Поиски натуры. Выручает Толедо. Если произнести Испания, перед умственным взором

Выручает Толедо. Если произнести "Испания", перед умственным взором

практически непременно встанет одно из двух, впрочем, скорее, и то и другое

- Севилья и Толедо. Даже если обладатель умственного взора не был ни там, ни

там. То есть: либо фламенко, Инезилья, маха полуобнаженная, коррида и

всяческая кумпарсита; либо - аутодафе, гофрированный воротник, Сид, замковые

ворота и всяческое идальго. Однако если учесть, что даже в нынешней Испании

андалусцев могут вслух назвать "эмигрантами" - не только в снобистской

Барселоне, но и на севере, и даже в Кастилии, - то понятно, что

"правильная", "образцовая" Испания - это Толедо.

Так, собственно, было всегда: словно шло состязание - как пышнее

назвать Толедо. "Слава" и "свет" - Сервантес; "сердце" - Лопе де Вега;

"каменный свиток испанской истории" - Бедекер. Киото Испании, Александрия

Испании, Лхаса Испании, Помпеи Испании...

Все уподобления достаточно основательны, но в Киото есть метро, в

Александрии нет александрийцев, а в Лхасе никто не бывал. Помпеи - это

похоже, и примерно на том же расстоянии от города произошло извержение -

Мадрида. Когда на "роковом рубеже испанской судьбы" (Ортега) Филипп II

перенес столицу на 71 километр к северу, в Толедо пошел процесс консервации.

Событие и явление естественные, потому что места на скале в излучине Тахо

хватало только для того города, какой есть, и не столько Толедо захирел в

тени Мадрида, сколько Мадрид разросся как раз потому, что Толедо расти было

некуда.

Поразительно, как совпадает нынешний облик города с гравюрами XVI века.

Вид с юга, с окружной дороги из-за реки, - одно из тех зрелищ, которые

вызываешь из запасников памяти для успокоения перед сном, обводя гаснущим

глазом панораму: слева, с запада, от монастыря Сан-Хуан, к барочной

иезуитской церкви и мавританским башням, к мощной готике кафедрала и,

наконец, к диснейлендовским шпилям Алькасара.

Но и при смене общего плана на крупный все остается как было во времена

Эль Греко. По данным хроник, самая сердцевина Толедо заморозилась еще после

Реконкисты (отвоевания Испании у арабов), и в центре города действительно

заблудиться сейчас так же легко, как в каком-нибудь марокканском лабиринте.

Мне, во всяком случае, удавалось. И не только мне, и не только сейчас.

Сохранилось свидетельство посла Марокко в ХVII веке, который нашел улицы

Толедо слишком узкими. Суперхристианский оплот испанского католичества

оказался более мусульманским, чем мусульманские города.

И так во всем: Толедо всегда на пределе, на острие, живая гипербола и

гротеск. Как Эль Греко.

Правда, защитил Толедо все-таки именно католицизм: в то время как

старинные испанские города рушились под ударами строительного бума 60-х,

Франко не позволил тронуть церковные центры - Сантьяго и Толедо. Стоит чуть

отойти в сторону от толчеи возле кафедрала и на площади Сокодовер - и

погружаешься в то, что обещает миф города и путеводитель по нему. Бродишь по

пустынному Толедо, без фальшивых клинков и подлинных сластей. Впрочем, это

феномен всеобщий. Турист ленив и нелюбопытен: в пяти минутах от пражского

Карлова моста - средневековая глухомань, в пяти кварталах от Сан-Марко -

ренессансная пустыня. Но в безлюдной Венеции жутко только в туман, а в

Толедо - всегда. Тут неуютно и дико. Когда спускаешься от кафедрала к реке,

противоположные стороны улиц едва ли не соприкасаются крышами у тебя над

головой, а сами улицы невзначай превращаются в лестницы. Страшно тесен этот

город, узок в плечах и бедрах. Грандиозный собор виден лишь с дистанции

протянутой руки и оттого предстает в странном, искаженном ракурсе - такими,

что ли, видел святых Эль Греко?

Обращаешься к святыням стереотипов, которые здесь сложились так же

давно, как и в других славных городах мира, но не обновлялись за последние

триста лет: чем знаменит был город? Сталь, шелк, керамика. Марципаны и

перепелки. Самый правильный кастильский язык. Образцовые идальго. Один

персонаж Лопе де Вега говорит, что он хотел бы любить, как толедец. "Лучшие

женщины, мечи и айва" - расхожая молва. "Толедо на всю Испанию славится

примерными женщинами, у которых ум счастливо сочетается с красотой" -

Сервантес.

Вот кто выпадает из производства толедских клише - автор Дон Кихота. Со

страниц его "Назидательных новелл" встает совсем иное место - разгульное,

жизнерадостное, полнокровное. Раблезианство Сервантеса в новеллах заметнее,

чем в его знаменитой книге, а вместо рыцарского романа за этими сюжетами

встает плутовской жанр. И из пяти обязательных достопримечательностей

Толедо, перечисленных в "Высокородной судомойке", лишь одно имеет отношение

к церкви - современный гид предложит обратную пропорцию, настаивая на

"заповеднике монастырей".

Только в таком, сервантесовском, видении города коренится увлечение им

блистательными испанцами XX столетия. В 1923 году Бунюэль основал "Орден

Толедо", назначив себя гроссмейстером, а Лорку, Альберти и Дали - рыцарями.

Условия посвящения: "Чтобы быть рыцарем ордена, надо безоговорочно

восхищаться Толедо, пить ночи напролет и бесцельно шататься по городу. Тот,

кто предпочитает ложиться рано, становится в лучшем случае офицером Ордена".

Анналы бунюэлевской затеи показывают, что Дали был понижен в звании. Что он

нарушил? Мало пил? Рано ложился? Скорее всего, проявлял недостаточный

восторг, чуя несоответствие толедского мифа своему, который он уже начинал

творить. Члены Ордена обедали в "Посада-де-ла-Сангре" - таверне, описанной

Сервантесом и мало изменившейся за четыре столетия, но разрушенной в

гражданскую войну. Тогда же развалился и Орден, не говоря о физической

гибели одного из рыцарей, расстрелянного возле другого, его родного, города.

И хотя все единодушно признают, что юмор и вообще веселость - не товар

в Толедо, что-то ведь усматривали здесь Сервантес и его лихие наследники? Да

и вообще: женщины, марципаны, перепелки - все это вряд ли суровость и

монастырь. И вот тогда, погружаясь в истоки толедского мифа, приходишь к

выводу, что Толедо - город и легенда - это Эль Греко.

К счастью, именно в нью-йоркском Метрополитен-музее находится

эль-грековский "Вид Толедо", и я провел перед картиной в общей сложности

больше времени, чем перед любой другой. Точность подробностей в этом пейзаже

неимоверная, притом что прихотливость фантазии в размещении объектов -

поразительная. Как и в изображении святых, Эль Греко передавал дух, а не

букву. Старую Варшаву после Второй мировой войны восстанавливали по картинам

Белотто, но подобная попытка с эль-грековским Толедо окончилась бы

буквальным обвалом. Однако творение художника и не имеет отношения к

реальному населенному пункту. Пламенная готика Эль Греко к концу его жизни -

а "Вид Толедо" как раз из поздних работ - доходит до условности: в "Снятии

пятой печати" явственно просматривается декоративность Матисса. Подобна тому

знатоку лошадей, который назвал рыжую кобылу вороным жеребцом, потому что

смотрел в суть вещей, Эль Греко воспроизводил суть города такой, какой она

ему представлялась. И поиск пейзажного сходства в "Виде Толедо" так же

безнадежен, как поиск сходства портретного в "Вознесении".

Куда важнее, что тугой, напряженный, взвинченный настрой эль-грековских

картин определил отношение к месту приложения его сил. Символом

экстатического испанского христианства Толедо стал благодаря не столько

архиепископскому престолу и обилию монастырей, сколько - особенно для века

безбожников и агностиков - благодаря галерее святых Эль Греко. Автор первой

большой работы о художнике Мануэль Коссио в начале XX века выдвинул теорию о

том, что живописец был второразряден, пока не слился с Толедо. Но уже в 1936

году Казандзакис увидел солдат из "Эсполио" и "Святого Мартина" в солдатах

Франко, выживших после осады толедского Алькасара: "Я чувствовал себя

блуждающим внутри эль-грековской картины". Встречное движение тут

несомненно, и когда современный автор называет Толедо "возвышенным,

красивым, суровым, печальным и несколько бескровным" - все это принятые

эпитеты для персонажей Эль Греко.

Они и есть взаимные персонажи - художник и город. Трудно найти большую

степень соавторства - столько они сделали друг для друга. В данном случае

можно говорить, что они сделали друг друга.

Даже если это звучит снобистски, стоит сказать: "Погребение графа

Оргаса" можно смотреть по-настоящему только в церкви Санто-Томе. Там и тогда

- чем дольше глядишь, тем острее ощущаешь - становишься соучастником чуда.

Вроде бы почти Хальс или даже Репин, "Заседание Государственного совета". Но

- иное одушевление. Тоже горожане, тоже знать, но из другого мира, другого

не по времени и месту, а по метафизическому напряжению. Можно себе позволить

обывательское предположение: практик, рационалист и сибарит Эль Греко гнал

напряженную "духовку" для душевной компенсации?

Не было ни такого города, как в "Виде Толедо", ни таких его жителей,

как в "Погребении". Пусть все приятели графа Оргаса носили черные костюмы и

белые воротники, пусть стригли и помадили бороды и усы у одного парикмахера,

но как им удалось - всем! - быть стройными и худыми?

Гений рыщет где хочет и что хочет творит - в том числе в области

архитектуры и анатомии. Теперь такой город есть - не был, а именно есть, -

потому что образ Толедо уже незыблем, если уж его не сумели поколебать

столетия беспрестанных идеологических ревизий. В этом смысле можно говорить

о портрете города, а не о его пейзаже, примиряя историческую несуразицу

жанровым смещением.

Толедо стоит в Испании отдельно и одиноко - так, как поставил его и как

сам стоит в мировом искусстве Эль Греко.

Дата добавления: 2015-06-26