Отрицательное влияние прошлого

Цель настоящего эссе, как уже говорилось, состоит
в том, чтобы описать новое искусство через некоторые
его отличительные черты. Однако сама эта цель пред-
полагает в читателе более серьезную любознатель-
ность, которая здесь вряд ли будет удовлетворена,—
эти страницы оставят его наедине с собственными
размышлениями. Я имею в виду вот что.

Как-то я уже отмечал *, что искусство и чистая
наука (именно потому, что они—наиболее свободные
виды деятельности, менее прямолинейно подчиненные
социальным условиям каждой эпохи) таковы, что по
ним в первую очередь можно судить о переменах
в коллективном типе восприятия. Когда меняется глав-
ная жизненная установка, человек тут же начинает
выражать новое настроение и в художественном твор-
честве, в творческих эманациях. Тонкость обеих мате-
рий—искусства и науки—делает их бесконечно чувст-
вительными к любому свежему духовному веянию.
Подобно тому как в деревне, выходя утром на крыль-
цо, мы смотрим на поднимающийся из труб дым,
чтобы определить, откуда сегодня ветер,—на искус-
ство и науку новых поколений мы можем взглянуть
с тем же метеорологическим любопытством.

Но для этого неизбежно начать с определения но-
вого явления, и только потом можно будет задать
вопрос, симптомом и предвестником чего является
новый всеобщий стиль жизневосприятия. Ответ потре-
бовал бы иследовать причины удивительного поворо-
та, который ныне совершает искусство, но это слиш
ком трудное предприятие, чтобы браться за него здесь.
Откуда такой зуд «дегуманизировать», откуда такое
отвращение к «живым формам»? Вероятно, у этого

* См. работу «Тема нашего времени» в этом же томе («El tema de nuestro
tiempo». [1923]).

ДЕГУМАНИЗАЦИЯ ИСКУССТВА

исторического явления, как и у всякого другого, сеть
бесчисленных корней, исследование которых потребо-
вало бы более изощренных приемов.

Но все же, каковы бы ни были прочие причины,
существует одна в высшей степени очевидная, хотя и не
претендующая на верховную роль.

В искусстве трудно преувеличить влияние прошлого
на будущее. В душе художника всегда происходит сшиб-
ка, или химическая реакция,—между своеобразием его
восприятия и тем искусством, которое уже существует.
Художник никогда не остается с миром наедине,—худо-
жественная традиция в качестве посредника всегда вме-
шивается в его связи с миром. Какова же будет реакция
между непосредственным чувством и прекрасными
формами прошлого? Она может быть положительной
или отрицательной. Художник либо почувствует бли-
зость к прошлому и увидит себя его порождением,
наследником и совершенствователем—либо в той или
иной мере ощутит непроизвольную неопределенную
антипатию к художникам-традиционалистам, признан-
ным и задающим тон. И если в первом случае он
испытает немалое удовлетворение, заключив себя
в рамки условностей и повторив некоторые из освещен-
ных ими художественных жестов, то во втором он
создаст произведение, отличное от признанных, и вдо-
бавок получит не меньшее, чем его собрат, удовольст-
вие, придав этому произведению характер агрессивный,
обращенный против господствующих норм.

Об этом обычно забывают, когда речь заходит
о влиянии прошлого на сегодняшний день. Обычно
можно без труда уловить в произведении одной эпохи
стремление так или иначе походить на произведения
предшествующей. Напротив, гораздо большего труда,
видимо, стоит заметить отрицательное влияние про-
шлого и уразуметь, что новый стиль во многом сфор-
мирован сознательным и доставляющим художнику
удовольствие отрицанием стилей традиционных.

Траектория искусства от романтизма до наших
дней окажется непонятной, если не принимать в рас-
чет—как фактор эстетического удовольствия—это не-
гативное настроение, эту агрессивность и издевку над
старым искусством. Бодлеру нравилась черная Венера
именно потому, что классическая Венера—белая ²³,

ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ

С тех пор стили, последовательно сменявшие друг
друга, увеличивали дозу отрицательных и кощунствен-
ных ингредиентов; в этом сладострастном нагнетании
тоже наметилась некая традиция, и вот сегодня про-
филь нового искусства почти полностью сложился на
основе отрицания старого. Понятно, как это всякий
раз происходит. Когда искусство переживает многове-
ковую непрерывную эволюцию без серьезных разры-
вов или исторических катастроф на своем пути, плоды
его как бы громоздятся друг на друга и массивная
традиция подавляет сегодняшнее вдохновение. Иными
словами, между новоявленным художником и миром
накапливается все больше традиционных стилей, прерывая живую и непосредственную коммуникацию.
Следовательно, одно из двух: либо традиция наконец
задушит живую творческую потенцию, как это было
в Египте, Византии и вообще на Востоке, либо давле-
ние прошлого на настоящее должно прекратиться и то-
гда наступит длительный период, в течение которого
новое искусство мало-помалу излечится от губитель-
ных влияний старого. Именно второе случилось с ев-
ропейской душой, в которой порыв к будущему взял
верх над неизлечимым восточным традиционализмом
и пассеизмом.

Большая часть того, что здесь названо «дегумани-
зацией» и отвращением к живым формам, идет от этой
неприязни к традиционной интерпретации реальных
вещей. Сила атаки находится в непосредственной зави-
симости от исторической дистанции. Поэтому больше
всего современных художников отталкивает именно
стиль прошлого века, хотя в нем и присутствует изряд-
ная доза оппозиции более ранним стилям. И напротив,
новая восприимчивость проявляет подозрительную
симпатию к искусству более отдаленному во времени
и пространстве—к искусству первобытному и к вар-
варской экзотике. По сути дела, новому эстетическому
сознанию доставляют удовольствие не столько эти
произведения сами по себе, сколько их наивность, то
есть отсутствие традиции, которой тогда еще и не
существовало.

Если теперь мы обратимся к вопросу, признаком
какого жизнеотношения являются эти нападки на ху-
дожественное прошлое, нас застанет врасплох пробле-

ДЕГУМАНИЗАЦИЯ ИСКУССТВА

ма весьма драматическая. Ибо нападать на искусство
прошлого как таковое—значит в конечном счете вос-
ставать против самого Искусства: ведь что такое ис-
кусство без всего созданного до сих пор?

Так что же выходит: под маской любви к чистому
искусству прячется пресыщение искусством, ненависть
к искусству? Мыслимо ли это? Ненависть к искусству
может возникнуть только там, где зарождается нена-
висть и к науке и к государству—ко всей культуре
в целом. Не поднимается ли в сердцах европейцев
непостижимая злоба против собственной исторической
сущности, нечто вроде odium professionis²⁴, которая
охватывает монаха, за долгие годы монастырской жиз-
ни получающего стойкое отвращение к дисциплине,
к тому самому правилу, которое определяет смысл его жизни*

Вот. подходящий момент для того, чтобы перо
благоразумно прервало свой одинокий полет и при-
мкнуло к журавлиному косяку вопросительных знаков.

Дата добавления: 2015-05-09