Экзотика и реальность

Да, сказано вполне точно: ЛСД — это психическая ядерная бомба, и не зря, очевидно, им всерьез заин­тересовались военные ведомства США и некоторых дру­гих стран. Килограмм галлюциногена — и сходит с ума 100-миллионная армия.

Колоссальная проникающая способность, огромное избирательное тяготение к нервной ткани. Райские и ад­ские переживания в причудливейшем смешении. Пред­видеть реакцию на ЛСД невозможно: от нескольких ми­нут до нескольких лет, от полного отсутствия действия до фантастических психических катаклизмов. Сколько людей, столько и разных реакций на ЛСД — вариа­ций на тему безумия. Пожалуй, главное общее пере­живание — ощущение изменения «я», то грандиозно-мистическое, с чувством огромной внутренней мощи, то жутко-катастрофическое. Может быть, это то чувство разобранности, которое испытывал бы, умей он чувство­вать, магнитофон, если бы какой-нибудь юный техник начал переделывать его в телевизор.

А наблюдатель видит лишь обычного человека, ве­дущего себя с той или иной степенью странности или даже без оной.

Одна из причин ажиотажа - • химический самооб­ман. Как раз у тех людей, у которых ЛСД вызывает впечатление необычайного обострения чувств, невероят­ной мощи мышления, постижения неземной красоты, — как раз у этих людей при обследовании все объектив­ные показатели оказываются не повышенными, а пони­женными. Художники, например, под воздействием ЛСД рисуют не лучше, а хуже, хотя им кажется, что ЛСД открывает им тайну искусства. Такая самопереоценка — просто один из симптомов психоза, похожий на те, что приходится наблюдать у настоящих душевнобольных. Но такое состояние запоминается и вызывает некри­тический энтузиазм. Есть целые группы энтузиастов, в основном среди зарубежных деятелей искусства и литературы и особенно среди американских студентов, которые серьезно уверовали, что ЛСД разрешит их проблемы и откроет новые горизонты.

Навряд ли. Вся экзотика разворачивается в мозгу и только в мозгу. Реальность остается реальностью. В луч­шем случае прием психотомиметика может быть встря­ской, равносильной хорошему путешествию. В худ­шем — привести к психической инвалидности. Пожа­луй, более обоснован энтузиазм психиатров.

В отдельных случаях ЛСД, как и другие галлюци­ногены, улучшает состояние душевнобольных. У других больных, которых, казалось, ничто не может вывести из однообразного состояния, ЛСД вызывает обострение, после чего наступает некоторое просветление. Некото­рым невротикам галлюциноген помогает выговориться, сбросить с себя груз прошлого...

Больные с типичными формами шизофрении обычно устойчивее к влиянию ЛСД, чем здоровые люди. Это снова наводит на мысль, что у больных в мозгу есть собственные галлюциногены, которые не пускают при­шельца, как ключ, вставленный в замок, не пускает ключ с другой стороны. Некоторые из препаратов, при­меняемых для лечения тяжелых психозов, препятствуют и действию ЛСД.

Замена одного атома ЛСД бромом превращает мощ­ный психотомиметик в хорошее успокаивающее. Если дать его перед введением настоящего ЛСД, психоза не будет, замок закрыт!

ЛСД и другие психотомиметики, действительно, мо­делируют «естественные» психозы. Но и при этих тя­желых отравлениях мозга картина психоза не опреде­ляется одной химией. Ее рисуют множественные слои личности, в ней преломляется весь психический склад, судьба, ситуация...

В одной американской лаборатории наблюдали за действием ЛСД на двух группах добровольцев. В одной из них мотивом согласия на эксперимент было жела­ние больше узнать о науке, о сумасшествии, о себе (ко­роче, все то же здоровое любопытство) и стремление принести пользу людям, науке (бескорыстное самопо­жертвование). Мотивом второй группы было денежное вознаграждение (здоровая необходимость).

И что же?

Вторая группа при той же дозе дала гораздо более бледные психические нарушения. Одно из двух: либо материальная заинтересованность служит психическим предохранителем, либо в платной группе собрались лю­ди, более непробиваемые.

Эксперимент доктора Лапина из Ленинграда впе­чатляюще вскрывает некоторые интимные связи мозго­вого химизма с общением. Сидевшие каждая в своей клетке мыши, которым вводили возбуждающее веще­ство (фенамин), становились активнее, развивали ин­тенсивную ориентировочно-исследовательскую деятель­ность, но и только. Все кончалось благополучно. Те же мыши, при той же дозе того же средства, помещенные в общую клетку, впадали в настоящий психоз и воз­буждались настолько сильно, что через некоторое вре­мя почти все погибали.

Вряд ли одна биохимия сможет распутать все при­чинно-следственные цепочки множества разных болез­ней, объединяемых ныне под названием «шизофрения». Что только не делали с шизофренической кровью, с мо­чой, со спинно-мозговой и прочими жидкостями. И раз­лагали на сотни компонентов, выпаривали, экстрагиро­вали и вводили уже, кажется, всему миру: и растениям, и паукам, и собакам, и кошкам, и здоровым доб­ровольцам — людям. И конечно, находили все призна­ки отравленности: горох замедлял рост, пауки забыва­ли плести паутину, головастики не хотели превращать­ся в лягушек, собаки застывали в каталепсии, кошки начинали бояться мышей, мышам не нравился шизофре­нический пот, а люди... Да и здоровые добровольцы в некоторых экспериментах после введения «шизофрени­ческого экстракта» на короткое время проявляли симп­томы психоза, их даже снимали в кино.

Да, кажется, что-то есть. Но что-то неуловимое, не­четкое, ненадежное...

Эксперименты на людях похожи пока на миражи: в контрольных независимых опытах их не удается воспро­извести. Сенсационный шизофренический «тараксеин» — особый белок крови, выделенный американцем Хисом, возбудил массу надежд. Но вот ставит опыты исследо­ватель, настроенный скептически: тот же тараксеин, но никакого психоза у подопытных нет. Зато — и это, мо­жет быть, самое интересное — у некоторых испытуе­мых, когда им вводили обыкновенный физиологический раствор, развивалось кратковременное психотическое со­стояние. Нет ли здесь какого-то косвенного внушения желаемого результата?

Дата добавления: 2015-06-26