Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Мертвые говорят 2 страница




Время шло к полудню, блеклые пряди облаков затуманивали солнце, и было довольно-таки про­хладно. На сиденье рядом со мной лежала почти пустая бутылка тепловатой минеральной воды, кое-как сложенная карта Невады и несколько фишек, оставшихся после посещения казино «Шоубоут»; в багажнике стояла картонная короб­ка из-под телевизора «мицубиси» с 27-дюймовым экраном; ее содержимое было слишком незакон­но и слишком неприлично, чтобы рассказывать о нем здесь.

Радиоприемник в режиме автопоиска то и дело отыскивал новые станции. Причуды радиа­ционного пояса Ван-Аллен позволяли мне при­нимать передачи со всего Запада — фрагменты культурной памяти и информации, составляю­щие невидимую структуру, которую я считаю своим настоящим домом — своей виртуальной родиной. До меня доносилась информация, кото­рая наверняка преисполнила бы меня тоски по дому, случись мне застрять в Европе или поги­бать во Вьетнаме: температура в Сан-Франциско была четырнадцать, а в Дейли-Сити — двенадцать

-----------------------------

градусов; христианское ток-шоу из Лас-Вегаса призывало слушателей помолиться за здравие домохозяйки, страдающей от волчанки; движе­ние на шоссе под Санта-Моникой было парали­зовано из-за цистерны с пропаном, перевернув­шейся на Нормандском виадуке; мэр Альбукерка отвечал на звонки слушателей.

Я находился на Пятнадцатой магистрали где-то между микроскопическим городком Джин и пестрым комплексом казино на границе штата. Вокруг не было ни деревьев, ни рекламных щитов, ни растений, ни животных, ни зданий — даже изгородей,— только радиоволны и вулкани­ческий гранит пустыни Мохаве, мелькающий со скоростью семьдесят семь миль в час.

-----------------------------

Помню, что это был день моего рождения — тридцать первое,— и еще помню, что я не чув­ствовал себя одиноким, хоть это и был день мое­го рождения и я был один невесть где. Пару лет назад в подобной ситуации я, наверное, взвыл бы от тоски, но в последнее время ощущение одино­чества притупилось. Я изучил пределы одиноче­ства и разметил его границы; больше в нем не было ничего нового или пугающего — просто одна из сторон жизни, которая, будучи раз опо­знана, казалось, исчезала. Но я понимал, что спо­собность не чувствовать себя одиноким имеет вполне реальную цену, а именно угрозу пере­стать чувствовать себя вообще. Ничто пыталось просочиться в машину каким угодно способом. Я поднял стекло, хотя знал, что оно и так уже поднято выше некуда, и еще раз нажал кнопку автопоиска.

-----------------------------

А теперь я расскажу вам, что же было в кар­тонной коробке из-под телевизора «мицубиси»: 2000 шприцов, украденных из Кайзеровской больницы в северном Лас-Вегасе, плюс 1440 пятидесятикубиковых ампул парастолина — анабо­лического стероида, контрабандой вывезенного из Мексики. Я должен был доставить коробку персональному тренеру телезнаменитостей по имени Оскар, который жил в Лас-Палмасе, одном из районов Палм-Спрингс.

Скажу прямо: я считаю, что тело человека принадлежит ему и только ему, поэтому все, что он делает с ним, это его личное дело. Соответ­ственно, меня не обременяют нравственные про­блемы, связанные с употреблением стероидов, хотя я признаю, что многих они очень даже обре­меняют. Конечно, я знаю, что стероиды запрещены, а повторное использование игл — причина зара­жения СПИДом. Именно из-за СПИДа я считал, что делаю благое дело — снабжаю стерильными шприцами культуристов американского юго-за­пада. Впрочем, это тонкий нравственный вопрос, который не место обсуждать здесь. Другое дело,

-----------------------------

что шприцы были краденые, и хотя я и не крал их собственноручно, если бы меня задержали, то обвинили бы в сообщничестве. Не хочу даже представлять себе, что произошло бы, если бы такое случилось, так как мой послужной список противозаконных деяний пусть и не слишком внушителен, но отнюдь не представляет собой чистый лист.

 

Я слышал, как ампулы позвякивают в багаж­нике, а сам между тем подпевал старой песне «Четыре паренька», звуки которой пробивались из Солт-Лейк-Сити. Ехал я по средней полосе — между скоростной полосой и полосой для грузо­вого транспорта. Двигатель радовал слух бесшум­ной работой. Я пел громко и заставлял себя при­слушиваться к собственному голосу, глуховатому и обнадеживающе безличному, потому что я всегда старался, чтобы мой голос не имел никакого ха­рактерного акцента и звучал как голос ниоткуда. И действительно, я никогда не чувствовал, что я «откуда-то»; дом для меня, как я уже говорил, это электронная греза, в которой перемешались воспоминания о мультфильмах, получасовых фар­сах и национальных трагедиях. Я всегда гордил­ся отсутствием у себя акцента — любого мало-мальски ощутимого местного привкуса. Раньше я считал, что у меня акцент жителя северо-запад­ного побережья, откуда я родом, но потом понял, что мой акцент — это акцент человека ниоткуда, человека, мысли которого не привязаны к како­му-то определенному дому.

-----------------------------

Вот о чем я думал: в последнее время меня стало тревожить, что мои чувства куда-то исчезают, я заметил, что они словно бы стираются. Чем дальше я ехал, тем более сильной и пронзитель­ной становилась эта тревога. Мне показалось, что я превращаюсь в рептилию, в сидящую на камне игуану со слабеющей памятью и отсут­ствующим чувством сострадания. Я подумал о те­лезвездах, которых Оскар терроризирует своими набившими оскомину упражнениями, о стариках с ввалившимися кожистыми щеками, которые видели все на свете по крайней мере дважды, но которые по-прежнему готовы улыбаться папарацци на тротуаре у выхода из кинокомплекса «Одеон»,— рептилиях, для которых жизнь стала напоминать засасывающий сериал с первых же дней возникновения телевидения. Вот во что пре­вращаются люди, старея: в рептилий, а старые телезвезды — всего лишь укрупненный вариант.

Я продолжал путь, и тревога об исчезающих чувствах оставалась со мной как радиационный фон. Но водить машину тем и хорошо, что само по себе это занятие занимает добрую долю

-----------------------------

мозговых клеток, которые в противном случае перегружали бы вас все новыми мыслями. Новые пейзажи стирают старые, как запись на магнито­фонной пленке; воспоминания сбиваются в ко­мок, на них навешиваются новые ярлыки, и на­конец они забываются. Жуешь резинку, нажима­ешь кнопки, опускаешь и поднимаешь стекла. Быстро движущийся автомобиль — единственное место, где вы можете с полным правом отклю­читься от своих проблем. Это как вынужденная медитация — и это хорошо.

-----------------------------

Меня обогнал грязный черный «камаро», за рулем сидела Дебби — языческая богиня «Молочного ко­ролевства». Станция, которую я слушал, заглохла, ее сменила другая, из Юмы, передававшая цер­ковные песнопения. Трансляция прерывалась шипением и треском.

Я всерьез задумался над тем, что ждет меня в конце пути, во всех смыслах этого слова. В Палм-Спрингс меня никто не ждал; Оскар должен был приехать из Беверли-Хиллз только завтра, и его вряд ли можно было принимать в расчет. И вооб­ще никто и нигде меня не ждал.

Я думал о том, каков логический конечный продукт того, что мои чувства все больше и боль­ше притупляются. Является ли полная неспо­собность чувствовать неизбежным конечным ре­зультатом неспособности верить? И тут я испы­тал чувство страха при мысли о том, что человеку не во что верить. Я подумал о том, какая это скверная шутка — прожить еще несколько десятков лет, ни во что не веря и ничего не чув­ствуя.

-----------------------------

 

Дом-автофургон притулился на обочине. Справа к северу, пара реактивных истребителей с военно-воздушной базы Неллис сплетала в небе свои белые слезы.

Я стал думать: во что именно я верил до сих пор, что привело меня к моему нынешнему эмоциональному состоянию? Ответить на этот вопрос было нелегко. Точно сформулировать, во что человек верит, вообще трудно. Стоявшая передо мной задача была тем более трудна, что я воспитывался без религии родителями, кото­рые порвали со своим прошлым и переехали на западное побережье, которые воспитывали сво­их детей вне какой бы то ни было идеологии в современном доме, выходящем окнами на Ти­хий океан,— как им хотелось верить, на закате истории.

-----------------------------

Я постарался забыть о своих мыслях и просто слушать радио. По радио передавали историю о человеке из Аризоны, которого подстрелили в голову, но который, находясь в приемном по­кое, чихнул, и пуля, сидевшая у него в гайморо­вой пазухе, звякнув, упала на блестящий черный пол.

-----------------------------

По радио передавали историю о вдове из Цент­ральной Калифорнии, которая добивалась эксгу­мации тела своего недавно похороненного мужа, мотивируя это тем, что перед смертью он назло ей проглотил ее бриллиантовое кольцо и она хо­чет вернуть свою драгоценность. Но в конце кон­цов она призналась, что не спала много недель подряд, проводила ночи, лежа на могиле мужа и пытаясь разговаривать с ним, и единственное, чего ей на самом деле хотелось, это еще раз уви­деть его лицо.

-----------------------------

По радио передавали историю о маленьком мальчике, который, услышав о том, что его роди­тели собираются разводиться, исчез. Поисковая партия прочесала окрестности и через два дня нашла мальчика, живого, он схоронился в сде­ланном из розового стекловолокна закуте черда­ка, пытаясь стать частью дома, пытаясь притво­риться мертвым.

-----------------------------

Были и христианские радиостанции в большом количестве, и голоса по ним звучали такие вдох­новенные и доверительные. Казалось, они ис­кренне верят в то, о чем говорят, и поэтому я в кои-то веки раз решил сосредоточиться на этих голосах, стараясь точно уяснить, во что они верят, стараясь проникнуть в само понятие Веры.

Станции толковали о Христе и спасении, и слушать было тяжеловато, потому что эти ре­лигиозные типы всегда максималисты и говорят так, словно готовы тут же все поставить на кон. Мне кажется, что они воспринимают все слиш­ком буквально и очень многое упускают из-за своего буквализма. Это всегда было основным слабым местом религии — или так меня научили, или я просто сам в это поверил. Выходит, есть по крайней мере одна вещь, в которую я точно верю.

Все радиостанции толковали о Христе без передышки, и в результате все это вылилось в бе­зумную оргию требований, каждый требовал от Христа противоядий от того, что у него неладно

-----------------------------

сложилось в жизни. Он есть Любовь. Он есть Все­прощение. Он есть Сострадание. Он есть Мудрый Советчик в делах карьеры. Он есть Дитя, возлю­бившее меня.

Слушая этих людей, я испытывал чувство утраты. Получалось, что Христос — это что-то вроде секса, а я будто с другой планеты, где секса не существует, и прибыл на Землю, где все гово­рят только о том, какая замечательная вещь секс, и показывают мне порнографию, и вообще жи­вут ради секса, а я навсегда отрезан от возможно­сти испытать это на личном опыте. Я не отри­цаю, что для этих людей Христос действительно существовал,— просто я отрезан от их опыта, и восстановить эту связь уже невозможно.

И все же я снова и снова спрашивал себя, что же такого видят эти радиолюди в лике Христа. По их словам, выходило, что когда-то их жизни были исковерканы и неправедны; по крайней мере, погибель эта оказалась не окон­чательной — как в случае с Анонимными Алкого­ликами. Так что я решил, что все это совсем не­плохо.

-----------------------------

Все эти мысли стали приходить мне в голову после того, как я перевалил через вершину Халлоран и начал спускался по склону Тенистых гор в городок Бейкер, оазис для грузовиков, где я остановился и заказал гамбургер и землянич­ный пирог в ресторане «Бан Бой» — вместилище Самого Большого в Мире Термометра, высотой 134 фута, который показывал 54 градуса по Фа­ренгейту. Дожидаясь, пока принесут мой заказ, я сделал несколько звонков по телефону компа­нии «Пасифик Белл», висевшему рядом с убор­ной. Я ответил на сообщение своего лас-вегас­ского автоответчика от Лорель, которая работает на площадке для игры в хай-алай во Фремонте. Первым делом она спросила меня о дате моего рождения. Когда я назвал ей сегодняшнюю, она не уловила никакой связи и не подумала поздра­вить меня. Вместо этого она прочла мне мой гороскоп, а потом сообщила новости, а именно, что Оскара сцапали в северном Голливуде и что, скорей всего, копы теперь у меня на хвосте.

У меня перехватило дыхание, мозги раскали­лись. Достаточно сказать, что единственным и

-----------------------------

неудержимым желанием в тот момент у меня было как можно скорее отделаться от коробки с парастолином и шприцами. Но просто выбро­сить содержимое коробки в какой-нибудь из уличных мусорных бачков в Бейкере не пред­ставлялось возможным, об этом не могло быть я речи. Городок напоминал сценку из «Сумереч­ной зоны» и был буквально нашпигован копа­ми — по два на каждого из обедавших в ресто­ране: там были таможенники, шерифы округа Сан-Бернардино и даже двое парней из лесо-охранной службы, что было уж совсем смешно, поскольку во всей округе на расстоянии пятиде­сяти миль не росло ни единого деревца.

Что касается обычных бачков, как я уже гово­рил, о них не могло быть и речи — отпечатки моих пальцев останутся повсюду; а что, если какая-нибудь ищейка докопается до моей короб­ки? Единственный способ, прикидывал я про себя, это выкинуть шприцы где-нибудь дальше по дороге. К счастью, машина у меня была про­катная и вряд ли могла заинтересовать полицию. Если я не стану превышать скорость, все будет в порядке, и я смогу спокойно обдумать, как по­ступить с краденым добром.

Я продолжал двигаться в направлении Палм-Спрингс через Барстоу и Сан-Бернардйно, потом по дуге свернул на восток и перебрался на Деся­тую магистраль. Меня обуревали самые разные чувства, преимущественно паника, я сжевал уйму пластиков «фридента», выключил радио и начисто позабыл о мыслях, крутившихся у меня в голове,

-----------------------------

когда я спускался в долину перед обедом, о моих размышлениях о лике Христовом. Вместо этого я думал об урчании в животе и жалел о том, что оставил ленч на стойке «Бан Боя» после по­спешного исхода. Так что весь оставшийся день мне предстояло жить воспоминаниями о поло­винке вишневого пирога и чашке кофе, выпитой в Лас-Вегасе.

-----------------------------

Два часа спустя я был уже примерно в десяти милях от Палм-Спрингс, свернув с автострады в противоположном от города направлении в поисках места захоронения для стероидов. После армейских учений у меня остались смут­ные воспоминания об узких глубоких ущельях в пустыне между Дезерт-Хот-Спрингс и Саузенд-Палмс; мне казалось, что это место, пожалуй, лучше всего подойдет для моих целей — глухой, безлюдный участок к востоку от разлома Сан-Андреас, обитатели которого жили по поддельным векселям и разъезжали в машинах с давно выби­тыми стеклами, замененными полиэтиленовыми пакетами. Такие люди, как правило, не задают вопросов, если видят что-то выходящее за преде­лы нормы.

От долгой езды вид у меня был немного помятый. От грязной рубашки несло потом — дорожным потом. К тому же я был издерган и раздражен, вернее, это могло бы проявиться, окажись кто-нибудь рядом. Иногда не понима­ешь, насколько паршивое у тебя настроение,

-----------------------------

пока кто-нибудь не появляется в поле твоего зрения.

Чувство здравого смысла тоже, кажется, нача­ло изменять мне. Полагаю, мне надо было бы попросту бросить коробку на каком-нибудь про­селке, однако мое нынешнее состояние требова­ло захоронения по всем правилам. Так что я ехал все вперед и вперед, высматривая подходящую проселочную дорогу, уводившую в пустоши,— дорогу, на которой я мог бы попросту исчезнуть и если не захоронить коробку, то по крайней мере разбросать ее содержимое и закидать пес­ком, как нашкодивший котенок. Но даже здесь, невесть где, издали непременно доносилось гу­денье какой-нибудь машины, из которой меня могли заметить. Мне пришлось еще немало про­ехать, прежде чем я уверился, что никто не уви­дит, как я отделываюсь от своего груза.

-----------------------------

Дорога, которую я в конце концов нашел, была извилистой, по обочинам усыпанной пустыми пулеметными лентами и битыми пивными бутыл­ками. Постепенно понижаясь, она шла по краю неприметного, очень широкого и неглубокого каньона. От нее то и дело ответвлялись дороги поуже, уводившие в поросшие низкорослой юккой расселины и овраги. Судя по рваным мат­расам, сломанным кушеткам и холодильникам, до меня здесь уже побывало немало людей со сходными намерениями избавиться от своего имущества.

Было приятно ехать, сбросив скорость, по на­стоящей земле, а не по бетону и асфальту, поэто­му я забрался дальше, чем следовало бы. Достиг­нув конца выбранной мною дороги — по сути, тропинки,— я остановился и выбрался немного поразмяться. При этом я обозревал место пред­стоящей акции, уродливое и замусоренное, но надежно скрытое от посторонних глаз.

Открыв багажник, я вытащил коробку из-под «мицубиси» и разбросал содержимое по песку

-----------------------------

рядом с машиной. Оторвав несколько картонных полос и пользуясь ими как лопатой, я стал забра­сывать песком белые обертки шприцев и ампулы парастолина, пока стекло последней из них не блеснуло в лучах позднего послеполуденного солнца.

Движения мои были нервными, дергаными, и я чувствовал, как содержание сахара в крови стремительно падает. Я злился, что забыл переку­сить, потому что обычно, проголодавшись, ста­новлюсь очень злым. Я знал, что даже если пото­роплюсь добраться до ближайшей бензоколонки, где можно экстренно подкрепиться, это займет не меньше получаса.

-----------------------------

Поэтому нетрудно себе представить, как я отре­агировал, когда машина отказалась заводиться. Вот тебе и день рождения — здравствуй жопа но­вый год. Везет же иногда людям. Я заглянул под капот, но двигатель не имел ни малейшего сход­ства с «V8», который я помнил еще с тех пор, как был подростком. Я буквально затрясся от злости, когда осознал, что у меня нет иного выбора, кро­ме как топать пешком обратно до шоссе, а там, вполне вероятно, и дальше, до ближайшего теле­фона или лавки. Никто не подбирает на дороге одиноких мужчин, бредущих пешком через пус­тыню. Чтоб тебя.

-----------------------------

Итак, мое пешее путешествие началось. Началось оно не лучшим образом, а скоро стало и того хуже. Солнца виднелся уже только краешек, а когда оно скроется за горами Сан-Горгонио, станет совсем темно. Колючие репьи, которые и клещами не оторвать, стали забиваться мне в носки. Было ветрено и холодно, и, ясное дело, дальше будет еще ветренее и холоднее. Мне хоте­лось пить, я проголодался как волк, и довольно скоро моя злость уступила место растерянности и легкому головокружению.

Скрестив руки на груди, я бормотал себе под нос непечатные ругательства, а потом и вовсе заткнулся, стараясь идти ни о чем не думая; мне хотелось, чтобы время исчезло, и я сделал вид, что его больше не существует. Эта псевдодзенская практика продолжалась, пока я не понял — пройдя примерно час и так никуда и не выйдя,— что свернул не на ту дорогу и прошел по этой неверной дороге уже Бог весть сколько миль.

Мир еще не видал подобного идиота. И обру­гать некого — сам виноват. Рыча от отчаяния,

-----------------------------

я даже не знал, имеет ли смысл возвращаться, поскольку не помнил, куда на какой из развилок надо сворачивать.

Тогда я сел на камень, чтобы собраться с мыс­лями, а заодно съежиться, сохраняя остатки нут­ряного тепла. Солнце село как по расписанию. Я развернулся и пошел обратно по той же доро­ге, машинально заставляя себя двигаться вперед, не имея иного выбора, не имея ни малейшего представления, правильной ли дорогой я иду, с каждым шагом все более и более обреченно представляя себе свою будущую судьбу.

-----------------------------

Так продолжалось несколько часов, за это время небо успело полностью погрузиться во тьму и холод. Мало того что я был уже вконец измучен прилипчивым, как насекомое, чувством беспри­ютности, тоски и бесконечностью своего пути, но меня еще бросило в дрожь от первобытной тьмы окружающей меня ночи. Перед глазами за­мелькали всевозможные ситуации, с которыми человек может столкнуться в пустыне: неистовые байкеры из комиксов, несущиеся в облаках пыли; кадры из фильмов, в которых на непрошеного гостя наставлены дула пулеметов; гремучие змеи, скользящие по остывшим трупам. Я подумал о том, какой бесславный конец уготован мне, если меня попросту втихую прикончат посреди этого безлюдья. Мне захотелось оказаться в городе, большом или маленьком, но среди людей, среди любых людей. И вот я пребывал в этом плачев­ном состоянии, когда случилось нечто, от чего у меня перехватило дыхание: я услышал позади чьи-то шаги.

-----------------------------

Сначала я решил, что они могут быть эхом моих собственных шагов, но подсознание тут же под­сказало мне, что шаги, которые я услышал, по ритму не совпадают с моими. Моя походка стала чуть менее размеренной, и внимательный на­блюдатель отметил бы, что изменилась и моя повадка и что язык моих движений выдает то, что я ощущаю некую опасность.

Шаги, которые я услышал, раздавались, пола­гаю, на расстоянии брошенного камня и слегка похрустывали, как кокосовое печенье, когда его жуют за одним столом с вами. И поскольку они были быстрее моих, я понял, что Шагающий ско­ро настигнет меня.

-----------------------------

Я был безоружен. Я не знал даже, кем может ока­заться предполагаемый враг. Я почувствовал, как из-под мышки выкатился ручеек горячего пота. Я не мог решить, что лучше: остановиться и повернуть навстречу идущему или соскочить с дороги и... ну и что... поблизости не было ника­кого укрытия. Ни единого валуна. А может быть, у Шагающего при себе слепящий галогеновый фонарь... огнестрельное оружие... или веревка. О, Господи!

Я остановился. Теперь только один звук нару­шал тишину — звук приближающихся шагов. Плечи мои напряглись. Я повернулся и увидел черный силуэт, приближающийся ко мне на фоне кобальтово-синего неба. Попутно я заметил падучую звезду, военный самолет, летящий в сто­рону Твентинайн-Палмс, чернильную темь кань­она. Поскольку в сложившейся ситуации дей­ствительно не оставалось ничего иного, я сказал, обращаясь к тени: «Привет».

Ответа не последовало. Тень — коротышки? горбуна? — продолжала двигаться мне навстречу

-----------------------------

с прежней скоростью. «Привет!» — произнес я еще раз, более прочувствованно, тень приблизилась, и хруст гравия стал громче. У меня совершенно не было сил бежать, и я стоял, окончательно пав духом, готовый и умереть, и убить, слишком ошарашенный и измочаленный, чтобы думать. Я слышал рассказы о том, что страх обостряет чувства, но думаю, что это неправда. Возобладав над всем прочим, страх привносит в чувства только сумятицу, но никак не остроту.

-----------------------------

Между тем тень стала больше, достигнув нату­ральной величины. Передо мной оказалась сгорб­ленная мужская фигура с заброшенной за плечи скатанной походной пенкой, связанной веревка­ми и обмотанной белыми бумажными мешками из «Макдональдса». У фигуры была седая испан­ская бородка, похожая на клочок мха, наблю­дались клетчатая рубашка и зеленые рабочие штаны, вытертые до блеска. Это был бродяга — пустынная крыса,— из тех, которые иногда рыс­кают по придорожным забегаловкам, пугающе загорелый, что было заметно даже при свете не­полной луны, с кожей как копченое мясо, порами как дырки в солонке и млечно-белыми несозрев­шими катарактами на обоих глазах. Он шел прямо на меня, и я еще раз упреждающе произнес: «Привет!» Тут он остановился в двух шагах — так, словно мы случайно столкнулись у входа в мага­зин или вроде того. «Я тут прогуливаюсь, считай, каждую ночь, но сегодня дождя не будет, так что порядок»,— произнес он голосом густым от ско­пившейся в гортани слизи и долгих лет пустын­ных монологов. Дыхание у него было жгучее, как огонь, как перец.

-----------------------------

Я вздохнул с величайшим облегчением; не­знакомец был сумасшедшим, но безобидным — слишком бедным даже для того, чтобы иметь оружие. Даже в моем обветшавшем состоянии я мог раздавить его как муху. Настала моя очередь поддержать диалог. «Дождя? Нет... думаю, нет»,— сказал я.

-----------------------------

 

В ретроспективе все это выглядит полным идио­тизмом. Я старался держаться непринужденно, несмотря на решительную странность этой встречи, а мой новый знакомый был попросту слишком сумасшедшим, чтобы воспринять ее как странную. Я старался делать вид, что мы встретились при солнечном, а не при лунном свете, старался придать ситуации уютное муже­ственное достоинство, словно мы — два манекен­щика, болтающие друг с другом на фотографии из каталога мод.

Мой бомж пожал замусоленным левым пле­чом, смачно сплюнул и знаком дал понять, что пора двигаться дальше. Ноги у меня ступали не­верно, главным образом из-за недостатка сахара в крови. Когда мы зашагали рядом, большинство моих остаточных страхов быстро улетучилось. Бомж даже не задался вопросом, почему человек бродит ночью по пустыне — так, словно подоб­ные одинокие прогулки были самой естествен­ной вещью на свете.

-----------------------------

Он даже не разговаривал со мной, а скорее вещал, как маленькая местная радиостанция, случайно отловленная автопоиском. Хотелось бы сказать, что, шагая рядом, мы говорили о про­стых вещах, что мой спутник, за долгие годы ско­пив в житницах своего ума целые россыпи муд­рости, излагал мне взгляд на жизнь, доступный только тем, кто суть соль земли. Отнюдь. Он даже ни разу не назвался по имени, впрочем, так же как и я. Он потолковал еще немного о дожде, который собирался к вечеру, но так и не пошел. Потом поговорил о сговоре республиканских сил, о реке Колорадо и о принцессе Каролине Монакской. Я слушал его вполуха, как радио в машине. Он сообщил, что направляется в Индио. Потом спросил:

— Ну, а вы куда собрались?

Довольно вяло я ответил, что пытаюсь отыс­кать дорогу на Дезерт-Хот-Спрингс, Бермуда-Дюнс или на Палм-Спрингс.

— В таком случае, "вы идете не той дорогой,— сказал бомж, останавливаясь.

-----------------------------

То, что он общается со мной, что он вообще услышал мои слова, казалось недоразумением. Я постарался отреагировать как можно непри­нужденнее: «Да ну?»

Бомж остановился, я остановился тоже, и он сказал:

— Послушайте, что бы вы здесь ни делали, мне без разницы. Может, вы не хотели со мной встречаться,— он причмокнул,— а может, и я не хотел встречаться с вами. Но дорога, которую вы ищете, вон там.— Он указал на едва заметную развилку, которую мы только что миновали.— По ней до шоссе Диллон около часа. Но и оттуда до жилья топать и топать. Хот-Спрингс разве побли­же. Часа два по Диллону будет. Усек ли?

По тону его голоса я понял, какого усилия воли стоило ему так долго общаться со мной. Я кивнул, и лицо бомжа растворилось в прежнем безумии.

-----------------------------

Суть дела сводилась к тому, что мой бомж был уж слишком застарелой пустынной крысой. И я по­чувствовал себя наивным и ограниченным бур­жуа за то, что понадеялся — пусть ненадолго,— что мне удастся связать несвязуемое, что я решил, будто достаточно всего лишь немного душевного внимания и здравого смысла, чтобы превратить сумасшедшего в нормального человека.

А потом мне стало грустно, так как я понял, что стоит человеку раз определенным образом сломаться, и его уже не выпрямишь, не склеишь, и это одна из тех вещей, о которых никто не ска­жет вам, пока вы молоды, и которая никогда не перестанет удивлять вас, пока вы растете и види­те, как люди вокруг ломаются один за другим. И вы задумываетесь: когда-то настанет ваша оче­редь или это уже случилось.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-05-08; Просмотров: 343; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.081 сек.