Откровение Иоанна Богослова 21:1, 2, 5, 9, 10 58 страница

3. Животные так же способны к рассуждению, как и люди.

4. Поэтому, если бы животные могли говорить, они рассуждали бы на любые темы так же искусно, как и люди. Доказательством служит то, что они думают рассудительно и благоразумно наравне с людьми.

5. Разум — это просто видоизменения солнечного света в совокупности с теплом посредством эфира, и, таким образом, это всего лишь деятельность более внутренней природы. Эту деятельность можно возвысить настолько, что она будет выглядеть, как мудрость.

6. Поэтому бессмысленно думать, будто человек, в отличие от животного, живёт после смерти. Разве что, возможно, испарения жизни тела, выделяющиеся несколько дней после смерти, могут выглядеть облаком в виде призрака, пока не рассеются в природе. Так веточка, вынутая из пепла костра, сохраняет подобие своих прежних очертаний.

7. Следовательно, религия, которая учит, что жизнь продолжается после смерти, изобретена для того, чтобы с помощью её законов держать простых людей в послушании внутренне, точно так же как гражданские законы держат их в послушании внешне.

Они добавили, что так рассуждали способные, но неумные. «Что же думают умные?» — спросили их. Они ответили, что не слыхали, но предполагают, что то же самое.

Услышав это, все сидевшие за столами воскликнули: «Что за времена настали теперь на земле! Увы! Что стало с мудростью! Она превратилась в безрассудное хитроумие. Солнце зашло и опустилось под землю, став прямо напротив своего полуденного положения. Кому же не понятно на примере этих людей, потерянных и затем найденных в лесах, что таким человек становится, если его не учить? Не таков ли человек, каким его делают наставления? Он родится более невежественным, чем животные. Он должен учиться ходить и говорить. Если бы он не учился ходить, разве мог бы он стоять прямо на ногах? И если бы он не учился говорить, разве мог бы он высказать хоть какую-нибудь из своих мыслей? Поэтому каждый представляет собой то, чему он научен: безумца, если научен лжи, мудреца, если научен истинам. И если человек научен лжи и поэтому безумен, разве не воображает он себя мудрее того, кто научен истинам и поэтому мудр? И разве нет таких людей, умалишённых и безрассудных, которые являются людьми не более тех, что найдены в лесах? Не таковы ли те, которые пребывают в беспамятстве?

Из всех этих примеров мы делаем вывод, что человек без учения — не человек, но и не животное, а форма, способная принимать в себя то, что делает человека человеком; посему он не рождается человеком, а становится. Далее, что человек создан такой формой для того, чтобы он служил органом для принятия жизни от Бога с той целью, чтобы Бог мог наполнить его добром всякого рода и через соединение с Собой сделать его счастливым навеки. Из того, что вы сказали, мы заключаем, что мудрость в настоящее время вымерла, превратившись в безрассудство до такой степени, что человек уже не знает ничего о том, что представляет собой его жизнь по сравнению с жизнью животного. Вследствие этого они не знают также ничего о том, как человек живёт после смерти. Тех, кто способен, но не хочет знать об этом, подобно многим из вас, христиан, мы бы сравнили с теми людьми, найденными в лесах. Однако не потому они сделались настолько бестолковыми, что им не хватало наставлений, а потому, что они полагались на обманы чувств, которые затмевают собой истины».

Но тут один из стоявших посреди Палладиума с пальмовой ветвью в руке сказал: «Разрешите, прошу вас, следующую загадку. Как человек, раз он создан по образу Божьему, может стать образом дьявола? Я знаю, что ангелы небес — это образы Божьи, а духи ада — образы дьявола, и эти два образа противоположны, будучи образами мудрости и безумия. Объясните же мне, как мог человек, созданный по образу Божьему, уйти от света дня в такую ночь, что он отрицает существование Бога и вечную жизнь?»

Учителя отвечали по очереди: сначала пифагорейцы, затем последователи Сократа, затем остальные. Среди них был один последователь Платона, которому выпало говорить последним. Его мнение одержало верх и состояло в следующем: «Люди, жившие в век Сатурна, или в золотой век, знали и признавали, что они являются формами для принятия жизни от Бога, и поэтому мудрость была написана на их душах и сердцах, так что они видели истину в свете истины, и через истины они постигали добро по удовольствию любви к нему. Но в последующие века человечество отошло от признания того, что все истины мудрости, а следовательно, и все виды добра любви, которые у них есть, непрерывно втекают в них от Бога; поэтому люди перестали быть жилищами Бога, и не говорили уже больше с Богом, и не входили в общества ангелов. Ибо внутреннее их умов, ранее обращённое Богом вверх, к Богу, всё больше и больше отклонялось от должного направления вовне, в мир, и через мир Богом обращалось к Богу. В конце концов их внутреннее было обращено в противоположное направление, то есть вниз, к себе. Поскольку тот, кто внутренне опрокинут или отвернулся, не может смотреть на Бога, то люди отделились от Бога и стали образами ада, то есть дьявола.

Отсюда следует, что в древнейшие века люди сердцем и душой признавали, что всё добро любви и вся истина мудрости приходят к ним от Бога и что это добро и эта истина есть Божье в них, и поэтому они являются только вместилищами жизни от Бога; потому-то они и назывались образами Божьими, сынами Божьими и Богом рождёнными. Но в последующие века люди признавали это уже не сердцем и душой, а лишь посредством какой-либо веры по убеждению, затем исторической веры и, наконец, только на словах. Признание же такого рода истин только на словах — это не признание, а отрицание их в сердце.

Из всего этого становится понятно, какова теперь мудрость среди христиан на земле. Хоть им и дано от Бога письменное откровение, тем не менее они даже не знают, в чём различие между человеком и животным. Оттого многие люди думают, что раз человек живёт после смерти, то и животные тоже; или: раз животные не живут после смерти, то и человек тоже не может жить. Не кажется ли вам, что наш духовный свет, который озаряет наш умственный взор, у них превратился в густую тьму, а их природный свет, дающий свет лишь зрению тела, стал для них ослепительным?»

После этой речи все собравшиеся обернулись к двум новоприбывшим и поблагодарили их за то, что они пришли и принесли известия; их попросили также передать своим собратьям то, что они слышали здесь. Новоприбывшие ответили, что они убедят своих людей в этой истине, что насколько они приписывают всё добро милосердия и всю истину веры Господу, а не себе, настолько они являются людьми и становятся ангелами небес.

693. Второе воспоминание.

Несколько недель спустя я услышал с небес голос, возвестивший: «На Парнасе состоится ещё одно собрание; пойдём, мы укажем тебе дорогу». Я двинулся в путь и, подойдя ближе, обнаружил, что на Геликоне стоит человек с трубой в руках, который объявляет и созывает собрание. Затем я увидел, как и раньше, людей, сходившихся из города Афины и его окрестностей, а среди них — трёх новоприбывших из мира. Эти трое все были христиане, один — священник, другой — государственный деятель, третий — философ. Окружающие развлекали их беседами на разные темы, в особенности о мудрецах древности, коих они называли по именам. Прибывшие спрашивали, можно ли будет увидеть их. Им сказали, что можно будет не только увидеть их, но и представиться им, поскольку к ним можно запросто обратиться.

Они спросили о Демосфене, Диогене и Эпикуре, но в ответ им было сказано: «Демосфен живёт не здесь, а вместе с Платоном. Диоген со своей школой живёт у подножия Геликона, поскольку он не считается с мирскими делами и размышляет только о небесном. Эпикур живёт на западной окраине и не бывает у нас по той причине, что мы делаем различие между добрыми и злыми склонностями; мы настоятельно утверждаем, что добрые склонности сопровождают мудрость, а злые склонности противоположны мудрости».

Когда они взошли на Парнасский холм, стража принесла им в хрустальных кубках воды из источника, который находился на нём, сказав: «Вот вода из того источника, о котором в мифах древних писателей говорится, что он был выбит копытом коня Пегаса и позже посвящен девяти девам^[141]. Под крылатым конем Пегасом древние понимали разумение истин, от которого приходит мудрость. Копыта его означали жизненный опыт, порождающий природную разумность, а девять дев — всякого рода знания и учёность. Эти рассказы нынче называют мифами, однако это были соответствия, которыми изъяснялись древнейшие люди».

«Не удивляйтесь, — сказали троим новоприбывшим их спутники. — Стражникам было велено рассказывать всё это. Мы понимаем питьё воды из этого источника как наставление в истинах, а при помощи истин — в различных видах добра и обретение, таким образом, мудрости».

Затем они вошли в Палладиум вместе с тремя новоприбывшими из мира: священником, государственным деятелем и философом. При этом те, что сидели за столами, увенчанные лаврами, спросили: «Что нового на земле?»

«Новости такие, — ответили они. — Один человек заявляет, будто он говорит с ангелами и будто его зрение открыто в духовный мир настолько же, насколько и в природный. Он рассказывает очень много нового из духовного мира, в том числе следующее. Человек живёт после смерти человеком, так же как он жил прежде в мире. Он видит, слышит и разговаривает, как прежде в мире. Он одевается и носит украшения, как прежде в мире. Он ощущает голод и жажду, ест и пьёт, точно так же, как и раньше, наслаждается прелестями супружества, ложится спать и просыпается. Там есть земли и озера, горы и холмы, равнины и долины, источники и реки, сады и леса, а также дворцы и дома, города и деревни, совсем как в природном мире. Там есть писания и книги, есть общественные должности и предпринимательство, драгоценные камни, золото и серебро. Одним словом, всё, что есть на земле, бывает и на небесах, но в бесконечно большем совершенстве. Единственная разница в том, что у всего в духовном мире духовное происхождение, так что всё там духовно, поскольку происходит от тамошнего солнца, которое есть чистая любовь. В природном же мире у всего природное происхождение, и всё в нём природно и материально, поскольку происходит от солнца этого мира, которое есть чистый огонь. Иными словами, человек после смерти — это человек во всей полноте, причём более совершённый, чем прежде в мире. Ибо там у него материальное тело, а в духовном мире — духовное тело».

Когда они закончили говорить, античные мудрецы спросили, что об этом думают люди на земле. Те трое отвечали: «Мы знаем, что это верно, потому что мы здесь и уже видели и испытали всё сами. Но мы сейчас расскажем вам, что говорили и какие суждения приводили люди на земле».

Затем священник сказал: «Такие как я, из духовенства, услышав об этом, сначала назвали всё это видениями, а потом выдумками; затем они говорили, что этот человек видел призраков. В конце концов они зашли в тупик и сказали: „Верьте ему, если хотите. Мы всегда учили, что человек после смерти не будет иметь тела до дня Последнего суда“».

«Неужели среди них не было умных людей, — спросили мудрецы, — которые могли бы доказать им это и убедить их в той истине, что человек продолжает жить после смерти?»

Священник ответил, что были некоторые, которые это доказывали, но так и не смогли убедить их. «Доказывавшие утверждали, — сказал он, — что думать, будто человек не живёт до Последнего суда как человек, а всё это время остаётся душой без тела — значит противоречить здравому смыслу. Что такое душа и где она пребывает всё это время? Лишь дуновение, или, может быть, что-то вроде ветра, носящееся в воздухе, или нечто спрятанное в центре земли? Где находится её «где-то»^[142]? Неужели души Адама и Евы, а также всех людей, живших после них на протяжении шести тысяч лет или шести веков, до сих пор носятся во вселенной или заключены в недрах земли и ждут Последнего суда? Что может быть мучительнее и плачевнее такого ожидания? Не следует ли сравнить их участь с долей узников в тюрьме, скованных по рукам и ногам? Если такова посмертная участь человека, не лучше ли родиться ослом, чем человеком? Кроме того, не бессмысленно ли думать, что душа может быть снова облечена в тело, если её тело было съедено червями, крысами или рыбами? Или что какое-то новое тело может покрыть костный скелет, сожжённый солнцем или рассыпавшийся в пыль? Как могут эти зловонные части трупа собраться вместе и снова соединиться с душами?» Но выслушав все эти доводы, они не давали никакого разумного ответа, а цеплялись за свою веру со словами: «Мы подчиняем наш разум вере». О том, что все будут изведены из могил в день Последнего суда, они говорят: «Это дело всемогущества». Когда же они начинают говорить о всемогуществе и вере, рассудок вылетает в окно, и тогда, я уверяю вас, здравый смысл уже ничто, и некоторые считают его призраком. Они могут даже сказать здравому смыслу, что он сумасшедший».

Выслушав это, мудрецы Греции сказали: «Разве эти парадоксы не опровергают сами себя, как противоречия? Однако же в современном мире даже здравый смысл не может опровергнуть их. Можно ли поверить во что-либо более парадоксальное, чем в то, что говорится о Последнем суде: будто тогда настанет конец Вселенной и звёзды небесные упадут на Землю, хотя она меньше звёзд? Или что тела людей, как трупы, так и мумии, съеденные другими или превратившиеся в прах, воссоединятся со своими душами? Когда мы были в мире, мы верили в бессмертие человеческих душ, основываясь на выводах, которые давал нам рассудок. Мы считали, что блаженные живут в предназначенных для них местах, которые мы называли Елисейскими полями, и верили, что они того же вида и рода, что и люди, только более тонкого, поскольку они духовны».

Сказав так, они обратились ко второму новоприбывшему, который в мире был государственным деятелем. Он признался, что не верил в жизнь после смерти и считал то, что о ней рассказывали, выдумками и сочинительством. «Когда я размышлял об этом, — сказал он, — я спрашивал себя: „Как души могут быть телами? Всё, что составляет человека, лежит в могиле. Чем он будет видеть, если у него нет глаз? Чем он будет слышать, если у него нет ушей? Откуда у него возьмётся рот, чтобы говорить? Если и живёт нечто от человека после его смерти, то не призрак ли это? А разве призрак может есть и пить? Разве может он наслаждаться прелестями супружества? Откуда у него может быть одежда, дом, еда и прочее? Призраки — это бестелесные образы, и только кажется, что они есть, на самом же деле их нет“. Вот такие, или подобные, мысли о жизни людей после смерти приходили мне на ум, когда я жил в мире. Но теперь, увидев всё сам и потрогав руками, я убедился самими чувствами своими, что я человек, такой же как в мире. И я даже не осознаю, что я живу как-то не так, как раньше, разве что мой рассудок стал более ясным. Мне не раз уже приходилось стыдиться своих прежних мыслей».

Философ рассказал о себе почти то же самое, с той лишь разницей, что он относил всё новое, что слышал о жизни после смерти, к мнениям и теориям, взятым у древних и современных мыслителей.

Мудрецы были изумлены, когда услышали всё это. Те, что принадлежали к школе Сократа, сказали, что из новостей, принесённых с земли, им становится понятно следующее: внутреннее умов людей мало-помалу закрылось, и в мире теперь вера в ложь сияет, как истина, а безрассудное хитроумие — как мудрость; свет мудрости с их времен опустился из внутренних областей мозга под нос, в рот, где он и предстает перед глазами сиянием уст, и следовательно, что ни произносится из этого источника, всё кажется мудростью.

При этих словах один из новичков сказал: «Как отупели умы живущих на земле! Кабы сюда учеников Гераклита, который всё оплакивал, и Демокрита, который надо всем смеялся, вот был бы плач и хохот!»^[143]

Когда собрание закончилось, новоприбывшим с земли были вручены на память знаки отличия в виде медных пластин с начертанными на них иероглифами, которые те забрали с собой.

694. Третье воспоминание.

Через некоторое время я снова посмотрел в сторону города Афины, о котором я говорил в предыдущем рассказе. Я услышал оттуда какой-то необычный шум. В этом шуме слышалось нечто вроде смеха, перемешанного с негодованием, в котором была в то же время доля грусти. Однако шум от этого не становился нестройным, но был гармоничным, поскольку звуки его были не отдельными и одновременными, а заключались один в другом. В духовном мире можно различать в звуках смешение разнообразных склонностей.

Я спросил издалека: «Что происходит?» Мне ответили: «Оттуда, куда поступают новоприбывшие из христианской части мира, пришёл вестник и говорит, что слышал там от троих людей, что они, будучи в своём мире, как и остальные, верили в полный покой ото всех трудов, который даётся благословенным и блаженным после смерти. Поскольку к трудам относятся государственные должности, общественные занятия и работы, они думали, что и от них они будут освобождены. Этих троих наш посланник привёл с собой, и они ждут у ворот. Из-за этого поднялся сильный шум, и после совещания решено было вести их не в Палладиум на Парнасе, как в предыдущем случае, а в большой зал, где они смогут рассказать свои новости из христианского мира. К ним послали, чтобы пригласить их должным порядком».

Я был в духе, а расстояния у духов зависят от состояния их склонностей, и поскольку у меня было желание видеть и слышать их, я оказался рядом с ними, видел, как их привели, и слышал, что они говорили.

Старейшие и мудрейшие люди располагались по бокам зала, а остальные — в середине. Перед ними было возвышение, на которое через середину зала торжественной процессией возвели троих новоприбывших вместе с посланником. Когда наступила тишина, один из старейших приветствовал их и спросил: «Какие новости с земли?»

«У нас много новостей, — ответили они. — Будьте добры, какие именно вас интересуют?»

«Что нового на земле, — спросил старейшина, — о нашем мире и о небесах?»

Они ответили, что, прибыв недавно в этот мир, они услышали, что здесь и в небесах есть государственные должности, службы, общественные занятия, предпринимательство, всевозможные науки и замечательная работа. А между тем они думали, что после переселения или перенесения из природного мира в духовный для них настанет вечный отдых от трудов. Но разве все эти занятия — не труды?

На это старейшина сказал: «Так вы понимали под вечным отдыхом от трудов вечную праздность, в которой вы будете сидеть или возлежать, вдыхая полной грудью наслаждения и наполняя уста весельем?» Трое новоприбывших тихо усмехнулись и согласились, что они ждали чего-то подобного.

«Что веселье и наслаждение, а значит, и счастье, имеют общего с праздностью? — последовал вопрос. — Праздность приводит ум в упадок, а не развивает его, то есть омертвляет человека, а не оживляет его. Представьте себе человека, сидящего в совершенном безделье, сложа руки, опустив глаза или с отсутствующим взором, и в то же время окружённого ореолом наслаждения. Разве не охватит вялость его голову и тело, не исчезнет с его лица живое выражение, не расслабится каждый его мускул так, что в конце концов, клонясь всё ниже и ниже, он упадёт на землю? Что делает все тело напряжённым и подтянутым, если не напряжение ума? А что держит в напряжении ум, если не общественные обязанности и дела, исполняемые с удовольствием? Итак, я сообщу вам нечто новое и о небесах: там есть государственные должности, службы, высшие и низшие суды, ремёсла и иная работа».

Когда трое новоприбывших услышали, что в небесах есть высшие и низшие суды, они сказали: «Почему? Разве Бог в небесах не вдохновляет и не ведет каждого, так что все знают, что справедливо и что правильно? Зачем же там нужны судьи?»

«В этом мире, — ответил старейшина, — мы учимся и узнаем, что хорошо и истинно, а также, что справедливо и честно, точно так же, как и в природном мире. Мы узнаем всё это не непосредственно от Бога, а посредством других. Каждый ангел, как и каждый человек, думает истинное и делает доброе как бы сам по себе, и это не чистые истина и добро, а смешанные в зависимости от состояния ангела. Среди ангелов тоже есть простые и мудрые, и мудрым предоставляется судить, если простые по простоте своей или незнанию сомневаются в том, что справедливо, или отклоняются от этого. Однако, поскольку вы недавно в этом мире, если угодно, можно пойти вместе в наш город и мы вам всё покажем».

На этом они покинули зал, и некоторые из старейших последовали за ними. Первым делом они направились в крупную библиотеку, которая разделялась на небольшие хранилища книг по различным областям знания. Трое новоприбывших изумились, видя так много книг, и спросили: «Разве в этом мире тоже есть книги? Откуда тут пергамент и бумага, перья и чернила?»

«Как мы понимаем, — сказали в ответ старейшие, — в прежнем мире вы думали, что этот мир пуст, потому что он духовный. Вы думали так по той причине, что считали духовный мир чем-то абстрактным, а абстрактное — это ничто, как бы пустота; тем не менее здесь обилие всевозможных вещей. Здесь все субстанциально, а не материально; субстанциальные вещи служат началом материальных. Мы все здесь духовные люди, потому что мы субстанциальны, а не материальны. Вот почему всё, что есть в материальном мире, здесь присутствует в своём совершенстве; и поэтому у нас есть книги, рукописи и многое другое».

Услышав слово «субстанциальный», трое новоприбывших решили, что это правда, во-первых, потому что видели рукописные книги, а во-вторых, потому что слышали, что началом материи является субстанция. Чтобы предоставить им дополнительные доказательства, их отвели в дома переписчиков, которые занимались переписыванием сочинений мудрецов города. Они посмотрели рукописи и удивились их аккуратности и изяществу.

Вслед за этим их повели в музеи, гимназии, школы, а также в те места, где проводились литературные состязания. Одни из этих состязаний назывались играми дев Геликона, другие — играми дев Парнаса, играми дев Афин и дев Источника. Им объяснили, что называются эти игры так потому, что девами обозначают влечения к различным областям знания; каждый же разумен в зависимости от своего влечения к знаниям. Эти состязания представляли собой духовные упражнения и испытания мастерства. Затем их провели по всему городу с посещёнием правителей, руководителей и их служащих, которые показали им замечательные изделия ремесленников, выполненные духовно.

Когда они закончили осмотр, старейшина снова заговорил с ними о вечном отдыхе от трудов, который наступает для благословенных и блаженных после смерти. «Вечный покой — это не безделье, — сказал он, — потому что оно приводит ум, а с ним и всё тело, в состояние слабости, вялости, оцепенения и сонливости. Это не жизнь, а смерть, и уж никак не вечная жизнь ангелов в небесах. Поэтому вечный покой — это такой покой, который изгоняет все эти немощи и делает людей живыми, то есть нечто такое, что возвышает ум человека. Таким образом, это какая-то задача или работа, которая пробуждает, оживляет и услаждает ум. А всё это зависит от цели, из-за которой и для которой работает ум. Поэтому-то и все небеса в глазах Господа выглядят как согласное соединение целей, и ангела делает ангелом та цель, которой он служит. Удовольствие служения увлекает его, подобно благоприятному течению, уносящему корабль, и дарует ему вечный мир и покой, от него происходящий. Вот что имеется в виду под вечным отдыхом от трудов. Ангел жив в той мере, в которой он посвящает свой ум служению, и это совершенно ясно из того, что глубина супружеской любви, её сила, половая способность и удовольствия, сопровождающие её, у каждого зависят от того, насколько он посвящает себя истинному служению».

Когда трое новоприбывших убедились в том, что вечный покой — это не праздность, а удовольствие полезной работы, вошли несколько девушек и подарили им своё рукоделие — шитьё и вышивку. Прежде чем новые духи удалились, девушки спели им ангельскую песню, выражавшую их влечение к полезной работе и её прелестям.

695. Четвёртое воспоминание.

Сегодня большинство людей, верящих в жизнь после смерти, верят также и в то, что после смерти все их мысли будут сплошь набожность, слова — молитвы, и всё это вместе с выражением лица и движениями тела будет не чем иным, как прославлением Бога. Дома их поэтому будут домами богослужения или священными часовнями, а они сами все будут священниками Божьими. Но я могу со всей ответственностью заявить, что в той жизни церковные обряды занимают не больше места в умах и домах людей, чем там в мире, где есть богослужение, только они более чистые и внутренние. Между тем всё, что относится к гражданским делам и научному знанию, там имеется, и притом во всём совершенстве.

Однажды я был вознесён в небеса и оказался в обществе, где жили мудрые люди, в древнее время превосходившие других учёностью, приобретённой глубоким изучением и обдумыванием полезных вопросов из области разума. Теперь они были в небесах, поскольку верили в Бога, а в настоящее время — в Господа, и любили ближнего, как самих себя. Вслед за тем меня привели в собрание, проходившее у них, и спросили, откуда я. Я объяснил им, что телом я нахожусь в природном мире, а духом — у них, в духовном.

Ангелы обрадовались этому и спросили далее: «Что известно в том мире, где ты находишься телом, о влиянии и что под ним понимают?»

Я постарался вспомнить всё, что я слышал в беседах и читал в произведениях знаменитых людей на эту тему, и ответил, что о влиянии духовного мира на природный пока ничего не известно, а известно лишь о влиянии природы на природные предметы, например, о влиянии солнечного тепла и света на живые организмы, деревья и растения, которое пробуждает их к жизни; а с другой стороны, о влиянии холода на те же организмы, приводящем к их смерти. Кроме того, известно о влиянии света на глаза, от которого происходит зрение, о влиянии звука на уши, от которого происходит слух, о влиянии запаха на ноздри, от которого происходит обоняние, и так далее.

Наряду с этим современные учёные по-разному рассуждают о влиянии души на тело и тела на душу. По этому вопросу есть три различных мнения. Одни утверждают, что имеется влияние души на тело, и такое влияние они называют случайным по случайности проникновения его в телесные чувства. Другие говорят о влиянии тела на душу, которое они называют физическим, поскольку предметы воздействуют на чувства, а через них — на душу. Мнение третьих состоит в том, что душа и тело влияют друг на друга взаимно и одновременно, и это они называют предустановленной гармонией. При этом все они считают, что то влияние, в которое они верят, существует в пределах царства природы.

Некоторые люди считают душу частицей или каплей эфира, некоторые — маленьким шариком или крупицей тепла и света, а некоторые — чем-то существующим в недрах мозга. Но что бы они ни подразумевали под душой, они называют это духовным, считая при этом духовное чем-то природным, но более чистым, поскольку ничего не знают о духовном мире и его влиянии на природный мир и ограничиваются, таким образом, лишь природной областью. В ней они парят подобно орлам, взмывая вверх и бросаясь вниз. Люди, ограниченные природой, подобны жителям острова, окружённого морем, которые не знают ни о каких землях, кроме их собственной; или рыбам в реке, которым незнаком воздух над водой. Вследствие этого, когда кто-то упоминает о существовании мира, отличного от их собственного, где живут ангелы и духи, и говорит о нём, как об источнике всякого влияния на людей, а так же и внутреннего влияния на деревья, это ошеломляет их так, как будто им говорят о явлении призраков или о какой-то астрологической бессмыслице.

Если говорить не о философах, а об остальных людях в том мире, где я нахожусь телом, то они не думают и не говорят ни о каком влиянии или втекании, разве только о наполнении бокалов вином или желудка едой и питьем, или о влиянии вкуса на язык, или, может быть, о втекании воздуха в лёгкие и тому подобном. Но, если им рассказывают что-либо о влиянии духовного мира на природный, они говорят: «Пусть влияет, если влияет; что за удовольствие или польза от того, чтобы об этом знать?» С тем они и уходят, а когда впоследствии говорят о том, что слышали о влиянии, они играют с этим, как играют с камешками, пропуская их между пальцев.

Затем мы с ангелами беседовали о том, какое удивительное действие производит влияние духовного мира на природный. В частности, мы говорили о том, как гусеницы превращаются в бабочек, и о чудесной работе пчёл и трутней, шелковичных червей и пауков; и я заметил, что люди на земле приписывают всё это свету и теплу солнца, а значит, природе. Причём меня часто удивляло, что они на этом основании всё больше склоняются в пользу природы, и такими убеждениями приводят свой ум в сон и смерть, становясь атеистами.

После этого я рассказал, каким удивительным образом все растения развиваются в должной последовательности из семян, пока не дадут новые семена, будто земля знает, как ей выработать и подготовить свои вещёства для плодородного начала семени, из которого затем выпустить росток, чтобы он стал стволом, на стволе вырастить ветви, одеть их листьями, украсить цветами, образовать внутри цветов зачатки плода и вырастить его, чтобы посредством него произвести семена потомства, в которых растение может родиться заново. Но всё это, поскольку постоянно на виду и повторяется из года в год, становится привычным, обыденным и всем знакомым и не кажется чем-то удивительным, а считается просто природным явлением. Люди держатся такой точки зрения единственно потому, что не знают о существовании духовного мира, воздействующего изнутри на всё, что возникает и образуется в мире природы, на природной земле, и приводит всё это в движение, подобно тому, как человеческий ум приводит в действие чувственные и двигательные органы тела. Не знают они и о том, что все составляющие природы являются как бы покрытиями, оболочками или одеждами для предметов духовных и служат на низшем уровне осуществлению целей, соответствующих замыслу Бога Творца.

Дата добавления: 2015-05-08