Белый андрей

Пути культуры

ЦГАЛИ, ф. 53, on. 1, ед. хр. 66

(статья, автограф и гранки с корректурой автора).

Статья является рефератом, с которым А. Белый

выступил во «Дворце искусств»в 1920 г.

Источник: Вопросы философии.—1990.— № 11.— С. 91¾94.

Понятие «культура» отличается необыкновенной сложностью; легче определить понятие «наука», «искусство», «быт», культура — цель­ность, органическое соединение многих сторон человеческой дея­тельности; проблемы культуры в собственном смысле возникают уже тогда, когда сорганизованы: быт, искусство, наука, личность и общество; культура есть стиль жизни, и в этом стиле она есть творче­ство самой жизни, но не бессознательное, а — осознанное; культура определяется ростом человеческого самосознания; она есть рассказ о росте нашего «Я», она—индивидуальна и универсальна одновременно; она предполагает пересечение индивидуума и универса; пе­ресечение это есть наше «Я», единственно данная нам интуиция; культура всегда есть культура какого-то «Я».

«Я»культуры в себе мы не знаем; под «Я» разумеем обычно со­брание чувственно-эгоистических импульсов нашей природы, или абстрактное представление о «субъекте» но проблемы «субъекта» «объекта» слагаются лишь в процессе сложения личности из прими­тивного коллектива, где нет еще личного «Я» а есть «Я» родовое; про­тивоположение личности («субъекта») обществу, как носителю «объективных»начал культуры — субъективно; в обычном развитии субъективной культуры принимает участие сфера искусства; наука стоит же на страже критериев объективности.

Культура, непосредственно связанная с «Я» (с субъектом, а не объектом), там зрела, где наука и искусство начинают призывать друг друга; так: культура — в Гете, в Леонардо да Винчи; и нет ее в субъективациях крайнего импрессионизма, или в объективациях науки: в техническом строительстве промышленной жизни. Еще мы не созрели до умения пронизать нашу науку «стилем»высокой художественнос­ти; мы или фантазеры или инженеры жизни, а не демиурги творимой действительности; к чистой культуре мы еще только подходим; она еще в процессе становления; и оттого-то не определима она в техниче­ских понятиях современной науки, разлагающей организм в ряды ме­ханизмов; между тем культура организует, связывает, восстанавлива­ет, интегрирует: самое понятие о ней еще не интегрировано в нас.

Но история становления «культуры»в положенном смысле ри­сует красноречивую линию образованья себя в «культурах» отжив­ших эпох и народов, где культура в намечаемом смысле находится в зародышевом состоянии.

Первый этап зародышевой жизни культуры — теогонический процесс; теогонии Китая, Индии, Персии, Иудеи, Египта, рисуют нам историю высвобождения из рода, быта, народа — сперва.личности, потом «Я»личности: и наконец: соединение «Я»личности с «Я» Коллектива; Коллектива; и—далее: Космоса.

Если бы отыскать образ, живописующий культуру Китая, то этот образ сжимается в одно слово, в Тао; впоследствии, в оформлени­ях Дао-Дзы, это Тао становится: всем и ничем, единством и множест­вом; оно — везде и нигде; это определение Тао есть прекрасная карти­на состояния сознания пра-китайца, у которого нет еще не только лич­ного «Я»но и родового. «Я» как то, так и другое, еще не спустилось из космоса; сознание пра-китайца есть космос; оно не обособилось в теле; его тело — внутри космического мирового «Я»мира; и это «Я»функционирует в глухом подсознании тела; китаец блаженно спит в своем те­ле; и это состояние блаженного сна в более позднем, периоде отпеча­тывается в философских оформлениях Дао-Дзы.

По древнейшим ведическим гимнам мы можем кое-что под­смотреть в состоянии сознания древнего индуса; в нем космическое неразделенное «Я»уже протянуло как бы свои лопасти, но не в лич­ность и даже не в род, а в касту; есть уже «Я»касты, но нет еще «Я»личности; космическое «Я»уже затуманено мороком тела касты, заслоняющим древнему индусу старинное солнце; и лишь в вещаю­щих Риши звучит голос внеиндивидуального «Я» само сознание ин­дуса напоминает воронку; его глаз видит не вовне, даже не внутри се­бя, ибо еще «само»индуса есть транспарант, сквозь который просве­чивает «само»касты, в свою очередь пропуская сквозь себя вещание мировое взывающих, вопиющих, но не глаголющих Риши. Впереди, перед собой «око»индуса еще не видит чувственного мира в его кон­кретности, но лишь дым морока, Майю; позднейшая философия ми­ра, как Майя («Веданта»), покоится на физиологическом ощущении Майи; Майя— физиологична для индуса; индус — раздвоен; карти­на мира двоится в его двойном зрении, смешивающем впечатления идущие из вне с впечатлениями идущими из космоса сквозь «Я»касты в его кровь; в более поздних раскрытиях философия Индии лишь формально преодолевает дуализм, ставя знак равенства между Атманом (Духом сознания) и Браманом (Духом мира). Культура Индии пронизана пассивною двойственностью стояния в точке пересечения безличного сознания с безличным миром; она не знает еще борьбы; в ней нет чувства времени.

Если мы сопоставим с этой культурою древнеперсидский пе­риод, то мы заметим следующий шаг в процессе врастания космиче­ского «Я»в Майю чувственных разделений; древний Перс желает по­корить эту Майю; он ощущает ее, как покров, под которым прячутся духи тьмы, ведущие борьбу с духами света; Майя для Перса заколе­балась и ожила; его «Я»еще не ощущает своей самостности, он ощу­щает себя, как арену борьбы света с тьмой; свет врывается в тьму, тьма врывается в свет; его «Я»—плоскость трения—или борьба; так пассивный дуализм Индии переходит в активный дуализм более по­здних теорий (Ормузд, Ариман), определяющих культуру Персии; появляется впервые время; а с ним— история; откровения поздней­шего Заратустры черпаются уже из исторической борьбы света за­пада (Ирана) с тьмою востока (Ураном). Майя индуса здесь, в борьбе, как бы распахивается; и—прорастает в Египте, где Майя есть Ма­терь — Земля, Плодородье, Изида, рождающая Горуса (младенческое «Я» личности, отражающее «Око»Париса).

В Иудее мы видим дальнейший рассказ о врастании космичес­кого «Я»в плоть жизни; сначала Иудей ощущает свое «Я» в роде; для него—есть «Я» рода и Бог открывается сквозь кровь: «Я»— Бог Авра­ама, Исаака, Иакова; и потом уже Бог «имрека» как для египтянина всякий есть в роде Озириз, так для иудея всякое «Я» в Аврааме; и сквозь него в Ягве-Элогиме; в Моисее видим реформатора, отрыва­ющего иудея от древнего «Египта» культуры и повествующего о гря­дущем Боге, которого имя есть «Я» это «Я» есть грядущий Мессия; обетование о личном бессмертии есть то новое, что входит в сознание в теогонической стадии формирования культуры.

Те же стадии по-иному пробегает и Греция; сперва в ней видим мы период до человеческих змееногих титанов; «змееногость» древнего грека есть указанье на хвост, соединяющий его с прошлым; как в Иудее личное «Я» живет в потоке крови, хлынувшем от Авраама до «имрека» так в Греции личное «Я» есть хвост змеи протянутый в прошлое мифической действительности; и лишь потом появляется младенец — герой, удушающий змеев; этот младенец есть впервые рожденное сознание личного «Я» противопоставленного роду; ору­дие отсечения «Я» от рода есть впервые возникновение в Греции аб­страктной мысли; этот период крепнущего личного сознания и эгоиз­ма характеризует VI-й, V-й век; личность впервые обособляется; в Греции возникает впервые социальная проблема в нашем смысле, противополагающая буржуазную культуру (культуру эгоизма) культуре сельских коммун; этот рост эгоизма и личности окрашива­ет последние столетия теогонического периода культуры, где она прорезывалась под покровом «культа».

Личность начинает противопоставлять себя обществу, «субъ­ект»— объективному «коллективу» оба стремятся к гипертрофии; «субъект» личности раздувается то в громадного эгоиста в чувствен­ном смысле («богача», «собственника»), то выдувается, как пузырь, из чувственной оболочки субъекта сознания; «объект»коллектива чувственно распухает в громаду Римской Империи и одновременно защищается от трения личностей стальными абстракциями права; чудовищным смещением абстрактного единства объекта с чувствен­ным единством личности является сперва: римский кесарь, потом папа, против государственного Канона, смешанного с произволом единой личности, поднимает главу гуманизм, в котором живет смут­ное ощущение «человека» (с большой буквы); здесь, в одновремен­ных концепциях индивидуальной утопии человека, как храма Кос­моса и храма человечества, как организма всех в одном («civitas, solis» Кампанеллы) встречают нас первые прорезы культуры в собст­венном смысле, снимающей противоречия личности и общества, субъекта и объекта в «Я» собственно, которое не есть «Я» личности, а — одновременное пересечение «Я» коллектива, «Я» мира и «Я» че­ловека; но эта интеграция культуры не удается: гуманизм вырожда­ется в буржуазную культуру наших дней, где искомое пересечение мира, Бога, коллектива и личности в индивидуум «Я» полагается в личности, только в личности: в «субъекты» Вандербильдов и Рок­феллеров, отраженных современной наукой и философией с ее учением о границах познания, со всей системой заборов, перегородок и надписей «interdit» отчего противоположное устремленье культу­ры (другая ее половина) дезорганизует индивидуум «Я» в систему неживых механизмов; в «объективность» экономического материа­лизма; в борьбе двух абстракций культуры «Я» (социализм с лож­ным идеализмом) обнаруживается весь компромисс традиционного правосознания.

Всемирно-исторический смысл культуры в органическом со­четании коллектива и личности, а не в смешениях того и другого; сочетание «субъективного» с «объективным»переходит в «слиянье» лишь в подлинном осознании «Я» самосознания «Я», «еще нет в нашей жизни; он в уразумении, что «Я» есть точка пересечения ми­ра и личности, человека и Бога, коллектива и индивидуума.

Борьба экономического материализма с идеализированным фетишизмом («Человеком»с большой буквы) с материальным идо­лом, надевшим маску идеала; те и другие подменяют понятие «идеал» понятием «капитал» одни обобществляя капитал, не видят, что обобществляют «идеал» другие, спасая «идеал»спасают собствен­ный «капитал» одни под «духом» разумеют материю; другие — под «материей разумеют дух».

Материя уничтожена современной наукой, а «дух» выдохся, сморщился до «апперцепции» Канта; пора выбросить этот «дух» субъ­ективного «Я» и понять, что материальные пункты суть центры со­знании, что мир, что природа—живой, социальный организм,—что «Я» наше «Я»,—организуя множества сознании; и одновременно — атом тела Индивидуума Вселенной (личность, свободно вышедшая из своих границ, индивидуализируется в коллективе, а коллектив организуется в личностях, а не где-то между ними).

Раз в истории «Я» поднимало свой подлинный голос; и это было «Я» Христа, христианство — религия самосознающего «Я» — проти­вопоставлено, как всем культам, так и всей «некультурице» совре­менного буржуазно-атеистического строя; но в истории христианст­ва мы видим лишь «мимикри» дохристианских культур; история христианства — история детских болезней; борьба с христианством есть борьба одной половины нехристиан с другой половиною; для каждой — другая половина есть роковое «alter ego».

Культура есть христианство: христианство — религия само­сознающего «Я». Таков взгляд на культуру Антропософии: культура есть Антроподицея, сочетающая Теодицею с Космодицеей. В уразу­мении этого — пути культуры.

Дата добавления: 2015-05-09