Диана» 1560 Хорхе Монтемайора

Амадис Гальский» н XIV Португалия

Развитие романа до Сервантеса.

Творчество М. де Сервантеса (1547-1616)

Сын бедного лекаря, идальго.

· $ мало, но окончил универ.

· 1568-на службу к папскому послу в Исп., кардиналу Авкавиве, с ним переехал в Ит. Посол умер → С. в армию→во флот – участвовал в битве при Лепанто 1571 – увечье руки

· 1575 решил вернуться в Исп., но – в плен в Алжир, 1580 выкуплен → семья разорена

· для $ пишет пьесы и стихи

· пасторальный роман 1560 Хорхе Монтемайора «Диана» → С. - «Галатея» 1585. Женится.

· $надо → сборщик зерна для армии → сборщик недоимок→ обвинен в растратах→ тюрьма, через 5 лет – снова тюрьма

· 1605 – 1-я часть ДК, задуманная во время 2-го заключения. 1614- поддельное продолжение→ С. закончил в 1615

· 1613- «Назидательные новеллы», 1614 – «Путешествие на Парнас»

· 1612 «Персилес и Сигизмунда», вышел после смерти. С. против фантастики и отсутствия правдивого изображения чел-х чувств в рыцарских романах → после 1-й части ДК пишет «П. и С.» - без волшебства и гиперболизма. Но надуманно и много риторики.

· писал за $→подстраивался под модные стили, только в конце жизни создал свой стиль

1. ренессансно-рыцарский

· старейший роман

· Аналогия – итал-й героико-романический эпос XV-XVI, сюжеты – авантюрно-героические, но в Ит. это игра, а в Исп. Карл действительно хотел, чтобы придворные были его рыцарями.

· не только прошлое, – в героях узнаются современные мореплаватели и конкистадоры

· успех романов до ^кXVI

· фантастика; нет правдивого изображения чел-х чувств

· имена, мотивы, эпизоды франц. героических поэм, сказаний артуровского цикла

· нелепость сюжета, преувеличения в обрисовке чувств

· ясный и гармоничный язык

· остальные романы этого типа – подражание этому: «Пальмерин английский», «Бельянис греческий»

2. пасторальный

· аристократический хар-р, за пастухом – придворный, чувства и поступки выдают. Утопическая мечта о «чистой» жизни. Но вместо простоты – манерность, «ученость, остроумие».

· по-испански, родом португалец

· условность сюжета (повлюблялись пастухи и пастушки) и стиля

· поэзия и псих. тонкость, изящество

· → Серв. («Галатея»), Лопе («Аркадия»)

3. пикарескный

· ↑ нищеты, авантюризм, страсть к легкой наживе

· пикаро - плут, бомж, отмороженный. Для него ничего не важно → неуязвим

· в литре пикаро – данный жизнью тип

· поэтика примитивна = путь героя + эпизоды

· нет концепции – она только внутри героя: автобиография, сатирич. обрисовка соц среды, морально-философские размышления

· гносеология – наука о познании, ставится? о ценности, свободе познания

· по сюжетам близки к фаблио

A ранняя пикареска – соц окраска

· «Ласарильо с Тормеса» - анонимная повесть, 7 глав

· Л.-мальчик, его выкидывают на улицу из-за голода. За хлеб конкурирует с крысами, когда роет подкоп под сундук с хлебом. Бедняк → негодяй.

· сарказм, мрачность, выпады против духовенства → ≈ «Похвала глупости»

B поздняя пикареска

· «Гусман де Альфараче» Матео Алеман. Жизнь показана шире, много героев. Гусман – сознательно преступный тип

· «Бускон» (=«История пройдохи») Франсиско де Кеведо ^кXVI - ^нXVII. Кеведо – выходец из придворной среды и её разоблачает. Мрачный дух непримиримости и влечение к добру. Непоследователен: против духовенства, но не порывает с церковью; против королевской политики, но за короля

4. лирика

· жанр лит-сатирической поэмы + опыты в области пасторального и рыцарского романа (Галатея, Пер. и Сиг.)

· стремится к психологической правдивости и утверждению подлинно благородных чувств

5. драматургия

· ищет правдоподобия (пространство и время, язык героев), ставит воспитательные задачи

· против нагромождения в сюжете приключений и нелепиц

· → близок к стилю учено-гуманистической драмы Возрождения, хотя С. соблюдал не все «правила»

· → против Лопе (вольный + развлечение), но признавал его талант

· для С. (как для Цицерона) драма – «зеркало человеческой жизни, пример нравов и образцов истины» → не развлекательная ƒ → сатирико-реалистическая и героическая тематика

· С. неудачен в театре. Нормальные: «Нуманция» (эпизод героической борьбы за независимость древних испанцев против римлян) и «Педро де Урдемалас» (близка к народному творчеству – нравы бродяг, жуликов

· интермедии (1605-1611) – мал. живенькие острокомические пьески. Сценки из жизни простого народа. Тонкий юмор и живой язык. Ех: «Театр чудес», «Саламанская пещера», «Ревнивый старик», «Два болтуна»

6. «Назидательные новеллы» - реформировал ренессансную итальянскую новеллу, придал нац. ренессансные черты.

· Главный образец – ит. писатель сер. XVI Банделло.

· Черты: широкая картина нравов эпохи, волнующие драматические моменты, описательность, обилие эпизодов и деталей + самобытный нац. характер.

· Сюжеты сочинены С.

· Эротический элемент сдержан

· 3 группы новелл: любовно-авантюрные («Цыганочка», «Английская испанка»), нравоописательные («Ринконете и Кортадильо»), философско-сентенциозные («Беседа двух собак», «Лиценциат Видриера»)

· По нравоописательности близки к плутовским романам, но С. отстаивает оптимистический подход к жизни. Цель – присмотреться к жизни и перестроить её на моральной основе. С. верит в конечное торжество человека → на стороне искреннего чувства, но нет идеализации человека и нет утопизма. Жизнь – борьба

Оценки человеческих свойств и человеческих отношений, проступающие в «Назидательных новеллах» Сервантеса, нашли еще более глубокое выражение в его «Дон Кихоте», который, будучи написан им на склоне жизни, является итогом его творческих мыслей.

Произведение это, недостаточно оцененное современниками, доставило его автору огромную посмертную славу и было объявлено критиками XIX—XX вв. одним из величайших созданий человеческой мысли. Вместе с тем вследствие своего чрезвычайно глубокого и сложного идейного содержания оно вызвало несметное множество толкований, часто очень несходных между собой.

«Дон Кихот» — на это ясно указывает автор в прологе к I части романа и в заключительных строках его — был задуман прежде всего как пародия на рыцарские романы.

Дон Кихот, бедный захолустный идальго, сведенный с ума чтением рыцарских романов и решивший восстановить древний институт странствующего рыцарства, подобно героям рыцарских романов, выезжает на подвиги в честь своей воображаемой «дамы» для защиты всех обиженных и угнетенных в этом мире. Но его доспехи — ржавые обломки вооружения его предков, его конь — жалкая кляча, спотыкающаяся на каждом шагу, его оруженосец — хитрый и грубоватый местный крестьянин, соблазнившийся перспективой быстрого обогащения, дама его сердца — скотница Альдонса Лоренсо из соседнего села, переименованная безумным Дон Кихотом в Дульсинею Тобосскую.

Разгоряченное воображение Дон Кихота заставляет его во всем видеть блистательные авантюры или волшебство, принимать ветряные мельницы за великанов, постоялый двор — за роскошный замок, таз цирюльника — за чудесный шлем, каторжников — за угнетенных рыцарей, даму, едущую в карете, — за похищенную принцессу.

Все подвиги Дон Кихота, совершаемые им для восстановления справедливости на земле, приводят к совершенно противоположным результатам. Пастушок Андрее, за которого Дон Кихот заступился, после его отъезда подвергается еще более жестоким побоям; каторжники, освобожденные им, разбегаются, чтобы сделаться снова бичом общества. Нелепое нападение на похоронную процессию заканчивается переломом ноги у ни в чем не повинного лиценциата; стремление помочь испанскому рыцарю, окруженному маврами, приводит к разгрому кукольного театра, на сцене которого это изображалось.

Все те, кого Дон Кихот пытается «защитить», молят небо «покарать и уничтожить его милость со всеми рыцарями, родившимися когда-либо на свет». Дон Кихота оскорбляют, бьют, проклинают, над ним издеваются, и, в довершение позора, его топчет стадо свиней. Наконец, измученный морально и физически, рыцарь Печального образа возвращается к себе домой и там, тяжело заболев, перед смертью прозревает. Он снова становится доном Алонсо Кихана, прозванным за свои поступки Добрым, отрекается от рыцарских бредней и составляет завещание в пользу племянницы, с оговоркой, что она лишится наследства, если выйдет замуж за человека, любящего читать рыцарские романы.

Сатира на рыцарские романы была жанром весьма распространенным в эпоху Возрождения (Луиджи Пульчи, Фоленго, народная книга о Гаргантюа), но Сервантес совершенно трансформировал этот жанр, углубив ситуацию и усложнив образ главного персонажа. Прежде всего он наделил своего героя не только отрицательными, но также и глубоко положительными чертами, а кроме того, придал ему двойную жизнь — в здоровом и в бредовом состоянии, что делает его почти двумя различными персонажами.

То, что «Дон Кихот» содержит в себе нечто большее, чем сатиру на рыцарские романы, было уже давно замечено западноевропейской и русской критикой. Однако попытки объяснить глубокий смысл романа носили по большей части абстрактный, идеалистический характер. Толкования эти исходили главным образом из противопоставления образов Дон Кихота и Санчо Пансы. Особенной популярностью пользовалась очень долгое время философско-метафизическая точка зрения, впервые сформулированная литературоведом-кантианцем начала XIX в. Бутервеком и воспринятая А. В. Шлегелем и другими немецкими романтиками. Согласно Бутервеку в лице Дон Кихота и его оруженосца Сервантес изобразил «вечный» контраст между идеализмом и материализмом, альтруизмом и эгоизмом, мечтой и «грубым здравым смыслом», причем идеализм, хотя внешне и оказывается в романе посрамленным, внутренне все же торжествует.

Сервантес предал в своем романе осмеянию не только рыцарские романы как литературный жанр, но и самую идею рыцарства. Осмеивая рыцарские романы, он боролся со старым, феодальным сознанием, которое подкреплялось ими и находило в них свое поэтическое выражение. Он протестовал в своем романе против всего мировоззрения правящей верхушки Испании, пытавшейся возродить на новых основах «рыцарские» идеи, и в первую очередь против феодально-католической реакции, поддерживавшей эти идеи.

Сервантес осуждает не самого Дон Кихота, наделенного им чертами редкого душевного благородства, доброты и рассудительности, а те бредовые рыцарские идеи, которые овладели воображением бедного идальго. Последнее могло случиться лишь оттого, что Дон Кихот весь устремлен в прошлое, оттого, что он, по выражению Белинского, «лишился всякого такта действительности». Это прошлое — мир рыцарства, который Дон Кихот пытается восстановить. Он действует слепо, следуя готовым нормам и правилам, вычитанным им из старых книг и отжившим свой век, он не умеет и не хочет считаться с реальными возможностями, с подлинными нуждами и требованиями людей, с действительным положением вещей.

Несоответствие между стремлениями фантазирующего Дон Кихота и его возможностями порождает грустный комизм его образа. При этом Дон Кихот в положении «рыцаря» не только комичен, но и социально вреден. Отвлеченность его принципов, его отрыв от действительности порождают целый ряд пагубных недоразумений. В своих авантюрах Дон Кихот не только постоянно терпит неудачи, но и сеет вокруг себя разрушение. Его безумие тем опаснее, что оно заразительно, как это видно на примере Санчо Пансы.

Показывая анахронизм рыцарских идей и вместе с тем вред их, Сервантес обличает все то, что перекликалось с ними в испанской современности. [405]

Разглагольствования безумного Дон Кихота о рыцаре, плывущем за 3000 миль в неведомые края, чтобы совершить там небывалые подвиги мужества и силы, рассказ его о волшебнике Маламбруно, переносящемся на своем чудесном коне то во Францию, то в Потоси (местность в Южной Америке, где находились богатейшие серебряные рудники), прямо связаны с новым испанским духом авантюризма, который осуждается Сервантесом.

Однако если Сервантес и высмеивает Дон Кихота, то вместе с тем он полон глубокого внутреннего сочувствия к нему. Средства, применяемые Дон Кихотом, нелепы, но сама цель его хороша. Сервантес всячески подчеркивает высокие нравственные качества, бескорыстие, великодушие Дон Кихота, его искреннее желание принести человечеству пользу. По словам Санчо Пансы, его господин обладает «голубиным сердцем». В минуты умственного просветления, когда Дон Кихот забывает свои рыцарские фантазии, он необычайно привлекателен — со всеми прост в обхождении, исключительно человечен и разумен. Его речи вызывают восхищение слушателей, они полны высокой гуманистической мудрости.

Замечательны в этом отношении советы, которые Дон Кихот, дает Санчо Пансе перед вступлением того в управление «губернаторством»: «Загляни внутрь себя и постарайся себя познать, познание же это есть наитруднейшее из всех, какие только могут быть. Познавши самого себя, ты уже не станешь надуваться, точно лягушка, пожелавшая сравниться с волом» (басенный образ, вполне применимый к официальной Испании, стремившейся превратиться: во всемирную державу, что окончилось полным ее банкротством). Дон Кихот продолжает: «О своем худородстве, Санчо, говори с гордостью и признавайся не краснея, что ты из крестьян, ибо никому не придет в голову тебя этим стыдить, коль скоро ты сам этого не стыдишься... Помни, Санчо: если ты вступишь на путь добродетели и будешь стараться делать добрые дела, то тебе не придется завидовать делам князей и сеньоров, ибо кровь наследуется, а добродетель приобретается, и она имеет ценность самостоятельную, в отличие от крови, которая

Разоблачая в одинаковой мере как попытки оживить старую Идею рыцарства, так и новый культ денег и наживы, Сервантес ополчается против всего современного ему уклада и мировоззрения официальной Испании: против тирании абсолютизма, безумных военных авантюр, засилья духовенства, чванства и привилегий аристократии, хищнического управления страной, приводившего к обнищанию наибольшей части населения. Свои гуманистические идеалы он выразил как в показе широких картин народной жизни, на фоне которых развертываются приключения его героев, так и в высказываниях главных персонажей романа, устами которых явно говорит сам автор. Некоторые из таких мыслей, например о знатности и благородстве, уже были приведены выше. Однако, ввиду крайней суровости цензуры, Сервантесу, не желавшему видеть сожженной на костре свою книгу или, может быть, даже самому попасть на костер, приходилось быть очень осторожным и нередко маскировать свои мысли. В этом отношении весьма показательны не только прямые высказывания Сервантеса по разным вопросам, но и его умолчания.

Очень характерно, что в романе, в котором выведено несколько сот персонажей, показано очень немного представителей аристократии, а если они и появляются, то обрисованы самыми скупыми и общими штрихами. Таковы герцог и герцогиня во II части, похожие на марионеток по сравнению с остальными персонажами романа, яркими и живыми. Сервантес очень тонко дает почувствовать всю пустоту и скуку их пышной, наполненной церемониями жизни, заставляющей их обрадоваться, как желанной забаве, встрече с Дон Кихотом и его оруженосцем.

Вместо всякой оценки поведения герцогской четы Сервантес ограничивается одной осторожной ссылкой на фантастического арабского автора, якобы сочинившего повесть, пересказываемую им в «Дон Кихоте». «По этому поводу Сид Ахмет замечает, что шутники, по его мнению, были столь же безумны, как и те, кого они вышучивали, ибо усердие, с каким герцог и герцогиня высмеивали двух глупцов, делало их самих придурковатыми».

В другом месте по породу желания одного дворянина, заполучившего к себе в дом Дон Кихота, невинно позабавиться на его счет, Сервантес поясняет: «Шутка, от которой становится больно, это уже не шутка, и никуда не годится то развлечение, от которого бывает ущерб другому», явно намекая на обращение с Дон Кихотом в герцогском дворце.

Такая же «фигура умолчания» встречается в очень интересных рассуждениях Дон Кихота «о военном деле и науках», иначе говоря, о сравнительном достоинстве солдата и грамотея-чиновника. Дон Кихот отдает первенство воину, главным образом на том основании, что цель военного дела — обеспечить людям мир, а мир — высшее благо, какое существует на этом свете.

В эпоху бурной военной деятельности Испании, когда она покоряла туземные империи в Америке, мечтала о завоевании «еретической» Англии, воевала с Нидерландами, затевала новые «крестовые походы» против турок (походы, памятные Сервантесу, искалеченному в битве при Лепанто), Сервантес не нашел нужным сказать хотя бы одно слово в похвалу войнам, которые вела Испания за расширение своего могущества и в защиту «истинной» веры. [410]

Таким способом, не компрометируя себя, он достаточно ясно выразил свое отношение к внешней политике Филиппа II и его преемников.

Столь же определенно отношение Сервантеса к духовенству, хотя его высказывания на этот счет также чрезвычайно замаскированы. В «Дон Кихоте» лица духовные совершенно не показаны в своей специфической практике.

Не считая некоторого количества монахов, студентов богословия и священников, участвующих в дорожных авантюрах Дон Кихота в качестве статистов, во всем романе выведен всего лишь один священнослужитель, имеющий определенную физиономию, — это друг Дон Кихота, священник той деревни, где живет Дон Кихот.

Просвещенный и рассудительный, всегда умеющий дать хороший совет, обнаруживший во время произведенного им осмотра библиотеки Дон Кихота тонкий литературный вкус, заботящийся о делах Дон Кихота и его выздоровлении, он ничем не похож на священника, и никто бы не догадался о его принадлежности к этой корпорации, если бы не его платье. Ни разу в своих разговорах с Дон Кихотом или другими лицами он не прибегает к религиозным или морально-назидательным доводам.

Со всем этим следует сопоставить многозначительное высказывание Дон Кихота об «отшельниках нашего времени» — (т. е. об испанских монахах конца XVI — начала XVII в.), в котором Сервантес маскирует свою мысль, внося в свои слова острый сарказм: «Нынешние отшельники нимало не похожи на тех, которые спасались в пустыне египетской и прикрывались пальмовыми листьями, а питались кореньями. Однако ж не поймите меня так, что, отзываясь с похвалою о прежних пустынниках, я не хвалю нынешних, — я лишь хочу сказать, что ныне пустынножительство не сопряжено с такими строгостями и лишениями, как прежде, но из этого не следует, что нынешние пустынники дурны; напротив того, по мне они все хороши, и если даже взять худший случай, все равно лицемер, притворяющийся добродетельным, меньше зла творит, нежели откровенный грешник».

Еще более прикрыта мысль Сервантеса в эпизоде с мориском Рикоте (часть II, главы LIV, LXIII и LXV), который, рассказывая об изгнании морисков и в том числе своем собственном, утверждает, что «только божьим произволением можно объяснить то обстоятельство, что король претворил в жизнь мудрое свое решение».

Несмотря на то что, по словам Рикоте, среди них «были стойкие и подлинные христиане» и что «всюду, куда бы ни забросила нас судьба, мы плачем по Испании: мы же здесь родились, это же настоящая наша отчизна», он все же находит, что «мы наше изгнание заслужили» и дальше жертва расхваливает своего палача, распространяясь о «милосердии и правосудии» Веласко де Саласара... которому было поручено выполнение этого указа и который на самом деле был хорошо известен как своей жестокостью, так и взяточничеством.

Ясно, что Сервантес заставляет Рикоте говорить противоположное тому, что он и вместе с ним Сервантес на самом деле думают. [411]

Зато в уста Санчо, пользуясь шутовским с виду характером этого персонажа, Сервантес влагает очень смелые и откровенные замечания. Собираясь стать губернатором, Санчо говорит: «Я сам не раз видел, как посылали ослов управлять, так что если я возьму с собой своего, то никого этим не удивлю». Когда его вздумали в качестве губернатора величать «Доном Санчо Пансой», он сразу же отклонил от себя эту честь, заявив: «Меня зовут просто Санчо Пансою, и отца моего звали Санчо, и Санчо был мой дед, и все были Панса, безо всяких донов да распродонов. Мне сдается, что на вашем острове донов куда больше, чем камней, ну да ладно, господь меня разумеет, и если только мне удастся погубернаторствовать хотя бы несколько дней, я всех этих донов повыведу: коли их тут такая гибель, то они, уж верно, надоели всем хуже комаров».

Один из законов, изданных Санчо Пансой во время его губернаторства, воспрещал слепцам распевать о чудесах, «если только они не могут доказать, что чудеса эти действительно совершились»; кроме того, он намеревался закрыть в своих владениях игорные дома, искоренить всех лентяев и тунеядцев и т. п.

Если Сервантес уклоняется от изображения в своем романе верхов общества и духовенства, он зато дает в нем широкую картину народной жизни, изображая правдиво и красочно крестьян, ремесленников, погонщиков мулов, пастухов, бедных студентов, солдат, трактирных служанок и т. п. Всех этих маленьких людей, «ходящих по земле просто ногами», он описывает объективно и разносторонне, не скрывая грубоватости, жадности, сварливости, склонности к плутовству многих из них, но в то же время подчеркивая огромный таящийся в них запас трудолюбия, активности, оптимизма и добродушия. Сервантес полон доверия и искренней симпатии ко всем этим людям, он старается показать их с хорошей стороны.

Грубая трактирная служанка Мариторнес на последние гроши покупает кружку пива для бедняги Санчо Пансы. Хозяйка постоялого двора заботливо лечит избитого погонщиками мулов Дон Кихота. Богач Камачо склоняется перед силой любви своей невесты к Басилио. Даже в разбойнике Хинесе де Пасамонте проступают черты добродушия и человечности. Эту полунищую, но полную живых творческих сил Испанию Сервантес противопоставляет официальной Испании, хищной, надменной и богомольной, идеализировавшей себя в напыщенных картинах рыцарских романов или слащавых образах романов пасторальных.

Во всех этих сценках, образующих основной фон романа, даны элементы здоровой жизни, способные к дальнейшему развитию. Дополнением к ним является несколько вставных новелл, в которых изображены высшие, очень сложные формы жизни, опоэтизированные отчасти в трагических, отчасти в сентиментальных тонах. Новеллы эти перекликаются с некоторыми эпизодами основного повествования: новелла о Карденио напоминает историю влюбленного Басилио, новелла об алжирском пленнике — некоторые авантюры Дон Кихота. [412]

В общем понимание жизни и оценка человеческих отношений здесь те же самые, что и в «Назидательных новеллах»: призыв к моральной стойкости, благоразумию и энергии, прославление великодушия, естественности и правдивости чувств. Назначение этих новелл — показать возможность благородных и прекрасных форм человеческой деятельности на чисто реальной базе здравых чувств и понятий в противоположность рыцарским бредням Дон Кихота.

Как говорит Гегель, на основную нить событий романа «нанизывается ряд подлинно романтических новелл, чтобы показать сохранившимся в своей истинной ценности то, что другая часть романа низвергает в своих комических сценах»².

Глубокая народность романа Сервантеса заключается во вдумчивом и сочувственном изображении широкого фона народной жизни, в сближении Дон Кихота с Санчо Пансой, в показе творческих возможностей, таящихся в этом сыне испанского народа. Народность ― в ясном и трезвом отношении к жизни, в обличении всякой социальной неправды и насилия, в глубокой любви и уважении к человеку, о котором говорит эта книга. Она и в том оптимизме, которым дышит книга, несмотря на грустный характер большинства ее эпизодов, и на пронизывающую ее печаль, в апологии здоровых и правдивых человеческих чувств.

Всему этому соответствует замечательный реалистический язык романа, ясный, красочный, богатый оттенками, вобравший в себя множество элементов народной речи. Язык персонажей Сервантеса различен в зависимости от их общественного положения и личного характера. Особенно отчетливо выступает противоположность между размеренным и важным, иногда даже несколько архаическим языком Дон Кихота и не всегда правильной, но сочной и выразительной, пересыпанной пословицами, поговорками, междометиями, подлинно народной речью Санчо Пансы.

Язык персонажей меняется у Сервантеса также в связи с характером ситуации или душевного состояния говорящих, принимая то ораторский, то разговорный, то патетический, то шутливый или фамильярный оттенок.

Сервантес гениально уловил основные тенденции и проблемы своей эпохи. Обобщив их в образах двух главных героев своего романа, он вложил в эти образы большое общечеловеческое содержание. Благодаря этому центральные образы романа, отражая действительное состояние Испании XVI —XVII вв., вместе с тем приобрели гораздо более широкое значение, сохранив свою жизненность и выразительность и в последующие века.

В частности, поскольку Сервантес, писавший свой роман в условиях кризиса гуманизма, отразил в нем с огромной силой столкновение идеальных устремлений человеческого ума с миром корысти и личных интересов, «Дон Кихот» стал для будущих поколений мыслителей и писателей образцом противопоставления идеала и «низменной действительности». [413]

Луначарский правильно замечает, что образ Дон Кихота и сейчас еще глубоко поучителен, показывая, какие великолепные результаты могли бы принести его благородная любовь к человечеству и энергия, если бы они были правильным образом применены им.

Маркс, по словам Лафарга, «выше всех романистов ставил Сервантеса и Бальзака; в «Дон Кихоте» он видел эпос вымершего рыцарства, добродетели которого в только что народившемся мире буржуазии стали чудачествами и вызывали насмешки»³.

О том, какой смысл вкладывал Маркс в это определение, нетрудно догадаться по некоторым другим его высказываниям. Например, в «Манифесте Коммунистической партии» Маркс и Энгельс указывают, что буржуазия «в ледяной воде эгоистического расчета потопила... священный трепет религиозного экстаза рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности»⁴.

В своем письме к Ф. Лассалю по поводу его драмы «Франц фон Зиккинген» Маркс называет Зиккингена «Дон Кихотом», ибо «он погиб потому, что восстал против существующего или, вернее, против новой формы существующего как рыцарь и как представитель гибнущего класса»^5.

В своих сочинениях он не раз использовал образы Дон Кихота и Санчо Пансы для иллюстрации общих мыслей.

Значение «Дон Кихота» для дальнейшего развития европейского романа очень велико. Разрушая старый рыцарский роман, Сервантес вместе с тем закладывает основы нового типа романа, означающего огромный шаг вперед в развитии художественного реализма. Основная черта этого нового типа романа заключается, помимо новой трактовки гуманистического идеала, в том, что правдивая картина народной жизни и судьба центральных персонажей, развертывающаяся на этом фоне, внутренне объединяются и взаимно уравновешивают друг друга. В результате этого подход к действительности становится разносторонним и расширяется в философскую концепцию жизни без какого-либо ущерба для конкретности и живости образов.

8. Возрожде́ние, или Ренесса́нс (фр. Renaissance, итал. Rinascimento; от «re/ri» — «снова» или «заново» и «nasci» — «рождённый»^[1]) — эпоха в истории культуры Европы, пришедшая на смену культуре Средних веков и предшествующая культуреНового времени. Примерные хронологические рамки эпохи: начало XIV — последняя четверть XVI века и в некоторых случаях — первые десятилетия XVII века (например, в Англии и, особенно, в Испании). Отличительная черта эпохи Возрождения — светский характер культуры и её антропоцентризм (то есть интерес, в первую очередь, к человеку и его деятельности). Появляется интерес кантичной культуре, происходит как бы её «возрождение» — так и появился термин.

Термин Возрождение встречается уже у итальянских гуманистов, например, у Джорджо Вазари. В современном значении термин был введён в обиход французским историком XIX века Жюлем Мишле. В настоящее время термин Возрождение превратился в метафору культурного расцвета: например, Каролингское Возрождение или Возрождение XII века.

Новая культурная парадигма возникла вследствие кардинальных изменений общественных отношений в Европе.

Особое значение в становлении Возрождения имело падение Византийского государства и бежавшие в Европу византийцы, взявшие с собой свои библиотеки и произведения искусства, содержавшие множество античных источников, неизвестных средневековой Европе, а также являвшиеся носителями античной культуры, в Византии никогда не забывавшейся. Так, под впечатлением от выступления византийского лектора, Козимо Медичи основал Академию Платона во Флоренции.

Рост городов-республик привёл к росту влияния сословий, не участвовавших в феодальных отношениях: мастеровых и ремесленников, торговцев, банкиров. Всем им была чужда иерархическая система ценностей, созданная средневековой, во многом церковной культурой, и её аскетичный, смиренный дух. Это привело к появлению гуманизма — общественно-философского движения, рассматривавшего человека, его личность, его свободу, его активную, созидающую деятельность как высшую ценность и критерий оценки общественных институтов.

В городах стали возникать светские центры науки и искусства, деятельность которых находилась вне контроля церкви. Новое мировоззрение обратилось к античности, видя в ней пример гуманистических, неаскетичных отношений. Изобретение в середине XV века книгопечатания сыграло огромную роль в распространении античного наследия и новых взглядов по всей Европе.

Возрождение возникло в Италии, где первые его признаки были заметны ещё в XIII и XIV веках (в деятельности семейства Пизано, Джотто, Орканья и др.), но оно твёрдо установилось только с 20-х годов XV века. Во Франции,Германии и других странах это движение началось значительно позже. К концу XV века оно достигло своего наивысшего расцвета. В XVI веке назревает кризис идей Возрождения, следствием чего является возникновениеманьеризма и барокко.

Дата добавления: 2015-06-26