Запасной выход 1 страница

Отдых для самоубийц

Непонятно. Осторожно открываю дверь. Большая комната вся уставлена детскими кроватками. Над одной из них склонился единственный находящийся в комнате человек. Пытаюсь его окликнуть, но он совершенно не реагирует на мои слова. Перегнувшись через ограду кроватки, он еле слышно шепчет: “баю, баю, баю, бай, поскорее засыпай, придет серенький волчок и утащит за бочок”. Как ни велико любопытство узнать, чем этот человек занят, однако выхожу, осторожно закрывая за собой дверь. “Что же это такое?!” — кричу в отчаянии и чувствую, вот-вот заплачу. Где выход? Как выбраться из этого лабиринта? Ведь выход должен быть, не может не быть выхода! Вдруг кто-то чуть не сбивает меня с ног. Вижу перед собой молодого человека, на груди которого приколот большой значок с надписью “Если вам нужна помощь, обратитесь ко мне”. Конечно же, сразу говорю: “Мне, мне нужна помощь”. Молодой человек с готовностью отвечает: “В какой помощи вы нуждаетесь?” — “Умоляю, помогите мне найти выход”. —“Назовите свою фамилию и адрес, к вам придут наши волонтеры. А пока держите наше пособие, оно поможет вам сориентироваться”. Сунув мне в руки какую-то брошюрку, со словами “извините, у нас много нуждающихся, я один всем помочь просто не в состоянии”, молодой человек исчезает столь же внезапно, как и появился. Открываю подаренную им книжку и с горечью обнаруживаю, что написана она на незнакомом мне языке. Со злостью бросаю ее на пол и топчу ногами, в который раз убеждаясь, что надеяться на постороннюю помощь глупо. И уже безо всякой надежды бреду по темному коридору, в который раз попадая в тупик. Идти сил больше нет. Пусть будет что будет, лишь бы найти какое-нибудь пристанище. Это лучше, чем ничего. И вдруг натыкаюсь на очередную дверь. Со страхом отыскиваю табличку и читаю:

Вначале не понимаю значения прочитанных слов. Когда, наконец, до меня доходит, радостно кричу: “Выход, наконец-то!” Пусть запасной, но все-таки выход. Только бы дверь не была закрыта. Нахожу ручку и с силой дергаю на себя. Дверь со скрипом открывается. Впереди темнота. Напрягаю глаза, надеясь что-нибудь различить, но ничего не вижу. Вокруг ни души. Но ведь это же выход? Впереди темное пустое пространство. Не зная, куда и каким образом двигаться, встаю на четвереньки и медленно ползу вперед в надежде попасть куда-нибудь. От неожиданного стука вздрагиваю. Это захлопнулась дверь. Кругом полная беспросветность. Не вижу даже своих рук. Ложусь и начинаю ползти. В непроглядной темноте и абсолютной тишине время исчезает. Сколько ползу, понять невозможно. Неожиданно рука проваливается в пустоту. Ощупываю острый край выступа. Куда же я заполз? Ничего не вижу и не слышу. Ползти вперед невозможно, назад не видно куда. Как перебраться через эту преграду? И какая здесь глубина? Додумываюсь плюнуть вниз. Напряженно вслушиваюсь в малейший звук, который может подсказать, как глубока лежащая впереди пропасть. Но ничего не слышно. Пытаюсь раз, другой, третий, но все безрезультатно. Быть может, впереди бездна? А может быть, это край света? От такого вопроса становится жутко. Внутри все холодеет. Чувствую себя обреченным и всеми покинутым, человеком, у которого нет никакой надежды выбраться на свет божий. Это даже не смерть, это хуже смерти. Полная безнадежность. Помощи ждать неоткуда. Я совсем один. Меня никто не ищет и вряд ли будет искать. Никто во мне не нуждается. Мое исчезновение никого не побеспокоит, и через некоторое время безвестно отсутствующего признают умершим. Но ведь это несправедливо, несправедливо! Ведь я жив! Жив! Почему меня никто не ищет? Разве я заслужил это? Меня бросили, бросили одного. Но за что? Почему все покинули меня? Неужели я никому не нужен? Неужели никто не вспомнит обо мне и не найдется никого, кто бы помог мне выбраться отсюда? От безысходности хочется плакать. Ложусь на спину. Впервые мой взор обращен вверх. О Господи! Я искал выход, блуждая в темноте и смотря под ноги, и только сейчас неожиданно обнаружил, что над головой нет ничего, никакого потолка. Прямо надо мной купол звездного неба и мириады далеких светил, мерцающие едва различимым блеском. Как же я раньше не замечал этого? Как слепой котенок, я натыкался на тупики лабиринта в поисках выхода, тогда как выход был рядом — он был надо мной! Не могу в это поверить! Неожиданное открытие приводит меня в восторг, и чувствую, как вновь возвращается надежда. И хотя по-прежнему нет никого рядом, но я не ощущаю себя больше одиноким, ведь со мной звезды, бесчисленные миры, на которых тоже, наверно, живут разумные существа, и в них может быть для меня спасение. Но как докричаться, как дать о себе знать? Как узнают они, что я нуждаюсь в помощи? Кто из них увидит меня, лежащего на краю бездны, не способного найти выход и отыскать свой путь? Мне хочется крикнуть “помогите, я здесь”, и в порыве отчаяния что есть сил кричу: “Я здесь! Я здесь!!”

— Так это вы Крестовский?

— Что?

— Дмитрий Валентинович Крестовский это вы?

— Да, я. А что?

В палате неизвестно откуда появилась стройная молодая женщина в милицейской форме. У нее привлекательная внешность. Кто же это?

— Вы всегда разговариваете во сне? — спросила она, присев на краешек стула рядом с кроватью Дмитрия.

“Так это был сон”, — наконец осознал Дмитрий и, обратившись к посетительнице, спросил:

— Простите, а вы кто?

— Я следователь. Расследую случившееся с вами дорожно-транспортное происшествие. Зовут меня Галина Владимировна. А пришла я для того, чтобы задать вам несколько вопросов. К тому же, вы должны ознакомиться с постановлением и расписаться.

— С каким еще постановлением? — спросил Дима.

— О прекращении уголовного дела в отношении водителя мотоцикла, который сбил вас, поскольку в его действиях нет состава преступления.

— Но ведь старшина милиции мне сказал, что водитель признал свою вину и сознался, что выехал на дорогу с неисправными тормозами.

— Это все так. Но экспертиза показала, что вы также нарушили правила дорожного движения, и водитель в этой ситуации не мог избежать столкновения. Так что в данном дорожно-транспортном происшествии виновны вы.

— Как же так? — опешил Дмитрий. — Это водитель виноват, раз ехал с неисправными тормозами. К тому же, он сам признался.

— Впоследствии водитель заявил, что не знал о неисправности тормозов. И хотя он нарушил правила, не проверив мотоцикл перед выездом, однако не это, а именно то, что вы перебегали дорогу вне зоны пешеходного перехода, явилось причиной столкновения. Свидетели показали, что вы сами бросились под колеса мотоцикла.

— Как это сам? — с негодованием воскликнул Дима. — Я что, самоубийца?

— Не знаю. Но факты упрямая вещь, — сказала Галина Владимировна. — А они говорят, что вы стали перебегать проезжую часть вне зоны пешеходного перехода, хотя до него было всего шестнадцать метров. Расстояние между вами и мотоциклистом было метров десять, поэтому, даже затормозив, он все равно не сумел бы избежать столкновения.

— Но он же не тормозил, — не унимался Дмитрий.

— Водитель говорит, что нажал на тормоза, и даже кричал вам, но вы ничего не слышали и бежали, не глядя в его сторону. Удар пришелся колесом коляски. Вас подбросило, и вы упали вверх ногами прямо на голову. Водитель подумал, что убил вас, однако по странной случайности вы остались живы.

Диму глубоко поразили слова следователя о “странной случайности”.

— Но ведь я долго стоял на обочине и, прежде чем переходить дорогу, посмотрел налево. Там двигалась “волга” светлого цвета, и я сделал все, чтобы не столкнуться с ней. У меня была полная уверенность, что я перешел середину проезжей части и мне ничего не грозит.

— Не могу ручаться за ваши ощущения, но факты остаются фактами. — Следователь казалась неумолимой в своей правоте. — Вы перебегали дорогу вне зоны пешеходного перехода, нарушив тем правила дорожного движения, а потому сами виноваты в случившемся. Распишитесь, пожалуйста, что ознакомились с постановлением о прекращении уголовного дела ввиду отсутствия состава преступления.

Галина Владимировна вынула из папки лист бумаги и протянула Дмитрию.

— Послушайте, — обратился Дмитрий к следователю. — Но ведь это несправедливо. Да, наверно, я переходил улицу вне зоны пешеходного перехода. Но я впервые в вашем городе и не видел перехода. Если бы водитель ехал с исправными тормозами, то тогда бы я полностью согласился, что виноват в случившемся исключительно я сам.

Следователь только развела руками.

— А вы проверяли причину неисправности тормозов? — спросил Дмитрий.

— К сожалению, этого не удалось сделать из-за халатности инспектора, — ответила следователь.

— Тогда какие же у вас основания верить словам водителя, ведь он заинтересованное лицо?

Галина Владимировна промолчала, видимо не зная, что ответить.

— И еще, — сказал Дмитрий. — Если судить по схеме, то водитель сбил меня на полосе встречного движения. Ведь так?

— Нет, — возразила следователь. — Он сбил вас, когда перестраивался в левый ряд для поворота.

— Но ведь расстояние...

— Замеры производила не я, так что не могу ничего сказать.

Дмитрий внимательно посмотрел на следователя и заметил, как Галина Владимировна еле заметно покраснела. Было очевидно, следователь что-то недоговаривает, а за внешней открытостью скрывается изощренное женское коварство.

“Она нервничает, — подумал Дмитрий, — видимо, сама не очень-то верит в то, что говорит”.

— А водителя “волги” нашли?

— К сожалению, нет. Я дала объявления в газете, но откликнулись совсем не те, кого мы искали.

— Значит, мотоциклист, по-вашему, не виноват?

— Он объективно не виновен в случившемся, поскольку именно вы нарушили правила дорожного движения, — ответила Галина Владимировна, глядя в окно. — К тому же, у вас нашли солнцезащитные очки. Из-за них вы и не смогли увидеть мотоциклиста.

— Но я не надевал очки!

Дмитрий почувствовал, что здесь не все чисто. Следователь явно что-то скрывала.

“Когда она вошла, то была абсолютно спокойна, а теперь смущается. Может быть, она не ожидала таких каверзных вопросов? Но если она уверена в своей правоте, то почему нервничает?”

Еще раз внимательно посмотрев на следователя, Дмитрий неожиданно для себя обнаружил, что перед ним весьма интересная женщина. На вид ей было не более двадцати пяти лет, лицо выглядело свежим, а гибкую фигуру подчеркивала хорошо сшитая форма. Да, это была женщина, что называется, с изюминкой. На правой руке у нее было тонкое обручальное кольцо, и держала она руки так, чтобы все кому надо это заметили. Не трудно было предположить, что за этой привлекательной внешностью скрывается сильная натура и тонкий ум.

— Подпишите, пожалуйста, вот здесь. — Галина Владимировна указала место в протоколе, и Дмитрий заметил, какие красивые у нее пальцы.

— Пожалуйста, — сказал он, возвращая подписанным документ. — Но я вас предупреждаю, что подам жалобу прокурору, поскольку не удовлетворен ходом расследования.

— Это ваше право, — сказала следователь и спрятала бумаги в папку, собираясь уходить.

Дмитрий испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, его душило негодование по поводу явной несправедливости: было очевидно, что следователь хочет закрыть дело, подтасовывая факты и не принимая во внимание показаний потерпевшего. Но с другой стороны, Галина Владимировна была симпатичная женщина, и Дмитрию не хотелось уличать ее во лжи.

— Скажите, — спросил он уже спокойно, — как вам кажется, справедливость — это выдумка людей, или она в действительности существует?

Галина Владимировна задумалась.

— На то мы и работаем, чтобы торжествовала справедливость. Но в данном случае именно вы виноваты в случившемся. В этом и состоит истина.

“Понимает ли она, что говорит явную несуразицу, тем самым обнаруживая свою заинтересованность? — подумал Дмитрий. — Наверно, нет. Она молода и неопытна, а потому разоблачить ее не составит большого труда”.

— Вам, наверно, многие говорили, что вы красивы? — сказал Дима, пристально посмотрев на свою собеседницу.

Вопрос смутил следователя, и она еще более покраснела.

— Я часто задумываюсь над трагической судьбой красивых женщин, — задумчиво произнес Дмитрий. — Для мужчин красивая женщина — это символ совершенства. Любуясь красотой тела, хочется думать и о красоте души. Но, к сожалению, это не всегда так, а чаще совсем не так. Фемида была не только красивая, но и совершенная женщина, иначе бы не могла быть богиней правосудия. Однако и ей завязывали глаза для пущей беспристрастности. Вы тоже красивы. Но где же справедливость? Водитель едет с неисправными тормозами, сбивает человека, и не несет при этом никакой ответственности. В чем же тогда, по-вашему, состоит справедливость?

— Справедливость в торжестве истины. А истина в том, что виноваты в случившемся вы. Обратитесь в гражданский суд и взыщите с мотоциклиста ущерб, причиненный вашему здоровью.

— Но вы же прекрасно понимаете, что если водитель не виноват, то суд может и не удовлетворить иск.

Галина Владимировна встала и подошла к двери. В ней уже не было прежней уверенности в себе и той холодной отчужденности, с какой она появилась в палате.

— Выздоравливайте поскорее, и поблагодарите мотоциклиста за то, что он не сбил вас насмерть. А то ведь как у нас часто бывает: нет человека, и нет проблемы. Прощайте.

— До свидания. Было приятно познакомиться. Надеюсь, мы еще увидимся. Теперь я буду писать жалобы прокурору только для того, чтобы иметь возможность встретиться с вами. Вы очень интересный человек, и к тому же красивая женщина. Но есть в вас какой-то порок. Красота говорит нам о совершенстве, а совершенство невозможно без справедливости. Но если нет справедливости, то и красота вовсе не подразумевает совершенства.

Чуть помолчав, Дмитрий добавил:

— Вам не стоит работать в органах. Это вас портит как женщину.

Перед тем как закрыть дверь, Галина Владимировна еще раз посмотрела на Диму своими красивыми глазами, и он прочитал в них смятение.

— Ну, что, плохи твои дела? — раздался голос с койки напротив.

“Так значит, сосед все слышал, — подумал Дмитрий. — Ну и пусть. Мне нечего скрывать”.

— Буду добиваться пересмотра дела, поскольку справедливость на моей стороне, — уверенно произнес Дима.

— Я слышал ваш разговор и могу сказать, что ты сам во всем виноват.

— Почему же это?

— Я автомобилист и не раз сталкивался с подобными ситуациями. Раз ты переходил дорогу вне зоны пешеходного перехода, то значит и виноват. Ведь если каждый будет переходить проезжую часть там, где ему вздумается, что же будет твориться на дороге? А мотоциклист твой дурак. Я бы на его месте не признавал своей вины. Поди, доказывай. Ты нарушил правила, вот он и наехал на тебя. Скажи спасибо, что еще не убил.

— Спасибо, — со злостью произнес Дмитрий и так сильно сжал зубы, что раздался скрип. — Но ведь должна же быть на свете справедливость!

— Ты что, наивный или дурак? — усмехнулся сосед. — Где ты видел справедливость?

— Не может быть, чтобы ее не было, — все более горячась, возразил Дмитрий. — Ведь ежели нет справедливости, значит все дозволено?

— Смешной ты человек! Каждый руководствуется собственным представлением о справедливости.

— Нет, я все-таки верю!

— Ну и дурак, что веришь.

— Я добьюсь справедливости, чего бы мне это ни стоило!

— Давай-давай, — снисходительно сказал сосед и вышел из палаты.

Дмитрий остался один. И тут вся горечь обиды нахлынула на него. Он лежал и стонал, иногда сквозь зубы ругался, восклицая: “Как же так, где же, где справедливость!” Дмитрий ощущал, будто тонет в лавине неприятных известий и впечатлений. Казалось, трудно придумать положение хуже того, в котором оказался он: жена бросила, работы он лишится, а все, что было создано долгим трудом, окажется или невостребованным, или присвоенным каким-нибудь проходимцем. Кому нужен инвалид?!

Дмитрий почувствовал ненависть к следователю, добавившей ему неприятностей, для которой взятка, возможно, могла оказаться дороже истины. По всей видимости, ее нисколько не смущало, что он, Дмитрий, лежит теперь одинокий в чужом городе со сломанными ногами и, может быть, на всю жизнь останется никому не нужным инвалидом.

“Что же делать? Что делать? Как теперь жить? — спрашивал Дмитрий себя. — Справедливости нет. Верить никому нельзя. Как все это выдержать? На кого опереться, кто поможет? Это ужас какой-то!”

— Ну, что, Крестовский, будем уколы делать и спать.

Перед Дмитрием стояла медсестра, держа в руках шприц и ватку. Дима молча откинул одеяло. Медсестра быстро сделала укол, и, вытирая выступившую кровь, спросила:

— Что с вами?

— Ничего, — недовольно буркнул Дмитрий.

— Хотите я вам успокоительного принесу?

— Да, пожалуй, принесите.

Медсестра скрылась за дверью, и через минуту появилась, держа в руках бутылочку темного стекла.

— Вот, — сказала она, — выпейте две столовые ложки и запейте водой.

Дима налил успокоительного в стакан и залпом выпил. На вкус микстура оказалась отвратительной.

— Спасибо, — сказал Дмитрий недовольным тоном.

— На здоровье, — ответила медсестра. — Сейчас вы уснете.

Продолжая размышлять о несправедливости постигшей его участи, Дмитрий отчетливо ощутил потребность в правде как избавлении от страдания.

“Но почему, почему это все мне? Чем я заслужил такое наказание? Разве я совершил какой-то тяжкий грех? Всю жизнь я старался делать добро людям, хотя это мало кто понимал, и чаще отвергали мои намерения. Что бы я ни делал, в этом усматривали прежде всего корыстные устремления, а вовсе не желание преодолеть врожденный эгоизм. Чужие люди приписывали мне свои недостатки, видя только те мотивы, которые им казались наиболее вероятными. Почти никто не верил в мое искреннее желание сотворить добро. Чем же я заслужил все это? Почему такая несправедливость? И если нет справедливости, то как тогда жить? Во что верить? И как, вообще, жить без веры?

Вдруг прямо перед глазами вспыхнул ослепляющий свет. Что это? Вокруг суетятся люди. В одном из них Дмитрий узнал известного телерепортера.

— Один вопрос, только один вопрос. Какие чувства вы испытываете?

Комната наполняется людьми. Чего они хотят? Опять ослепительная вспышка. Что происходит? Вдруг головы присутствующих поворачиваются в сторону двери. Входит старый седой человек. Все встают.

— Прошу садиться. Объявляю заседание открытым. Слушается дело Крестовского Дмитрия Валентиновича. Слово предоставляется обвинителю. Пожалуйста.

Встает небольшого роста человек с отталкивающей наружностью и начинает говорить.

— В своей жизни подсудимый совершил немало недостойных поступков, за каждый из которых он может быть приговорен к исключительной мере наказания. Это и кража, и лжесвидетельство, и убийство, и посягательство на чужое имущество, и неуважительное отношение к своим родителям, и даже прелюбодеяние. Любое из этих деяний является тяжким грехом. Однако рассмотрим причины этих поступков, попытаемся разобраться в механизме их совершения. Подсудимый является типичным представителем своей среды. Как и его сверстники, он рос и воспитывался в приемлемых условиях. У него были хорошие родители, которые его любили и старались делать все, чтобы вырастить достойного члена общества. Однако уже с ранних лет стали обнаруживаться врожденные пороки личности подсудимого. Он не чтил отца и мать, позволял по отношению к ним оскорбления словом и действием. Присутствующие здесь свидетели могут подтвердить, что уже с детских лет подсудимый имел тягу к совершению такого недостойного поступка, как кража. Все попытки родителей исправить недостатки своего ребенка не давали результата. Их чадо было, как говорится, ни в мать, ни в отца. Будучи несовершеннолетним, подсудимый совершил несколько краж личного и общественного имущества, которые, к сожалению, не были вовремя замечены и пресечены. Но это еще не все. Пытаясь замести следы, обвиняемый не побрезговал даже лжесвидетельством, стараясь переложить ответственность за свои поступки на других людей. В течение всей своей жизни подсудимый неоднократно посягал на чужое имущество, и только бдительность окружающих помешала ему реализовать корыстные устремления. Используя доверие близких или просто знакомых людей, подсудимый многократно обманывал их, чем ставил доверившихся ему людей в тяжелое положение. Вершиной недостойного поведения можно считать намеренное, заранее обдуманное и спланированное убийство двух живых существ, которые проживали вместе с подсудимым. Обманом и подкупом ответственных лиц он добился умерщвления тех, кто находился в его власти, кто был слаб и не мог постоять за себя. Хладнокровие, с которым подсудимый претворил в жизнь свой коварный замысел, поразило бы даже искушенного в таких делах человека. И уже этого одного было бы достаточно для вынесения обвинительного приговора. Однако следует сказать о главном — что во всей полноте характеризует личность подсудимого. Он покусился на самое ценное, что составляет здоровье каждого общества — на семью. Я имею в виду факт прелюбодеяния. Воспользовавшись отсутствием главы семьи и войдя в доверие к слабой беззащитной женщине, он сблизился с ней, и продолжительное время фактически был хозяином ее дома. Когда же он получил все, что хотел, то демонстративно прервал отношения, вдобавок полностью скомпрометировав в глазах окружающих любившую его женщину. А она ради него готова была на все. Таков этот человек. Он недостоин сочувствия. Невозможно представить, как при занимаемом им положении можно совершать такие неблаговидные поступки. Этот человек достоин высшей меры социальной защиты. И я прошу вас, господа присяжные, признать этого человека виновным. Спасибо за внимание.

Маленький человек садится, и только тут до меня доходит, что нахожусь я в зале суда, и судят не кого-нибудь, а именно меня.

Господи, что же это? Почему я? За что? Что я совершил? Неужели то, что рассказал этот маленький человек, это все обо мне? Не может быть! Нет, это не про меня!

Стараюсь разглядеть тех, кто находится рядом со мной. Все это чужие люди, которых раньше я никогда не видел. У них суровые лица. Слева от меня стоят две отгороженных скамьи, на которых сидят мужчины и женщины. Я узнаю их. Это жена, сестра, мать, друг, школьная учительница, коллеги по работе — самые близкие мне люди, которые хорошо знают меня, и которых хорошо знаю я. Они-то здесь что делают? И почему у них такие хмурые лица? Пытаюсь привлечь их внимание, но...

— Переходим к заслушиванию свидетелей. Пожалуйста.

— Я долгое время знаю подсудимого и могу только подтвердить многие из уже перечисленных фактов его недостойного поведения. При мне тот, кто еще недавно назывался моим другом, совершил не одну кражу, причем склонял и меня к соучастию. Я также был свидетелем неоднократных фактов посягательства на чужое имущество, стараясь делать все, что в моих силах, чтобы предотвратить совершение преступления. Знал я и о факте прелюбодеяния, поскольку подсудимый неоднократно хвастался при мне своими победами над несчастной женщиной. Неуважительное отношение к родителям было настолько частым фактом, что мне даже не хочется говорить. Я неоднократно слышал, как подсудимый ругал своего отца и мать. Мне стыдно, что меня долгое время считали другом этого человека. Прошу принять во внимание, что я никогда не называл его своим другом, о чем говорил неоднократно и обвиняемому. У нас были сугубо партнерские отношения.

— Спасибо. Садитесь. Пожалуйста, следующий.

Что же это такое! Мой друг прилюдно отказывается от меня. Тот, кому я доверял многие из своих тайн, теперь демонстрирует их перед всем народом. И это мой друг? Ему ли не знать, что я всегда стремился совершать добрые поступки? Но почему же он не сказал ни одного слова в защиту, не оградил меня от чужих нападок?

— Я мать подсудимого. И мне стыдно, что этот человек мой сын. Я любила его и делала все, чтобы обеспечить ему достойное воспитание. Отрывала от себя последние деньги, стараясь дать ему образование. А взамен получила ругательства и пожелания скорой смерти. Он выжил меня из собственного дома, обобрал, отнял оставшееся после мужа наследство. Я не получила от него ни одной копейки помощи. Многое из того, что сказал обвинитель, я узнала впервые, но не удивилась, что мой сын на такое способен. Это вполне в его духе. Сколько ни старалась я, однако так и не смогла искоренить в нем дух стяжательства, скопидомства. А теперь вот и сама стала жертвой этого гобсека. Он не заслуживает оправдания.

— Спасибо. Следующий.

Я в шоке. Никто, никто не хочет сказать что-нибудь в мою защиту. Неужели действительно я такой плохой? Неужели я не достоин сострадания? Никто просто не хочет меня понять. Даже собственная мать. Чего же ждать от остальных?! Если родные не поняли меня, то что же говорить о чужих людях.

— Я одна из жертв этого ужасного человека. В течение четырех лет я была его женой и воочию убедилась в его грехопадении. Мне горько сознавать, что и я стала доверчивой жертвой его обмана. Воспользовавшись моей молодостью и неопытностью, он совратил меня. Я забеременела, но он даже не предложил стать его женой. Поженились мы уже на третьем месяце. Я не слышала от него ни одного ласкового слова, а скупость его просто неописуема. В конце концов, когда я надоела ему, он выгнал меня с ребенком на улицу, и мне ничего не оставалось, как вернуться к маме. Я осталась без средств к существованию и не получала от моего бывшего мужа ни копейки помощи. Он даже пытался помешать мне забрать мои личные вещи. Я могу подтвердить все перечисленные здесь факты, касающиеся этого ужасного человека.

— Спасибо.

Что ж, иного трудно было ожидать. Все против меня. Ни одного слова в защиту. Все словно сговорились. Нет сил поднять глаза и посмотреть в лица окружающих людей. Слышу только удивленные возгласы присутствующих. Вокруг телекамеры и репортеры. Какой ужас! Что бы я ни сказал, никто мне не поверит. Какой кошмар! А этот репортер наговорит от себя в телепрограмме черт знает что, вымажет меня самыми черными красками. Хорош я буду. Какой позор! Меня все увидят! И что же они скажут? Каждый из знавших меня почувствует себя обманутым, даже если я ни разу ему не солгал. Как же мне после этого жить, как смотреть в глаза людям? Никто не захочет меня понять, и только пнут, как бродячего пса. Если судить по словам моих обвинителей, а именно так и поступят присяжные, я просто монстр какой-то. А ведь на самом деле это совсем не так.

— Пожалуйста, следующий свидетель.

— Я прихожусь подсудимому сестрой и могу заявить следующее. Этот человек всегда думал только о своей выгоде и всегда старался достичь своего блага за счет других. Он присвоил отцовское наследство, а когда я была беременна и нуждалась в жилье, то старался не допустить, чтобы я вернулась от свекрови в свой родной дом. Представляете, насколько циничен этот человек! Я вижу его насквозь и знаю его истинные намерения. Он всегда прикрывает красивой фразой свои подлинные мысли, которые у него исключительно корыстные. Причем все, чего он достиг, он сделал либо обманом, либо за счет других. Ему нельзя верить. Сколько я себя помню, с детства он всегда унижал и избивал меня. Он уморил кота и собаку, которых все любили в семье, кроме, разумеется, него. Он старается прибрать все, что плохо лежит, и прячет в своей комнате, которую держит на замке. У меня нет ни одного слова в его защиту, хотя я и его сестра. К нему нужно применить самые строгие меры.

— Благодарю вас за правдивые показания. Пожалуйста, следующий.

— Мне пришлось длительное время работать вместе с подсудимым бок о бок. И вот что я могу сказать. Долгое время я верил этому человеку, потому что ему удавалось скрывать свои истинные замыслы под маской добродушия и нарочитой искренности. Воспользовавшись моим доверием, он совершил кражу общественного имущества, пытаясь и меня вовлечь в свои преступные действия. Прикрываясь поисками нового научного знания, на деле он лишь использовал крышу научно-исследовательского института для реализации своих корыстных устремлений. Он неоднократно лгал мне и использовал мое доверие для достижения своих тщеславных целей. Этот человек не имеет ничего общего со званием ученого и достоин всеобщего осуждения.

— Спасибо. Я полагаю, достаточно. Теперь слово предоставляется подсудимому.

Как, уже мне? Но что же мне сказать в свое оправдание? Ведь все, что здесь говорилось, лишь часть правды — видимая чужому взору сторона моих поступков. А на деле все обстоит далеко не так, или совсем не так, как здесь говорили. Что же можно сказать в свое оправдание?

Неторопливо встаю и обвожу глазами присутствующих. На меня смотрят с любопытством. Репортеры продолжают снимать. Все ждут сенсационного признания и раскаяния во всех видимых и невидимых грехах. Не знаю, что сказать. Но что-то сказать нужно, раз уж предоставили слово. Пока собираюсь с мыслями, все присутствующие смотрят на меня, и я чувствую себя обреченным на заклание. Что бы я ни сказал, мне не поверят.

Со стороны раздается хорошо различимый шепот: “Ну и сволочь. Вот и доверяй таким. Как только земля их носит? В древние времена таких забрасывали камнями или подвергали позорному распятию на кресте”.

Слыша все это, чувствую, как ненависть накатывает на меня словно волна. “Ведь вы же ничего не понимаете и не желаете понять”, — хочется крикнуть. Но сдерживаюсь и начинаю спокойно говорить.

— Все то, что здесь рассказали обо мне, правда. Но это правда каждого отдельного человека. Ведь вы собрались здесь, чтобы докопаться до истины. Так подумайте о том, что истина не складывается из правд множества людей. Каждый видит лишь то, что может и хочет видеть, и понимает поступки другого в меру своего разумения, исходя из своего личного опыта. Если что-то кажется непонятным, то почему-то предполагают обязательно плохое, а не хорошее. Каждый судит не просто по себе, а в свою пользу. Никто не хочет или не может предположить, что тот, кого он судит, лучше его, и что нельзя судить человека по одним лишь поступкам. Разве можно по совокупности разнородных мнений, исходя из того, каким видится человек другим людям, определять, что двигало им в том или ином случае. Ведь чужая душа потемки. Никто из выступающих не захотел объяснить мотивы моих поступков, предположить, почему я поступал так, а не иначе, и что меня вынуждало к этому. Да, я убил живое существо, но лишь потому, что защищал свое здоровье. Я не мог жить нормально с ним, потому что его присутствие каждый день увеличивало мои страдания, и нужно было решать — или я или он. Мне ничего не оставалось, и я был вынужден сделать это. Но он мне был дорог, поверьте. Да, я крал, но на самом деле это была лишь компенсация того, что я должен был получить по праву. Можно ли в таком случае сказать, что это была кража? Формально да, но на деле я лишь защищал свои права. Мне были должны, но никогда не вернули бы долга, если бы я сам не взял принадлежащего мне по праву. Эта компенсация была справедливой, потому что я лишь оставлял себе то, чего меня хотели лишить. Даже если я действительно посягал на чужое имущество, то ведь ничего не присвоил, хотя мог. Меня обвиняют в лжесвидетельствовании. Но поинтересовался ли кто-нибудь почему я это делал? В момент посягательства на мое имущество закон отказался защищать мои права, и мне ничего не оставалось, как солгать, чтобы добиться правосудия. Никто не хотел искать подлинного виновника, а доказать я ничего не мог, поскольку стражи закона были подкуплены. Я искренне верил в неотвратимость наказания, но оказался в ситуации, когда вину хотели переложить на меня. Что мне оставалось делать? Пришлось говорить неправду, чтобы добиться справедливости. Действительно, я не почитал мать и отца, хотя понимал, что это неправильно. Но разве должен был лицемерить? Я старался быть искренним в своих чувствах, проявляя по отношению к родителям заботу и внимание. Я не хотел лгать, и не лгал, хотя в некоторых случаях мне приходилось притворяться. Да, я говорил неправду в разных ситуациях, хотя ценил честность и искренность. Мне не всегда хватало смелости признаться в своих неблаговидных поступках. Я лгал вынуждено, когда того требовали обстоятельства, и только лишь защищаясь. Труднее объяснить прелюбодейство. Да, я посягнул на чужую жену. Но кто знает, чего это мне стоило? Я был девственником до двадцати четырех лет, и она была моей первой женщиной. Кто сможет понять мучения юноши, снедаемого половым голодом и гиперсексуальными фантазиями. Мы давно дружили, и я видел, что она мне симпатизирует, но я не отвечал на ее сигналы. Нравственный запрет был настолько силен во мне, что иногда казалось, будто схожу с ума. Я не мог позволить себе секса без любви, поскольку это казалось мне аморальным. Знакомый психотерапевт, выслушавший мою исповедь, посоветовал завести любовницу. Но мне никогда не хватало духу вступить в половую близость без любви. Это казалось унизительным и недостойным духовной жизни. И хотя я начинал понимать, что запрет на секс граничит с несвободой, однако преодолеть себя не мог. Я жаждал любви высокой и чистой, в которой бы гармонично сочеталось восторженно-божественное отношение к женщине с потребностью в нежных понимающих ласках. Главным для меня была близость духовная. Я пытался, искал, но никогда не находил понимания. И совсем измучился. Видя мои терзания, одна моя знакомая помогла мне освободиться от этого удушающего капкана. Я никогда никого не насиловал, а лишь ответил на настойчивое желание женщины, которой нравился я и которая нравилась мне. И хотя она была, действительно, чужая жена, но, как мне кажется, она любила меня. У нее я находил ту заботу и ласку, которых не получал дома. Да что говорить, за все время ее замужества я оказался первым мужчиной, который искренне заботился о ней и с которым она впервые узнала вкус наслаждения. Я никогда не лгал, что люблю ее. Даже в том ограниченном чувстве, которое питал к этой женщине, я старался быть искренним, с теплотой и нежностью отвечая на ее любовь. Она жила одна и я жил один, и мы оба нуждались во внимании и заботе. Более того, мы очень подходили друг другу. И если бы не разница в возрасте, то, возможно, я бы принял ее предложение жениться на ней. Что же касается всех других фактов, приведенных здесь, то они объясняются лишь одним: во всех случаях я стремился к добру, даже если внешне поступал неблаговидно. Я хотел добра людям, а они видели во всех моих устремлениях только зло и корысть. Возможно, у меня не всегда получалось, но я старался. Часто меня вынуждали поступать определенным образом, о чем впоследствии я сожалел, ругал себя и клялся, что никогда больше не повторю ничего подобного. Я не желал никому зла. Когда же на меня нападали, то вынужден был защищаться. Меня никто никогда не понимал. Если я кого-то несправедливо обидел, то готов извиниться. Однако не могу согласиться с клеветой, — когда меня стараются облить грязью лишь для того, чтобы самим выглядеть чистенькими и праведными. Да, наверно, объективно я виноват. Действительно, я совершил все перечисленные здесь поступки и готов понести справедливое наказание. Но прошу понять и учесть мотивы моего поведения, то, что я не хотел делать зла и всегда стремился к добру.

Дата добавления: 2015-05-09