Философия и Социология права 48 страница

Предыдущий | Оглавление | Следующий

[1] Полный текст протоколов Второго очередного съезда Р. С.-Д. Р. П. Женева, 1903. С. 331.

[2] Там же. С. 333 и сл. [Цитируются выступления Л. Мартова и В. И. Ленина на 31 заседании II съезда РСДРП 7 августа 1903 г. по поводу выбора редакции газеты «Искра» (Второй съезд РСДРП. Протоколы. М., 1959. С. 371, 374).]

[3] 28 июня 1912 г. издан закон «о вознаграждении пострадавших вследствие несчастных случаев служащих, мастеровых и рабочих на железных дорогах, открытых для общего пользования, а равно членов семейств сих лиц». Он внес, однако, только некоторую определенность и устойчивость при решении лишь части этих дел. XIV. ПУТЬ К ГОСПОДСТВУ ПРАВА[1] (Задачи наших юристов)

В наше время право должно было бы занять особенно высокое и почетное положение в русской общественной и духовной жизни. Можно было надеяться, что недавно созданные у нас новые органы законодательной власти благодаря своим полномочиям и составу возвысят и незыблемо утвердят авторитет закона как в глазах представителей правительства, так и в сознании русских граждан. Вместе с призывом к жизни Государственной Думы и обновлением Государственного Совета у нас установлен законодательный принцип, по которому «никакой новый закон не может последовать без одобрения Государственного Совета и Государственной Думы» (Основные Законы. Ст. 86), а это впервые проводит, наконец, в нашем правопорядке точную и более или менее прочную грань между законом, с одной стороны, и правительственными указами и административными распоряжениями, с другой. В то же время в наше законодательство введен и принцип верховенства закона, так как указы теперь издаются «в соответствии с законами» (Там же. Ст. 11).

Как бы кто ни относился к отдельным сторонам нашего нового порядка издания законов, всякий должен согласиться, что в сравнении с прежним порядком он должен был бы увеличить авторитет закона. Можно до известной степени признать возвышенность того идеала единоличного законодателя, который был

создан прошлым и который рисовал себе монарха, всемогущего и неограниченного, стоящего выше всех частных и личных интересов, но в то же время хорошо осведомленного и знающего все истинные нужды своего народа, а потому законодательствующего вполне свободно и только в интересах общего блага. У нас эту точку зрения можно было искренно и убежденно отстаивать еще в сороковых годах прошлого столетия; часть лучших людей этой эпохи – славянофилы-идеалисты более точно формулировали и энергично отстаивали этот идеал. Но теперь никто более не может сомневаться в том, что этот идеал неосуществим, ибо при современной сложности жизни одно лицо не может быть осведомлено о всех нуждах народа. Последние искренние защитники идеала прошлого должны были в конце концов с горечью признавать, что при старом порядке законы подготовлялись в тайных закоулках канцелярий и, в лучшем случае, разрабатывались сановниками, опытными в делах управления, но незнакомыми с народной жизнью.

Правда, и новый порядок издания у нас законов никто не считает идеальным, хотя различные лица и общественные группы недовольны им в силу прямо противоположных друг другу причин. Но все-таки этот новый порядок лучше старого. Если наше народное представительство не удовлетворяет идеалу тех, которые требуют, чтобы всякое народное представительство по своему составу точно отражало относительную силу существующих в самом народе течений и направлений, то оно все-таки дает возможность представителям различных направлений высказываться перед страной и оказывать моральное воздействие в пользу защищаемых ими взглядов. К тому же решающее значение для нашего правопорядка имеет само создание у нас народного представительства, наделенного законодательными полномочиями; оно означает принципиальное признание у нас правового начала, по которому наше действующее право должно постоянно согласоваться с народным правосознанием.

Итак, основные элементы нашего нового порядка издания законов должны были бы, казалось, приводить к росту в русской жизни, т.е. прежде всего в сознании русского правительства и общества, значения и силы закона, а вместе с тем и права как нормы. Но ни для кого теперь не составляет тайны несомненное падение у нас авторитета закона и права за последнее десятилетие. Как бы ни поражало это явление своею неожиданностью, перед нами бесспорный факт. В моральном отношении право и закон теперь еще в меньшей мере, чем прежде, рисуются в представлении наших правящих кругов и значительной части нашего общества в виде нормы, стоящей над всеми личными, частными и групповыми интересами. Напротив, они рассматриваются в последнее время у нас исключительно как предписания, направленные в интересах той или иной группы населения. Конечно, нельзя отрицать существования и таких законов, которыми иногда даже преднамеренно оказывается покровительство интересам экономически более сильной части населения в ущерб экономически более слабой его части. Далее, вследствие чрезвычайной сложности и запутанности современных социальных отношений, с одной стороны, и теоретической неразработанности научных принципов законодательной политики и законодательной техники, с другой, новые законы часто оказываются очень неудачно формулированными, а потому при применении их толкуют во многих случаях в угоду более сильным и в ущерб более слабым. Но делать из этого вывод, что законы не могут быть издаваемы иначе, как в угоду интересам господствующей части населения, или что они даже обязательно должны покровительствовать тем или иным групповым интересам, это значит извращать понятия. В идее всякий закон должен господствовать над всеми частными, личными и групповыми интересами, и если это не всегда осу-

ществляется в действительности, а иногда и трудно достижимо, то все-таки свои моральный авторитет закон черпает в этом присущем ему свойстве.

Однако не только моральная, а и фактическая авторитетность законов понизилась в русской жизни. Это сказывается в том, что никогда еще законы не исполнялись у нас так плохо и, в частности, никогда не было так много совсем неисполняющихся законов, как в последнее время. Особенно легко убедиться в этом, если взять законы и «временные правила», изданные в 1905—1906 гг., и посмотреть, что из них исполняется и что не исполняется, хотя и не было отменено последующими законами.

Таким образом, если мы присмотримся к нашей правовой действительности, то должны будем признать, что падение авторитета права как нормы, чаще всего выражаемой в законах, есть несомненный факт современной русской жизни. Но и право, как неотъемлемая принадлежность всякого человека, страшно понизилось у нас в России в своем значении и авторитете. Притом здесь противоречие между теми правами, которые предоставлены русским людям в законе, и теми правами, которыми они располагают в действительности, как-то особенно бросается в глаза. В самом деле, в наши Основные Законы 23 апреля 1906 г. введена совершенно новая глава «О правах и обязанностях российских подданных». В ней впервые у нас в десяти статьях, от 72 до 81, выражены те принципы правового порядка, которые признаются теперь во всех культурных странах. Так, в первых трех из этих статей устанавливается неприкосновенность личности русского подданного, в следующих двух – неприкосновенность его жилища и свобода его передвижения, далее устанавливается неприкосновенность собственности, свобода собраний, обществ, слова и печати и, наконец, в последней, 82 статье – свобода веры. Если судить о правовом положении русских подданных по содержанию этих статей, то надо было бы признать, что в России правовая личность каждого человека действительно уважается и ценится. Но кто из нас не знает, что эти, дарованные Манифестом 17 октября русским подданным, права до сих пор не превратились в жизненную действительность, а законы, которые обещаны для более точного их определения и ограждения, пока еще не изданы. Приходится даже констатировать, что личные права русских подданных в последние десять лет стали неизмеримо менее уважаться, чем раньше.

Прежде всего, личность русского человека теперь менее обеспечена в самом быту, так как статистика показывает, что за указанный период времени преступления против личности значительно возросли. Но и в правовом отношении, в частности перед судом, русский человек поставлен теперь в гораздо худшие условия, чем прежде. Масса фактов свидетельствует о том, что суд у нас теперь менее беспристрастен, чем он был раньше. Постоянно у нас слышатся жалобы на то, что наш суд не остается на высоте своего беспартийного положения и что он замешан в борьбу политических партий. Правда, еще лет десять тому назад такие жалобы были бы невозможны по той простой причине, что у нас не было открытых партий. Однако именно то обстоятельство, что столь необходимое для гражданского развития русского народа деление на политические партии распространяется и на такую несвойственную для него сферу как область суда, может привести к крушению последнего оплота личных прав русских подданных. Но необеспеченность личных прав в России перед судом особенно ярко проявляется в небывалом расширении у нас деятельности чрезвычайных судов. Ведь с 1906 г. вплоть до последнего времени, даже и независимо от нынешней мировой войны, значительная часть более серьезных уголовных дел передавалась у нас в военные суды и решалась на основании военных законов. Этим путем у нас фактически восстановлена отмененная еще императрицей Елизаветой Петровной смертная казнь

для общих преступлений, притом в таких широких пределах, в каких она не применяется теперь ни в одной из культурных стран [«Поименный список приговоренных к смертной казни русскими судами в период с 1826 по 1906 год» см. в сборнике «Смертная казнь: за и против». М., 1989. С. 71—96. Всего за указанный период было вынесено 612 смертных приговоров: 452 в 1826—1890 гг. (из них 69 приведены в исполнение, остальным смертная казнь была заменена другим видом наказания или они не были разысканы); 160 в 1905—1906 гг. (из них 56 приведены в исполнение).].

Но если правовая личность русского подданного плохо обеспечена в области общественно-государственной и гражданской деятельности, а также перед уголовным судом, то не лучше ее положение и в частноправовой сфере. Здесь, конечно, заслуживает особого внимания обеспечение частных прав наиболее многочисленного слоя русского населения – крестьянства. Частные права крестьян возбуждали в последнее время исключительный интерес и заботу наших правящих и общественных кругов, выразившиеся в обширном законодательстве, касающемся крестьянского землевладения и землепользования. Мы оставляем здесь совершенно в стороне очень спорный вопрос, насколько правильны экономические и социальные цели нашего нового аграрного законодательства и насколько целесообразно они осуществляются. Но в противоположность социально-экономическим целям нашего нового аграрного законодательства его правовые цели в принципе должны встречать всеобщее сочувствие и одобрение. В качестве правовой цели этого законодательства всегда выдвигалась задача приравнять права крестьян к правам лиц других сословий, а вместе с тем повысить личное самосознание, самодеятельность и чувство ответственности перед самим собой и действующим правом у крестьянина. Правда, кое-кто сомневается в рациональности главного средства, которое было избрано для осуществления этой цели, заключающегося в превращении крестьянина в частного собственника. Однако если принять во внимание, с одной стороны, общую инертность и некультурность широких масс нашего крестьянского населения, а с другой – проверенное уже на опыте психологически-правовое действие частной собственности, – недаром французская декларация прав человека и гражданина 1789 г. провозглашала частную собственность неотъемлемым правом человека, – то можно признать, что это средство, будучи разумно использовано, могло бы быстрее привести к намеченной цели. Но, к сожалению, и здесь приходится отметить несоответствие действительного правопорядка тому, который установлен в законе. В самом деле, наше новейшее аграрное законодательство пока нисколько не повысило положения правовой личности крестьянина; напротив, оно сделало ее предметом нового насильственного воздействия административной власти. Прежде всего, тот основной прием, которым это законодательство стремится насадить частную собственность среди крестьян, заключающийся в том, что члены общины, изъявляющие желание перейти к частному владению, приобретают известные экономические преимущества за счет всей остальной общины, навряд ли способен утвердить уважение не только к частной собственности, а и к собственности вообще. Далее, перешедшие к частной собственности крестьяне в административно-правовом отношении нисколько не становятся в более независимое положение от той же общины, как административно-финансовой единицы, и других органов власти. Наконец, и частноправовой сфере ввиду отсутствия детальных и точных норм, которые регулировали бы все в,новь возникшие правовые отношения, правовое положение новых частных собственников очень неопределенно и неясно, т.е. лишено наиболее ценных преимуществ всякого истинного права. Во всяком случае, общее впечатление от нового аграрного законодательства таково, что в нем личность крестьянина служит пока объектом для экспериментов, но ее действительные права нисколько не обеспечиваются и не гарантируются вновь насаждаемым правопорядком.

Итак, все рассмотренные нами факты – в детали мы, конечно, не можем вдаваться – показывают, что авторитет права во всех его формах и видах понизился в последнее время в России. Это крайне печальное явление должно вызывать

тревогу во всех, кому дороги интересы России, так как не только внутреннее преуспеяние народа, но и его внешнее могущество зависят от прочности, устойчивости и силы господствующего у него правопорядка. Против этого явления необходимо бороться всеми средствами и особенно стремиться устранить причины, вызвавшие его. В чем же, однако, заключаются эти причины? На это в нашем обществе дается вполне определенный ответ: они заключаются в господстве той или другой политической партии, и соответственно этому, в том или ином политическом направлении, которое усвоено нашим правительством. При этом, конечно, в зависимости от того, к какой партии принадлежит тот или другой представитель нашего общества, он стремится свалить вину за упадок правопорядка в нашей жизни на своих противников. Сторонники наиболее влиятельных в данное время политических партий и господствующего ныне направления правительства считают, что виноваты те политические течения, которые получили преобладание в нашем обществе и правительстве в период от 1904 по 1907 гг., и что сменившее их правительственное течение до сих пор не может справиться с происшедшим тогда сдвигом всех наших правовых устоев. Напротив, противники ныне господствующего направления правительства настаивают на том, что именно оно привело к понижению авторитета права у нас и что только более прогрессивное правительство сможет обеспечить у нас вполне прочный правопорядок. Это, столь характерное для нашего общества, разноречие показывает, что в нашем обществе нет понимания истинной природы права.

У нас право всегда ставилось в гораздо большую зависимость от других факторов общественной жизни, чем это соответствует истинному положению и действительной роли его. Широкими кругами нашего общества право до сих пор не признавалось и не признается самостоятельной силой, регулирующей, направляющей, созидающей различные формы личной и общественной жизни, каковой оно является по своему подлинному существу. Напротив, праву уделяют у нас значение лишь подчиненного орудия или средства для чуждых ему целей. В этом отношении господствующий у нас в последнее время взгляд на право как на простой результат столкновения и борьбы политических сил вполне аналогичен столь популярному у нас пятнадцать-двадцать лет тому назад воззрению на право как на отражение лишь экономических отношений, существующих в том или ином обществе. И в Западной Европе когда-то в той же мере умалялось значение права и ему приписывались лишь акцессорное положение и служебная роль. Это было в то время, когда религия безраздельно господствовала над сознанием людей в Западной Европе, а потому организация верующих – католическая церковь подчиняла своим интересам право. Не подлежит сомнению, что вся совокупность обстоятельств, характеризующих те исторические эпохи, когда праву уделяется лишь подчиненное значение, свидетельствует о том, что это явление ненормально, и что оно обыкновенно вызывается чрезмерным и односторонним развитием какого-либо одного проявления духовной и общественной жизни.

Что касается переживаемого Россией в данный момент правового состояния, то если, с одной стороны, в обществе у нас теперь по большей части не встречается правильного понимания истинной сущности права и если в современных условиях нашей общественной жизни есть глубокие причины, мешающие выработке этого понимания, то, с другой стороны, у нас имеется и много условий, свидетельствующих о том, что право уже в ближайшем будущем может занять в жизни русского народа подобающее ему место. Прежде всего, наша государственная реформа, как указано выше, создала те формальные предпосылки, которые необходимы для того, чтобы авторитет права был незыблемо утвержден в нашей государственной, общественной и частной жизни. Отмеченное выше не-

сомненное падение у нас авторитета права именно после этой реформы, хотя и требует самого серьезного внимания к себе, не должно нас чрезмерно смущать. Аналогичные явления происходили почти во всех странах при переходе от одного государственного строя к другому. Однако с этим явлением надо тем энергичнее бороться, что оно идет вразрез с вновь установленным у нас правовым строем. Для поддержания авторитета права у нас в первую очередь необходимо добиться того, чтобы все наши законы, особенно изданные в связи с нашей государственной реформой, точно и правильно исполнялись, не подвергаясь извращенному толкованию. Пути и средства для этого указаны в самих конституционных учреждениях, которые созданы нашей недавней государственной реформой, в их правах и функциях; при разумном использовании их наши государственные законы в конце концов будут надлежаще осуществляться и получат должное развитие, а это необходимо приведет и к общему повышению авторитета нашего права. Конечно, это очень медленный путь, но всякий путь права медленен, зато он и наиболее прочен. Кто не принимает этого во внимание, тот подвергает себя излишним разочарованиям, вызванным или недостаточным знакомством с природой права, или нежеланием брать право таковым, каково оно есть, хотя бы некоторые его свойства и противоречили субъективным стремлениям и темпераментам отдельных лиц.

Но более всего призвано способствовать повышению у нас авторитета права наше сословие юристов. Сословие это, состоящее из представителей различных профессий – судейской, адвокатской, учено-преподавательской и др. – и насчитывающее в числе своих членов ряд наиболее выдающихся научных, общественных и государственных деятелей прошлого и настоящего, оказало уже услуги правовому развитию России и в данное время в значительной мере руководит правовой жизнью нашей страны. Согласно лучшим традициям, господствующим в нашем сословии юристов, оно не только никогда не выделяло себя из остального общества и не противопоставляло себя ему, но и всегда считало себя неразрывной частью его. Эта традиция должна строго соблюдаться по отношению ко всем общегосударственным и общегражданским вопросам. Но в вопросах специально правовых наше сословие юристов, хотя оно и составляет лишь незначительную часть нашего общества и\народа, должно в большей мере сознавать свою руководящую роль и меньше подчиняться тем или иным течениям, господствующим в обществе. К фактическому руководству нашей правовой жизнью, которое в значительной мере осуществляют наши юристы при исполнении тех или иных своих профессиональных обязанностей, должно присоединиться и более авторитетное положение нашего сословия юристов во всех вопросах, касающихся нашего правопорядка. В настоящий переходный момент нашего правового развития то знание права и то понимание его значения, которым обладают наши юристы, могут способствовать обновлению всей нашей правовой жизни, если наши юристы окажут соответственное влияние на более правильное отношение нашего общества к праву. Стремясь к этому, наши юристы прежде всего должны настаивать на признании за правом самостоятельного значения, так как право должно быть правом, а не каким-то придатком к экономической, политической и другим сторонам общественно-государственной жизни.

Для нас, юристов, не может подлежать сомнению, что если правопорядок и его авторитет будут поставлены у нас в зависимость от господства и смены тех или других политических партий, то у нас никогда не будет прочного правопорядка. Согласно со своими убеждениями, мы должны настаивать на том, что право должно действовать и иметь силу совершенно независимо от того, какие политические направления господствуют в стране и правительстве. Право, по само-

му своему существу, стоит над партиями, и потому создавать для него подчиненное положение по отношению к тем или другим партиям – это значит извращать его природу. Ведь право может обладать только тогда авторитетом, когда этот авторитет будет заключаться в нем самом, а не в каких-либо посторонних влияниях.

Произведенная нашим недавним государственным преобразованием перемена в нашей общественной жизни предъявляет, конечно, известные требования к каждому русскому гражданину. Так, например, правы до известной степени те, которые утверждают, что теперь у нас стало гражданским долгом всякого взрослого человека так или иначе примыкать к какой-либо политической партии. Этот новый долг вызывается хотя бы тем обстоятельством, что русским гражданам приходится теперь осуществлять дарованное законодательством 1905— 1906 гг. право избирать народных представителей, а этому праву, как и всякому праву, соответствует и известная обязанность. Но наряду с этим у нас, с одной стороны, вместе с появлением открытых политических партий политическая деятельность могла, наконец, выделиться в особую свободную профессию, которой занимаются определенные лица, а с другой, – есть роды деятельности, которые у нас, как и в большинстве конституционных стран, поставлены безусловно вне деления на политические партии. Достаточно указать на то, что члены нашей действующей армии не пользуются избирательными правами, а следовательно, и не могут примыкать к каким-либо политическим партиям. Вообще все в нашей современной общественной и государственной жизни требует от каждого сознательного человека гораздо более тщательной дифференциации между различными проявлениями гражданской и профессиональной деятельности, чем это было раньше.

В частности, нам, сословию юристов, конечно, предоставлено право участвовать в общегражданской и политической жизни нашего отечества. Но в своей профессиональной деятельности мы в качестве юристов должны строго соблюдать и отстаивать нейтралитет права по отношению ко всем политическим партиям. В чем бы ни выражалась наша специальная юридическая деятельность, в судейских, административных, адвокатских или научно-преподавательских функциях, мы всегда должны настаивать на том, что право как таковое во всяком случае должно осуществляться. Наш долг – способствовать всеми силами повышению авторитета права, а это повышение возможно только при неуклонном осуществлении правовых норм. Даже в тех случаях, когда мы убеждены в необходимости изменения какой-либо правовой нормы или совершенно нового регулирования законодательным путем известных частных или общественных отношений, мы все-таки должны делать все для осуществления действующих пока норм права. Ведь не подлежит сомнению, что формальное совершенство правового порядка, заключающееся в том, что правовые нормы неуклонно осуществляются, необходимо приводит и к материальному усовершенствованию этого правопорядка, т.е. к большему приспособлению содержания правовых норм к реальным потребностям народа и к его правосознанию.

Правда, под влиянием модного в последнее время течения в Германии у нас все чаще высказываются мнения, что надо расширить сферу судейского усмотрения и стремиться к тому, чтобы нормы действующего права путем рационального толкования непосредственно приспособлялись к назревающим народным потребностям и согласовались с народным правосознанием. Но если в Германии, а еще раньше во Франции это течение вызвано, несомненно, действительными нуждами самого правопорядка, на которых мы здесь, конечно, не можем останавливаться, то у нас оно, по-видимому, является искусственным и наносным явлени-

ем. Высказывающиеся в пользу свободы толкования законов обыкновенно упускают из виду то обстоятельство, что различным эпохам правового развития каждого народа соответствуют и различные формы и пределы свободы толкования действующих правовых норм и что эти пределы и формы свободного толкования находятся также в зависимости от того, к какой области права относятся применяемые нормы.

Если с этой точки зрения поставить вопрос о допустимых в России в данный момент формах и видах толкования, то, вероятно, придется ответить, что толкование должно быть у нас наименее свободным и наиболее близким к истинному смыслу законов. Правотворческим толкование у нас может быть только в тех определенных случаях, когда несомненные пробелы в гражданском праве неизбежно требуют пополнения. Вообще же при решении этого вопроса для современного русского правопорядка надо иметь в виду, что положение России теперь наиболее похоже на то положение, к каком находились Франция и Германия, когда в них проповедовалось строгое разделение властей и когда судья в них должен был быть лишь точным исполнителем закона, лишенным каких бы то ни было правотворческих функций. Высшее благо для России в настоящее время – определенность, прочность и устойчивость права. Поэтому, более чем где бы то ни было, суд должен быть у нас прежде всего слугой устойчивости права. Исключительную важность этой миссии сам суд должен сознавать и добровольно ограничивать себя даже в тех случаях, где он мог бы решить вопрос по усмотрению, но где это не безусловно необходимо[2].

В России в данное время гораздо целесообразнее стремиться к усовершенствованию действующего права путем законодательства, чем путем других форм правотворчества[3]. Надо, впрочем, признать, что такое стремление очень сильно проявляется в самом нашем обществе. Благодаря нашей недавней государственной реформе и созданию у нас народного представительства, как органа законодательной власти, вопрос о тех или иных законодательных реформах сделался предметом обсуждения со стороны повременной печати, различных общественных и научных организаций и, наконец, частных лиц. Но в нашем обществе, как уже отмечено выше, все вопросы о тех или иных законодательных нововведениях решаются почти исключительно с политической точки зрения. В противоположность этому мы, юристы, не только должны вносить возможно больше юридических критериев в обсуждение желательности и нежелательности издания тех или иных законов, но и стараться решать все вопросы, касающиеся новых законов, исключительно с точки зрения права. Как это ни трудно, особенно ввиду отсутствия теоретической разработки, с одной стороны, вопросов законодательной политики, а с другой – законодательной техники, это все-таки вполне достижимо. Во всяком случае, это необходимое требование, предъявляемое к каждому юристу в современных условиях нашей правовой жизни.

Итак, во всех сферах своей профессиональной деятельности наши юристы должны отстаивать самостоятельное значение права и его принципиальную независимость от других элементов общественной жизни и, в частности, от политики. Но более всего призвана установить и показать это независимое и самостоятельное значение права юридическая наука; все, кто принимается за научную разработку какого-нибудь общего или частного вопроса права, никогда не долж-

ны этого забывать. Правда, вместе с поразительным расширением области научных исследований во второй половине XIX столетия выдвинуты были задачи изучения правовых явлений с социально-экономической, политической, антропологической, психологической и других точек зрения. Это привело к появлению социологической, антропологической, психологической и других школ правоведения. Вполне приветствуя это расширение области научных знаний, необходимо самым энергичным образом настаивать на том, что право нельзя растворять в тех сферах явлений, с которыми оно соприкасается и связано. Применение правильной методологической точки зрения к изучению права приводит нас, как мы видели, к заключению, что право есть явление и социальное, и психическое, и государственно-организационное, и нормативное. Но вместе с тем оно никогда не сливается с какой-нибудь одной из этих областей конкретной действительности. Напротив, оно всегда остается самим собою, сохраняя свою самобытность и автономность. Поэтому социологическое и психологическое направления в юриспруденции стоят, несомненно, на методологически ложном пути, когда они хотят заменить науку о праве социологией или учением о правовой психике. Юридическая наука никогда не должна упускать из виду безусловного своеобразия ее основного предмета. Руководствуясь как чисто теоретическими, так и практическими соображениями, она всегда должна проводить идею о самобытности, самоценности и автономности права. Только отстаивая эту точку зрения на право, представители юридической науки у нас будут способствовать тому, чтобы право заняло в нашей жизни подобающее ему место.

Дата добавления: 2015-05-31