имеет весьма отдаленное отношение (а может,

и вовсе никакого) к "обеспечению того, чтобы воля народа выполнялась в каждом из

департаментов". Как раз в самых лучших случаях народу в конце концов

представляют результаты, о которых он и не думал, и не одобрил бы их заранее.

4. Снова о парламенте. Я выделил то, что, на мой взгляд, является его первичной

функцией, и упрочил эту дефиницию. Можно возразить, что мое определение неверно

по отношению к другим его функциям. Очевидно, парламент делает многое другое,

кроме формирования и роспуска правительства. Он издает законы. Он даже

управляет. Хотя любой парламентский акт, кроме резолюций и политических

деклараций, является "законом" в формальном смысле, существует много актов,

которые можно рассматривать как административные меры. Бюджет - наиболее важный

пример. Формирование бюджета - управленческая функция. Однако в США его

разрабатывает конгресс. Даже там, где его составляет ми­нистр финансов и

одобряет кабинет, как в Англии, парламент должен утвердить его, и в результате

этого голосования он становится Актом парламента. Не опровергает ли это нашу

теорию?

Когда две армии воюют друг с другом, их отдельные боевые действия всегда

сосредоточены на конкретных объектах, которые определяются в зависимости от их

стратегического или тактиче­ского положения. Они могут сражаться за конкретную

полоску зем­ли или конкретный холм. Но желательность завоевания этой полосы или

холма должна определятся стратегической или тактической задачей, а именно -

победить врага. Очевидно, абсурдно было бы пытаться вывести эти действия из

особых качеств, которые могут быть у этой полосы или холма. Точно так же первая

и главная цель любой политической партии - подавить других, чтобы полу­чить

власть или остаться у власти. Как и завоевание полоски земли или холма, решение

политических вопросов, с точки зрения поли­тика, не цель, но лишь материал

парламентской деятельности. Поскольку политики стреляют словами, а не пулями, и

поскольку эти слова неизбежно связаны с обсуждаемыми проблемами, ситуация не

всегда бывает такой же ясной, как на войне. Но победа над противником, тем не

менее, является сутью обеих игр [Иногда истинные цели политиков проглядывают из

словесного тумана. Приведем пример, который, надеюсь, не может быть сочтен

легкомысленным: такой крупный политик, как сэр Роберт Пиль, так охарактеризовал

природу своего ремесла, когда сказал после парламентской победы над

правительством вигов по вопросу о политике последнего на Ямайке: "Ямайка была

хорошей лошадью для первой ставки". Читателю следует над этим задуматься.].

Таким образом, по сути дела текущее производство парламент­ских решений но

острым вопросам жизни страны и есть тот метод, путем которого парламент

оставляет или отказывается оставлять правительство у власти, принимает или

отказывается принимать руководство премьер-министра [Конечно, это относится к

довишистской французской и дофашистской итальян­ской практике точно так же, как

и к английской. Можно возразить, однако, что в Соединенных Штатах, где поражение

правительства по основному вопросу не влечет за собой отставки президента. Но

это лишь потому, что американская Конституция, ос­нованная на иной политической

теории, не позволяла парламентской практике развиваться по законам се внутренней

логики. В действительности эта логика проявилась и в Америке. Поражения по

основным вопросам хотя и не могут привести к смещению президента, в целом

настолько ослабляют его престиж, что он вытесняется с позиций лидера. Временно

это создаст ненормальную ситуацию. По независимо от победы или поражения на

последующих президентских выборах конфликт в таком случае улаживается способом,

который фундаментально не отличается от способа действий английского

премьер-министра в аналогичной ситуации, когда он распускает парламент.]. С

некоторыми исключениями, которые вы сейчас заметите, каждое голосование - это

голосова­ние за доверие или недоверие, а то, что мы называем голосованием о

доверии или недоверии в техническом смысле этого слова, просто обнаруживает in

abstract [в абстрактном выражении - лат.] существенный элемент, общий для всех

голосований. Этим мы можем удовлетвориться, отметив, что инициатива в выдвижении

воп­росов на парламентское обсуждение, как правило, принадлежит правительству

или теневому кабинету оппозиции, а не отдельным депутатам.

Именно премьер-министр выделяет из нескончаемого потока текущих дел те, которые

он хочет сделать предметом парламентских слушаний, т.е. те, по которым его

правительство предполагает провести законопроекты или, если он не чувствует

твердой почвы под ногами, хотя бы резолюции. Конечно, любое правительство

получаст от своих предшественников наследство из нерешенных вопросов, которые,

возможно, нельзя отложить в долгий ящик; другое вопросы относятся к области

рутинной политики; особо вы­дающимся достижением премьер-министра является такое

положение, когда он может навязать принятие мер по политическому вопросу,

поднятому им самим. В любом случае, однако, выбор или инициатива правительства,

свободная или нет, есть тот фактор, который доминирует в парламентской

деятельности. Если законопроект выносится оппозицией, это означает, что она

предлагает сражение: подобный ход есть атака, которую правительство может либо

сорвать, перехватив инициативу, либо отбить при голосова­нии. Если важный

законопроект, которого нет в парламентском списке, предлагается группой

представителей правительственной партии, это означает бунт, и министры

рассматривают его с этой точки зрения, а не с точки зрения наличия у него

дополнительных тактических преимуществ. Иногда это приводит к дебатам. Если эти

дебаты не предложены либо не санкционированы правительством, - это симптом

выхода парламентских сил из-под его конт­роля. Наконец, если мера принимается в

результате внутрипартийного соглашения, это означает, что сражение кончилось

вни­чью или произошел отказ от битвы из тактических соображений [В связи с этим

можно упомянуть еще одну очень существенную составляющую английской технологии

власти. Важный законопроект не проходил, если большинство голосов, поданных за

него, во втором чтении снижалось до незначительного. Прежде всего эту практику

считают важным ограничением принципа большинства в развитых демократических

обществах: неверно было бы утверждать, что в условиях демократии меньшинство

всегда вынуждено уступать. По здесь есть и второй момент. В то время как

меньшинство не всегда должно уступать большинству по конк­ретным обсуждаемым

вопросам, оно практически всегда - но даже и тут есть исключения - должно

уступить при решении вопроса о том, останется ли кабинет у власти. Можно

сказать, что голосование за важные правительственные законопроекты во втором

чтении всегда сочетает в себе вотум доверия с голосованием за то, чтобы отложить

законопроект. Если бы содержание законопроекта было единственным смыс­лом

голосования, едва ли был бы смысл вообще за него голосовать, если только речь не

идет о создании свода законов. Но если парламент озабочен в первую очередь

вопросом о том, останется ли кабинет у власти, такая тактика сразу становится

понятной.].

5. Исключения из этого принципа правительственного лидерства в

"представительных" ассамблеях служат лишь доказательством его реалистичности.

Они могут быть двух типов.

Во-первых, никакое лидерство не является абсолютным. Политическое лидерство,

которое проявляется в рамках демократического метода, еще менее абсолютно из-за

элемента конкуренции, который является сутью демократии. Поскольку теоретически

каждый сторонник обладает правом сместить лидера и поскольку всегда есть

несколько сторонников, которые имеют реальную возможность это сделать, депутат

парламента или министр, принадлежащий или не принадлежащий к узкому кругу

наиболее влиятельных лиц, - если он чувствует, что у него есть шансы занять

место лидера, - придерживается среднего курса между безусловной лояльностью к

лидеру и безоговорочным поднятием своего собствен­ного знамени, балансируя между

риском и возможностями с тон­костью, воистину достойной восхищения [Один из

самых поучительных примеров, при помощи которого можно проил­люстрировать

сказанное выше, даст нам курс, которого придерживался Джозеф Чемберлен по

ирландскому вопросу в 1880-х годах. В конце концов он переиграл Гладстона, но он

начал кампанию, когда еще официально считался ревностным сторонником последнего.

И этот случай можно считать исключительным разве что благодаря силе и блестящим

способностям этого человека. Как известно, каждому политику рассчитывать на

лояльность можно только имея дело с посредственностью. Вот почему самые

выдающиеся из политиков - Дизраэли, например, - окружали себя только

посредственными людьми.]. Лидер в свою очередь также придерживается среднего

курса: он требует дисциплины и позволяет ее нарушать. Он сочетает давление с

более или менее ра­зумными уступками, неодобрение с похвалами, наказание с

поощрением. Результатом этой игры в зависимости от относительной силы индивидов

и их позиций является для них различная, но во многих случаях значительная

степень свободы. В частности, возьмем те группы, которые достаточно сильны для

того, чтобы их негодование могли почувствовать, но недостаточно сильны, чтобы

извлечь выгоду из включения своих приверженцев и своих программ в

правительственные структуры. Им могут разрешить иметь свою позицию по

незначительным вопросам или, во всяком слу­чае, по тем вопросам, относительно

которых премьер-министра можно убедить, что они частные или не очень важные.

Таким образом, у групп или даже отдельных членов парламента от правящей партии

время от времени может появляться возможность вы­двигать собственные

законопроекты, и еще большее снисхождение будет проявляться к тем, кто критикует

политику правительства и не голосует механически за любую правительственную

меру. Но достаточно посмотреть на это в практическом ключе, чтобы, видя

ограничения, которые есть у этой свободы, установить, что она представляет собой

не принцип работы парламента, а отклонения от нею.

Во-вторых, бывают случаи, когда политическая машина не может воспринять

определенных проблем, поскольку высшее руководство правительственных и

оппозиционных сил не видит их политической ценности или эта ценность и вправду

сомнительна [Вопрос, который так никогда и не рассматривался, это типичный

пример такого рода проблем. Типичные причины, по которым правительство и теневой

кабинет из тактических соображений соглашаются оставить этот вопрос без

внимания, несмотря на то, что сознают его потенциальное значение, - технические

трудности его решения и нежелание вызвать трудности внутри фракций.]. Такие

вопросы берут себе аутсайдеры, которые предпочитают индивидуальную борьбу за

власть служению в рядах одной из существующих партий. Конечно, это совершенно

нормальная политика. Но есть и другая возможность. Человек может быть настолько

за­тронут конкретной проблемой, что может выйти на политическую арену специально

для того, чтобы решить ее своим способом, не имея при этом желания начать

нормальную политическую карьеру. Однако это настолько необычно, что трудно найти

сколько-нибудь важные примеры. Может быть, таким человеком был Ричард Кобден

[Ричард Кобден (1804-1865) - английский фабрикант и политический деятель, член

палаты общин, один из руководителей "Лиги против хлебных законов", выступавшей

против привилегий земельной аристократии.]. Конечно, вопросы второстепенной

важности встречаются более часто. Однако все согласятся, что это всего лишь

отклонения от стандартной практики.

Мы можем подвести итоги следующим образом. Рассматривая человеческие общества,

мы, как правило, без труда выделяем, по крайней мере на уровне здравого смысла,

различные цели, которых изучаемые общества хотят достигнуть. Можно сказать, что

эти цели придают смысл соответствующим действиям индивидов. Но отсюда не

следует, что общественный смысл данного типа деятельности обязательно обеспечит

мотивацию деятельности и, следовательно, объяснение последней. Следовательно, в

этом случае теория, которая ограничивается анализом социальных целей и

потребностей, не может считаться адекватным объяснением деятельности, которая

этим целям служит. Например, причина существования такого явления, как

экономическая деятельность, безусловно, состоит в том, что люди хотят есть,

одеваться и т.д. Обеспечить средства удовлетворения этих нужд - это общественная

цель или смысл производства. Тем не, менее мы все согласны, что этот тезис был

бы самым нереалистичным исходным моментом для теории экономической деятельности

в коммерческом обществе и что у нас гораздо лучше получится, если мы начнем с

прибылей. Аналогич­но социальное значение или функция парламентской

деятельности, без сомнения, состоит в производстве законов и частично в

Дата добавления: 2015-05-22