Психология инсценирования

Инсценирование по своему содержанию является мыслительной и реализующей некую построенную модель деятельностью. В зависимости от глубины и разносторонности мышления инсцени­рование может выступать как в простых, так и в сложных формах, требующих значительных усилий для его распознания применитель­но к определенным ситуациям, месту и времени. Реализация того или иного способа инсценирования, находящая свое отражение в искусственно созданной картине события, всегда отражает уровень мыслительной деятельности преступника и, соответственно, те при­емы, которые ему доступны и которые меньше всего свидетельству­ют о его причастности к преступлению. В этом отношении инсце­нирование по объему мыслительной работы, связанной с сокрытием, может условно разделяться на два уровня. Первый — более или менее примитивный: «чтобы никто не догадался и не подумал о действи­тельном преступнике», второй — достаточно сложный, предполага-

ющий рефлексивное мышление и управление следственными орга­нами в плане продумывания тех приемов следственной деятельно­сти, с помощью которых можно раскрыть инсценировку и выявить личность преступника. Во второй позиции весь ход инсценирова­ния и его отдельные детали тщательно продумываются, чтобы со­здать впечатление наиболее близкое к инсценируемому событию как действительному. Обычно это связано с дополнительным создани­ем следов, наличие которых не вызывается необходимостью и даже производит впечатление излишнего нагромождения (негативное обстоятельство), а также поведения, свидетельствующего о страда­ниях, вызванных утратой. Если в первом случае обнаружение инс­ценировки может быть относительно простым, то во втором оно требует значительных усилий, связанных с анализом не только об­становки события, но и множества фактов, в частности отношения между потерпевшим и убийцей, уровня их конфликтности и т.п.

Приведенные обстоятельства справедливо отмечал В.А. Овечкин, когда расценивал инсценировку как стремление преступника осуществить рефлексивное управление следователем с целью вве­сти его в заблуждение относительно фактически происшедшего события и его отдельных элементов и таким образом скрыть пре­ступление и свое участие в нем. Автор также подчеркивал, что пре­ступники часто создают не только обстановку места определенно­го происшествия, но и соответствующим образом ведут себя в этой обстановке и в процессе расследования преступления, прибегая к ложному поведению и сообщению ложных сведений. Указанные факторы органически связаны между собой и представляют еди­ный способ сокрытия преступления, вследствие чего рассматривать их необходимо во взаимосвязи.

Следует отметить, что в диссертационной работе В.А. Овечкина впервые в криминалистической литературе указывается на при­творное поведение как психологический фактор, во многом обус­ловливающий создание ложного впечатления ¹. Расчет преступника на психическое воздействие на лиц для создания у них ложного впечатления преследует и более важную цель — отвлечь соответ­ствующих официальных лиц от анализа обстановки, выяснения об­стоятельств, нарушающих естественное развитие событий, убедить в незначительности обнаруженных противоречий или случайнос­ти оставления отдельных следов и вещественных доказательств. И такое поведение нередко достигает своей цели: следователь ос­тается в плену инсценирования убийства, игнорируя моменты, вы­зывающие сомнение в истинности созданной картины. В рассматриваемой категории убийств наибольший интерес представляет то, что преступник акцентирует свое внимание и, соответственно, внима­ние окружающих именно на психологическом, а не логическом воз­действии. Психологическое воздействие сильнее логического, так как более всего травмирует эмоциональную сферу людей, воспри­нимающих событие преступления, которое само по себе оказывает сильное негативное впечатление, а, подкрепленное соответствую­щим притворным поведением, может сыграть именно ту роль, на которую рассчитывает преступник. Обывательские представления о деятельности следователя как эмоционально безликой, в которой логика познания полностью захватывает лицо, расследующее пре­ступление, и превалирует над теми или иными эмоциональными раздражителями, несправедливы. Следователь такой же как и все человек, и профессия не лишает его эмоций, они остаются на том уровне развития, который был ему дан природой. Вместе с тем, не­сомненно, момент адаптации, известного привыкания к стрессовым ситуациям, накладывает определенный отпечаток на личность, од­нако не настолько, чтобы лишать ее человеческих эмоций. В этом отношении привыкания к отрицательным раздражителям не на­ступает, они вновь и вновь оказывают сильное эмоциональное воз­действие. В следственной практике бывали случаи, когда следова­тели не могли осуществлять свои профессиональные функции из-за большой психологической ранимости и переходили на другую работу, не связанную со стрессовыми ситуациями. Это же в извест­ной степени относится и к профессии врача.

¹ Овечкин В. А. Указ. соч. С. 8—9.

Нельзя не отметить и другое обстоятельство, на которое рассчи­тывает преступник, подготавливающий инсценировку, — профес­сиональную деформацию следователя, который, используя типовые методики расследования, привыкает к шаблонам, нередко имеющим место при инсценировании события преступления. Находясь в плену такого шаблона, следователь порой не учитывает отдельных обстоятельств, противоречащих устоявшимся представлениям. Дополнительная эмоциональная демонстрация отчаяния (слезы, истерики, крики) усиливает психологическое воздействие шабло­на, а неординарные действия преступника не исследуются. Этому еще способствуют инсценируемые произвольные реакции подозре­ваемого и других лиц, которые демонстрируют их применительно к каждому вопросу или действию следователя. В результате мно­гое остается невыясненным, анализу не подвергаются важные об­стоятельства, утрачиваются вещественные доказательства, личность преступника длительное время не устанавливается. Поэтому тща­тельный анализ обстановки преступления является непременным условием обнаружения и распознания инсценируемого события.

Психология личности, создающей инсценировку события пре­ступления, находит свое отражение как и в общей конструкции события, так и в ее отдельных деталях. Инсценировка избирается в зависимости от мотива совершения преступления. Однако при этом преступник всегда старается так ее смоделировать, чтобы мотив по возможности был скрыт или заменен другим, достаточно ярко выступающим. Так, мотив ревности почти всегда скрывают инсценировкой меркантильного характера, подчеркивающего хи­щение ценностей, бывших на потерпевшей, — браслетов, колец, цепочек и т. п., что сразу создает впечатление убийства с целью ограбления, что никак не сопоставимо с побуждениями ревности.

Убийство из мести инсценируется сексуальными мотивами, при которых мужчина вырезает у потерпевшего половые органы, ко­торые якобы могут быть фетишем для сексуального маньяка. Убийство ребенка с целью избавиться от забот и обрести свободу действий инсценируется несчастным случаем или исчезновением на прогулке в лесу и т. п. Иными словами, истинный мотив убий­ства во всех случаях инсценировки, заменяется другим мотивом, в соответствии с которым и искусственно выстраивается вся схема события. Преступник предполагает, что установление мотива, не­сомненно, укажет на личность подозреваемого, и это правильно. Поэтому он и создает модель такого события, мотив которого, как правило, очевиден и отличается от истинного мотива совершенно­го преступления.

Наиболее значимым психологическим моментом в инсцени­ровке является мыслительный процесс создания модели преступ­ления, которая скроет истинное событие. Это связано с напряжен­ной мыслительной работой, отягощенной к тому же эмоциональ­ным состоянием, обусловленным предстоящим преступлением, отсюда появляются ошибки, просчеты, нарушающие логику разви­тия того или иного события. Наряду с этим определяющее значе­ние в построении модели события, извращающего истинное поло­жение, имеет субъективное представление преступника о характе­ре преступления, тех следах, которые могут быть оставлены, действиях потерпевшего, оказывающего сопротивление и др. Та­кое представление далеко не всегда соответствует тем причинно-следственным зависимостям, которые возникают как естественные. Поэтому преступник в своих представлениях о событии и его раз­витии ограничен только собственными знаниями, иногда профес­сиональными, иногда приобретенными на бытовом уровне, и почти никогда не выходит за их рамки. Данное обстоятельство также накладывает отпечаток на формирование модели события и на его осуществление в будущем. Более того, незнание узкопрофессиональ­ных особенностей (медицинских, химических, биологических и др.) в формировании следов влечет за собой просчеты, которые могут быть легко обнаружены специалистами в процессе осмотра места происшествия либо производства какого-либо из видов судебно-ме­дицинской экспертизы. Равно как и обнаружение каких-либо осо­бенностей в механизме совершения преступления, указывающих на профессиональные знания или навыки преступника, обусловлен­ные его профессией, что влечет за собой выдвижение версий о лич­ности убийцы (особенности расчленения трупа, связывания узлов, изготовления взрывных механизмов и т. п.).

Как видим, преступник при создании им инсценировки стал­кивается со множеством трудностей, которые способствуют его разоблачению, и уже поэтому мыслительная работа по формирова­нию модели инсценируемого события отличается достаточной слож­ностью.

Во многих случаях, когда с целью инсценирования в модель истинного события включаются отдельные предметы, что не свя­зано со сложной мыслительной деятельностью, обнаруживаются ошибки и просчеты. Так, например, замена топора, которым совер­шено убийство, ножом или замена пистолета, из которого был про­изведен выстрел в потерпевшего, охотничьим ружьем; инсцениров­ка ограбления при совершении изнасилования сразу привлекают внимание неадекватностью событию, следов и способствуют быст­рому разоблачению инсценировки. В случаях, когда инсцениров­ка связана со сложными действиями, не ограниченными простой заменой какого-либо предмета или орудия преступления, а изме­няет весь характер происшедшего, а вместе с ним следы, обнару­жение инсценировки представляет большую трудность и требует напряженной аналитической работы следователя. Такие обстоя­тельства могут иметь место, например, при инсценировании исчез­новения лица по пути следования к своим родственникам, когда есть свидетели покупки билетов, сборов потерпевшего, прощально­го застолья, отъезда на машине на железнодорожную станцию и никем не замеченного возвращения с уже убитым им в машине. Инсценировка события преступления четко продуманна, причем не только в отдельных деталях, искажающих впечатление о есте­ственном развитии события, а в целом, поэтому выглядит убеди­тельной для всех окружающих.

Инсценирование в своем создании, развитии и осуществлении (реализации) проходит несколько этапов:

1) возникновение замысла;

2) создание мысленной модели инсценировки;

3) определение путей и способов ее реализации;

4) осуществление задуманного;

5) коррекция инсценировки в соответствии с изменившейся ситуацией или намерениями;

6) выработка признаков притворного поведения.

Рассмотрим каждый из этих этапов. Так, первый этап как воз­никновение замысла об инсценировании убийства, связан прежде всего с умыслом убить человека, препятствующего преступнику в тех или иных его намерениях, и скрыть это в целях избежания ответственности, в том числе и моральной, которая в некоторых случаях не уступает уголовной, так как лицо заботится о своем имидже в настоящем и будущем, что несовместимо с его действи­тельной моралью. Проиллюстрируем это на примере.

В случае убийства своей жены с целью жениться на другой женщине преступник морально истязал ее якобы внезапно возник­шей ненавистью, утратой любовного чувства, нежеланием общения, стремлением покончить с собой, как человеком, разочаровавшим­ся в жизни, более этого, он предлагал ей покончить с собой вместе с ним. В один из дней муж предложил жене написать предсмерт­ную записку, и при этом сам написал такую же от себя. Повесив жену на дверной перекладине, он инсценировал горе, позвал сосе­дей, вместе с которыми освобождал жену из петли и пытался де­лать ей искусственное дыхание. Однако женщина была мертва. Прибывший на место происшествия следователь и судебно-меди­цинский эксперт увидели картину, вполне соответствующую дей­ствительности, тем более, что возле погибшей лежала ее предсмер­тная записка. Но, выясняя обстоятельства смерти, судебно-медицин­ский эксперт заметил на кисти руки супруга две глубокие царапины, происхождение которых тот объяснил своей неловкос­тью при снятии трупа и петли с перекладины двери. От внимания следователя не ускользнуло некоторое замешательство супруга при этом объяснении. Между тем, судебно-медицинский эксперт, осмот­рев руки погибшей, изъял подногтевое вещество из трех ее паль­цев, в котором, по мнению эксперта, могли быть частицы кожи и крови. Супруг, присутствовавший при этом, понял, что эксперт ищет доказательства, уличающие его в преступлении, и начал давать путаные показания о том, что самоубийству жены предшествовала ссора и драка. Это заявление противоречило его прежним объяс­нениям. В процессе дальнейшего расследования были установле­ны следы крови в подногтевом веществе, совпадающие по группе с кровью преступника. В дальнейшем тщательно подготовленная инсценировка была доказана и другими обстоятельствами. У лю­бовницы преступника были обнаружены письма, в которых сооб­щалось, что он скоро будет полностью свободен, и они осуществят свои заветные желания.

Второй этап инсценировки, обозначаемый нами как создание мысленной модели инсценировки, требует больших усилий по ре­шению мыслительных задач, определяющих содержание и основ­ные признаки инсценируемого события. Продумывание и решение таких задач подчинены одной цели — созданию такой обстановки события, которая наиболее приближалась бы к истинной картине преступления. Такая задача может быть выполнена одним действи­ем, очевидно искажающим представление о событии (например сильный удар по голове с последующим повешением потерпевше­го), либо представлять целый комплекс действий, предполагающий создание серии следов, свидетельствующих о причастности к убий­ству другого лица. К таким действиям преступники прибегают в тех случаях, когда один факт лишения жизни человека может сразу стать основанием для выдвижения версии об их причастности к убийству. Искусственное создание следовой картины ног, рук, сле­дов борьбы, подбрасывание оружия — огнестрельного или холод­ного и т.д. отвлекают следователя от первоначальной версии в его стремлении объяснить наличие следов или иных признаков, при­сущих характеру иного преступления и совершенного другими лицами. Иногда излишнее нагромождение следов вызывает обо­снованное сомнение у следователя, особенно в тех случаях, когда мнимый преступник не предпринимал никаких действий по их уничтожению. Однако и в этих обстоятельствах следователь дол­жен производить действия, направленные на проверку всех возник­ших версий.

При мысленном формировании модели инсценировки, преступ­ник обдумывает не только ее содержание (например смерть при­чиненная другим лицом или самоубийство), но и комплекс тех сле­дов, которые обязательно сопутствуют подобному событию. Поэтому такое моделирование имеет не только мыслительную сторону, но иногда сопровождается и реальными действиями, имитирующими будущее содержание инсценировки, — преступник репетирует за­вязывание узлов веревки, расположение подставки для ног, якобы повесившегося, определяет направление падения такой подставки, возможность оставления ею следов от воздействия тяжести тела лица, стоявшего на ней, и др.

В случаях, когда следы рук остаются на орудиях убийства, пре­ступник инсценирует наличие перчаток на руках убийцы и т. п. Создаваемая модель не является статической. В связи с предпола­гаемыми обстоятельствами совершения преступления, модель ин­сценировки носит динамичный характер, изменяющийся примени­тельно к той ситуации события, которая может возникнуть при его осуществлении. Модель инсценировки не формируется как нечто абстрактное, она самым тесным образом связана с предполагаемым преступлением и по своему содержанию и признакам дол­жна соответствовать ему. Поэтому и создаваемые ложные следы и ложные доказательства должны соответствовать характеру ис­тинного события, исключая его главный элемент — личность пре­ступника. Так, если потерпевшего столкнули с балкона седьмого этажа, но инсценируют неосторожное падение, то картина инсце­нировки не должна быть нарушена наличием следов борьбы, со­противления и т. п. Следовательно, инсценировка должна быть подготовлена так, чтобы подобных следов не было, и механизм возможного падения продумывается в деталях. Если речь идет об инсценировке неосторожного убийства на охоте, то инсценировка этого события не должна иметь признаков иного толкования со­бытия, а именно — ее признаки не должны противоречить объяс­нениям преступника, что выстрел произведен на далеком рассто­янии, когда внедрение несгоревших порошинок и размер осыпи дроби свидетельствуют о том, что выстрел был произведен с близ­кого расстояния и подозреваемый лжет в целях сокрытия своей причастности к убийству. Эта же схема рассуждений будущего преступника относится и к другим вариантам инсценировки при рассмотрении убийств.

Практическое значение в рассмотрении убийств, скрытых инс­ценировкой, имеет динамика инсценировки, ее развитие, якобы неизменно приводящие к трагическому концу. Такое продумыва­ние инсценируемого события нередко требует большого воображе­ния, направленного на решение задачи убийства другим лицом при всех обстоятельствах мотива и намерения лица, подготавливающего убийство. Это может быть цепью действий, стимулирующих пре­ступника к совершению убийства, выгодного для другого лица и подготавливаемого ним. Возможно распространение слухов о деп­рессивном состоянии будущей жертвы, ее желании покончить с жизнью, наконец наступление трагической развязки, — таково инсценирование самоубийства.

Классической иллюстрацией инсценированных действий, вле­кущих за собой убийство невиновного лица, является знаменитая трагедия В. Шекспира «Отелло», где один из ее персонажей — Яго, имя которого стало нарицательным, предпринял действия, якобы изобличающие измену Дездемоны. Утерянный платок, ранее пода­ренный жене Отелло, был главной уликой в разыгравшейся сцене ревности Отелло, умело подготовленной происками Яго. Меркан­тильные соображения подсказали ему весьма точную схему дей­ствий, стимулирующих Отелло к убийству. Инсценирование изме­ны Дездемоны происходило с нарастающей силой, что и повлекло ожидаемую развязку.

Подобные обстоятельства имеют место и в подготовке окружа­ющих к мнимому самоубийству лица, которое становится ожидае­мым. Расчет преступника в отдельных случаях бывает настолько верным, что не вызывает сомнения и у специалистов, ведущих рас­следование ¹.

¹ Баранов Е. В., Горбин Ю. Г. Раскрытие инсценировок при расследовании преступлений. Волгоград: МВД СССР, 1981. С. 28.

Третьим этапом в развитии инсценировки является определе­ние путей и способов ее реализации. При этом преступник пла­нирует место и время события, подготавливая его таким образом, чтобы было как можно меньше свидетелей, которые своими дей­ствиями могли бы помешать ему либо вовсе предотвратить заду­манное. В подготовку входит заранее намечаемая встреча с жерт­вой в условиях, наиболее благоприятных для осуществления преступного замысла. Так, в рабочей обстановке выбирается пери­од перерыва, рассчитанный на отсутствие сторонних наблюдателей. Преступник тщательно продумывает возможные обстоятельства предстоящего события, включая в них варианты, связанные с теми или иными отклонениями от его плана, вызванными изменяющейся ситуацией. Наряду с продуманной схемой действий, в соответствии с намерениями избираются тот или иной способ лишения жизни человека, орудие, которое будет применяться, а также необходимые предметы для фальсификации следов либо вещественных доказа­тельств. При этом тщательно планируются возможные связи меж­ду следами, которые будут инсценированными, и действиями пре­ступника во время совершения преступления в целях устранения возможных ошибок или упущений, что может вызвать сомнение в истинности происшедшего.

Надо отметить, что даже тонко продуманная инсценировка нередко не лишена тех или иных просчетов, вызванных изменив­шейся ситуацией или незнанием отдельных деталей профессио­нального характера, которых не мог предвидеть преступник.

В этом отношении наиболее показательно уголовное дело, воз­бужденное в связи с самоубийством студента одного из институтов Литвы некоего Петрилы. Совершив изнасилование восьмилетней девочки с последующим удушением, Петрила глубоко переживал содеянное и, видя, что круг улик против него замыкается, решил обо всем рассказать проживавшей с ним в одной квартире матери. Мать восприняла случившиеся как трагедию, посоветовав сыну покончить жизнь самоубийством, чтобы «сразу смыть позор». Петрила послу­шал ее, предварительно написал предсмертную записку и замкнул на себе электропровода. Однако его расчет не оправдался, замыкание не вызвало смерти. Сын рассказал об этом матери, и та посове­товала ему перерезать вены на руках, объясняя, что такая смерть наименее мучительна. Он в присутствии матери перерезал вену на левой руке, однако поднять ее для того, чтобы перерезать вену на правой, не смог, так как были перерезаны нерв и сухожилие, кото­рые не позволяли привести руку в действие. Тогда мать, взяв безо­пасную бритвочку, которой он ранее перерезал вену на левой руке, перерезала вену на правой. При этом кончик бритвочки (лезвия) сломался и остался в ране. Мать ушла, оставив сына, истекающего кровью, умирать. Вернувшись через три часа, она увидела сына мер­твым и заявила в милицию о его самоубийстве. Следователь и су­дебно-медицинский эксперт, производившие осмотр места происше­ствия и трупа, выявили несколько несоответствий. Первым из них было обнаружение глубокой раны, которая, по мнению эксперта, на­рушила возможность двигать левой рукой, хотя по увиденной кар­тине правая рука должна была быть травмирована левой. Более того, при рассмотрении раны на правой руке, эксперт обнаружил в ней и извлек кусочек отломанного лезвия, между тем как возле трупа лежало неповрежденное лезвие, что также вызвало подозрение. Сле­дователь и судебно-медицинский эксперт, указавший следователю на наличие обстоятельств, противоречащих версии о самоубийстве сына, указали в ходе последующего допроса матери на явные про­тиворечия в ее показаниях и ложь. Под давлением предъявленных доказательств мать признала себя виновной в убийстве сына. Так, наличие профессиональных медицинских знаний, о которых не могла подозревать мать, позволили раскрыть совершенное преступление в минимальные сроки ¹.

¹ Из практики прокуратуры г. Вильнюса, 1971 г.

Следующим, четвертым, этапом в развитии инсценировки убий­ства, является ее осуществление. Этот этап занимает центральное место во всей схеме инсценировки, как ее реализация при совер­шении преступления. Такие действия являются кульминацией события, для которого преступник собирает все свои силы и все свое умение. Психическое состояние лица в подобных ситуациях отли­чается крайней напряженностью, вызванной самим фактом пре­ступного действия, подогреваемым страхом разоблачения. Имею­щиеся в психологической и психиатрической, а более всего в криминалистической, литературе указания на хладнокровное осу­ществление убийства вряд ли соответствуют действительному пси­хическому состоянию человека, которое может быть таковым толь­ко у «привычных» убийц либо у преступников с отклонениями психики. В остальных случаях убийство, как правило, сопровож­дается стрессовым состоянием, наступающим во время совершения преступления или после него. Такое состояние нередко спо­собствует отклонению от схемы задуманного, допущению тех или иных промахов, ошибок в осуществлении инсценировки. Вследствие этого преступник нередко возвращается к месту события, чтобы уточнить, дополнить либо исправить картину инсценированного события.

Пятый этапом создания и развития инсценировки — ее кор­рекция в соответствии с изменившейся ситуацией или намерения­ми преступника. Как нам представляется, коррекция инсценировки может осуществляться и в ходе ее выполнения (в процессе совер­шения преступления), и после него. Сущность коррекции состоит как в изменении плана и вида ее осуществления, так и в измене­нии тех следов и вещественных доказательств, которые, по мысли преступника, должны сопровождать инсценировку. Особую слож­ность представляет коррекция инсценировки в ходе ее осуществ­ления, то есть в ходе реализации преступного намерения. В тех случаях, как правило, идет направленное решение мыслительных задач, имеющих двоякий характер: а) совершение убийства; б) его маскировка способами, создающими впечатление о ином характе­ре события преступления или участия в нем других лиц. В этих ситуациях наиболее часто допускаются ошибки, нарушающие обыч­ную логику развития события, они состоят либо в отсутствии сле­дов, которые обязательно должны быть, либо в нагромождении следов, которых не должно быть, либо количество которых свиде­тельствует об их нарочитом создании.

Коррекция инсценировки, которая осуществляется после совер­шения преступления или дополняет прежде созданную, представ­ляется более простой, поскольку в распоряжении преступника уже есть картина события. Теперь его задача состоит в такой имита­ции следов, вещественных доказательств, обстановки, которые в совокупности создавали бы впечатление об истинности происшед­шего. Вместе с тем, нельзя не отметить, что психическое состояние лица после совершения преступления таково, что может значитель­но повлиять на характер инсценирования в негативном для пре­ступника плане — появляется вероятность допущения существен­ных ошибок.

Иллюстрацией первой инсценировки, имеющей наиболее слож­ный характер, является убийство, совершенное при реставрации дачи художника И.Е. Репина близ С.-Петербурга. Молодая жен­щина, архитектор по образованию, возглавляла группу строителей, работавших на даче. В один из дней она отправилось на объект, чтобы осмотреть разрушенный второй этаж дачи. Приехала она со своим мужем, история отношений с которым была довольно слож­ной. Супруг длительный период времени имел любовницу, и жена, естественно, мешала осуществлению его желании — создать новую семью. Он и ранее бывал на даче и знал о том, что строения верх­него этажа находятся в полуразрушеном состоянии и хождение по ним представляет большую опасность. Имея это в виду он на­правился вместе с женой на второй этаж, предложив ей выйти на ветхий балкон для того, чтобы внимательно его осмотреть. Как толь­ко женщина стала на балкон, тот обвалился, и она упала с доста­точно большой высоты на груду камней. Травмы головы оказались смертельными. Супруг изобразил горе, бросился вниз оказывать по­мощь жене, но было уже поздно. Преступный расчет был прост и верен. Супруг, зная ветхость строения, предполагал, что едва дер­жавшийся балкон второго этажа обвалится при малейшем воздей­ствии, тем более, если на него станут. Все происшедшее выглядело как случайная неосторожность архитектора, однако при дальней­шем расследовании оно было квалифицированно как умышлен­ное убийство, скрытое инсценировкой случайного падения челове­ка вместе с рухнувшим балконом. По словам рабочих стройки, женщина не хотела выходить на балкон, опасаясь падения, но суп­руг настаивал, говоря, что старое строение все выдержит.

Коррекция инсценировки, происходящая после совершения преступления, может иметь разнообразные формы, включающие как действия по созданию отдельных объектов инсценировки, так и поведенческие акты. В качестве иллюстрации такой инсцениров­ки приведем случай из следственной практике.

На цементном заводе в г. Алчевске Луганской области произо­шел несчастный случай, связанный с нарушением техники безо­пасности, повлекший смерть одной из работниц. Обстоятельства этого происшествия таковы: два молодых рабочих были влюбле­ны в А., работавшую вместе с ними в цехе бетономешалок. Один из них, по фамилии Винтеев, видя, что А. тяготеет более к соперни­ку, решил, что она не должна никому достаться и следует ее убрать. Между тем, он не вынашивал планов убить девушку, полагая, что его настроение пройдет. Однажды, зайдя в цех в обеденный пере­рыв, он увидел, что А. находится в бетономешалке, очищая ее от излишнего цемента. Голова девушки едва виднелась из чана. Мысль об убийстве возникла у Винтеева внезапно. Вошедшему в цех ра­бочему он сказал: «Включай рубильник, будем работать». Тот включил рубильник, и вращающимися лопастями бетономешалки А. была смертельно травмирована. Впоследствии подозреваемый заявил, что не заметил А., а хотел быстрее выполнить установлен­ную норму, поэтому и сказал рабочему, чтобы тот включил рубиль­ник, регулирующий вращение лопастей в бетономешалке. В про­цессе расследования нарушений правил техники безопасности, выяснилось, что до окончания перерыва было еще десять минут, а также и то, что без предварительного объявления о включении рубильника, никто не имеет право его включать, так как можно травмировать рабочих. В поведении Винтеева были установлены признаки намеренных действий, направленных на убийство А., инсценированны нарушением правил охраны труда.

Как видно из приведенного примера, преступления такого рода расследовать очень сложно, тем более раскрывать инсценировку, имитируемую под нарушения техники безопасности.

Завершающим этапом инсценирования убийства под самоубий­ство, несчастный случай, автокатастрофу, нарушение правил охра­ны труда и другие преступления является разработка признаков притворного поведения. Такие признаки, выражающиеся в различ­ного рода проявлениях, могут иметь место до совершения преступ­ления и после него. Действия, предпринятые до совершения убий­ства, носят подготовительный характер по отношению к окружа­ющим, как бы настраивают их на возможность наступления такого события — самоубийства, внезапного отъезда, похищения (особен­но ребенка) и т. п. Выражаются такие действия в распростране­нии информации о тяжелом психическом состоянии будущей жертвы, о ее нежелании жить, об угрозах покончить жизнь само­убийством, об угрозах неизвестных лиц в отношении детей и т. д. Распространение подобных сведений — активная форма сокрытия будущей инсценировки, по степени психологического воздействия достаточно впечатляющей и, кроме того оно, заранее готовит опре­деленную базу свидетельских показаний, ориентирующих след­ственные органы на оценку события как истинного, а не скрывае­мого инсценировкой. Такие сведения влияют на формирование следственных версий, противоположных действительно происшед­шему событию.

Несколько иной характер притворное поведение носит после совершения преступления. Здесь могут наблюдаться активные дей­ствия, выражающиеся в целой гамме признаков — трагедии, отчая­ния, безудержных слез, бесконечного обращения в следственные органы с требованиями более интенсивной работы, с жалобами в адрес вышестоящих учреждений о неприятии мер к розыску убийцы. Анализируя такие действия, следователь не должен забывать, что они могут быть инсценированными в целях сокрытия своей при­частности к совершению преступления. Они не должны мешать строгому расследованию всех обстоятельств события преступления, выявлению возможных негативных обстоятельств и других фак­торов, вызывающих сомнение в истинности поведения заявителей.

Дата добавления: 2015-05-24