КНИГА II 5 страница

Политический организм так же, как и организм человека, начинает уми­рать с самого своего рождения и несет в себе самом причины своего разру­шения. Но и тот и другой могут иметь сложение более или менее крепкое и способное сохранить этот организм на более или менее длительный срок. Организм человека — это произведение природы; устройство Государства — Это произведение искусства. От людей не зависит продление срока их жизни; от них зависит продлить жизнь Государства настолько, сколь сие возможно, дав ему наилучшее устройство, какое только оно может иметь. И самым лучшим образом устроенное Государство когда-нибудь перестанет существовать; но позже, чем другое, если никакой непредвиденный случай не приведет его к преждевременной гибели.

Первооснова политической жизни заключается в верховной власти суве­рена. Законодательная власть — это сердце Государства, исполнительная власть — его мозг, сообщающий движение всем частям. Мозг может быть парализован, а индивидуум будет еще жить. Человек остается идиотом — и живет, но как только сердце перестает сокращаться, животное умирает.

Не законами живо Государство, а законодательной властью. Закон, при­нятый вчера, не имеет обязательной силы сегодня; но молчание подразуме­вает молчаливое согласие, и считается, что суверен непрестанно подтверждает законы, если он их не отменяет, имея возможность это сделать. То, что суверен единожды провозгласил как свое желание, остается его желанием, если только он сам от пего не отказывается.

Почему же столь почитают древние законы? Именно поэтому. Надо по­лагать, что лишь превосходство волеизъявлений древних могло сохранить их в силе столь долго; если бы суверен не признавал их неизменно благо­творными, он бы их тысячу раз отменил. Вот почему законы не только не теряют силу, но беспрестанно приобретают новую силу во всяком хорошо устроенном Государстве; уже одно то, что они древние, делает их с каждым днем все более почитаемыми; тогда как повсюду, где законы, старея, теряют силу, это доказывает, что нет там больше власти законодательной и что Го­сударство перестает жить.

Глава XII КАК ПОДДЕРЖИВАЕТСЯ ВЕРХОВНАЯ ВЛАСТЬ СУВЕРЕНА

Суверен, не имея другой силы, кроме власти законодательной, действует только посредством законов; а так как законы суть лишь подлинные акты общей воли, то суверен может действовать лишь тогда, когда народ в со­браны. Народ в собрании, скажут мне,— какая химера! Это химера сегодня, но не так было две тысячи лет тому назад. Изменилась ли природа людей?

Границы возможного в мире духовном менее узки, чем мы полагаем; их сужают наши слабости, наши пороки, наши предрассудки. Низкие души не верят в существование великих.людей; подлые рабы с насмешливым видом улыбаются при слове свобода.

Основываясь на том, что совершилось, рассмотрим то, что может совер­шиться. Я не стану говорить о Республиках древней Греции; но Римская Республика была, как будто, большим Государством, а город Рим — боль­шим городом. По данным последнего ценза 146, в Риме оказалось четыреста тысяч граждан, способных носить оружие, а по последней переписи в импе­рии было около четырех миллионов граждан, не считая подданных, иностран­цев, женщин, детей, рабов.

Каких только затруднений не воображают себе, что связаны с необходи­мостью часто собирать огромное население этой столицы и ее окрестностей. А между тем немного недель проходило без того, чтобы римский народ не собирался и даже по нескольку раз. Он не только осуществлял права сувере­нитета, но даже часть прав по Управлению. Он решал некоторые дела, раз­бирал некоторые тяжбы, и весь этот народ столь же часто бывал на форуме магистратом, как и гражданином.

Восходя к начальным временам в истории народов, мы найдем, что боль­шинство древних Правлений, даже монархических, таких как Правления македонян и франков, имели сходные Советы. Как бы там ни было, а уже один этот неоспоримый факт разрешает все трудности: заключать по сущест­вующему о возможном — это значит, мне кажется, делать верный вывод.

Глава XIII ПРОДОЛЖЕНИЕ

Недостаточно, чтобы народ в собраньи единожды утвердил устройство Государства, одобрив свод законов; недостаточно, чтобы он установил посто­янный образ Правления или предуказал раз навсегда порядок избрания ма­гистратов. Кроме чрезвычайных собраний, созыва которых могут потребовать непредвиденные случаи, надо, чтобы были собрания регулярные, периодиче­ские, созыв которых ничто не могло бы ни отменить, ни отсрочить, так, что­бы в назначенный день народ на законном основании созывался в силу Заакона, без того, чтобы для этого необходима была еще какая-нибудь проце­дура созыва.

Но, за исключением этих собраний, правомерных уже по одному тому, что они созываются в установленный Законом срок, всякое собрание народа, которое не будет созвано магистратами, для того поставленными, и сообраз­но с предписанными формами, должно считаться незаконным и все там со­деянное не имеющим силы, потому что даже само приказание собираться должно исходить от Закона.

Что до более или менее частой повторяемости законных собраний, то сие зависит от стольких различных соображений, что здесь невозможно пре­подать точные правила. Можно, в общем, сказать только одно, что чем боль­ше силы у Правительства, тем чаще должен являть себя суверен.

Это, скажут мне, может быть хорошо для одного города; но что делать, когда их в Государстве несколько? Разделить ли верховную власть? или же должно сконцентрировать ее в одном только городе, а все остальные под­чинить ему?

Я отвечу, что не следует делать ни того, ни другого. Во-первых, верхов­ная власть неделима и едина, и ее нельзя разделить, не уничтожив. Во-вторых, никакой город, так же как и никакой народ, не может быть на закон­ном основании подчинен другому, потому что сущность Политического орга­низма состоит в согласовании повиновения и свободы и потому, что слова эти — подданный и суверен указывают на такие же взаимоотношения, смысл которых соединяется в одном слове — гражданин.

Я отвечу еще, что это всегда зло — объединять несколько городов в одну Общину гражданскую — и что, желая совершить такое объединение, не долж­но льстить себя надеждою, что удастся избежать естественно связанных с этим затруднений. Вовсе не следует ссылаться на злоупотребления в боль­ших Государствах тому, кто считает, что Государства должны обладать ма­лыми размерами. Но как наделить малые Государства силой достаточной, чтобы противостоять большим? как некогда древнегреческие города противо­стояли великому царю, и как в более близкое к нам время Голландия и Швейцария противостояли австрийскому дому.

Все же, если невозможно свести размеры Государства до наилучшей для него величины, то остается еще одно средство: не допускать, чтобы оно имело столицу; сделать так, чтобы Правительство имело местопребывание попеременно в каждом городе и собирать там поочередно Штаты страны.

Заселите равномерно территорию, распространите на нее всю одни и те же права, создайте в ней повсюду изобилие и оживление,— именно таким образом Государство сделается сразу и наиболее сильным и лучше всего управляемым. Помните, что стены городов возводятся из обломков домов деревень. При виде каждого дворца, возводимого в столице, я словно вижу, как разоряют целый край.

Глава XIV ПРОДОЛЖЕНИЕ

Как только весь народ на законном основании собрался в качестве суве­рена, всякая юрисдикция Правительства прерывается, исполнительная власть временно отрешается, и личность последнего гражданина становится столь же священной и неприкосновенной, как личность первого магистрата, ибо там, где находится представляемый, нет более представителей. Большая часть волнений, поднимавшихся в Риме в Комициях 150, происходила от не­знания этого правила или от пренебрежения им. Консулы были тогда лишь первоприсутствующими народа, Трибуны — простыми ораторами. Сенат — вообще ничем.

Эти промежутки времени, когда исполнительная власть временно отре­шена и государь признает или должен признать того, кто в действительности его выше, всегда были для него опасны; и эти собрания народа — защита Политического организма и узда для Правительства во все времена вселяли ужас в сердца правителей; поэтому они, чтобы отвратить граждан от таких собраний никогда не жалеют стараний, чинят препятствия и затруднения, раздают посулы. Если же граждане скупы, трусливы, малодушны, больше привязаны к покою, чем к свободе, то они недолго могут устоять против все возрастающих усилий Правительства. Вот каким образом, когда противодей­ствующая сила беспрестанно возрастает, власть суверена в конце концов исчезает и большинство Общин слабеют и преждевременно гибнут.

Но между властью суверена и самовластным Правительством иногда встает посредствующая власть, о которой надо сказать отдельно.

Глава XV О ДЕПУТАТАХ ИЛИ ПРЕДСТАВИТЕЛЯХ

Как только служение обществу перестает быть главным делом граждан и они предпочитают служить ему своими кошельками, а не самолично,— Госу­дарство уже близко к разрушению. Нужно идти в бой? — они нанимают вой­ска, а сами остаются дома. Нужно идти в Совет? — они избирают Депута­тов и остаются дома. Наконец, так как граждан одолевает лень и у них в избытке деньги, то у них, в конце концов, появляются солдаты, чтобы слу­жить отечеству, и представители, чтобы его продавать.

Хлопоты, связанные с торговлей и ремеслами, алчность в погоне за на­живою, изнеженность и любовь к удобствам — вот что приводит к замене личного служеения денежными взносами. Уступают часть своей прибыли, что­бы легче было ее потом увеличивать. Давайте деньги — и скоро на вас бу­дут цени. Слово финансы — это слово рабов, оно неизвестно в гражданской общине. В стране, действительно свободной, граждане все делают своими руками — и ничего — при помощи денег; они не только не платят, чтобы освободиться от своих обязанностей, но они платили бы за то, чтобы испол­нять их самим. Я весьма далек от общепринятых представлений; я полагаю, что натуральные повинности менее противны свободе, чем денежные по­дати.

Чем лучше устроено Государство, тем больше в умах граждан заботы об­щественные дают ему перевес над заботами личными. Там даже гораздо меньше личных забот, ибо, поскольку сумма общего блага составляет более значительную часть блага каждого индивидуума, то последнему приходится меньше добиваться его путем собственных усилий. В хорошо управляемой Гражданской общине каждый летит на собрания; при дурном Правлении ни­кому не хочется и шагу сделать, чтобы туда отправиться, так как ни­кого не интересует то, что там делается, ибо заранее известно, что общая воля в них не возобладает, и еще потому, наконец, что домашние заботы по­глощают все. Хорошие законы побуждают создавать еще лучшие, дурные — влекут за собою еще худшие. Как только кто-либо говорит о делах Государ­ства: что мне до этого? следует считать, что Государство погибло.

Охлаждение любви к отечеству, непрерывное действие частных интере­сов, огромность Государств, завоевания, злоупотребление Властью натолкнули на мысль о Депутатах или Представителях народа в собраниях нации. Это то, что в некоторых странах смеют называть Третьим сословием. Таким обра­зом, частные интересы двух сословий поставлены па первое и второ места; интересы всего общества — лишь на третьем.

Суверенитет не может быть представляем по той же причине, по которой он не может быть отчуждаем. Он заключается, в сущности, в общей воле, а воля никак не может быть представляема; или эхо она, или это другая воля, среднего не бывает. Депутаты народа, следовательно, не являются и не могут являться его представителями; они лишь его уполномоченные; они ни­чего не могут постановлять окончательно. Всякий закон, если народ не ут­вердил его непосредственно сам, недействителен; это вообще не закон. Ан­глийский народ считает себя свободным: он жестоко ошибается. Он свободен только во время выборов членов Парламента: как только они избраны — он раб, он ничто. Судя по тому применению, которое он дает своей свободе в краткие мгновенья обладания ею, он вполне заслуживает того, чтобы он ее лишился.

Понятие о Представителях принадлежит новым временам; оно досталось нам от феодального Правления, от этого вида Правления несправедливого и нелепого, при котором род человеческий пришел в упадок, а звание чело­века было опозорено. В древних Республиках и даже в монархиях народ ни­когда не имел Представителей; само это слово было неизвестно. Весьма странно, что в Риме, где Трибуны были столь свято чтимы, никто даже не представлял себе, что они могли бы присвоить себе права народа, и что при столь огромной численности населения они никогда не пытались провести собственной властью хотя бы один плебисцит. Пусть судят, однако, о затруд­нениях, которые иногда вызывает наличие такой массы народа, по тому, что случилось во времена Гракхов, когда часть граждан подавала голоса с крыш.

Там, где право и свобода — всё, затруднения ничего не значат. У этого мудрого народа все было поставлено на соответствующее место; он предоста­вил своим ликторам делать то, что не осмелились бы сделать Трибуны; он не опасался, что ликторы могут захотеть его представлять.

Чтобы все же объяснить, каким образом Трибуны иногда представляли народ, достаточно постигнуть, как Правительство представляет суверен. По­скольку Закон — это провозглашение общей воли, то ясно, что в том, что от­носится до власти законодательной, народ не может быть представляем; но он может и должен быть представляем в том, что относится к власти испол­нительной, которая есть сила, приложенная к Закону. Отсюда видно, что если рассматривать вещи как следует, мы обнаружим, что законы существу­ют лишь у очень немногих народов. Как бы то ни было, несомненно, что Три­буны, не обладая никакою частью исполнительной власти, никогда не могли представлять римский народ по праву своей должности, но лишь узурпируя права Сената.

У греков все, что народу надлежало делать, он делал сам; беспрерывно происходили его собрания на площади. Он жил в мягком климате; он вовсе не был алчен: рабы выполняли его работу; главной заботой его была собст­венная свобода. Не имея более тех же преимуществ, как сохранить те же права? Ваш более суровый климат порождает у вас больше потребностей1: шесть месяцев в году общественной площадью нельзя пользоваться; вашу глухую речь не расслышать на открытом воздухе; вы больше делаете для ва­шего барыша, нежели для свободы вашей, и гораздо меньше страшитесь рабства, нежели нищеты.

Как! Свобода держится лишь с помощью рабства? Возможно. Эти две крайности соприкасаются. Все, чего нет в природе, связано с затруднениями, а гражданское общество более, чем все остальное. Бывают такие бедствен­ные положения, когда можно сохранить свою свободу только за счет свободы другого человека и когда гражданин может быть совершенно свободен лишь тогда, когда раб будет до последней степени рабом. Таково было положение Спарты. Вы же, народы новых времен, у вас вообще нет рабов, но вы — рабы сами; вы платите за их свободу своею. Напрасно вы похваляетесь этим преимуществом, я вижу здесь больше трусости, чем человечности.

Всем этим я вовсе не хочу сказать, что следует иметь рабов и что право рабовладения законно, поскольку я уже доказал противное. Я только ука­зываю причины того, почему народы новых времен, мнящие себя свободны­ми, имеют Представителей и почему древние народы их не имели. Что бы там ни было, но как только народ дает себе Представителей, он более не сво­боден; его более нет.

Рассмотрев все основательно, я считаю, что суверен отныне может осу­ществлять среди нас свои права лишь в том случае, если Гражданская общи­на очень мала. Но если она очень мала, то она будет покорена? Нет. Я по­кажу ниже, как можно соединить внешнее могущество многочисленного народа с легко осуществляемым управлением и добрым порядком малого Государства.

Глава XVI О ТОМ, ЧТО УЧРЕЖДЕНИЕ ПРАВИТЕЛЬСТВА ОТНЮДЬ НЕ ЕСТЬ ДОГОВОР

Когда установлена как следует законодательная власть, требуется установить таким же образом власть исполнительную, ибо эта последняя, действующая лишь посредством актов частного характера, по самой своей сущности отличаясь от первой, естественно от нее отделена. Если бы возможно было, чтобы суверен, рассматриваемый как таковой, обладал исполнительной властью, то право и действия так смешались бы, что уже неизвестно было бы, что Закон, а что — не он, и Политический организм, так извращенный, стал бы вскоре добычею того насилия, противостоять которому он был создан.

Поскольку по Общественному договору все граждане равны, то все могут предписывать то, что все должны делать, но никто не имеет права требовать, чтобы другой сделал то. чего он не делает сам. Именно это право, необходи­мое, чтобы сообщить жизнь и движение Политическому организму, и дает су­верен государю, учреждая Правительство.

Многие утверждали, что этот акт является договором между народом и теми правителями, которых он себе находит: договором, в котором огова­риваются условия, на которых одна из сторон обязуется повелевать, а дру­гая — повиноваться. Со мной согласятся, я надеюсь, что это странный способ заключать договоры. Но посмотрим, можно ли защищать такое мнение.

Во-первых, верховная власть не может видоизменяться, как не может и отчуждаться; ограничивать ее — значит ее уничтожить. Нелепо и противоре­чиво, чтобы суверен ставил над собою старшего; обязываться подчиняться господину значило бы вернуться к состоянию полной свободы.

Кроме того, очевидно, что такой договор народа с теми или иными лица­ми являлся бы актом частного характера, откуда следует, что этот акт не мог бы являть собою ни закон, ни акт суверенитета, и что, следовательно, он был бы незаконен.

Понятно также, что договаривающиеся стороны подчинялись бы в своих взаимоотношениях единственно естественному закону, без какого бы то ни было поручителя в их взаимных обязательствах, что во всех отношениях про­тиворечит гражданскому состоянию. Тот, у кого в руках сила, всегда управ­ляет и исполнением; стало быть, с равным успехом можно было бы дать имя договора такому действию одного человека, который сказал бы другому: «Я отдаю вам все мое достояние при условии, что вы вернете мне из него то, что вам будет угодно».

Существует только один договор в Государстве,— это — договор ассо­циации, и он один исключает здесь любой другой. Нельзя представить себе никакого публичного договора, который не был бы нарушением пер­вого.

Глава XVII ОБ УЧРЕЖДЕНИИ ПРАВИТЕЛЬСТВА

В каком же смысле нужно понимать акт, которым учреждается Прави­тельство? Я замечу прежде всего, что — это акт сложный, или состоящий из двух других актов, именно: установления закона и исполнения закона.

Первым из них суверен постановляет, что будет существовать Правитель­ственный корпус, установленный в той или иной форме,— и ясно, что этот акт есть закон.

Вторым — народ нарицает начальников, на коих будет возложено учреж­даемое Управление. Но, нарицая их, он творит акт частного характера, не другой закон, но лишь продолжение первого и Действие правительственное.

Трудность состоит в том, чтобы понять, как возможно Действие прави­тельственное, когда нет еще Правительства; и каким образом народ, являю­щийся лишь сувереном или подданным, может при определенных обстоятель­ствах стать государем или магистратом.

И в этом раскрывается еще одно из удивительных свойств Политическо­го организма из тех свойств, посредством которых он примиряет действия, по видимости противоречивые. Это свойство проявляется во внезапном пре­вращении верховной власти в демократию, таким образом, что безо всякой заметной перемены и только в силу нового отношения всех ко всем, гражда­не, став магистратами, переходят от общих актов к актам частного характе­ра и от Закона к его исполнению.

Это изменение отношений вовсе не какая-нибудь чисто умозрительная тонкость, не имеющая примера в практике: оно имеет место в английском Пар­ламенте тогда, когда Нижняя палата в определенных случаях превращает­ся в большой комитет, чтобы лучше обсуждать дела, и следовательно из Верховного собрания, каким она была в предыдущий момент, становится обыкновенной комиссией; таким образом, она затем уже делает доклад самой себе как Палате Общин о том, что она только что определила в качестве большого комитета, и снова обсуждает в одном качестве то, что она уже решила в другом.

Таково преимущество, свойственное Правительству при демократии: оно может быть установлено посредством простого акта общей воли. После чего Это временное Правительство остается у власти, если такова принятая фор­ма, или устанавливает именем суверена образ Правления, предписываемый Законом; и все, таким образом, совершается по правилу. Невозможно учре­дить Правительство каким-либо иным законным способом, и не отказываясь от установленных выше принципов.

Глава XVIII СПОСОБЫ ПРЕДУПРЕЖДАТЬ ЗАХВАТ ВЛАСТИ

Из этих разъяснений следует, в подтверждение главы XVI, что акт, учреж­дающий Правительство,— это отнюдь не договор, а закон; что блюстители исполнительной власти отнюдь не господа народа, а его чиновники; что он мо­жет их назначать и смещать, когда это ему угодно, что для них речь идет вовсе не о том. чтобы заключить договор, а о том, чтобы повиноваться; и что, беря на себя должностные обязанности, которые Государство возлагает на них, они лишь исполняют свой долг граждан, не имея никоим образом права обсуждать условия.

Когда же случается, что народ учреждает Правительство наследственное, то ли монархическое — в одной семье, то ли аристократическое — в одном сословии граждан, это вовсе не означает, что он берет на себя обязательство: Это — временная форма, которую он дает управлению до тех пор, пока ему не будет угодно распорядиться по этому поводу иначе.

Правда, эти изменения всегда опасны, и не следует касаться уже уста­новленного Правительства, за исключением того случая, когда оно становится несовместимым с общим благом. Но эта осмотрительность — правило полити­ки, а не принцип права, и Государство не в большей мере обязано предостав­лять гражданскую власть своим высшим должностным лицам, чем власть военную своим генералам.

Правда также, что в подобном случае невозможно соблюсти со всею тща­тельностью все формальности, которые требуются для того, чтобы отличать акт правильный и законный от мятежного волнения, и волю всего народа от ропота политической фракции. Здесь особенно в неблагоприятном случае, следует соблюсти только то, что, по всей строгости права, обязательно должно быть соблюдено. И именно из этого обязательства государь и извлекает боль­шое преимущество для сохранения своей власти вопреки воле народа, причем, нельзя сказать, чтобы он ее узурпировал. Ибо, делая вид, что он пользуется лишь своими правами, он очень легко может их расширить и препятствовать, под предлогом сохранения общественного спокойствия, созыву собраний, пред­назначенных для восстановления доброго порядка; таким образом, он поль­зуется молчанием, нарушению которого препятствует, и беспорядками, кото­рые вызывает, чтобы истолковать в свою пользу мнение тех, кого страх застав­ляет молчать, и чтобы наказать тех, кто осмеливается говорить. Таким именно образом Децемвиры, будучи сначала избраны на год, а затем еще па один, пытались удержать власть в своих руках навсегда, не позволяя более соби­раться Комициям; и именно таким легким способом все Правительства мира, раз облеченные публичной силой, рано или поздно присваивают себе верхов­ную власть.

Периодические собрания, о которых я говорил выше, способны предупре­дить или отсрочить это несчастье, особенно, когда не требуется каких-либо формальностей для их созыва; ибо тогда государь не может им воспрепятство­вать, не показав себя открыто нарушителем законов и врагом Государства.

Открытие этих собраний, которые имеют целью лишь поддержание общест­венного договора, всегда должно производиться посредством двух предложе­ний, которые нельзя никогда опускать и которые ставятся на голосование в отдельности.

Первое: Угодно ли суверену сохранить настоящую форму Правления.

Второе: Угодно ли народу оставить управление в руках тех, на кого оно в настоящее время возложено.

Я предполагаю здесь то, что, думаю, уже доказал, именно: не существует в Государстве никакого основного закона, который не может быть отменен, не исключая даже и общественного соглашения. Ибо если бы все граждане собрались, чтобы расторгнуть это соглашение с общего согласия, то можно не сомневаться, что оно было бы вполне законным образом расторгнуто. Гроций даже полагает, что каждый может отречься от Государства 160, членом кото­рого он является, и вновь возвратить себе естественную свободу и свое иму­щество, если покинет страну. Но. было бы нелепо, чтобы все граждане, соб­равшись вместе, не могли сделать то, что может сделать каждый из них в отдельности.

Дата добавления: 2015-05-31