Пронзительность

Принцип надежды

В жизни все возможно. Пока живем, мы все можем изменить и для нас все может измениться. В группах ИТЖ нет заданности, определенности, предрешенности, даже в составе участников. Человек ехал издалека, надеялся, но в состав группы не попал. Он сидит за кругом, сопереживает участникам, радуется и негодует, и вот настает момент, когда круг бессилен, и он предлагает помощь «с того света», и его слова оказываются действенными. И он оказывается в кругу, в последнюю сессию последнего дня. И он говорит: «Я понял, почему Христос в своей молитве в страшной ночи в Гефсиманском саду сначала просит: «Пронеси мимо меня эту чашу», - и только потом смиряется: «Не Моя воля, но Твоя да будет». Потому что великое дело – Надежда.

И уехал окрыленный.

Первый раз о Хайдеггере и об экзистенциальных встречах я услышал от Александра Ефимовича – мое профессиональное образование философа, полученное в советское время, не предполагало знания немецкого философа, книги которого находились в библиотечных спецхранах, где выдача для чтения литературы требовала специального допуска. Когда я впервые услышал об экзистенциальных Встречах, то подумал: «Ну, конечно, вот и в Новом Завете есть место, где Иисус говорит, что это Вы только думаете, что Вы живые, а на самом деле Вы не живые, Вы имеете только шанс стать живыми, ожить. Я подумал, что за всю свою жизнь мы, может быть, живем дня два-три, именно события этих дней проходят перед нашим мысленным взором перед смертью; и Хайдеггер, говоря о Встрече, говорит о том моменте, когда мы оживаем. Поделился своим «открытием» с Алексейчиком – он пристально взглянул на меня: «Ну почему же несколько дней, бывает, что и нескольких минут хватает на долгие годы».
Видимо, бывают встречи не только с «Ты», но и с «Я». Когда бытие становится пронзительным.

Группы Интенсивной терапевтической жизни часто придавали бытию это самое качество пронзительности.

Вот пронзила тебя стрела, враз соединившая прошлое с настоящим. Всколыхнувшая забытое.

Одна из групп ИТЖ… Внезапно передо мной становится на колени женщина и умоляет отдать ей мое «время», которое принадлежит совсем другой женщине, – пытается взять у меня только что подаренные мне часы. Но у часов зоркий страж – женщина, только что подарившая их мне, причем не как свои часы, а как часы своей дочери, страж, не доверяющий ни моему сердцу, ни моим рукам и немедленно возвративший себе назад свой подарок, едва на него покусилась стоящая на коленях моя соседка. И в этот момент та, что просила отдать ей время, внезапно начинает молить меня, чтобы я простил ее за то, что меня не любит, за то, что ей не удалось меня полюбить. Эта мольба о прощении за нелюбовь меня пронзила как удар молнии. Внезапно соединились разные времена моей жизни, и я услышал эту мольбу из уст той девушки, что оставила меня в давней юности, и моя неспособность простить которую, как видно, продолжала жить где-то в глубинах прошедших времен моей жизни. Бытие стало пронзительным, и на поверхности показалась незалеченная язва моего оскорбленного самолюбия четвертьвековой давности.
Вот девушка, кричащая: «Мама, почему ты не защитила меня от соблазнителя, почему не научила распознавать соблазнителей»! Но «мамы» нет, «мама» ушла из группы. Есть только молчащий «соблазнитель» и – пронзившая меня жалость к девушке и негодование на «маму», ту участницу группы, через посредство которой девушка объяснялась с настоящей своей мамой, и теперь объяснение стало невозможным, так как она ушла. И внезапно пробившееся во мне сквозь толщу времен почти в 30 промчавшихся лет, через благообразие нынешних взаимоотношений, язва непрощения той женщины, что была олицетворена с матерью девушки, непрощения за то, что когда-то, в туманной юности, она оставила моего друга.

И остальные столь же пронзительные встречи с собой через опыт других.. И еще более пронзительные встречи с одними – через других. Пронзительность бытия, достигаемая, когда один человек становится «дверью» и «окном» в другого., когда непостижимым образом ты говоришь с одним человеком и одновременно с другим, отделенным от тебя пространством и временем.

В «Солярисе», и у Станислава Лема и у Тарковского, время пронизывалось фантастической силой инопланетного океана за счет материализации образов больной совести. Главный герой «Соляриса» довел это до лозунга: «Стыд – вот что спасет человечество». В группах ИТЖ образы больной совести, образы непрощенных обид, образы забытых грехов просыпаются, благодаря поразительному эффекту, при котором один человек выступает как «дверь в другого», когда в словах, делах или в облике участника группы ты узнаешь лик человека, совсем или не совсем давно ушедшего из твоей жизни. И (какой там перенос!), то, что прощается, выздоравливает здесь и с этим человеком, приводит к кардинальным изменениям в отношениях с тем, дверью в которого он для Вас явился. И для верующих – возможность вспомнить и пойти на Исповедь с давно забытым, не раскаянном.

.
Алексейчик доволен, все происходит само собой, без его видимого участия.
Алексейчик, терапевт и философ православный, говорит не о пронзительности бытия, а о возможности достигнуть одухотворенности, если посчастливится. И пронзительность для него – одна из ипостасей одухотворенности. А какие другие ипостаси? А переживание других ипостасей у меня, быть может, еще впереди.

Дата добавления: 2015-05-10