Науки для гуманитария 3 страница

методы и механизмы образования. Должны также поддерживаться порядок и законность, ведь в основе любого культурного достижения лежит совместная деятельность. Поэ­тому в любом сообществе обязаны существовать установле­ния для санкционирования обычая, этики и закона. Атак как материальный, состоящий из артефактов, субстрат культуры должен обновляться и поддерживаться в рабочем состоянии, некие формы экономической организации необхо­димы даже для самых примитивных культур.

Таким образом, прежде всего человек нуждается в удов­летворении потребностей своего тела. Он должен организо­вать свою жизнь и выполнять все необходимые действия для того, чтобы питаться, согреться, укрыться, одеться, за­щитить себя от холода, ветра и непогоды. Он должен обеспе­чить свою защиту от внешних врагов и опасностей, будь то стихии, звери или люди. Все эти первичные задачи челове­ческого существа разрешимы для индивида через создание артефактов, организацию групп сотрудничающих индиви­дов, а также через развитие знания, ценностной ориентации и этики. Мы попытаемся показать, что возможно построить теорию культуры, в которой базовые потребности и их куль­турное удовлетворение могут быть связаны с возникновени­ем новых культурных потребностей. Эти новые потребности налагают на человека и общество новые ограничения, пред­ставляют собой определяющие факторы вторичного типа. Тогда мы сможем различить инструментальные императи­вы, вытекающие из экономической, нормативной, образова­тельной и политической деятельности, и интегративные. императивы, куда мы отнесем познание, религию и магию. Художественную и рекреационную деятельность мы смо­жем непосредственно связать с определенными физиологи­ческими характеристиками человеческого организма и по­казать как значение этих видов деятельности, так и их зави­симость от способов согласованного действия и верований, относящихся к магии, производству и религии.

Если подобный анализ откроет нам, что, воспринимая некую отдельную культуру как единое целое, мы все же мо­жем выявить ряд общих определяющих факторов, которым она должна отвечать, то тогда нам удастся предопределить некоторые положения, которые могут быть использованы в качестве руководства в полевой работе, а также критерия для сравнения и идентификации процесса культурного изменения и адаптации.

В такой перспективе культура не по­кажется нам «лоскутным одеялом», как еще совсем недавно выражались некоторые видные антропологи. И мы сможем отвергнуть точку зрения, согласно которой «нельзя найти общей мерки для явлений культуры» и «законы культурных процессов туманны, неинтересны и бесполезны»¹³.

Между тем научный анализ культуры укажет нам и дру­гую систему реалий, также подчиняющихся общим законо­мерностям и которую поэтому возможно использовать как руководство в полевых исследованиях, как средство для идентификации культурных реалий и как основу для соци­альной инженерии. Такой анализ, при помощи которого мы пытаемся определить отношения между культурным действием и человеческой потребностью - базовой или произ­водной, — позволительно назвать функциональным. Ибо функцию нельзя определить иначе, нежели как удовлетворение некоторой потребности путем деятельности, в рамках которой люди сотрудничают, используют артефакты и по­требляют плоды своего труда. И все же за этим определени­ем стоит еще один принцип, который применим к осмысле­нию любой фазы культурного поведения. Главное понятие здесь — организация. Чтобы достичь какой-нибудь цели, люди должны организоваться. Как мы покажем, организа­ция предполагает вполне определенную схему или структу­ру, основные составляющие которой универсальны, — в том смысле, что они применимы ко всем организованным груп­пам людей, которые, в свою очередь, в своей характерной форме универсальны и встречаются у человека повсюду.

Я предлагаю называть единицу организации в человече­ском сообществе старым, но до сих пор не всегда ясно опре­делявшимся и не всегда употреблявшимся последовательно термином «институт». Это понятие подразумевает соглаше­ние по поводу некоторого ряда традиционных ценностей, которые объединяют группу людей. Предполагается также, что эти люди находятся в определенных отношениях друг к другу и к специфической части их естественной или ис­кусственной среды. В соответствии с поставленной целью и согласно предписаниям традиции, подчиняясь специфиче­ским нормам данной группы и используя те материальные

¹³ Эти идеи характерны для Р. Лоуи и школы Боаса в целом настаниваюшей на примате чисто описательного («идиографического») подхода

средства, которыми они владеют, люди действуют сообща и таким образом удовлетворяют свои желания, в то же вре­мя воздействуя на окружающую среду. Это предваритель­ное определение пока нуждается в уточнении и конкретиза­ции, и ему недостает убедительности. Но тут я еще раз хочу подчеркнуть, что пока антрополог и его коллега-гуманита­рий не придут к согласию о том, что считать изолированной единицей культурной реальности, невозможен какой бы то ни было научный подход к изучению цивилизации. Если же мы достигнем такого согласия и сможем разработать уни­версальные критерии культурного института, мы заново за­ложим строго научный фундамент для нашей эмпирической работы и для теоретического осмысления.

Очевидно, что ни одна из этих двух схем анализа не пред­полагает, что все культуры одинаковы, и не означает, что ис­следователь культуры должен больше интересоваться сход­ством и общностью, чем различиями культур. Тем не менее я утверждаю, что для того, чтобы понять различия, основа­нием для сравнения должна быть ясная и исчерпывающая мера. Более того, это дает возможность показать, что боль­шая часть культурных различий, часто — и вовсе не только в рамках теории национал-социализма — приписываемых особому национальному или племенному менталитету, яв­ляются причиной возникновения культурных институтов, образованных вокруг некоторой весьма специальной по­требности или ценности. Такие явления, как охота за голо­вами, экстравагантные ритуалы смерти и способы погребе­ния, или магические практики, могут быть лучше поняты как местное преломление тенденций и идей, присущих чело­веку вообще, только особым образом гипертрофированных. Наши два типа анализа, функциональный и институцио­нальный, позволят нам определить более детально, точно и наиболее полным образом, что такое культура. Культура — это единое целое, состоящее частью из автономных, а частью из согласованных между собой институтов. Она объединяет в себе ряд моментов, таких как общность крови, смежность среды обитания, связанная с совместной деятельностью, спе­циализация этой деятельности и не в последнюю очередь — использование власти в политических целях. Каждая куль­тура обязана своей целостностью и самодостаточностью тому факту, что она служит удовлетворению всего спектра базовых, инструментальных и интегративных потребностей.

Следовательно, по крайней мере, в одном отношении было бы глубоко ошибочно утверждать, как это недавно делалось, что каждая культура покрывает лишь небольшой сегмент из круга своих потенциальных возможностей.

Если бы мы задались целью перечислить все проявления всех культур на свете, мы, конечно, вспомнили бы такие яв­ления, как каннибализм, охота за головами, кувада ¹⁴, по-тлач^|3, кула ^1С, кремация, мумификация, — широкий набор эксцентричных местных отличий. С этой точки зрения ни одна культура не покрывает все перечисленные экзотиче­ские подробности других культур. Но такой подход мне ви­дится принципиально ненаучным. Прежде всего, он не спо­собен корректно определить, что можно рассматривать как действительные и значимые элементы культуры. Кроме то­го, он не дает ключа к сопоставлению таких, казалось бы, эк­зотических «изолированных случаев» с обычаями и куль­турными установлениями других обществ. Мы же сумеем показать, что в действительности некоторые реалии, кото­рые на первый взгляд представляются очень странными, по сути родственны универсальным и фундаментальным эле­ментам человеческой культуры. Признание этого факта сде­лает возможным объяснение — то есть описание в привыч­ных терминах — экзотических обычаев.

Разумеется, одновременно потребуется ввести вре­менное измерение, иначе, меру изменений. Здесь мы попы­таемся показать, что все эволюционные и диффузионные процессы происходят, прежде всего, в форме институцио­нальных изменений. Например, новое техническое устрой­ство — будь то изобретением или результатом диффузии — включается в уже установленную систему организованного поведения и постепенно приводит к полному преобразова­нию данного института. В терминах же функционального анализа мы покажем, что ни одно изобретение, революция, социальное или интеллектуальное изменение никогда не происходит, если не создается новая потребность. Таким образом, новшества в сфере техники, познания или верова-

¹⁴ Кувада — ритуальное участие мужчины-отца в родах ребенка.

¹⁵ Потлач — форма церемониального обмена дарами у индейцев Северо-запада Америки; термин заимствован из языка нутка.

^16.Кула — система церемониального обмена, описанная Малиновским у жителей Тробриандских островов.

ний всегда встроены в культурный процесс, некоторый институт.

Из этого краткого очерка, излагающего план нашего дальнейшего более полного анализа, понятно, что научная антропология представляет собой теорию институтов, то есть конкретный анализ типовых единиц организации. В ка­честве теории базовых потребностей и как порождение инс­трументальных и интегративных императивов научная ант­ропология предлагает нам функциональный анализ, позво­ляющий определить форму и значение обычая или культур­ного приспособления. Нетрудно увидеть, что такой подход ни в коей мере не отвергает и не отрицает правомерности эволюционных и исторических исследований культуры. Он просто придает им научную основу.

Глава 5 Теория организованного поведения

ОСНОВОПОЛАГАЮЩИЙ фактор нашей жизни в культу­ре, нашего культурного опыта и нашего научного наблюде­ния культуры заключается в том, что люди организованы в стабильные группы. Эти группы связаны некоторым со­глашением, традицией или обычаем, чем-то вроде обще­ственного договора по Руссо. Они всегда сотрудничают в рамках определенного материального окружения, каковым является используемая группами часть окружающей среды, оснащение орудиями деятельности и артефактами и по пра­ву принадлежащая им доля благ. В своем сотрудничестве группы руководствуются техническими правилами, соот­ветствующими их статусу и занятию, социальными прави­лами этикета, обычаями взаимного уважения, а также рели­гиозными, юридическими и этическими обычаями, опреде­ляющими их поведение. С социологической точки зрения всегда возможно выяснить, каковы результаты деятельно­сти группы, какие потребности эти результаты удовлетворя­ют и что дает группа самой себе и сообществу в целом.

Было бы полезно подкрепить это общее утверждение не­большим эмпирическим примером. Давайте посмотрим для начала, при каких условиях частная инициатива становится фактом культуры. Изобретение нового технического

устройства, открытие нового закона, формулирование новой идеи или, например, религиозное откровение, этическое или эстетическое движение остаются культурно иррелевантными до тех пор, пока они не представлены в виде организованного ряда типов совместной деятельности. Изобретатель должен оформить патент и организовать компанию для производства нового устройства. Это значит, что прежде всего ему нужно убедить кого-то, что внедрение его изобретения окупится, и потом уже других людей нужно будет убеждать, что этот товар стоит купить. Требуется создать и зарегистрировать компанию, найти капитал, разработать технологию, и тогда этот производственный проект будет запущен. Он состоит из производственной, торговой и рекламной де­ятельности, которая может удаться, а может и потерпеть крах. Иными словами, этот проект может выполнить опре­деленную экономическую функцию, удовлетворяя некую вновь созданную потребность, как это случилось с радио, или более успешно удовлетворить уже имевшуюся потреб­ность, как это произошло с продуктами вроде искусственно­го шелка, нейлона, более эффективной косметикой или ка­ким-нибудь новым сортом виски.

Точно так же и новое откровение вроде того, которое снизошло на Мэри Бейкер Эдди, Эйми Семпл Макферсон, Джозефа Смита или Франка Бачмена, должно первым делом быть донесено до некоторой группы людей. После чего эти люди организуются, подыскивая себе какое-то вещественное оснащение, и принимают ряд правил, касающихся их статуса и рода деятельности, в соответствии с которыми они выполняют свои ритуалы и претворяют в жизнь свои догматические и моральные принципы. Тем самым они удовлетворяют определенные духовные потребности, которые, несомненно, в меньшей степени фундаментальны, чем те, что связаны с искусственным шелком или новым сортом виски, но от этого они не становятся менее реальными. Научное открытие тоже должно быть фактически воплощено и подтверждено с помощью материального оснащения-лаборато­рии, записей наблюдений или статистических сводок, а за­тем предано гласности в печати. Оно должно убедить людей. Оно должно быть применено практически или, по крайней мере, соотнесено с другими областями знания, и только в этом случае можно говорить, что открытие выполнило свою функцию, увеличив объем научного знания. Если мы

рассмотрим с этой точки зрения любое общественное движение, будь то запрет на продажу спиртного или контроль рождаемости, фундаментализм или нудизм, комитет по межрасовым отношениям или организации вроде Бунда, Ку-клукс-клана или Общественного действия отца Кафли-на, в их основе мы увидим согласие членов движения отно­сительно их общей цели. Кроме того, мы изучим организа­цию движения в отношении лидерства, прав и собственно­сти, разделения функций и деятельности, обязанностей и благ. Мы зафиксируем технические, этические, научные и юридические права и установления, управляющие поведе­нием группы, причем хорошо бы проверить, как эти правила воплощаются в реальных действиях людей. И наконец мы определим место этой группы в сообществе, а значит, и ее функцию.

Верные нашим принципам, мы обратились к собствен­ной цивилизации из-за уверенности в том, что антропология вполне может начинаться у нас дома. Мы начали с проверки, может ли какая-нибудь идея, какой-нибудь принцип, при­способление или религиозное откровение иметь обществен­ную значимость в отрыве от культурной организации. И наш ответ был отрицательным. Всякая точка зрения, эти­ческая система или величайшее техническое открытие для культуры не существуют, пока они ограничены разумом од­ного человека. Если бы Гитлер развивал свои расовые докт­рины и лелеял видения нацистской Германии и порабощен­ного мира, убивал бы евреев, поляков, голландцев и англи­чан и завоевывал бы мир только в своем воображении, наш мир был бы счастливее, а наука о культуре и дикости лиши­лась бы одного из самых уродливых и одновременно самых наглядных примеров того, как частная инициатива, попав на плодородную почву, может привести к всемирной катастро­фе и кровопролитию, голоду и разложению. Хотя совсем в другойобласти и иной форме, похожее может быть сказано и об открытиях Исаака Ньютона, драмах Шекспира, идеях пророка Мухаммеда или Св. Франциска или о самом основа­теле христианства. Ни история, ни социология, ни антропо­логия не занимаются тем, что происходит и остается внутри головы одного человека, сколько бы там ни было гениально­сти, провидения, вдохновения или злых замыслов. И в этом проявляется общий принцип науки о поведении человека, которая начинается с изучения организации.

Существуют, однако, виды согласованной деятельности, не вытекающие из осуществления индивидуальной инициа­тивы в рамках некоторого общественного движения. Все люди, рождаясь, становятся частью семьи, исповедуют опре­деленную религию и систему знаний, относятся к опреде­ленному социальному слою в рамках некоторого политиче­ского устройства, и часто все это к моменту появления чело­века на свет уже просуществовало много веков и Не изменя­ется за время его жизни. Поэтому давайте дополним наш анализ и посмотрим вокруг, проанализируем нашу собст­венную судьбу в рамках нашего рабочего дня и нашего жиз­ненного пути. И тут мы снова обнаружим, что всякое дейст­вие, результат которого — удовлетворение потребностей и интересов индивида, будет эффективно только как орга­низованная деятельность в рамках организованной группы. Взгляните на собственную жизнь или на жизнь кого-нибудь из своих знакомых. Человек засыпает и просыпается у себя дома, в общежитии или лагере, или в каком-то «заведении», будь то тюрьма Синг-Синг, монастырь или интернат. Каж­дое из перечисленных мест представляет систему организо­ванной и согласованной деятельности, где предоставляется минимум или максимум удобств, которые стоят некоторых денег и за которые требуется платить; здесь имеется органи­зованная группа управляющих, а также свод более или ме­нее кодифицированных правил, которым обязаны следовать его обитатели.

Организация каждого из этих заведений, будь то дом, об­щежитие или исправительное учреждение, базируется на некотором законном основании, на системе ценностей и со­глашений. Каждое заведение отвечает ряду потребностей обитателей и общества в целом и тем самым выполняет свою функцию. Если речь идет не о монастыре или тюрьме, то че­ловек, проснувшись, производит необходимые санитарные и гигиенические процедуры, завтракает и уходит. Он на­правляется к месту своих занятий, или идет за покупками, или каким-то образом пытается продвинуть свои товары или идеи. В любом случае его действия определяются тем, как он связан с производственным или торговым предприя­тием, с учебным или религиозным заведением, с политиче­ским объединением или учреждением досуга, где он работа­ет в каком-либо качестве. Наблюдая в течение дня поведе­ние любого человека — мужчины или женщины, молодого

или старого, здорового или больного, — мы обнаружим, что все фазы его существования оказываются связаны с той или иной системой организованной деятельности, на которые можно подразделить нашу культуру. Дом или работа, обще­житие или больница, клуб или школа, штаб-квартира поли­тической партии или церковь — все они имеют такие при­знаки, как место расположения, состав членов группы, пра­вила распорядка, инструкции поведения, учредительные положения и функция.

Более полный анализ показал бы, в дополнение к этому, что в каждом случае у нас имеется вполне определенное объективное основание для нашего анализа; таким основа­нием является изучение специфических объектов окружаю­щей среды, зданий, оборудования, а также средств, вложен­ных в данный институт. Мы бы обнаружили, что для пони­мания работы атлетического клуба или научной лаборато­рии, церкви или музея нам нужно познакомиться с юриди­ческими, техническими и административными нормами, со­гласовывающими деятельность людей. Персонал этих уч­реждений должен рассматриваться как организованная группа. Это значит, что мы можем установить иерархию, разделение деятельности и статус каждого члена группы, равно как и его отношения с другими. Впрочем, эксплицит­ные нормы и правила всегда отражают лишь идеальное по­ведение членов группы. Сравнение этого идеала и реального поведения как раз и составляет одну из самых важных задач антрополога или социолога в его полевой работе. Поэтому в нашем анализе мы всегда будем проводить ясное и отчет­ливое различие между тем, как должно быть в норме, и ре­альной деятельностью.

Организация всякой системы деятельности предполага­ет принятие некоторых базовых ценностей и законов. В том числе это всегда некая организация людей, созданная ради достижения некоторой цели, признанной самими этими людьми и обществом в целом. Даже если мы рассмотрим банду преступников, то увидим, что у них тоже есть своя «хартия» (charter), определяющая цели и задачи, тогда как общество в целом, особенно органы правосудия и порядка, считают эту организацию преступной, а значит, опасной для общества, стремятся ее обнаружить, выявить всех ее членов и наказать. Отсюда опять же ясно, что признанная цель группы, то есть, собственно, ее хартия, и общий результат ее

деятельности, то есть ее функция, должны отчетливо разли­чаться. Хартия — это идея, лежащая в основе культурного института, поддерживаемая его участниками и определяе­мая обществом в целом. Функция же — это роль данного ин­ститута в целостной схеме культуры — в том виде, как эта роль определяется исследователем культуры, будь эта куль­тура развитой или примитивной.

Короче говоря, если мы хотим описать жизнь индиви­дуума в нашей цивилизации или в любой другой культуре, мы должны связать его деятельность с социальной схемой организации жизни, то есть с системой превалирующих в этой культуре институтов. А лучшее возможное описание культуры в терминах ее конкретных реалий состояло бы из указания и анализа всех институтов, составляющих эту культуру.

Я полагаю, что именно этот тип подхода к исследованию общества, хотя часто и не декларируется, но де-факто уже практикуется историками, экономистами, политологами и представителями других ветвей гуманитарного знания при изучении различных обществ. Историки в большей ме­ре заняты политическими институтами. Экономисты рабо­тают с институтами, организованными для производства, распределения и потребления товаров. Историки науки и религии, а также ученые, работающие в области сравни­тельного анализа систем знания и верований, более или ме­нее успешно оперируют явлениями познания и веры как они представлены в соответствующих формах культурной орга­низации. Тем не менее в том, что касается так называемых духовных аспектов цивилизации, трезвый и предметный подход в терминах социальной организации до сих пор не был признан. Авторы работ по истории философской мыс­ли, политической идеологии, научных открытий или худо­жественного творчества слишком часто пренебрегают тем фактом, что любая индивидуальная форма вдохновения мо­жет стать полностью фактом культурной реальности, только если она согласуется с общепринятым мнением группы, на­ходит материальные средства выражения и таким образом становится определенным культурным институтом.

С другой стороны, экономист иногда склонен недооце­нивать тот факт, что, хотя системы производства и собст­венности, безусловно, определяют целый ряд проявлений человеческой жизни, сами они в свою очередь определяют-

ся системами знания и этики. Другими словами, крайняя марксистская позиция, рассматривающая экономическую организацию общества как основной определяющий фак­тор культуры, упускает два ключевых пункта приводимого нами анализа: во-первых, понятие хартии, при помощи ко­торого мы показываем, что всякая система производства за­висит от системы знания, от жизненного стандарта, опреде­ляемого целым рядом культурных факторов и системой за­конов и политической власти, и, во-вторых, понятие функ­ции, которое показывает, что распределение и потребление в такой же степени зависит от общего характера культуры, в какой и от самой организации производства. Иначе гово­ря, предлагаемый анализ определенно склоняет к мысли, что в пределах каждой специфической обществоведческой дисциплины следует не замыкаться в узком кругу реалий, а помнить о взаимном плодотворном воздействии на них других аспектов культуры, что поможет избежать гипертро­фирования отдельных явлений в поисках первопричины всего остального.

Если мы перейдем от нашей собственной культуры к любой менее нам известной и более экзотической, мы об­наружим там ту же самую ситуацию. Так, китайская циви­лизация отличается от нашей в семейной жизни и в отно­шении к культу предков, в том, как устроено китайское се­ление и местное управление; там имеется обширная клано­вая система и, разумеется, другая экономическая и полити­ческая организация общества. Изучая, скажем, какое-ни­будь австралийское племя, мы проследили бы небольшие семейные группы, а также группы, в которые объединяются отдельные семьи, брачные классы, возрастные классы и то­темные кланы. Описание каждой такой единицы обще­ственного устройства стало бы значимым и осмысленным, только если бы мы связали социальную организацию с со­ответствующей материальной средой, если бы мы сумели составить свод правил для каждой из этих групп и, кроме того, показали бы, как эти правила выводятся носителями культуры из общих принципов, всегда имеющих легендар­ное, мифологическое и историческое обоснование в виде прецедента или откровения. Связывая типы деятельности и их результаты с жизнью сообщества в целом, мы смогли бы подойти к функции каждой из систем организованной дея­тельности и тем самым показать, как их совокупность обес-

печивает носителям культуры пропитание и убежище, об­щественный порядок и обучение, предлагает систему ори­ентации в природной среде, а также верования, при помощи которых эти люди существуют в гармонии со своей общей судьбой. Исследователь как высоких цивилизаций, так и более примитивных культур Индостана обратился бы к анализу кастовой системы в ее отношении к брахманизму и к жизни буддийских монастырей. Наблюдение над дере­венскими общинами, ремеслами, рынками и промышлен­ными предприятиями постепенно подвело бы его к понима­нию и объяснению того, как местные жители получают средства к существованию из доступных им ресурсов окру­жающей среды.

Таким образом, как в примитивных, так и в развитых об­ществах мы прежде всего видим, что всякое результативное действие человека ведет к организации поведения. И это ор­ганизованное поведение может быть подвергнуто анализу при помощи определенной схемы. Мы выяснили, что типы культурных институтов, то есть изолированных единиц ор­ганизованного поведения, содержат некоторые фундамен­тальные сходства по всему обширному спектру культурного разнообразия. Теперь мы готовы приступить к эксплицит­ному, почти схематическому определению понятия инсти­тута, которое, как я считаю, является легитимной изолиро­ванной единицей анализа культуры.

Глава 6

Дата добавления: 2015-05-08