Этические и правовые аспекты испытания вакцин 3 страница

Обсуждаемая проблемная ситуация отнюдь не новая в контексте опыта профессиональной медицинской этики и, в особенности, современной биоэтики. Можно сказать, что существует некий общий алгоритм разрешения содержащихся в таких ситуациях противоречий. Взять классическую проблему врачебной тайны. Да, врачи и все медицинские работники обязаны хранить ставшие им известными сведения о болезни и частной жизни своих пациентов в силу оказанного им доверия. В то же время строго определенные случаи (определенные или традицией профессиональной медицинской этики или даже буквой Закона) представляют собой исключения, когда информация о болезни и частной жизни больного может и должна быть сообщена третьим лицам, независимо от согласия или несогласия на то самого больного. Или другой пример. Проведение биомедицинских экспериментов допустимо лишь на основе добровольного осознанного согласия больного (испытуемого), но этой социальной практике, согласно современной биоэтике и международным этическим стандартам, положены ограничения в отношении несовершеннолетних и лиц с глубокими психическими расстройствами, определенных недееспособными по суду. Следует особо подчеркнуть важность процедурной стороны в определении демаркационной линии, отделяющей социальные практики в рамках "правила" и в рамках "исключения". Строгость юридических процедур общеизвестна и понятна, однако в современном обществе все большую роль приобретают контрольные функции соответствующих общественных организаций, например, "этических комитетов". Как раз в случаях биомедицинских экспериментов должна превалировать роль таких комитетов, а в случаях, предусматривающих по Закону обязательность вакцинации для представителей каких-то профессий, может быть, окажется достаточным соблюдение только юридических процедур при заключении трудового соглашения.

Совершенно ясно, что вся острота вопроса об осознанном добровольном согласии на вакцинацию, прежде всего, связана с риском, который она может представлять для пациента. Сообщая пациенту адекватную информацию о вероятности поствакцинальных осложнений (и, конечно, об оправданности вакцинации, ожидаемой от нее пользе) врач не только проявляет уважение к его моральной автономии, но и стремится разделить с ним моральную ответственность. Что же касается каждого отдельного случая поствакцинальных осложнений, эта моральная ответственность и врача, и пациента может быть конкретизирована и уточнена. Для пациента принятое им решение, может быть, обернется раскаянием и дополнительными душевными страданиями. Такой финал представляется вдвойне несправедливым, и поэтому особую актуальность приобретает решение вопросов компенсации за нанесенный ему ущерб. Принципиальная правовая база для этого уже создана в нашем обществе. Гораздо более трудной задачей, конечно, является создание соответствующих юридических механизмов (и даже шире — социальных практик), способных обеспечить реализацию права пациента на возмещение ущерба, в частности, в случаях поствакцинальных осложнений. А с нашей точки зрения, в становлении служб и структур страхового здравоохранения решение таких вопросов должно стать одной из главных задач. Во всяком случае, в теоретическом плане можно уже найти конкретизацию самой постановки этой задачи: "Содержание ущерба, наносимого пациенту в случае неблагоприятного исхода его лечения (мы бы здесь сказали "медицинского вмешательства". — авт.):

1. потери от временной утраты трудоспособности вследствие стационарного лечения;
2. потери общей трудоспособности на определенное число лет;
3. потери профессиональной трудоспособности на определенное число лет;
4. потери вследствие смертельного исхода;
5. потери в результате морального ущерба (Саркисян А., Громов А., Шиленко Ю. "Риск врача и пациента на весах медстраха", Медицинская газета, 17 сентября 1993 г., с. 9).

Но ведь здесь есть и другая сторона проблемы — своеобразному риску подвергается и врач, любой медицинский работник, участвующий в осуществлении вакцинации. Мы здесь оставляем за скобками случаи недобросовестности (халатности, преступной небрежности, невнимательности, самонадеянности и т.д.) медиков, но имеем в виду лишь те неблагоприятные исходы вакцинирования, которые судебно-медицинские эксперты относят к группам "врачебных ошибок", "несчастных случаев", а также те, что обусловлены отсутствием надлежащих условий медицинской деятельности. Один лишь морализаторский подход к случаям неизбежных в условиях современной медицины осложнений при вакцинации (даже при соблюдении стандартов качества вакцин) социально бесплоден. В определенных масштабах зло ятрогенных осложнений в практике иммунизации населения приходится признать как неизбежную реальность, однако вместо пафоса "морального негодования" по этому поводу необходимо, в частности, разработать и обосновать системы страховых мероприятий, решать проблему формирования источников фондов страхования медработников, накапливать опыт использования различных форм экономической поддержки медработников в случаях наступления профессионального риска (там же).

Раздел текста Г.П. Червонской, посвященный испытаниям новых вакцин на заключительных стадиях их научной апробации, представляет для нас особый интерес, поскольку тема экспериментов на живых объектах (прежде всего людях, но также и на животных) относится к числу важнейших в биоэтике. Собранный автором материал, отражающий нарушения этики при проведении экспериментальных биомедицинских исследований преимущественно на детях, с нашей точки зрения, невозможно переоценить. Чтобы не создалось впечатление, что мы здесь впадаем в ложный пафос, напомним следующие два исторических факта. Именно преступные медицинские эксперименты фашистских медиков на людях (в основном — военнопленных) стали причиной появления знаменитого "Нюрнбергского кодекса" (1947 г.), который с тех пор считается "этической азбукой" для каждого, кто планирует и проводит биомедицинские эксперименты. Спустя 15 лет, в 1962 г., публикация сравнительно небольшой статьи Pappworth "Человек как морская свинка: предупреждение" (где была собрана строго документированная информация о нескольких десятках экспериментальных исследований на людях, в которых грубо нарушались этические нормы) опять оказалась потрясением для всего научного сообщества на Западе. В ответ Всемирная медицинская ассоциация приняла в 1964 г. известную "Хельсинкскую декларацию", которая по сей день (с дополнениями, сделанными в Токио в 1975 г. и в Венеции в 1983 г.) является основой огромного множества этических и юридических нормативных документов во всем мире, регулирующих биомедицинские эксперименты. В нашей стране (насколько нам известно) "Нюрнбергский кодекс" был опубликован лишь в прошлом году ("Врач", 1993, № 7), а Хельсинкская и Токийская декларации, хоть и были переведены на русский язык ранее ("Хроника ВОЗ", 1965, № 1; 1977, № 1), так и остаются неизвестными подавляющей массе врачей, биологов, психологов и т.д., каждодневно проводящих экспериментальные исследования с привлечением людей в качестве объектов. Не вдаваясь пока в детали приводимого в этой части материала, мы целиком соглашаемся с морально-этической тональностью в изложении этого материала: нашей научной общественности, нашей интеллигенции, всем мыслящим людям нашего общества надо пережить своеобразный шок, потрясение под впечатлением фактов, приводимых Г.П. Червонской (а также несчетного количества аналогичных других фактов, о которых мы не знаем и не узнаем, но мы уверены, они имели место).

Вопросы этики биомедицинских экспериментов разрабатываются непрерывно вот уже почти полвека (хотя постановку некоторых из них мы найдем и у К. Бернара в 1871 г., и у И.И. Мечникова и В. Вересаева на рубеже XX века), поэтому для подробного обсуждения хотя бы основополагающих из них здесь, конечно же, нет места. Ниже мы коснемся лишь тех конкретных вопросов, которые отражают наше отношение к теме.

При проведении биомедицинского эксперимента на совершеннолетнем дееспособном человеке ("больном" или "испытуемом" — строгие термины, используемые в Хельсинкской декларации и обозначающие участников терапевтических или нетерапевтических клинических экспериментов) основное этическое напряжение хотя бы сглаживается, смягчается благодаря получению добровольного осознанного согласия испытуемого. В случаях с детьми в аналогичных ситуациях это смягчающее в моральном смысле обстоятельство отпадает. Этически более приемлемыми оказываются терапевтические эксперименты (в особенности, когда применяется "героическая терапия", "терапия отчаянья" — уже исчерпаны все рутинные методы, и при этом сравнение нового метода идет обязательно с лучшими из уже широко применяющихся). Но ведь при испытании вакцин речь, как правило, идет о профилактических средствах, т.е., объектом вмешательства являются здоровые дети. Относительно таких экспериментальных исследований мы можем лишь ставить вопросы: допустимы ли вообще такие эксперименты; если они проводятся, какими должны быть гарантии, что до этого исчерпаны все альтернативные методы исследований, каков международный опыт в решении таких вопросов, какой общественный орган вправе санкционировать такие эксперименты (Хельсинкско-Токийская декларация этот трудный вопрос целиком относит к компетенции национального законодательства), и т.д.?

Далее. Знакомясь с материалами Г.П. Червонской, отражающими нарушения этики при проведении испытаний вакцин на детях, обращаешь внимание на то, что отечественные врачи, специалисты, официально опубликовавшие в научных журналах результаты своих исследований, никогда не рассматривают свои данные, свой научный материал в контексте ключевого этического понятия, которое Хельсинкско-Токийская декларация определяет как "разумное равновесие между важностью поставленных задач и возможным риском для испытуемых". Это не удивительно, редакции отечественных журналов до сих пор остаются глухи к запрету, сформулированному в этой же Декларации еще в 1975 г.: "Отчеты об экспериментах, выполненных в обход принципов настоящей Декларации, не должны приниматься для опубликования" ("Хроника ВОЗ", 1977, № 1, с. 19). Т. е. ведущие отечественные ученые (как правило, составляющие редколлегии научных журналов) просто-напросто не знают об этом прямо-таки революционном нововведении для всего мирового научного сообщества.

Наконец, отметим еще один момент в этой части текста Г.П. Червонской, когда она подчеркивает, что совместные биомедицинские исследования наших ученых с зарубежными коллегами, если в роли объектов выступают наши дети, заслуживают особого внимания. В случаях грубейшего нарушения этики проведения биомедицинского эксперимента (например, отсутствие добровольного осознанного согласия хотя бы родителей или опекунов) упрек можно сделать и зарубежным партнерам наших исследователей. Международные этические требования предписывают в таких ситуациях: где бы ни проводились эксперименты, этические стандарты не должны быть ниже тех норм и правил, которые приняты в государстве, гражданином которого является тот или другой исследователь.

Не только в этом разделе своего текста Г.П. Червонская вполне справедливо говорит об этических аспектах отношения к экспериментальным животным (биологическим моделям). Суждения и оценки автора о плачевном состоянии большинства вивариев в наших институтах, вероятно, справедливы. В то же время, нам здесь хотелось бы добавить следующее. В 70-е годы в нашей научно-медицинской литературе (в частности, в "Медицинской газете") была интересная дискуссия о гуманистических, этических аспектах отношения к экспериментальным животным. В 1975 г. Минздравом СССР при Ученом медицинском совете министерства была создана Комиссия по экспериментальной работе с использованием животных, а в 1977 г. был издан приказ Минздрава СССР № 755 и Приложение к нему "Правила проведения работ с использованием экспериментальных животных". Вряд ли эти Правила везде и во всем являются каждодневно "работающим" нормативным документом; скорее, об их существовании большинство ученых и руководителей медико-биологических НИИ или вообще не знали, или уже забыли. Однако сравнение их содержания с "Международными рекомендациями по проведению медико-биологических исследований с использованием животных", 1985 г., говорит о том, что эти Правила до сих пор во многом не устарели, но только нуждаются в некоторых дополнениях. И, конечно, гораздо более трудной задачей является приведение в соответствие с современными международными этическими стандартами собственно практики экспериментально-исследовательской деятельности с использованием животных.

Изложенное в докладе позволяет, как представляется, зафиксировать две главные проблемы, которые возникают в связи с проводимой ныне политикой в области профилактики инфекционных заболеваний. Каждая из них, помимо специально-технического, имеет и очевидное социально-этическое и юридическое содержание. Именно этим и объясняется обращение РНКБ к теме вакцинопрофилактики.

Первая проблема — качество вакцин, применяемых для массовой иммунизации населения. Характерно, что в федеральной программе "Вакцинопрофилактика" на 1993-1997 гг. отмечается низкий уровень контроля за качеством выпускаемых вакцин, крайне неудовлетворительное состояние материальной базы и технического оснащения предприятий, производящих иммунобиологические препараты. Немало конкретного материала по этому поводу представлено и в докладе.

Очевидно, что низкое качество вакцин является фактором риска, обусловливающим вероятность ятрогенных патологий при проведении прививок. Дело специалистов определить, соизмерить статистику риска распространения инфекционных заболеваний, с одной стороны, и ятрогений, обусловленных низким качеством вакцин, — с другой. Можно допустить, что руководители служб здравоохранения и санэпиднадзора владеют статистикой, убедительно показывающей, что величина первого из названных факторов риска неизмеримо меньше величины второго (хотя, судя по разбросу приводимых в тексте Г.П. Червонской статистических данных о заболеваемости дифтерией, в это поверить трудно). Но, в таком случае, соответствующие службы должны были бы максимально широко информировать население об этих данных. Отказ или нежелание делать это является очевидным нарушением норм этики, а с введением в действие "Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан", в статье 19 которых зафиксировано право граждан на информацию о факторах, влияющих на здоровье, и нарушением юридических норм.

Еще более серьезным нарушение норм этики и права будет в том случае, если сколько-нибудь убедительной статистики такого рода у соответствующих служб нет. Вообще говоря, хотя федеральной программой "Вакцинопрофилактика" на 1993—1997 гг. и предусмотрены меры по улучшению качества вакцин, очевидно, что эти меры дадут эффект, в лучшем случае, через несколько лет, тогда как кампания по массовой вакцинации против дифтерии развернулась уже сейчас.

Вторая острая проблема, поставленная в докладе — проблема индивидуального подхода при проведении прививок. Наличие большого числа противопоказаний, в частности, к противодифтерийным вакцинам, само по себе подтверждает риск, которому подвергается каждый прививаемый. Этот риск, очевидно, тем более велик, что установить основания для отвода от прививок по некоторым противопоказаниям технически очень непросто, особенно в условиях кампании по массовой вакцинации и детей, и взрослых.

Но и эта проблема вовсе не является только технической. Этическая ее сторона связана с тем, что, в конечном счете, именно гражданин, которому предлагается вакцинация, подвергается двоякому риску — либо согласиться на прививку, с определенной вероятностью более или менее серьезных поствакцинальных осложнений, либо, отказавшись от прививки, он будет рисковать заразиться дифтерией больше, чем если пройдет вакцинацию. Представляется, таким образом, неэтичным отказывать самому гражданину в праве на выбор, притом на выбор информированный. И, опять-таки, после вступления в силу "Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан", в соответствии со ст. 30, пп. 7,8,9 и ст. 32, это право приобрело и юридическую силу.

В этой связи важно иметь в виду следующее обстоятельство. Сейчас нередко приходится читать и слышать ностальгические сетования по прошедшим временам, когда государство через посредство своих служб здравоохранения якобы эффективно обеспечивало эпидемиологическое благополучие населения, пусть даже это и достигалось преимущественно принудительными мерами. Более того, на уверенность в исключительной эффективности государственно-патерналистских мер в борьбе с инфекционными болезнями неявно, а порой и явно опирается и нынешняя политика принудительной массовой вакцинации. Мы не можем вдаваться сейчас в обсуждение того, в какой мере эта политика действительно была эффективной в прошлом (а сомнения в этом возникают как вследствие недоверия к легко манипулировавшейся статистике прошлых лет, так и из-за отсутствия сколько-нибудь четких критериев оценки ее эффективности). Подчеркнем лишь то, что сегодня, после принятия ряда новых законов в области здравоохранения и новой Конституции, в ходе тех преобразований субъектов практики здравоохранения, которые уже произошли и продолжают происходить, и о которых пишет в настоящем докладе П. Д. Тищенко, продолжение такой политики представляется, по меньшей мере, бесперспективным.

Главное здесь заключается в том, что государственные службы здравоохранения и санэпиднадзора ныне попросту не в состоянии оставаться единственной инстанцией, директивно формирующей и монопольно осуществляющей политику в этой области. Как показывает настоящий доклад, реализация установки на принудительную массовую вакцинацию населения фактически создает питательную почву для взяток и поборов, и открывает дорогу массовому же очковтирательству — как в завышении процента реально прошедших вакцинацию, так и в том, что таким образом стимулируется искажение информации о поствакцинальных осложнениях.

Особенно безнравственным в этой связи представляется экономическое стимулирование местных служб за массовый охват прививками и факты взимания платы с граждан за проведение прививок.

Совершенно иным становится и статус населения, граждан во взаимодействии со службами здравоохранения, и санэпиднадзора. Гражданин получает возможность из позиции объекта, подчиненного этим службам, перейти в позицию и юридически, и фактически независимого субъекта, принимающего решение и действующего в соответствии со своими собственными интересами. А это значит, что реалистическая политика должна основываться не столько на принуждении (о нем может идти речь лишь применительно к четко оговоренному и ограниченному кругу ситуаций), сколько на убеждении.

Меняющиеся взаимоотношения сторон, далее, позволяют в полной мере осознать и оценить то обстоятельство, что, скажем, Госсанэпиднадзор - это ведомство, имеющее и отстаивающее, помимо всех прочих, и свои специфические ведомственные интересы, которые далеко не автоматически и не всегда соответствуют интересам граждан и отдельных групп населения.

Рассмотрим, ради иллюстрации, такой сценарий, который можно воспринимать как чисто гипотетический. Ведомство широко оповещает об эпидемиологической опасности, возникающей в связи с распространением некоторого инфекционного заболевания. После соответствующей пропагандистской обработки и населения, и властных структур — а успех этой обработки будет предопределен в той мере, в какой ведомство монопольно владеет и распоряжается статистикой по данному вопросу — само же ведомство предлагает программу выхода из кризисной ситуации. Естественно, на реализацию этой программы оно запрашивает — и получает — определенный объем полномочий и ресурсов — финансовых, кадровых и иных. По прошествии какого-то времени ведомство сообщает о несомненных успехах в реализации программы, о преодолении кризиса и пр. Опять же монопольное владение статистической информацией позволяет сделать это достаточно просто. В результате же ведомство убедительно демонстрирует как властям, так и обществу и свою незаменимость, и свою эффективность.

Подчеркнем, что возможность действовать по такому сценарию определяется не злокозненностью руководителей ведомства, а той объективной ситуацией, в которую оно поставлено. И именно это объективное положение дел будет побуждать ведомство в каких-то случаях ставить свои специфические интересы выше интересов тех, кого оно по идее должно обслуживать, т.е. российских граждан.

Единственный возможный способ предотвратить перерастание этих ведомственных интересов в самодовлеющие — эффективный контроль над ведомством со стороны общества. А такой контроль предполагает, во-первых, наличие независимой от ведомства и достоверной статистики и, во-вторых, независимую от ведомства оценку целей, средств реализации и эффективности предлагаемой программы. Иначе говоря, ведомство должно быть подчинено обществу, а не наоборот.

Таким образом, обществу, отдельным слоям и группам населения надлежит стать самостоятельными участниками процесса выработки и реализации политики в области здравоохранения. И, опять-таки, вполне естественно, что ведомство в силу своих специфических интересов не очень-то склонно идти на участие общества в принятии решений, которые, по существу своему, являются политическими, хотя, по видимости, и относятся к очень далекой от сегодняшних политических баталий сфере медицины и здравоохранения. Ведомству проще продолжать действовать в духе традиционного для нашей страны государственного патернализма по отношению к гражданам, чем идти на равноправный диалог с общественностью, который ведь может оказаться острым и нелицеприятным.

Самый очевидный и обычно используемый аргумент в пользу этого — то, что неспециалисты не поймут технических вопросов, связанных с политикой вакцинопрофилактики. Но не менее очевиден и контраргумент, который мы уже приводили: коль скоро именно граждане подвергаются тем или иным рискам при вакцинации, они имеют полное право — и моральное, и юридическое — знать об этих рисках и делать осознанный выбор. Тем более, что частью общественности являются сами врачи и другие медицинские работники, способные независимо, заинтересованно и профессионально отстаивать свои собственные права как пациентов.

В современных условиях ведомство уже не в состоянии тотально контролировать информацию о негативных последствиях вакцинирования; не лучшей будет и тактика игнорирования материалов об этом, появляющихся в средствах массовой информации. При этом не лучшей она будет с точки зрения интересов (не сиюминутных, а долгосрочных) самого же ведомства, поскольку такое игнорирование неизбежно повлечет за собой — и уже влечет — падение доверия к ведомству со стороны населения. И коль скоро ведомство не может дальше полагаться исключительно на методы тоталитарного контроля и принуждения, уровень общественного доверия становится важным параметром, определяющим позиции и реальные возможности ведомства.

Следует также учесть, что новые "Основы законодательства РФ об охране здоровья граждан", и, в частности, статьи 66 (часть первая) и 68, закрепляют права граждан на возмещение вреда, причиненного их здоровью, и ответственность медицинских работников за нарушение прав граждан в области охраны здоровья. По мере того, как эти законоположения будут входить в реальную жизнь, ведомство при игнорировании прав граждан начнет нести не только моральный, но и материальный ущерб. В конечном счете, таким образом, установление равноправного диалога соответствует коренным интересам и общества, и ведомства, хотя, надо сказать, сегодня в обществе еще не оформились те структуры, которые могли бы стать достаточно авторитетным партнером (со стороны общества) в этом диалоге.

В целом, по материалам данного доклада РНКБ считает необходимым сформулировать следующие рекомендации.

1. В России пока что не создана в полной мере правовая база, необходимая для надежной защиты прав человека при проведении вакцинопрофилактики — безусловно, самой массовой формы медицинского вмешательства. В частности, требуют пересмотра те нормы закона РФ "О санитарно-эпидемиологическом благополучии", которые противоречат и "Основам законодательства РФ об охране здоровья граждан", и новой Конституции РФ, а, может быть, и вся концепция этого закона. Нет ни четких оснований, ни законного порядка для принятия решений о недобровольной вакцинации.
2. Серьезным фактором, препятствующим выработке такой политики в области вакцинопрофилактики, которая защищала бы права человека и одновременно обеспечивала бы эпидемиологическое благополучие населения, является отсутствие надежной и достоверной статистической информации. Более того, и объективное положение дел, и ведомственные интересы толкают на искажение статистики в сторону недоучета заболеваемости, вызываемой поствакцинальными осложнениями.
3. Представляется важным привлечение к проблемам вакцинопрофилактики внимания со стороны структур, занимающихся медицинским страхованием. Создание надежной статистической базы, объективная оценка соотносительных рисков для граждан являются необходимым условием их деятельности, и потому именно со страховыми компаниями можно связывать надежды на изменение характера взаимоотношений между ведомствами и гражданами.
4. В соответствии с требованиями вновь принятых законов должна быть проведена специальная работа по определению объема и содержания той информации, которую в обязательном порядке надлежит сообщать гражданам перед проведением вакцинации.
5. Как свидетельствуют приводимые в докладе данные, односторонний акцент на массовый охват населения прививками ведет к тому, что службы санэпиднадзора уделяют недостаточное внимание работе по локализации очагов инфекции и контролю состояния тех, кто находится в контакте с заболевшим.
6. Факты негуманного обращения с людьми как объектами биомедицинских экспериментов, свидетельствуют об актуальности создания независимой от исследователей федеральной этико-правовой экспертизы научных проектов. РНКБ мог бы взять на себя ответственность за координацию работы по подготовке пакетов документов для организации подобного рода системы.
7. В докладе сообщается об экспериментах на людях, в том числе на детях, проводимых с нарушением этических, а после принятия новых законов - и юридических норм. РНКБ считает необходимым в этой связи создание банка данных о таких экспериментах и проводящих их авторах. Предполагается сделать сведения, содержащиеся в этом банке данных, доступными для фондов и иных структур, финансирующих биомедицинские исследования.

Особенно настораживают содержащиеся в докладе сведения, касающиеся качества вакцин, которые поставляют в Россию зарубежные фирмы, и сообщения об участии западных ученых в экспериментах, проводимых в России с нарушением этических норм. РНКБ считает необходимым в этой связи привлечь к таким фактам внимание международных биоэтических организаций. Имеет смысл и проведение независимой экспертизы с участием зарубежных специалистов по вопросу о качестве импортируемых в Россию вакцин, а также разработка эффективных механизмов этического и правового контроля международных научных проектов, использующих человека и животных в качестве объекта экспериментов или клинических испытаний.

В последние десятилетия мы живем в таких условиях, когда государственным органам России, правда, пока еще не очень охотно, приходится считаться с мнением общества. В частности, растет озабоченность самих граждан не только ухудшающейся окружающей средой, но и состоянием здоровья, как собственного, так и отсутствием здоровья у детей, а также крайне низким качеством оказания "детской" медицинской помощи. Наряду с этим, "Конвенция о правах ребенка" /1/, сертифицированная Россией, провозглашает "права детей на пользование наиболее совершенными услугами систем здравоохранения и новейших технологических достижений, способствующих сохранению индивидуальности, здорового физического и психического развития ребенка... чтобы ни один ребенок не был лишен своего права на доступ к подобным услугам системы здравоохранения" /1, статьи 8, 17, 24/.

Очень трудно отстаивать у нас "право на сохранение индивидуальности" при полном отрицании индивидуального подхода к каждому ребенку, например, в самом массовом медицинском вмешательстве в природу человека — в вакцинопрофилактике. Это тем более важно в условиях, когда, по официальным данным /в зависимости от регионов/ в России рождается всего 2-7 процентов "практически здоровых детей", да и те "условно здоровы" /2–4/.

Каждый современный человек не просто имеет право, но обязан знать все, что касается особенностей его генов /6/, а также клеток иммунной системы /5–Ю/. Обдуманно принимать решения, обеспечивающие возможность иметь качественное здоровье и жизнеспособное, не болеющее потомство. При этом каждый из нас должен обладать свободой выбора для принятия решения, как мы того хотим, и столь рационально, насколько это в наших силах /10–13/. Но не по приказам чиновников: "На прививку, шагом марш!", а сообразно индивидуальности, т. е. после предварительной диагностики, отвечающей на вопросы — НАДО ли и МОЖНО ли вводить чужеродный белок, именуемый иммунобиологическим препаратом.

Вакцины со времен Дженнера считались и продолжают считаться небезопасными /14–17/. Усиливающаяся неблагоприятная тенденция в ухудшении здоровья детей России тоже, как известно, началась не вчера и даже не 10 лет назад, а с 60-х годов уходящего столетия /18–20/. Уже в те времена к "нарастающей детской лейкемии в последние годы" пытался привлечь внимание отечественный вирусолог-онкоиммунолог Л. А. Зильбер /21/. Его не услышали у нас, но сведения очень быстро стали достоянием других стран. Очевидно, еще и поэтому "у них" лечат от лейкемии до 80% заболевших детей, а у нас — всего 5% при наличии прекрасных специалистов, которые не так давно признались в том, что были уверены в своих методах лечения, как в "лучших в мире", до момента посещения западных клиник /22/.

Дата добавления: 2015-05-31