III. 1904

II.1904 — 12.11.1913

I.1904- 14.VII. 1910

3.1.1904

К ЮЛИИ ПАВЛОВНЕ ХАНАЙЧЕНКО

Коль милосердия сестрою
Вы для того хотите быть,
Чтоб, нежно жертвуя собою,
Болезни в мире уменьшить, —

Достигнете обратной цели:
Число больных лишь возрастет.
Кто, чтоб вас видеть у постели,
Себе бактерий не привьет?

22.XI. — 5.XII. 1902
Харьков

* * *

Болью сердце изнывает.
Силы нету, воли нет.
Впереди уж не сияет
Путеводным, яркий свет.
И на путь свои безымянный,
В каменистую постель,
Горькой скорбью обуянный,
Я упал, утратив цель...
Вкруг меня без просветленья
Тьмы тяжелой пелена...
И в тоске изнеможенья
Я хочу забвенья, сна.

17-30.XII.1902
Харьков

* * *

Длинной вереницею
в белых покрывалах
тени вдаль уносятся
от земли к луне.

И, назад повернуты,
грустно, с укоризной
головы безлицые
чуть кивают мне.

И, назад протянуты,
длинные, немые,
руки точно просятся,
тянутся ко мне.
Полное раскаяньем,
сердце тихо ноет.
Цепь теней теряется
далеко в луне.

* * *

Хочу тебя из сердца вынуть
Без боли и тоски нежней;
Дай понежней, ровней остынуть,
Дай разлучиться подружней.

Несознанной любви ты скромно
Дала мне первые цветы...
Как думать о тебе мне томно,
Как дорога для сердца ты.

Ты — милая; и будь такою
Воспоминанью навсегда.
Такой в мечтаньях упокою
Тебя, предсветная звезда!

И в глубине воспоминанья,
Тиха, задумчива, бела
Проникни очаги сознанья,
Живи во мне! Ты мне мила.

* * *

Не воротить... Так терпеливо
потерю надо перенесть
и, не лукавя прихотливо,
признать то грустное, что есть.

Приходит мне на помощь вялость,
готовая во мне — всегда...
Так, даже слабость и усталость
освобождают иногда.

18.I.1904 — 27.VIII. 1912.
Петербург

* * *

О, страсти, споря со словами,
Неистово кипят клоками,
Но кольца сильных гибких слов
Их мнут и гнут — и из оков,
Укрощены, но в силе рвенья,
Стремятся страсти; и теперь
То не ожесточенный зверь,
Ломавший прутья заключенья,
А многопевное волненье.
Как радостно таить в себе —
Блаженство чистых оргий слова,
Изнемогающих и снова
Растущих в сдержанной борьбе!
Вот — я; и явственное прежде
Спустилось глубоко во тьму...
Не всплыть ни скорби, ни надежде,
Не возродиться ничему —
Всё скрылось и ушло в основу
Очаровательному слову.

* * *

Когда ты, голая, лежишь передо мной,
выпячивая грудь высокою волной
и мягкие холмы на ней слегка трепещут
и, как атлас светясь, и ластятся, и блещут,
я сладостно томлюсь... Но взгляд мой и мой нос
всё ж любят более те рощицы волос,
которые растут под мышками, потея;
и рощу между ног, где, нежностью лелея,
любовь собрала все, все прелести свои...
Как я люблю лицом скользнуть с твоей груди,
дыша прерывисто, блаженно-опьяненно,
вниз и прильнуть меж ног дрожаще утомленно
на мягких волосах, пахучих волосах.
Их запах остр и свеж, как в хвоистых лесах,
и как смешно лицо щекочется у носа...
всей грудью дышится, как будто бы с откоса
летишь куда-то вниз... спирается в груди
и уж предчувствуешь, что скоро впереди
в нас чувственность опять начнет вновь щекотаться
и похоть станет вновь с дрожаньем подниматься,
что лягу на тебя и что меж наших ног
блаженства спазмами нисстанет рыжий бог,
бог, в волосах твоих устроивший обитель,
бог — милой похоти приятный возбудитель.

* * *

Я, слава Богу, здесь здоров,
Хотя укусы комаров
Мой нос заставили так вздуться,
Что я не знаю, суждено ль
Ему когда-нибудь вернуться
В свой прежний вид. И что за боль!
И вот, воюя с комарами,
Укрывшись в комнате своей,
Пишу и прозой, и стихами
Историю своих страстей,
Страстей волнующе невнятных,
То раздраженных, то приятных,
То полных горечи и слез,
То наслаждения и грез...
Порой томлюсь желаньем славы
Но не сомнением в себе.
Мои друзья, я верю, правы,
Когда, наперекор судьбе,
А также моему желанью,
Мой стих держащим в темноте,
Они твердят мне, что мечте,
Ея живому очертанью
И образам, я дал в стихах
Такую силу, что поэты,
Которых скучные сюжеты
На всех валяются столах,
Далёко от меня отстали...
Но слава, чуть припомню я,
Как много связано печали
С ней для покоя бытия,
Меня к себе не привлекает.
Потом какой-то стыд мешает
Открыть свои стихи для всех.
Ведь в них моя душа открыта,
И (образно) в слезах омыта
Их каждая строка. И смех
И одобренье, порицанье
И неудачи, и успех
Мне были б равное страданье.
Обдумал это я давно...
Ну бросим... Перейдем к другому,
Хоть к женщинам. Я их люблю,
Люблю блаженную истому,
Которую всегда терплю
Вблизи волнующейся груди
И скрытых юбкой полных ног...
Здесь я в блаженстве изнемог.
Да, счастливы бывают люди,
Как не бывает даже Бог.
(Субстанция, которая в сознаньи
Лишь отрицательно живет).
Нет, остановим свой полет
И пусть спокойно мирозданье,
А также миропониманье,
Потебня, Кант, переживанье —
Всё, не тревожа нас, гниет.
Останемся здесь в мире, низко,
Не поднимаясь никогда,
Тем более, что здесь так близко
«Она» — прекрасна, молода
И замужем — ну все удобства.
И, продолжая без Езопства
(А, право, рифма не плоха?
«Удобство» я в конце стиха
Поставил было, позабывшись,
Но рифма вдруг меня спасла,
Мне неожиданно явившись).
Она красива и тепла,
Страстна, упруга и бела.
Когда, страстями разогрета,
И в сладостной борьбе раздета
Впервые мной она была,
И в красоте своей природной
Стояла предо мной гола,
Во мне погаснули желанья
И грозный холод созерцанья
Такой небесной красоты
Вдруг охладил горячий трепет.
Какой художник в мире слепит
Такие плавные черты,
Такую шею, грудь и ноги?
Как были нежны, мягко строги
Все линии. Путем зеркал,
Поставленных прилежно нами
Вокруг, под разными углами,
Она смотрела на себя.
Вдруг, застыдившись, покраснела
Я весь впился в нее, любя
И одеялом захотела
Все прелести нагого тела
Скрыть от моих горевших глаз.
И вновь во мне зашевелилось
Желанье, и на этот раз
Оно блаженно завершилось
На мягкой молодой груди.
И то, что будет впереди,
Неясно мне. Я с ней так много,
Так часто страсти отдаюсь,
Что, право, за себя боюсь.
Теперь, положим, горе носа,
Распухшего от комаров,
Стоит причиною вопроса,
Что делать мне. Я уж готов
К ней не показываться ныне,
Сегодня, то есть. Лучше дам
Я нынче ей — моей святыне —
Ведь тело женщины — есть храм.
Так говорит, по крайней мере,
В своем романе «Девы скал»
Д’Аннунцио, я ж воспитал
Себя в неколебимой вере
В его святой авторитет,
С которым я во всем согласен.
Он любит женщин, он поэт,
И, как соперник, не опасен:
По-итальянски пишет он,
А, расстояньем разделен,
У женщин мне не помешает.
Ну кончу. Я уже извел
Довольно времени, бумаги,
Стихов уж больше ста наплел —
Давно уже такой отваги
За мною не водилось. Что ж!
Тем лучше, если успеваю.
Ну, а теперь перечитаю.
Ну нечего сказать, хорош!
Три раза рифмы пропускаю,
О чем писал, сам забываю,
Как я рассеян. Или раз
Я пятистопною строкою
Вдруг оскорбляю слух и глаз.
Но я хочу себе покою
И, как бы ни было легко,
Не стану исправлять небрежно,
А уж тем более прилежно,
А, бросив это далеко,
Скорей об этом позабуду,
Но не о женщине своей,
И часто посвящать ей буду
В стихах кипение страстей.

Дата добавления: 2015-06-26