Есельсон Семен Борисович

«Распутывая «сеть» (православная психотерапия доктора А.Е.Алексейчика)»

Когда говорят о Сократе, то вспоминают не логические формы и правила, – вспоминают диалоги. И всякие попытки выжать из Сократа методику на протяжении двух с половиной тысяч лет оканчивались ничем. Сократ будил мышление, и те, в ком оно пробуждалось, становились Платонами и Ксенофонтами, шли своим путем с благодарностью Сократу, запечатлев в вечности встречи с ним, но даже и не пытаясь его повторить.
В наш технический век даже уже и у Пушкина Сальери проверяет алгеброй музыкальную гармонию. Что же говорить о десятках тысяч современных психологов и врачей, ищущих инструменты, техники, которые можно легко и быстро освоить и c их помощью зарабатывать, а еще более – самовыражаться, самовыражаться и самовыражаться.

У Достоевского в «Великом инквизиторе» Христос пожаловал в средневековую Европу, Вы помните, что произошло? А что было бы, если бы в нашу современность пожаловал Сократ? С шумными ристалищами, Ксантиппой, учениками, духовным родовспоможением, и пифией, и голосом совести, не дающим покоя? И неужели все это должно было бы, в конце концов, идти к суду посредственности, чаше с цикутой и лишь посмертному признанию и пониманию величия того, кто был рядом с ними?
Как-то у Александра Ефимовича Алексейчика на ежегодном апрельском семинаре один из учеников предложил участникам малой группы идентифицироваться с кем-либо из персонажей сцены распятия Христа. Один из присутствующих идентифицировался с Лонгином-сотником, прокалывающим тело Христа копьем. Когда происшедшее позже обсуждалось, то человек, выбравший себе образ Лонгина, с чувством говорил, что, сколько бы тысяч лет ни прошло, он все равно распинал бы Христа, выполняя приказ начальства, так как без этого Рим бы и года не продержался на историческом «плаву». И Алексейчик понимающе кивал. Почему? «Научись смиряться,- как-то говорил он, - смирение великий дар».

Помню восхищение, которым делились со мной коллеги-психотерапевты, НЛПисты и символ-драматисты, когда-то увидевшие группы Алексейчика. «Какой класс, какой матерый человечище!»- совсем как Ленин о Льве Толстом. Взахлеб они комментировали – вот он применяет сейчас вот этот «прием», а сейчас – вот тот. Казалось, все просто, но повторить его не могли. Возникало, как минимум, две проблемы:
• всякий раз он был другим, каждая следующая группа была не похожа на предыдущую;
• оставалось совершенно не понятным, не расшифрованным, почему именно в данной ситуации Алексейчик предпринимает именно то действие, которое он предпринимает.
Как-то Александр Ефимович дал мне почитать несколько страниц из одной книги, где приводилась стенограмма терапевтического сеанса М.Эриксона, а потом страницы – с техническим разбором его работы учениками - НЛПистами. «Смотрите,– заметил он,– как свободно, полно, интуитивно, благодатно сотрудничает Эриксон с клиентом и как всего этого не замечают те, кто все это расчленяет на приемы и техники».
Чему бы я мог уподобить группы Алексейчика? Я мог бы их уподобить древним школам практического философствования, вкус к которым можно почувствовать у Платона и Ксенофонта в беседах Сократа. Цель этого философствования – не рисование картин мира, не соревнование в умствовании, не развитие умений властвовать, внушать, соблазнять, нравиться, обретать и хранить хладнокровие, но помощь людям. Помощь в прояснении собственной жизни, в обретении и осмыслении своих планов, намерений, идеалов, своего места в жизни; в выработке отношения к своим мыслям, делам, чувствам; в содействии переходу от действий – к мыслям и чувствам и от слов, от рефлексии – к действиям, и от действий безумных – к действиям разумным, и от действий разумных – к действиям благодатным.

Известны замечательные описания скитаний Иустина Философа, ведомого вопросом, где можно обрести истинные представления о правильной жизни, по древнегреческим философским школам во II веке н.э. Он мерил истинность высказываний философов – цельностью этих людей, попытками следования в собственной жизни собственным же требованиям, отношением к несоответствию себя своему же идеалу, наконец, наличием вопроса о Боге как источнике совершенства. И не находил нигде искомой им цельности, пока не столкнулся с древним христианским богословием и с практикой жизни и смерти древних христиан и древних христианских общин. Просматривая записи о группах Алексейчика, накопившиеся у меня почти за два десятилетия, инвентаризируя свои воспоминания, я обнаруживаю в текстах тот же «иустиновский» поиск истины о правильной, самооздоровляющейся жизни и нахожу то же, от года к году все большее насыщение текстов богословием, а в действиях, в со-бытиях групп – становление богословия догматического богословием экзистенциальным.
Почему терапевтические группы Алексейчика можно причислить к экзистенциальным?

Глядя философски

Практика А.Е.Алексейчика выросла из философии Достоевского и до сих пор хранит его «родимые пятна». Ключевые вопросы – вопросы существования в несправедливом мире, вопросы человеческого со-существования в несправедливом мире. Вопросы и ответы Достоевского перешли в вопросы и ответы Алексейчика, постоянно из года в год витающие над группами, определяя их смысловое поле.

Сама идея терапевтических групп, называемых «Интенсивная терапевтическая жизнь» (сокращенно, ИТЖ), – в интенсификации времени. Как-то Александр Ефимович говорил: «Смотрите, у времени много измерений. Для нас важно, что человек во время своей жизни заболевает и во время своей жизни выздоравливает, причем заболевает, как правило, быстро, а выздоравливает годами, десятилетиями. Для нас важно это измерение – заболеваний, болезней, выздоровлений. Как можно сделать это выздоровление более быстрым? Вот задача для терапевтических групп».

Что это за измерение бытия, в котором жизнь представляется как цепь заболеваний, болезней, выздоровлений? По Алексейчику – это то измерение, в котором боль способствует восхождению к духовности, причем, как у болящих, носителей этой боли, так и у людей, которые сопричастны болящим. Один из известнейших православных философов, святой старец Амвросий (Оптинский) об этом говорил примерно так: «Монах болеет, пока болезнь не принесла ему настоящую пользу».
Возможно ли заставить время в этом измерении течь быстрее? По Алексейчику, возможно, если участники в ходе групповой жизни оказываются в сложных, персонально для каждого из них, жизненных коллизиях и творчески преодолевают эти сложности. Задача терапевта – организация такой групповой жизни, которая была бы насыщена подобными коллизиями.

Такая групповая жизнь соотносится с большой жизнью участников группы в соответствии с голографическим принципом – каждый кусочек ИТЖ воспроизводит целое большой жизни участников. То, что «здесь и сейчас» происходит с отдельным участником группы, – как он переживает, как молчит, как действует, – во всем этом отражено то, что происходит с ним и во всей его жизни. И какие узлы развязываются во время группы, такие развязываются и на широких просторах жизни ее участников. Как-то, Александр Ефимович высказался богословски, что его, «быть может, наибольший профессиональный грех, - Богонадеяние». Он берет на себя смелость надеяться, что то, что дано ему «развязывать на земле, развязывается на небесах».

Группы эти экзистенциальны уже хотя бы потому, что ни теоретически, ни практически они не исходят из каких-либо концептов об устройстве мира и человека. Они экзистенциальны потому, что центр внимания в них – жизнь конкретного человека. И не столько та жизнь, о которой человек рассказывает, сколько та, которую он привносит в группу, которая там у него – и с ним – происходит, навстречу которой он открывается в группе.

Алексейчик – человек православный. Веры своей не прячет и не навязывает ее другим, но реализует ее практически, безотлагательно, экзистенциально. Это значит, что для него Суд Божий – это не то, что последует потом, а то, что происходит постоянно, непрерывно. «Я не сужу <...> ибо Я пришел не судить мир, но спасти мир. Отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе: слово, которое Я говорил» (Ин 12:47-48). Эта струя Суда Божьего, или Суда совести оказывается «гольфстримом» практически всех его групп. Обнаружение участниками группы себя – того, как я живу, перед фактом того, как мог бы жить, – часто оказывается и путем и целью пребывания в группе.
Группы эти экзистенциальны еще и потому, что в них Алексейчик неустанно добивается, чтобы участники выходили от «Я» к «Ты», и это «Ты» было всегда «здесь и сейчас» конкретным. То есть, вопрос об истинности высказываний, о важности происходящего всегда решается у Алексейчика не как абстрактное «что есть истина?», а как «кто есть истина?», «от кого исходит истина?», «кому я доверяю больше?», в том числе «больше, чем себе», не что «Я переживаю», а кому «я cо-переживаю».

И нет такого изначального «Мы» участников группы, которое бы ни подверглось испытанию. Как философ православный Александр Ефимович, часто прибегает к языку Писания. В терминах этого языка однажды так осмысливалось происходящее на группе: «Смотрите, - иудеи приводят к Христу пойманную блудницу толпой, а после его вопроса: «Кто из Вас без греха, пусть первый бросит в нее камень»,- расходятся поодиночке». «Совместная Вера, совместное учение, совместный грех, совместное прощение, совместное одухотворение, – только после этого, а не до этого начинаются индивидуальные «деяния апостолов».

Экзистенциальный праксис Алексейчика – это не отстраненный экзистенциальный анализ Л.Бинсвангера и его последователей, не работа Вергилия, сопровождающего Данте в путешествии по аду его жизни, как образно представлял свой праксис Ролло Мэй, и не dasein-анализ с его исследовательски-терапевтической интенцией, направленной на достижение свободы и открытости. Терапевт у Алексейчика – не ученый и не шерп. Из года в год Алексейчик не устает повторять: «Я не господин, я слуга, смотрите не станьте господами над теми, кто пришел к Вам за помощью». Истории из собственной жизни, притчи, анекдоты, стихи, афоризмы, внутренняя молитва – все кладется им на алтарь терапевтичного жизнеустройства в группе. Как-то Александр Ефимович показывал руки, вспотевшие ладони – «не думайте, что мне это все так легко и что я не переживаю вместе с участниками и за них». Но все это – только условия, при которых происходит явление невероятной интуиции Алексейчика, которое выражается в том, что каждое слово и действие терапевта имеет последствия, и не только немедленные, но и отдаленные, через годы. Все происходящее на группе начинает обретать образ притчи, притчи людей о своей жизни, которую они не разыграли, как, скажем, в психодраме, а сотворили, сотворили только что, у всех на глазах, совершенно непостижимым образом. Меня неоднократно спрашивали, откуда он может это о нас знать, если мы этого здесь никому не рассказывали? Я спрашивал об этом Алексейчика, и он отвечал: «Во-первых, конечно, много подготовки, много читаю, долгие годы любил читать Ивана Ильина, в последнее время А.Сурожского, много фильмов смотрю; во-вторых, опыт, много моих пациентов, много пациентов у моих сотрудников, за много лет; в-третьих, и это главное, мне помогает Вера. Верю и молюсь, чтобы то, что будет придумано на группе, пришлось к месту, стало терапевтичным». И его Вера позволяет ему быть и интенсивным и терапевтичным.

Дата добавления: 2015-05-10