Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

И 15 января с 12 до 18 часов 7 страница




Ей не давали покоя слова мужа о картине и спасении. Если это был сон, то почему реалистичный настолько, что вывел ее из себя, напугал. Обычно о таких снах после пробуждения остаются одни лишь обрывочные воспоминания, воспринимаемые как нечто нелепое. Но только не этот сон.

Аленка, увидев Марию, пришедшую за ней в детский сад, помчалась с криком: «Мама, мама пришла!».

– Мама, а где папа? – спросила она почти сразу.

– Папа заболел, милая, его положили в больницу, – подбирая слова, ответила Мария.

– Заболел? Когда ты его вылечишь? – слово «больница» у Аленки почему‑то ассоциировалось исключительно с той клиникой, где работала Мария. Раз папу положили в больницу, значит он в той клинике, где работает мама, и мама видит его, а она нет – таков был ход мысли Аленки. В силу возраста она еще не могла осознать всю серьезность происходящего, и от этой серьезности Мария старалась ее всеми силами уберечь.

Вечером за ужином они молчали. Мария думала о муже, о том, что ее и его ждет впереди. Аленка же молчала потому, что говорила она в основном с Евгением – он веселил ее, все время что‑то придумывал. В его отсутствие ни разговор, ни веселье как‑то совсем не клеились.

– Завтра я снова буду с бабушкой? – вдруг спросила Аленка. – Бабушка меня заберет, я знаю. Мы пойдем в парк.

– Да, солнышко, бабушка, и пойдете с ней в парк. Побудешь немного у нее, пока я помогаю папе поправиться.

– Ты его вылечишь?

– Вылечу, обязательно вылечу, – Мария с трудом улыбнулась, сделав это только потому, что без улыбки ее слова выглядели бы неправдоподобно. – Только ты мне должна помогать, слушаться бабушку. Ты меня поняла?

– Поняла, – пробубнила Аленка, допила чай и ушла в комнату.

Поздно вечером, когда Аленка уже заснула, Мария, стараясь не шуметь, прошла из кухни в комнату Евгения и зажгла свет. Теперь ей ничто не мешало рассмотреть картину, из‑за которой приключилось столько бед, но которую она ни разу толком не видела. Она привыкла к тому, что картины мужа подчас трудно понять. В них надо всматриваться, искать отдельные детали, которые могут быть разбросаны по полотну, словно осколки.

Мария пригляделась. Картина поражала воображение, но не игрой красок, а как раз их отсутствием. Серое, чуть синеватое небо, какие‑то сухие ветки, ограда вдали, замок на заднем плане – все это она уже видела. Но там, совсем вдалеке. Нет, она прекрасно помнит, что там его не было. На картинах Евгения их вообще почти никогда не было. И тем более на этой картине – нет, это какое‑то наваждение, галлюцинация, мираж. Быть может, это сиюминутная фантазия Марии, которая исчезнет, как только она подойдет еще ближе и всмотрится еще лучше?

Она не могла перепутать. Когда Евгений заканчивал картину, когда он лежал здесь, и она ждала скорую, этого точно не было.

Мария отошла, потом подошла и повернула мольберт так, чтобы на картину не падали блики от лапочек в люстре.

Нет, ей это не кажется.

Это не блик от лампы. И не подтек краски. И не пыль, прилипшая к полотну.

Это был силуэт человека.

А быть может, все‑таки невнимательность? На нее удобно списывать такие метаморфозы. Невнимательность не порождает лишних вопросов, не терзает ненужными подозрениями, никого ни в чем не винит. Просто не заметила – отвлеклась, отвернулась, обозналась. Так бывает. Чему удивляться?

«Мне просто нужно отдохнуть, – сказала Мария сама себе, – Сан Саныч прав, мне в таком виде в клинике быть нельзя. Да и в таком состоянии я даже за давлением и пульсом Жени уследить не смогу, не то, чтобы чем‑то помочь. Спать, быстро спать, и никаких возражений».

Она снова называла его Сан Санычем. Не со злости, не от обиды на его подчас довольно резкие выпады, зная, что он обижается, когда его так называют, предпочитая правильное и четкое произношение. Александр Александрович – и не иначе. Он был ее учителем. Во всех отношениях, не только в медицине. Давным‑давно Александр Александрович был руководителем практики, которую проходила Мария. Перейдя на работу в частную клинику, он позвал ее в свою команду. Он учил ее правильно готовить лобио – любимое блюдо ее мужа. Правда, это было еще в то время, когда они не были женаты. Александр Александрович помогал выбирать для Евгения костюмы и галстуки, советовал, что дарить ему на день рождения. И сейчас, в трудную минуту, он снова ее поддерживал.

– Господи, как все сложно! – прошептала Мария, подумав обо всем этом. – Надо лечь и выспаться.

Будильник остановился. Уже раздевшись и сидя на краешке кровати, Мария долго его заводила, удивляясь тому, как это не заметила фигурку на картине и того, что в спальне было непривычно тихо. «А ведь не посмотрела бы на будильник, и мы бы точно проспали! Уже собиралась ведь спать, – немного испугавшись, заметила Мария. – А ведь Женя никогда бы мне не позволил лечь спать, не проверив будильник. Или сам бы его проверил».

Ее сон продолжался недолго. «Помоги мне, пока не поздно», – снова услышала Мария и проснулась. Прошел всего час с того момента, как она легла. Раскалывалась голова, за окном протяжно выла автомобильная сигнализация.

Босиком на цыпочках, чтобы не разбудить дочь, Мария прошла на кухню. В холодильнике стоял начатый пакет молока.

– Нет, что‑то тут не то, – сказала Мария и, испугавшись звука собственного голоса, приложила ладонь ко рту.

Она прислушалась: в комнате, где спала Аленка, не было ни шороха. Мария осторожно закрыла дверь в кухню и присела на табурет. Перед ней лежал ее мобильный телефон. По обыкновению на ночь она оставляла его на столе. Это было очень удобно: было меньше шансов, что телефон потеряется где‑то в комнатах и в нужную минуту не окажется под рукой. Под телефон даже была куплена специальная подставка из синей прозрачной пластмассы.

Мария повертела телефон в руках и нашла в записной книжке нужный номер. Мама долго не брала трубку, наконец, когда Мария отсчитала гудков пятнадцать или шестнадцать, устало ответила:

– Что случилось?

– Ничего, – Мария вздохнула, – просто никак не могу уснуть.

– Ты не обманываешь меня? Как Женя?

– Не обманываю, мама. Он так же, как и был, мне бы позвонили, если бы что‑то случилось. Александр Александрович меня утром выгнал из клиники, чтобы я отоспалась. А мне вот не спится совсем.

– Прими снотворное или четвертинку таблетки валидола.

– Я уже попила молока, мама. Точнее, сейчас пью. Слушай, я у тебя хотела спросить кое‑что…

В трубке послышались шорохи, что‑то скрипнуло.

– Ты на часы смотрела? Первый час ночи! Какие могут быть разговоры?

– Мама, прекрати. Мне очень нужно тебя спросить, я только сейчас это поняла. То есть мне не объяснить этого. Помнишь, ты рассказывала историю о каком‑то коматознике? Ну, который еще приходил во сне к своей жене и рассказывал что‑то про документы, которые все искали?

Расспросы Марии были прерваны зевотой, вырывавшейся из трубки словно вой разъяренного тигра.

– Ого, ну и вспомнила же ты! Болтовня это все. Ну, привиделось ей. Муж был милиционером, ранили его где‑то при задержании. А у него какие‑то бумаги под полом в гараже были спрятаны. Жене почудилось, что он ей во сне все рассказал.

– Ты в это не веришь? – для Марии это было откровением. Чтобы ее мама и не верила в такие истории – это сложно было представить.

– Да, сомневаюсь. Просто он ей что‑нибудь говорил про гараж, вот она так и решила. Во сне мало ли что с людьми происходит идиотского. Менделеев водку во сне изобрел, погляди, сейчас вся страна спивается.

– Да при чем здесь Менделеев и водка? Ты же мне когда рассказывала эту историю, говорила, что там какой‑то экстрасенс работал с этой женщиной. А сейчас говоришь, что уже не веришь ни во что это.

Возникло странное молчание. Две женщины вспоминали каждая свое: Мария силилась припомнить подробности давно услышанной истории, а ее мать пыталась сообразить, о чем же таком она рассказывала дочери. Историю она помнила, а вот ее детали уже давно выпустила из головы как несущественные.

– Маш, ты думаешь, я что‑то помню? Ты тогда еще в школе училась. Звали там из Большого дома кого‑то, кто вроде как экстрасенсорными способностями обладал. Он и вытянул из той дамы все про гараж. Говорю же, знала она про документы, просто не говорила. А ее, небось, электротоком или еще чем‑то заставили. Это я уже сейчас другими глазами на это все смотрю. Тогда мы все были наивными советскими людьми. Партия, правительство сказали… Да тебе не понять!

– Да, мама, мне ничего не понять! Совсем дурочку вырастила! Вот зачем ты так? Ладно, не хочу ругаться, не время. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – равнодушно ответила мать.

Можно было бы набрать ее еще раз и напомнить об обещании забрать Аленку из садика, но Мария решила не делать этого и поберечь нервы, которые были на крайнем пределе. «Просто помоги мне» и «Не трогай картину» – эти две фразы Мария никак не могла выбросить из головы. Она сидела и осмысливала все происходящее. Сорвавшись с места и чуть не опрокинув стакан с недопитым молоком, Мария опомнилась лишь, когда открыла дверь в коридор. Крадучись, она прошла в комнату и схватила со стола ноутбук. Провод от интернета с шумом заскользил по полу. Мария вздрогнула, прислушалась, намотала провод на руку, и, двигаясь плавно и медленно, протащила его в кухню.

«Женя, если бы ты объяснил мне все толком! Но ты ведь даже в болячке не признаешься, что уж говорить о проблемах. Если ты меня слышишь сейчас, то не оправдывайся, умоляю тебя. Я все понимаю, даже если тебе вдруг кажется, что это не так».

Компьютер загружался медленно, словно решая, помогать своим владельцам или нет в этой запутанной истории, в которой пока не было ясно ничего.

«Что искать? Кого искать? Экстрасенса? Но вокруг ведь одни шарлатаны! Да и как проверишь, шарлатан он или нет? Ясное дело, что никак».

Мария гуляла по интернету. Ей нравилось это занятие. Перескакивать с сайта на сайт по ссылкам, что‑то читать, рассматривать. Это успокаивало, позволяло уйти от проблем и погрузиться в неведомый мир, где все желаемое мгновенно достигается лишь по клику мышки. От заголовков в поисковике рябило глаза: «Избавлю от сглаза», «Сниму порчу», «Сильнейший маг», «Приворот 100 %», «Снимаю родовые проклятия. Гарантия».

– Господи, да какую же гарантию здесь можно давать? Постеснялись бы себя! – сказала Мария и быстро замолчала, она снова нарушала тишину, как будто отключившись и забыв о том, что там, за двумя дверьми, спит дочь.

Она продолжала щелкать мышкой и открывала все новые и новые страницы. С фотографий на нее смотрели одиозные личности, окруженные горевшими свечами, сдвинувшие руки и запечатленные в этой странной позе. Шаблонность, рассчитанная только на то, чтобы создать впечатление, видимость действенности, работы. А Мария продолжала вчитываться, искренне полагая, что здравый смысл поможет ей отличить черное от белого, правду от обмана. Она даже не знала, кого она хотела найти. Конечно, это должен был быть человек, который поможет ее мужу. Но, пожалуй, в первую очередь она хотела узнать, что случилось с Евгением, потому как врач – и врач неплохой – на этот вопрос она ответить не могла. Александр Александрович тоже мучился сомнениями, только боялся в этом признаться, во многом, чтобы оградить Марию от возможных в таких случаях переживаний.

Так Мария скоротала час. Она даже выключила свет в кухне: Аленка среди ночи иногда выходила в коридор. Она могла заметить свет, решив, что уже наступило утро, или просто долго стоять за кухонной дверью. Свет от монитора ноутбука был ровным. Он не отвлекал от того, что виднелось за окном – огней фар редких машин, выглядывающей из‑за облаков луны и пары звезд.

В такой обстановке легче думалось и вспоминалось. Мария вспомнила бабушку: в отличие от мамы она не была столь ветреной в поступках и несносной в общении. Когда‑то бабушка ей говорила о том, что душа может покинуть тело на некоторое время, если это не смерть, а что‑то, что связано с комой, потерей сознания. Сказала она это ей неспроста, так как сама однажды впала в разгар болезни в кому, и ощутила все, о чем говорила, на себе. Мария была еще совсем маленькой и не могла понять всего сказанного. Она спросила бабушку о душе лишь потому, что умер дедушка, и она никак не могла этого осознать. Бабушка была набожным человеком. Таким, как правило, необъяснимое чувствуется и видится яснее.

– Когда‑нибудь ты все поймешь, – говорила тогда бабушка. – Не пытайся понять сразу все. Разбирайся постепенно. Любопытство свое оставь, брось.

«Да, бабуля, я даже не помню, что тогда тебе ответила. А сейчас мне тебя очень не хватает. Вся эта Женина болезнь, картина…»

Мария открыла очередную страничку очередного мага‑экстрасенса. Быть может, стоило и ее тоже поспешить закрыть, и она уже собиралась это сделать, но тут обратила внимание на текст. Ей врезалось в глаза «Помогу найти душу».

– Найти душу, – прошептала Мария, – знать бы еще, где ее искать.

На страничке была форма обратной связи под заголовком «Поделитесь своей проблемой, и я Вам перезвоню».

Мария написала: «Спасите моего мужа. Душа ушла, есть только тело». И оставила номер телефона. Она не надеялась на какую‑то помощь, это больше выглядело как осторожная попытка доказать самой себе, что она делает все, что может.

Она поплелась обратно в гостиную, волоча за собой шнур. Впервые она задумалась о том, какая большая у них квартира, и как ей страшно будет остаться в ней вдвоем с дочкой, если с Евгением что‑то случится. Хотелось спать, от усталости закрывались глаза. Мария поставила ноутбук на место, свернула шнур, прилегла на диван и сразу же уснула.

Ей не снилось ничего, хотя даже во сне она отдавала себе отчет, что он может присниться, прийти в любой момент и сказать что‑то очень важное, касающееся него. А, быть может, и ее тоже. И дочь – о ней она тоже думала.

Мария проснулась рано утром от телефонного звонка – телефон лежал не на кухне, как обычно, а рядом на диване. Через пять минут в другой комнате должен был прозвонить будильник. На дисплее отображался неизвестный ей номер.

– Разве можно звонить в такую рань? О чем люди думают? – простонала она, разглядывая телефон.

Почти машинально Мария ответила на звонок. В конце концов, это мог быть, кто угодно: могли позвонить от мамы, из детского сада и из больницы. Известий оттуда Мария в глубине души побаивалась. На ее «Да» ей ответил хриплый мужской голос.

– Доброе утро, я готов с вами встретиться сегодня. Во сколько вам удобно?

«Кто это может быть? Что ему от меня нужно? Ошибся номером? Да, скорее всего. В такую рань по делам люди вряд ли могут звонить».

– Знаете, по‑моему, вы ошиблись номером, – с намеком на укор произнесла Мария. – И раньше девяти утра звонить незнакомым, да и знакомым тоже невежливо.

– Это вам так кажется, что я ошибся номером. Вы мне отправляли заявку с сайта? По крайней мере, телефон там был указан именно этот. И вообще, я редко нарываюсь на случайности. Обычно все случайности вполне закономерны.

Мария пыталась отогнать от себя остатки сна и вспомнить, при чем тут она, какой‑то сайт и ее номер телефона.

– Поняла, вы тот самый маг, – улыбнувшись, произнесла Мария. – Знаете, голос у вас самый обычный, совсем не магический, вот я и подумала, что вы…

– Давайте ближе к делу. Меня зовут Эдуард, хотя, раз вы были на моем сайте, то к чему лишний раз об этом напоминать. Извините, что позвонил так рано, но у меня уже начинаются дела. Могу принять вас сегодня, например, в три часа дня. Удобно будет?

Никак не ожидая такого стремительного развития событий, Мария даже не запаслась ручкой и блокнотом.

– Что вы молчите? – строго спросил Эдуард. – Вы не заснули, пока я говорил?

– Не, то есть, нет, – ответила Мария, прижимая трубку к уху плечом. – Ищу лист бумаги или что‑нибудь, чтобы записать. Так, как вы говорите, в три часа дня. А где?

– Скажу, если пойму, что вы готовы записать адрес.

– Готова, пишу.

– Комсомола, дом семь. Просьба не опаздывать. Когда подъедете, позвоните мне, я выйду за вами или скажу, как пройти дальше, – словно на автомате пробубнил Эдуард. – Записали?

– Записала, – испуганно сказала Мария. – Скажите, а что мне с собой нужно? Понимаете, я никогда не ходила к магам…

– Я не маг, я экстрасенс.

– Простите, – краснея, произнесла Мария. – Я никогда не была у экстрасенса и не знаю, что нужно иметь с собой, не просто же так все это делается.

– Ничего страшного не будет. Вы пишете о муже, значит, принесите его фотографию и продумайте свой рассказ о том, что произошло. Чтобы не пришлось отвлекаться на вспоминание подробностей и разные присказки, – экстрасенс сохранял спокойствие, однако Мария ощутила признаки его раздражения. – Все? Мы с вами договорились?

– Да, – ответила Мария.

– Прекрасно. До встречи, – произнес экстрасенс и повесил трубку.

«Экстрасенс по имени Эдуард, – Мария прилегла обратно на диван и погрузилась в размышления, – забавно».

Ей вспомнился Евгений. Из больницы не звонили, значит, его состояние не улучшилось, но и не ухудшилось. В соседней комнате зазвонил будильник. Мария нехотя поднялась с дивана и босиком, не надевая тапки, прошла в соседнюю комнату. Завод будильника почти иссяк – когда Мария подошла, он уже почти не звонил, а просто слегка дрожал.

Наступало утро, для Марии – первое утро без мужа. Предшествующие два она провела в больнице рядом с ним, осознавая его присутствие рядом. Без Евгения было непривычно и одиноко. Некого было растрясать, стараясь разбудить, не для кого готовить завтрак, не на кого ворчать за наспех одетую невыглаженную рубашку.

– Мамочка, ты уже встала? – в дверь просунулась Аленка. – А где папа?

– Папа в больнице, милая, мне пора к нему, так что давай по‑быстрому умывайся и завтракать, потом в садик, – скомандовала Мария. – Давай, беги в ванную, а я пока поставлю чайник.

Но Аленка не сдвинулась с места и так и продолжала стоять, повиснув на дверной ручке.

– Не хочу, – закапризничала Аленка. – Хочу к папе!

– Папа должен побыть в больнице, хорошенько подлечиться там, солнышко. Сегодня тебя снова бабушка заберет. Будешь ее слушаться – и вот увидишь, папа скоро вернется. А летом мы поедем куда‑нибудь на море. Ты хочешь на море?

Аленка весело закивала головой и скрылась в коридоре.

Как и в тот злополучный день, Мария снова вела дочку по дорожке в детский сад. Было пасмурно, временами начинал накрапывать мелкий дождь. На середине пути Мария сообразила, что оставила зонт дома. Вместо того, чтобы после детского сада сразу же направиться в клинику, пришлось возвращаться назад, в квартиру. Взяв с крючка в прихожей зонт, она остановилась: почему‑то непреодолимо хотелось взглянуть на картину, на ту, из‑за которой произошло столько трагичных событий. Но едва она прошла в комнату мужа и взглянула на полотно, к горлу подступили слезы. Мария громко всхлипнула, высморкалась в маленький скомканный носовой платок – тут же взяла себя в руки.

В клинике все было по‑прежнему. Пожалуй, даже не заходя туда, она могла бы описать все до мельчайших деталей. Евгений лежал в той же палате, но в самом углу. Рядом стояли еще две койки – видимо, Александр Александрович делал все, чтобы минимизировать расходы на лечение Евгения без ущерба для возможного его результата. Шутка ли – отдельная палата в стационаре частной клиники, да еще и в реанимации!

– Ну, здравствуй, как ты? – спросила Мария у мужа, не обращая никакого внимания на то, что он лежит неподвижно и молчит, а вместо ответа слышится лишь сигнал кардиомонитора. – Как себя чувствуешь? Знаю, что так же. Я сделаю все, чтобы тебе помочь, милый. Нам надо пережить это, и все наладится.

Мария закатала рукава халата и принялась проверять капельницы.

– Уже пришла? – Александр Александрович стоял на середине палаты и, прищурив глаз, наблюдал за ней. – Никаких улучшений и ухудшений, все стабильно, как и было. А ну‑ка, посмотри на меня?

– В чем дело? – удивилась Мария. – Халат расстегнулся?

– Нет, с халатом все нормально. Просто посмотреть на тебя хочу. Все равно выглядишь неважно. Завтра выйдешь на работу? Сегодня девчонки еще тебя подменят, а завтра на смену‑то выйти придется, ты у нас незаменимая, Маша.

– Да бросьте вы, Александр Александрович. А сегодня я хотела с Женей немного побыть, а потом у меня дела, а вечером я бы снова вернулась, – про свое вечернее возвращение Мария говорила робко, зная, что Александр Александрович будет не в восторге от этой идеи.

Он действительно нахмурился, так что Мария сразу пошла на попятную.

– Вы правы, если мне завтра нужно выйти на работу, то нужно отдохнуть. Но если с Женей что‑то будет происходить, хоть какие‑то изменения или если он придет в себя, то вы мне сразу позвоните, хорошо?

Александр Александрович щелкнул пальцами и кивнул головой. Это означало: «Конечно, позвоню, как же еще может быть иначе?»

– И сегодня у тебя отгул, – спокойно произнес главврач. – Так решил я, и хотя бы из уважения ко мне не надо возражать, просто скажи спасибо. Хотя, ничего не говори, и без того много слов и проблем всяких, голова идет от них кругом.

Он взглянул на остальных больных, подошел к Евгению, проверил зрачки, взглянул на кардиомонитор, снова покачал головой и вышел.

– Я догадываюсь о картине, Женя, – прошептала Мария. – Ты ведь мне о ней хотел сказать. У меня есть кое‑какие подозрения, и я ищу того, кто мне поможет разобраться. С Аленкой все в порядке, она у мамы. Вернее, сейчас в детском садике, а мама ее заберет вечером. Я еще побуду с тобой немного, а потом пойду. Эх, Женечка, просила же я тебя поберечь здоровье, меньше себя нагружать, просила же!

Солнечные зайчики носились по палате, проникая сквозь неплотно сдвинутые створки жалюзи. Весна – не робкая, ранняя – а самая настоящая вступала в свои права. На деревьях за окном набухали почки, последние слабые ручейки доносили свои воды до люков и трещин в асфальте.

Из клиники Мария шла медленно. Торопиться было некуда, до назначенной встречи оставалось полтора часа. Солнечная погода с трудом гармонировала с ее внутренним настроением и мыслями. Еще какую‑то неделю назад все было совершенно по‑иному. Потом Евгений стал рисовать картину – и с первыми его штрихами начала меняться жизнь. И его жизнь, и ее. Она мысленно поворачивала время, прокручивала события, возвращалась на пару штрихов назад – и ругала себя за то, что была слишком занятой для того, чтобы спокойно поговорить с мужем по душам, как это было, когда они только поженились.

Ее тянуло зайти в кафе и выпить чашку чая с пирожным, как она по обыкновению делала, когда не было возможности нормально пообедать, а нужно было спешить куда‑то. Но, взвесив все, она впервые поймала себя на мысли об экономии денег, ведь Евгений не работает и вряд ли сможет работать, пока не поправится и не восстановится полностью. И даже если и будет стремиться к этому, то она как жена и как врач в одном лице ему сделать это точно не позволит. Довольно пересиливать себя и бездумно тратить силы.

Пожалев денег на дорогое кафе, Мария зашла в небольшую пирожковую. Она чувствовала, что от запаха свежей выпечки у нее не просто разыгрывается аппетит. Становится не по себе, хочется присесть и вздремнуть. Обманчивое ощущение, если не сказать больше.

«Вот, доигралась, еще и мне не хватало сыграть в больничку, – подумала Мария. – Прыгает сахар, нужно что‑то съесть, а то точно у этого мага от впечатлений в обморок шлепнусь. Что‑то Женя мне про это цитировал. Кажется, и я без чувств упав к твоим ногам, останусь рядом хотя бы ненадолго. Забавно. И откуда только в нем это берется?»

– Возьмите с капустой, – настоятельно советовала пожилая женщина, стоявшая за кассой и, очевидно, заметившая неестественную бледность на лице Марии. – И кусочек медовика взять советую, очень вкусный, нежный. Такой только у нас можно попробовать.

– Хорошо, давайте, – равнодушно бросила Мария. – И чай, большую чашку.

– У нас только в чайниках чай.

– Тогда чайник. И, пожалуйста, женщина, выберете на свое усмотрение, я ничего не могу сообразить.

Мария заплатила, сделала шаг и упала бы, если бы не плюхнулась на мягкий стул и не облокотилась бы на столик. Продавщица, видя все это, молча, сама собрала все на поднос и, выйдя из‑за стойки, поставила его перед Марией на столик.

– Приятного аппетита.

Пирожки с капустой были хороши: Мария вгрызалась в них с яростью, понимая, что кроме скудного завтрака и такого же скудного ужина накануне она толком не ела три дня. В других обстоятельствах она не позволила бы себе подобного безумства. Стройная от природы, она никогда не следила за своей фигурой. Силы и ясность ума возвращались. «Просто помоги мне», – снова шептал ей на ухо Евгений.

Дом на улице Комсомола оказался старым, серым, полуразвалившимся, с маленькими окнами. Невдалеке гремел вокзал и какой‑то рынок. Мария осмотрелась, достала из сумочки телефон и набрала номер. «Вам нужен не этот дом, а дом напротив, через дорогу. Вход со двора. Заходите в парадную, поднимайтесь по лестнице на второй этаж», – услышала она, а дальше пошли короткие гудки. «Вот это конспирация», – подумала Мария. Она в нерешительности стояла перед дверью того самого дома напротив и дергала ручку. Наконец, раздался щелчок – дверь открыли через домофон. В парадной было на удивление чисто. На втором этаже, когда Мария на него поднялась, открылась одна из дверей. Худощавый высокий мужчина громко сказал: «Вам сюда». Конечно же, она узнала этот голос. Она скинула куртку в прихожей и прошла в комнату. На столике у стены горели свечи. Они стояли в небольших металлических подсвечниках. Рядом с ними было множество каких‑то баночек и бутылочек. В целом же Мария ожидала увидеть что‑нибудь более впечатляющее. На самой середине комнаты стояло два кресла.

– Присаживайтесь, – сказал экстрасенс. – Разговор, чувствую, нам с вами предстоит очень долгий.

– С чего вы взяли?

– А ко мне с другими и не обращаются. Напоминаю, меня зовут Эдуард, я психолог и экстрасенс. Я не называю себя магом, это глупо. Я не занимают приворотами, проклятиями и всем прочим, что навыдумывали люди в угоду себе и своим прихотям.

Мария осматривала комнату и никак не могла оторваться от зеркала, висевшего на стене. Ей чудилось, что это какое‑то особенное зеркало, раз в нем так играют блики пламени свечей. Но, приглядевшись, она сообразила, что почти такое же зеркало стоит у нее в прихожей.

– Что, ожидали увидеть что‑то таинственное, какие‑нибудь реликты? Заспиртованную мумию или стеклянный шар, в котором видно прошлое и будущее? Не дождетесь, я не маг. Да даже и если бы им был, то все равно к чему вся эта показуха?

– Понятно. Надо же, – удивилась Мария. – По мне так маги и экстрасенсы – все это…

Она никак не могла закончить мысль, так как разглядывала своего собеседника. Колоритный тип. Черные волосы, стриженные, впрочем, довольно коротко. Пробивающаяся бородка. Очки в черной оправе. И этот совершенно спокойный взгляд. «Сорок пять, не больше, – мысленно прикинула Мария, – все‑таки интересно, сколько ему лет?»

– Мне сорок три, – многозначительно произнес Эдуард, улыбнувшись, наблюдая, какой эффект это произвело на его собеседницу. – Еще вопросы будут? Если нет, то, прошу вас, расскажите о том, что произошло с вашим мужем. Из вашего, мягко говоря, несодержательного послания я мало что сумел понять.

Сбиваясь, Мария рассказывала все. И об их с мужем знакомстве, и о его привычках, вкусах, пристрастиях. Ей казалось, что важной может оказаться любая мелочь, любая подробность. О проблемах со здоровьем мужа Мария рассказывала отвлеченно, как и подобает медику. Под конец рассказа она описала картину, ее пугающие странности и, сомневаясь, все же поделилась своими ощущениями и историей с возникшим из ниоткуда силуэтом.

– Вы не могли ничего напутать? Скажем, просто плохо рассмотрели картину. Ведь было же явно не до нее. Этот взрыв, ваша дорога домой, ожидание помощи. Это был стресс.

– Я, Эдуард, прекрасно знаю, что такое стресс. Нет, я уверена, что никакого силуэта на картине не было, тем более Женя очень редко пишет людей, обычно они вообще у него отсутствуют. Его за это на выставках, знаете, как ругали критики! А ему все нипочем, ни разу не расстроился из‑за этого. Говорит, критикуют, значит, внимание обращают.

– Логично, – заметил Эдуард. – А вы фотографию взяли?

Мария спохватилась и достала из сумочки его фото – на даче, летом, с огромным букетом одуванчиков.

– И еще, – передавая фото и заметно волнуясь, добавила она. – Не знаю, важно это или нет, наверное, мне все это показалось. Но когда я была с ним там, в больнице, он будто бы шептал мне, просил не трогать картину и спасти его, помочь ему. Я посчитала, что он приходил в себя, пока я спала, а я даже не заметила. Но, нет, это не так. Наверное, это все мне приснилось. Но знаете, эти его слова: «Помоги мне» и еще что‑то про картину я слышала уже несколько раз. Они как будто из ниоткуда возникают. Простите. Да вы не слушайте меня, это все от усталости. Я толком не спала.

– Я не могу вас не слушать, ведь вы для этого пришли, – Эдуард разглядывал фотографию Евгения. – И вы хотите спросить меня о том, смогу ли я вам помочь. Да, смогу. Вы оставите фотографию? Сейчас вы уйдете по своим делам, а я примусь за работу.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-25; Просмотров: 322; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.01 сек.