Шаман-Камень 2 страница

- Все же «Малый Тибет»! – почтительно сказал Алексей.

Внизу, под насыпью текла маленькая, темненькая Ока. Ручеек, да и только. Пока готовился ужин, Олег перебрал амортизаторы – потекли сальники, но никто не захватил с собой запасные. Парни удивлялись, глядя на наш мотоцикл.

- Странно, у всех амортизаторы и вилки давно потекли, а у Лёхи хоть бы хны!

Алексей отмалчивается. Амортизаторы он перебирал загодя, и работали они, кстати, отменно.

Вадим опять достал остатки водки из своих запасов, но мы завалились спать и лишили его, таким образом, возможности поболтать около костра. Впрочем, это не его не остановило, и водку он выпил.

Всю ночь дождь то утихал, то снова усиливался, настроение было неважное, однако погода в очередной раз преподнесла нам сюрприз - утром на небе не было ни облачка. Мы свернули лагерь и хотели вернуться к якам, но к стаду нас не пустили пастушьи собаки, которых взбесил один только звук наших мотоциклов. Оказалось, что недалеко от нас стоит большой дом, в котором живут хозяева стада. Невозмутимые сойеты смотрели, как взбешенные псы кидаются на мотоциклы, и явно не собирались приходить на выручку. Нам ничего не оставалось, как сдаться и отправиться восвояси.

- В первый раз вижу, как начинается река! - так примерно определил свои ощущения Олег Рудин через несколько часов.

И в самом деле, ощущение интересное: сперва Ока была маленьким ручейком, который мог перешагнуть и ребенок, через километр она стала маленькой речушкой, которая звенела по камням и с каждым метром набирала силу от больших и маленький ручейков, стекающих с окрестных холмов. Через десять километров уже ничто не напоминало о ручейке – пенистые буруны скрывали яркобокого хариуса, а перейти на ту сторону решался далеко не каждый. Дальше - больше, она росла – вглубь, вширь, становилась сильнее и сильнее, и вот уже вдоль каменистых берегов катилась полноводная, прозрачная, искристая красавица Ока-хем.

Мы бы уехали в этот день очень далеко, и неизвестно, чем бы закончилась для нас эта поездка, но недалеко от поселка Сорок, возле огромной лужи, наполненной прозрачной коричневой водой, у Дани сломалась «Ява». Он стоял и чесал в затылке, пока не подъехали мы. Быстро выяснили, что, могут быть две причины неисправности – либо замыкало проводку и на аккумулятор не шла зарядка, либо от тряски у «Явы» прохудился бак, бензин протек на реле-регулятор, и реле погорел – поэтому тока в проводке опять-таки нет. Пришлось откатить «Яву на берег Оки и сварить поесть. Пока мужики варили еду, я помогала Дане разобраться с проводкой. Мы методично, по схеме в моей заветной книжечке прозвонили все, но пробоя не нашли. Значит что? Значит, виноват реле-регулятор! Запасного реле у Дани не было. Ну, все, приехали!

На все предложения оставить "Яву» где-нибудь у местных и забрать ее на обратной дороге, Даня проявлял характер: "Лучше я помру тут вместе с ней, но не оставлю!" Опять помогла книжечка. Она волшебным образом открылась на главе: "Как установить на "Яву" реле-регулятор от мотоцикла "Урал". Но, конечно, по закону подлости никто из уралистов не взял с собой запасное реле! Решили, что до Орлика "Ява" поедет на генераторе, тут уж делать нечего, приходилось рисковать, авось не сгорит еще и генератор. Не успели мы проехать и пяти километров, как на "Яве" перегорели все лампочки, и дальше мотоцикл поехал без света. Нам оставалось лишь плечами пожать: не ходовая и ладно. Весь оставшийся поход прошел под этим лозунгом. Для того, чтобы завести "Яву» приходилось "прикуривать" ее от других мотоциклов.

К вечеру мы остановились на очередном бурхане. В этом месте Ока была уже другой - мощная, сильная река била в скальный обрыв и норовила смыть дорогу. Вечерело. До Орлика оставалось немного, но Алексей вдруг уперся, сказав, что ему срочно нужно подтянуть подшипник в рулевой колонке, иначе его разобьет. Пока он ремонтировался, возле нас остановился милицейский «УАЗик», из которого, еле стоя на ногах, вывалились два милицейских чина. Они были как в той сказке - «два молодца, одинаковы с лица» - черноголовые, узкоглазые, с лоснящимися лицами, в одинаковой парадной белой форме. Только один был потолще, а второй – потоньше. Продемонстрировав красные корочки, они стали, важно выпячивая губы и сопя, проверять наши документы. Оказалось, они различаются еще по степени алкогольного опьянения – тонкий был просто выпивши, а толстый уже еле ворочал языком. В моем паспорте толстого больше всего взволновало... семейное положение. Печати у меня в паспорте не было, а это означало, что я женщина свободная, да еще к тому же путешествующая с кучей мужчин. После того, как он в третий раз умильно прочавкал: "Алина Николаевна..." и при этом едва не облизнулся, я вспомнила предупреждения о том, что женщинам лучше вообще не разговаривать с местным мужским населением, иначе неприятностей не оберешься. Я испуганно вытаращила на него глаза и, ойкнув, спряталась за Алексея.

Второй милицейский чин, потоньше, подскочил к нашей коляске:

- Стволы, взрывчатка, патроны, наркотики есть?

- Да нет, - вполне миролюбиво ответил Алексей, мужественно загораживая меня собой. - Мы, вроде, не террористы.

- А кто знает? Ездят тут всякие, ищи вас потом... Открывайте коляску, досмотр на предмет колющего-режущего-огнестрельного...

Алексей уже нервно, но все еще покладисто откинул "попону". Больше всего милиционера заинтересовала палатка, которая лежала сверху.

- Здесь ствол?!

- Да нет там ничего, - сказал Алексей, и по его тону я поняла, что он уже еле сдерживается.

Тонкий схватил палатку и рывком кинул её к ногам Алексея на дорогу.

- Раскатывай, смотреть будем!

Алексей отступил на шаг, набычился и сжал губы.

- Вам нужно, вы и раскатывайте! – сказал он. - Это что, обыск?

Не знаю, чем бы это закончилось, но толстый, по-видимому, решил, что с нас достаточно унижений, и барским жестом остановил напарника.

- А документы на "Яву" где? - мгновенно переключился тонкий. – «Ява»-то без номера! Че, оставляем мотоцикл, едем на автобусе? У нас как раз в поселке все «Явы» сломались!

К его сожалению, и документы, и номер на "Яву" были.

- Приедете в Орлик, заедете в местное УВД, зарегистрируетесь! – барственно приказали нам и... "УАЗик" укатил прочь, оставив всю нашу компанию в полном унынии от такого гостеприимства.

Над дорогой повисла тишина.

- Может, вообще не ехать в Орлик? – предложил Вадим. - Или проскочить его сходу?

Мы бы и проскочили, но "Ява" дышала на ладан. А нам еще надо было найти редактора газеты, который должен был нам рассказать, есть ли проход на Хайтогол.

В Орлик мы въехали в десять часов вечера. Редактора на месте не оказалось, - он "уехал в город", как сообщил нам его не совсем трезвый сын. Мы решили поспрашивать местных насчет реле прямо на улицах, вдруг повезет? Один из сойетов – пьяненький худой юнец в пижонской городской панаме радостно кивнул головой, мол, сейчас будет. Он сел в "Ниву", крикнул, чтобы все ехали за ним, и начал колесить по поселку. Он сворачивал то направо, то налево, а потом остановился где-то среди стареньких домов и сказал, что реле он нам сейчас привезет, но только заплатить нужно сразу,

- Ты вези, мы заплатим, - сказал Алексей.

- Ты плати, я привезу, - сказал хитрый сойет и пригрозил, видя, что мы не торопимся раскошеливаться. - Я ведь вообще могу не приехать!

Этой угрозой он поверг нас в полное недоумение. Пока мы так торговались, начался дождь. Мы дружно плюнули в сторону все-таки бросившего нас и уехавшего юнца, одели химзащиту, развернулись и решили выехать из поселка, но не тут-то было - "Ява" не заводилась даже с чужого аккумулятора, но раздумывать было некогда: её зацепили веревкой и поехали. У нас осталось одно желание - выбраться из поселка и уехать на ночевку как можно дальше. Это оказалось не просто – не раз и не два мы оказывались в тупике, и уже думали, что хитрый сойет, в родове у которого, видимо, все же были русские Сусанины, специально завел нас в такое место, откуда и выбраться-то невозможно, как все же вырулили на берег Оки. Темнело. Было одиноко и тоскливо. Да уж, заехали...

И тут небо сжалилось над нами в последний раз и послало нам Бориса Иванова. Он ехал нам навстречу на исправном, хорошо работающем мотоцикле, был дружелюбен и трезв. Пусть вас не обманывает русская фамилия, он был коренным сойетом, бывшим спасателем, который когда-то работал в Кырене, и заядлым мотоциклистом. Движок его "Ижа" блестел, как отполированный. Узнав о нашей беде, он согласно покивал и сказал:

- Езжайте со мной, что-нибудь подберем.

Алексей сел к Олегу, и они уехали, а мы остались под дождем рядом с заброшенной лесопилкой. Время было - одиннадцать. Окрестности то и дело освещали молнии.

Мы не остались без внимания местных «джигитов» - на низкорослых косматых кониках, уставшие, но все же дружелюбные, они подъехали к нам, стали расспрашивать, и даже советовали, где остановиться. Все были в известной стадии подпития - суббота все же, все ехали охлюпкой, без седел. Один из них резво прыгнул на мотоцикл позади меня и обнял.

- Че, мужики, спирт есть?

Я поспешно ретировалась. Он, опешив от того, что ошибся, замолчал, какое-то время посидел на мотоцикле, потом слез с него и нетвердой походкой удалился в сторону поселка.

От настойчивого внимания нас спас ливень, сойетам не хотелось мокнуть зря, и они уехали. Они уехали, ну, а мы-то остались! Через час мы начали беспокоится. Мецкевич то и дело смотрел на часы – было уже двенадцать.

Он порывался поехать в Орлик, узнать, не случилось ли чего, но понял, что оставлять нас с Даней на дороге совсем одних тоже как-то нехорошо. Да и где было искать ребят? Наконец, вдалеке послышался шум мотоцикла и по бренчанию оторванного на коляске крыла мы узнали мотоцикл Олега.

- Нашли ураловскую релюшку, - сказал Алексей, когда они подъехали, - давайте-ка сваливать отсюда.

Шел дождь, было темно, в свете фар мелькали капли дождя. Даня болтался на веревке позади мотоцикла Вадима, то и дело норовил поскользнуться на мокрых камнях и упасть нам под колеса. Ехать было некуда – справа была гора, слева - русло Оки. Мы свернули куда-то в кусты, в кромешной темноте поставили палатки, перекусили сухарями и завалились спать.

Утром дождя не было. Олег быстро разобрался со схемой "Явы", подключил реле, но мотоцикл все равно не завелся. Тут Даня проявил невиданное упрямство. Он стоял над «Явой», уперев руки в боки, смотрел на мотоцикл, ненавидел его всеми силами своей юной души, но не делал ничего, чтобы выяснить причину поломки.

- Да ты хоть свечи проверь, - говорили ему парни.

- Нет, это не свечи, - отвечал он, с ненавистью глядя на мотоцикл.

- Да ты хоть посмотри, - уговаривали его.

- Я точно знаю - это не свечи, - твердил он, не сводя с мотоцикла горящих глаз. Быть может, он надеялся, что «Яве» станет стыдно, и она заведется сама?

Наконец, Олег отодвинул его в сторону и взялся за ремонт. Он проверил свечи, карбюратор, разобрал генератор и обнаружил неисправность: полетела одна из щеточек - отошел проводок. Олег долго пытался припаять проводок, но это не удалось. Пришлось вернуться в Орлик.

Борис Иванов только головой укоризненно качал, рассматривая «умирающую» "Яву". Щеточка нашлась сразу же. Заменили, заработало. Теперь мы смогли выяснить, что замкнуло банки аккумулятора, и он вышел из строя. От тряски бак "Явы" совсем прохудился, и драгоценный бензин уже не капал, а вытекал тоненькой струйкой…

У всех возникло одно желание – облить мотоцикл остатками бензина и поджечь его, и Даня уже совсем упал духом, но его спас Борис Иванов – он принес паяльную лампу, олово, заставил Даню слить бензин, быстро и качественно запаял бак.

- Вот так! Однако, километров триста выдержит, - он гордо вернул бак владельцу.

Я из обрезка коврика вырезала шайбу под крепление бака, чтобы смягчить тряску.

Алексея впечатлило хозяйство Бориса – в гараже у того было абсолютно все, что нужно для ремонта техники – аппарат для сварки, токарный станок, наждак… В гараже, кроме мотоцикла, стояли «УАЗик» и «ГАЗ-66».

- Молодец мужик! – так Алексей выразил свое восхищение этим человеком. – В такой глуши живет, а смотри, какое хозяйство!

Все местные, в том числе и Борис, в один голос твердили нам, что пройти на Хайтгол нельзя. Из-за дождей вздулись реки и проехать там можно только на «шарике» - на «ГАЗ-66». Мотоциклы там утонут. Парни посовещались и решили повернуть назад. Я злилась: это был провал! Хоть бы до препятствия какого-нибудь доехали, которое не смогли бы взять, а то поворачивать только потому, что кто-то что-то сказал… Но пассажир, а тем паче женщина, права голоса не имеет, и я замолчала.

Борис объяснил нам, где можно нормально отдохнуть.

- После реки Гарган есть незаметный сворот направо, езжайте туда, увидите озера. Там вас никто не тронет.

Мы подкурили "Яву и тронулись в обратный путь. На том же самом месте, где "Ява" сломалась в первый раз, она снова встала - рассыпались и потрескались задние тормозные колодки.

- Не ходовая и ладно! – смеясь, хлопнули по плечу Даню парни, колодки выкинули и поехали дальше.

Озера нашли не сразу, ошибочно свернули прямо за мостом и умахали на несколько километров дальше. Заваленная камнями дорога терялась на склоне горы, по которому могли пробраться разве что горные козы. Повернув обратно, решили выехать на дорогу. Мы с Алексеем отстали, просто так обернулись направо и... обнаружили озеро! Остальные успели выехать на дорогу, встретиться с местными, и у них состоялся примерно такой разговор:

- Где-то тут у вас есть озера...

- Однако, врут, однако, нету...

- Ну как нету, два озера, порыбачить там можно.

- Нет, нету...

- Как нету, а это что, во-он там? Озеро.

- Да нет там никакого озера …

Гостеприимные люди, что вы хотите.

А озеро было чудесным – оно лежало на ладонях каменной гряды – глубокое, непонятное, с прозрачной коричневой водой, в глубине которой нахально плавали зеленоватые рыбы. Берег и поверхность воды у берега была усеяна странными крохотными пузырьками, я пригляделась и поняла – это были куколки маленьких голубых стрекоз, которых здесь было много. Они парили в воздухе, они висели на траве, только что вылупившиеся стрекозы плавали, уцепившись тонкими лапками за упавшие в воду листики… Здесь было тихо и очень красиво – на берегах росли пихты и мелкий кустарник черники. Черные, покрытые седым лишайником круглые камни скатывались с каменной гряды к берегу.

Опасности нас подстерегали и здесь.

- Набери воды, ты в сапогах, – попросил меня Алексей, ткнув пальцем в заболоченный берег.

Я отказалась. Он пожал плечами, надел штаны химзащиты и шагнул в воду. И провалился по бедра в трясину. Я бросилась к нему. Выбравшись на берег, он еле перевел дух.

- Ну её на фиг! – и пошел в другое место.

А в остальном здесь была лепота. Грозовые облака проносились мимо, и вечером над озером надолго повисла радуга. В восторге я подкинула монетку, чтобы когда-нибудь вернуться сюда еще раз. Монетка взвилась между пихт и... исчезла в небе.

По дороге обратно решили заехать на Ильчир. Сказано – сделано. Берега Ильчира были и в этот раз неприветливы, – сильный ветер не давал разгореться костру, и воду пришлось кипятить часа два. О рыбалке не могло быть и речи - ветер гнал по озеру рябь. В ущелье Иркута и в горах шел дождь. Поняв, что рыбалки не будет, Олег решил во что бы то ни стало поймать на крючок с леской утку. Зачем ему это понадобилось, он объяснить не мог. Подозреваю, он всегда был голодным. Он исчез на равнине среди травы и кочек, и спустя час появился без добычи – рыбы не было, а на приманку из хлеба дикая утка внимания не обращала.

Не знаю, почему эти места вызвали у меня странное чувство - восторг соединенный с печалью, - ветер, раздирающий горизонты плоскогорья, белые кони, пасущиеся вдалеке, рвущийся костер и панорама далеких зубчатых Саян. На вершинах ближайших сопок лежал снег. Было холодно. Наверное, все это будило во мне ту четвертинку татарской крови, что не давала мне покоя. Всю ночь ветер норовил сорвать палатку и унести её неизвестно куда – в Ильчир, в Саяны, к снежным барсам… Всю ночь я слушала его завывания и думала о том, как это здорово – очутиться здесь…

Утром я впервые заспорила со всеми, но это оказалось бесполезным – мне хотелось побыть здесь еще, но ребятам Ильчир не понравился, и мы поехали обратно в Тункинскую долину. Даня заманил их теплыми источниками курорта «Жемчуг». Я ехала молча, и уже не смотрела по сторонам, потому что все вдруг потеряло для меня свою прелесть – и кручи Иркута, и рыжие коровы, и синее небо, и даже то, что все мотоциклы вдруг перестали ломаться. Я молчала до тех пор, пока своими глазами не увидела, что такое «Жемчуг»,– на ровном, как тарелка, берегу Иркута для туристов, словно для скота, были устроены загончики. Здесь резвились розовые ребятишки, загорали пузатые мужики в крохотных плавках, и хлопотали за приготовлением закуски дамочки в солнечных очках и розовых шляпках. Я посмотрела на все это и впала в уныние. Сидеть здесь три дня, плюхаться в лечебной грязи, нюхать вонь из туалета и стоять в очереди в бесплатный душ? Да ни за что!

Так мы разделились: ребята остались на "источнике номер пять", а мы с Алексеем поехали в Нилову Пустынь просто посмотреть, что это за место. Странно, но как только мы отделились, нам стало значительно легче и даже, как будто, веселее. Мы накупили продуктов в Кырене, и рванули, в который уже раз, по дороге вдвоем. Я, Алексей и мотоцикл.

Нилова Пустынь оказалась крохотным санаторием в теснине между двух гор. Мы проехали его за две минуты. Потом переехали через реку и на том берегу нашли отличное местечко для стоянки. Мы ели, загорали, мылись в реке и даже немного порыбачили. А когда на реку опустилась ночь, мы достали заветную бутылочку вина и стали считать звезды…

Утром мы поехали по дороге дальше, - я слышала, что это место славится дацаном, который воздвигнут на необычном месте – у подножия удивительного песчаного холма, на который в незапамятные времена с небес спускался дух – в одной легенде фигурировал Будда, в другой – какой-то небесный нойон.

Оставив мотоцикл прямо на дороге, мы прошли через черные, высокие деревянные ворота на территорию святилища. Справа было несколько приземистых избушек – в одной из них приезжающие сюда на праздники ламы, по-видимому, ночевали, - здесь были настелены палати в два яруса, а во второй обедали, - здесь был стол со скамейками. Избушки были черными, закопченными и, несмотря на жару, могильно-холодными. Дальше на склоне стояли непонятные культовые сооружения: домики – не домики, избушки – не избушки – тесные комнатки, низенькие, маленькие дверцы, - жить здесь могли только духи. Полузасохшие деревья были унизаны грязноватыми, выцветшими тряпочками. На ступеньках лежали истлевшие сигареты, разбитые рюмки, тряпье, прямо на стену кто-то кнопками приколол изображение шестирукого Шивы. Синий дух безразлично зрел на нас демоническими очами и извивался всеми своими руками. А надо всем этим крупными буквами было написано следующее: «Путник! Это – подношения богам. И принадлежит только им. Не ты положил все это, не тебе брать. Не торопись в могилу».

И веяло от всего этого не величием, которого русский человек ждет от святого места, но мертвечиной, тленом вдруг пахнуло на нас, гибельным холодом и мрачной, черной силой, и лучше меня это почувствовал Алексей. Он потянул меня за руку.

- Пойдем отсюда. Муторно здесь как-то. Нехорошо.

Я не сопротивлялась – развивающиеся вязочки напоминали о пеленах, в которых заворачивают умерших, деревянные четки, привязанные к веревочкам, стучали, словно кости мертвецов, на земле валялся жертвенный треножник, а кругом белели черепа животных. И было здесь так тяжело, что у меня перехватило дыхание. Мы осторожно попятились и повернули назад. Я еще раз обернулась: за жилищами духов начинался песчаный холм – его склон уходил куда-то вверх, но куда вел этот путь, мне почему-то узнать не хотелось. В этот момент я поняла одно – даже некрещеные мы, русские, - в душе христиане и от святых мест ожидаем чего-то светлого, ясного. Чтобы ввысь, в горний мир устремлялся храм, чтоб на душе становилось легко и радостно, и чтобы мысли были о спасении, но не о тлене.

На «Жемчуг» мы вернулись только на следующий день. Наше возвращение было встречено дружным хрюканьем.

- Мы тут ничего не делаем, лишь в лечебной грязи валяемся, как поросята, да отмываемся поле нее, - сообщили парни.

Предложение ехать домой было встречено одобрительными возгласами. Наше путешествие закончилось так быстро, что я даже и сообразить-то ничего не успела – мы готовились к нему всю зиму, а оно промелькнуло, как мелькает железнодорожный вокзал маленького города за окошком скоростного экспресса. Неужели это все?

Всю ночь по приезде домой мне мерещились кони, мотоциклы, костер в ночи, степь и ветер, тот, что рвет горизонты, раздувает рассвет и зовет за собой в дорогу. Я просыпалась и видела лишь распахнутое окно, из которого тянуло "ароматами" нефтехимического комбината и помойки.

А через десять дней после нашего возвращения, началось самое большое наводнение в истории Иркутской области и Бурятии, которое полностью смыло дорогу в ущелье Иркута и все мосты в Тункинской долине. Туристов из Саян и с Окинского плато спасатели вывозили на вертолетах, а группа из десяти человек погибла – они замерзли в горах Хамар-Дабана.

Стихия пришла и в Ангарск. Мы носились по берегу Китоя: Волчья река* разлилась, затопила картодром, на котором Алексей учил меня водить мотоцикл, – страшная сила уносила вниз бревна и мусор, заборы и деревья. Брат Алексея, Толик на старенькой моторной лодке вывозил с ближайших огородов дачников и их нехитрый скарб. Я с ужасом смотрела, как слабенький мотор еле вытягивает против беспощадного течения. Вода шла мутная, и в этой мути мерещился мне какой-то зловещий смысл – попасть в мутную воду было страшно вдвойне, и казалось, что уберечься от этой жуткой силы невозможно…

Наводнение угрожало дому Алексея – вода подошла к забору и в любой момент могла хлынуть в огород. Людмила Иннокентьевна стала поднимать все наверх, чтобы уберечь имущество…

Если учесть, что Китой брал начало всего в десяти-пятнадцати километрах от Ильчира, то нам оставалось только предположить, что недобрые духи Окинского плато разозлились на нас за непочтительное отношение и теперь мстили, затопив все, что было вокруг …

(2001 год, июль)

Этим летом был официально зарегистрирован еще один клуб – уже в Иркутске. Президентом клуба «Нибелунги» стал наш хороший знакомый, которого мы знали еще с девяносто восьмого года – Марат Обручев. Он увлекался дальнобоем, и как-то на своей «Ямахе» в три дня слетал до Перми. Этим летом клуб решил провести первый мотослет на Байкале. Не знаю уж, кто с кем договаривался, но слет было решено объединить с рок-фестивалем «Шаман-Камень», который проводил некто Питеров на Байкале возле поселка Листвянка. Ребята готовились к слету всю весну – строили сцену, завозили дрова, договаривались с властями.

Лагерь был разбит на две половины – в одной собрались рокеры, панки и прочие неформалы, а во второй обосновались байкеры. Наши палатки стояли в ряд – мы, потом палатка Будаева, палатка Мецкевича, который, как всегда, приехал не один, а с очередной молчаливой, влюбленной брюнеткой. Она была тихая, похожая на учительницу младших классов, она смотрела ему в рот, и, по-видимому, на что-то надеялась. Они все на что-то надеялись… Дальше стояла палатка Бориса Большова, который приехал на «УАЗе» с какими-то ребятами, палатка Игоря, и, наконец, палатка Радика, а рядом с палаткой стоял его «Москвич» и белокурая красавица Марго позировала журналистам.

Слет был немножко провинциальным, немножко скомканным, все было в первый раз, но все было от души и поэтому – хорошо.

На этом слете мы познакомились с чудесной девушкой из Новосибирска – Светланой Царевой, которая на мотоцикле объездила весь Алтай, сходила вокруг Байкала, а теперь, вместе с мотоциклистами из клуба «Алтай» ехала до порта Владивосток и дальше – на Камчатку. Она приехала на высоком сером ЗИДе, и я в первый раз в жизни увидела молодую женщину, с которой можно было поговорить о мотоциклах!

Она была… Она была Царевой, она была царицей. Невысокая, статная, с румяным, девичьи нежным лицом и с золотой короной роскошных волос: вокруг головы она укладывала косу толщиной в руку. У неё был тихий, детский голос, а говорила она быстро-быстро, чуточку с придыханием, так что вам все время нужно было находится в некотором напряжении, чтобы не пропустить ничего из сказанного. При этом она могла от души ругнуться, не переставая курила, прищуриваясь, и лихо пила крепкое пиво.

За прошедшие годы я совсем, окончательно и бесповоротно лишилась всех приятельниц. Сдались даже самые стойкие: слушать о запчастях и путешествиях они не хотели, а я не могла с ними говорить о кройке и шитье и о мужчинах тоже говорить не могла – потому что у меня, в отличие от одиноких пордруг, мужчина был, и говорить о нем я не хотела ни с кем. Не их это дело.

А тут! Я с удовольствием расспрашивала её о мотоцикле, рассматривала ЗИД, слушала ответы. На все про все у нас был только один вечер – на следующий день они должны были отправиться дальше. Я даже попробовала поездить на её мотоцикле, но не сумела тронуться – он заглох и я, решив, что это знак свыше, уступила место Алексею. Он тоже несколько раз глох, но все же сумел съехать с места. Светлана оправдывалась тем, что жестковато сцепление. К тому же мотоцикле было плохо отрегулировано зажигание, и кик «лягался». Алексей поездил по поляне, но так ничего и не понял. В общем, все веселились, а мы, зажав в руках по банке крепкого пива, все говорили, говорили, говорили… О моноамортизаторах, о вилках перевернутого типа, о дисковых тормозах, о том, удобен или нет переключатель передач с одним рычагом, и конечно же, я расспросила её о дороге вокруг Байкала.

- В принципе, ничего сложного там нет, все зависит от погоды, у нас ребята с Болотниковым еще за год до нас ходили, но пройти не смогли, повернули назад. А нам повезло – была просто засуха, если бы не засуха, не знаю, прошли бы мы там или нет. Самое сложное это...

- Срамная? – угадывала я, ведь до этого десятки раз смотрела кассету с путешествием.

- Да и это тоже, но самое мерзкое – это броды. Да еще Болотников, собака серая, все время заставлял мотоциклистов переправляться самим, хотя можно было бы переехать в кузове грузовика. Ругались мы с ним – жуть какая-то. Когда на БАМ вышли – ребята отдельно от него поехали, так он всех достал. На мотоцикле же легче проскочить, а они на своих джипах вязнут и вязнут. А если мы не помогали, то тут уж Болотников ругался по черному. Достал всех, волк тряпошный, - и она ругалась своим мелодичным, тихим голосом.

Стемнело, мы сидели, почти не видя друг друга в темноте.

- А еще в Новосибе есть девушки на мотоциклах? – спросила я.

- На самом деле, нет. То есть, они появляются периодически, но это просто способ привлечь мужское внимание, они быстро выходят замуж или просто находят себе друга и больше уже на мотоциклах не ездят.

В это время кто-то затопал в темноте и навис над нами, тяжело дыша.

- Алина! Там «Восход» в твой мотоцикл врезался! Иди посмотри!

Мне очень не хотелось прерывать разговор, но идти все же надо было, хотя я не волновалась за мотоцикл, – я уже знала, что повредить в нем ничего нельзя. Это вам не хрупкий пластик «японских» спортбайков. Я была права: какой-то захмелевший четырнадцатилетний пацан на «Восходе» в темноте взял на таран моего Щенка. Щенок отделался помятым номером. Когда я подошла, Алексей и Будаев держали пацана за грудки, а он что-то лепетал ломающимся голосом.

- Так, пиво «девятку», - и мы в расчете, - буркнула я, оценив ущерб.

Пацан согласно затряс головой и побежал за пивом. Мы думали, он сбежит, но он появился рядом буквально через минуту, сунул нам упаковку, еще раз извинился и исчез. Каждый выдрал из полиэтиленовой оплетки себе по банке, пиво зашипело…

К нам подошла Марго.

- Ребята, Алина, там Люда плачет.

Людой звали подругу Мецкевича.

- Что с ней?

- Её кто-то сбил…

- Ну-ка пойдем!

Выяснилось, что мальчишка не просто врезался в мой мотоцикл, он врезался в Люду, а в мой мотоцикл ударился уже после неё.

- Сильно? – спросила я, когда Будаев вылез наружу.

- А бес её знает, ревет, видать, сильно. Я бы из этого молокососа душу повытряс, если бы знал, что он её сбил, да ведь вот, поди ж ты, заползла в палатку, никому ничего не сказала и ревет. То-то он так шустро с нами расплатился… Врача бы, вдруг чё сломано.

- Сейчас! – я сообразила, что новосибирцы в дальнюю дорогу без врача не ездят.

Я нашла Светлану и объяснила ситуацию. Через десять минут в палатку Мецкевича, светя себе фонариком, полез бородатый мужчина с медицинским чемоданчиком.

- Ну, как? – обступили мы его, когда он вылез.

- Да все нормально, переломов нет, ушибы сильные. Я вколол ей успокоительного.

- Вадик, сволочь, - сорвался Будаев, - она с ним как с человеком приехала! А он, скотина, бросил её, шляется где-то, девок катает…

Тут, словно только и ждал, чтобы его вспомнили, появился пьяный, добродушный Мецкевич. Будаев ему в двух словах объяснил, в чем дело. Мецкевич вдруг засопел, засвирепел и начал озираться.

Дата добавления: 2015-06-25