Политические аспекты двусторонних отношений 8 страница

Сегодня российской общественности и ответственным за образование и воспитание подрастающего поколения лицам уже не до шуток, так как в стране изданы десятки различных учебников по отечественной истории, которыми пользуются миллионы школьников. По некоторым подсчетам, только для 10-го класса в стране таких учебников более 60, многие из которых, различаясь трактовками и оценками одних и тех же событий или персонажей, являются, по сути, субъективистскими версиями истории России. Все это говорит лишь о том, что "объективная истина", являющаяся целью научного познания, отечественным историкам сегодня, как и во времена Пушкина, неведома.

Проблема субъективистского характера авторского "плюрализма" в понимании и толковании отечественной истории обсуждалась на первом и втором Всероссийских съездах учителей истории и обществознания (Москва, 2011 и 2012 годы), где настойчиво звучало требование написания единого учебника по истории России. Но историки-ученые, включая представителей академической науки, руководствуясь одним профессиональным долгом, без команды сверху не спешили навести

МУХАЧЕВ Вадим Владимирович - главный научный сотрудник Института социально-политических исследований (ИСПИ) РАН, профессор, доктор философских наук.

Ключевые слова: история России, марксизм, идеализм, методологический кризис обществознания, "бегство от материализма", идеология, "советский социализм", реставрация капитализма, постсоветская Россия.

стр. 169

здесь порядок, что в общем-то понятно: писать историю человеческих отношений объективно, без оглядки на власть всегда трудно. Особенно это трудно на переломных этапах исторического развития, когда в сознании многих еще живы старые догмы, а отрицающие их новые мифы лишь запутывают и удлиняют дорогу к истине.

В конце концов дело дошло до того, что в "историю" написания отечественной истории вынужден был вмешаться Президент РФ В. В. Путин. Поставив в феврале 2013 года задачу выработки единой концепции истории России, он сделал тем самым соответствующий "госзаказ", организаторами выполнения которого были назначены Минобрнауки (Д. Ливанов) и возглавляемое доктором исторических наук В. Мединским Минкультуры. К делу было подключено Российское историческое общество (РИО) во главе со спикером Госдумы С. Нарышкиным. Сама же работа по выполнению президентского госзаказа была возложена на специально созданную "рабочую группу" во главе с директором Института всеобщей истории РАН А. Чубарьяном.

Поставив задачу создания единой концепции истории России, призванной заменить разброд и шатания в мыслях как самих историков, - от академиков до учителей - так и их учеников, президент заявил о необходимости включения в нее официальной оценки исторических событий. Сказать иначе президент не мог, хотя "официальные оценки" и истина, как всем хорошо известно, из собственной истории в том числе, зачастую друг с другом расходятся. Министр культуры дополнительно разъяснил суть "официальной" точки зрения: новые учебники по истории должны воспитывать в учениках патриотизм и прививать им "социально приемлемые взгляды"¹.

С "госзаказами" президента страны не шутят, и уже после своего летнего обсуждения в октябре 2013 года была опубликована и представлена В. В. Путину единая концепция истории России, включающая в себя "историко-культурный стандарт". В последующем было намечено провести конкурс среди претендентов на подготовку новых, соответствующих "историко-культурному стандарту" учебников и приступить к их написанию. Окончание работы над госзаказом президента запланировали на конец 2014-го - начало 2015 года. Когда появятся первые новые учебники, госзаказ президента, видимо, будет считаться выполненным. Но станет ли это решением поставленной В. В. Путиным задачи изложить историю объективно, без субъективных оценок и выводов? Скорее нет, чем да. И вот почему.

* * *

Во время обсуждения проектов единой концепции истории страны и "историко-культурного стандарта" было высказано немало разных предложений и пожеланий. Но, как ни странно, ни те, кто был назначен ответственными за выполнение президентского госзаказа, ни те, кто откликнулся на предложенный проект единой концепции российской истории, ни сами его разработчики не ставили и не обсуждали всерьез

¹ См. http://politikus.ru/events/4926-edinyy-uchebnik-istorii-zamenyat-edinym-standartom-pre poda-vaniya.html

стр. 170

вопроса о том, что писаная история, для того чтобы быть "объективной" и излагать жизнь людей такой, какой она была и есть на самом деле, без утайки и прикрас, должна быть, прежде всего, научной.

Правда, в "Пояснительной записке" к единой концепции ее авторы заверили заинтересованную общественность в том, что разработанный ими историко-культурный стандарт представляет собой "научную основу" как школьного исторического образования, так и углубленного уровня изучения истории и гуманитарных дисциплин. Но никаких веских аргументов в пользу декларации о научности результатов своей работы авторы единой концепции и "историко-культурного стандарта" не привели. И тому есть свои причины, о которых у нас не принято говорить вслух.

Любая "концепция" есть некое теоретическое представление, зависящее от развития и состояния обществознания, которое включает сегодня целый ряд дисциплин (экономическая наука, социология, политология, правоведение и пр.). Но не всякая теория носит научный характер. Современная историческая наука, как и все обществознание в целом, в концептуальном, теоретическом отношении до сих пор не дотягивает до того, чтобы быть настоящей, способной производить точное знание наукой.

На словах все и всегда выступают за объективное изложение истории, но почему-то почти каждый раз дело заканчивается произвольными интерпретациями "объективного", на деле означающими победу субъективных точек зрения, личных симпатий или антипатий над объективной истиной. Причина этого в том, что обществознание в целом сегодня, как и 100, 200 или 500 лет назад, пользуется ненаучной - по отношению к марксизму донаучной - теорией познания, страдающей или идеализмом, или метафизической, ограничивающейся знанием частного, односторонностью, или тем и другим одновременно.

За приведенной выше шуткой Пушкина о "трех историях" одной страны, кроме всего прочего, скрывалась проблема метода познания истории людей, господства той ненаучной гносеологии, какой пользовались авторы существовавших тогда учебников. История общественной мысли убедительно демонстрирует, как в отсутствие научного метода познания изложение истории жизни людей оборачивалось лишь горой неупорядоченных и искусственно (совсем не диалектически) связанных друг с другом эмпирических фактов.

От этого всегда, оказываясь перед "Монбланом" не поддающихся систематизации эмпирических фактов, страдали историки разных стран, включая Россию. Об этом писал В. О. Ключевский, в 1884 году прочитавший спецкурс "Методология русской истории", первый раздел которого был озаглавлен: "Отсутствие метода в нашей истории". Поясняя свой тезис, Ключевский честно признавал: "Нашу русскую историческую литературу нельзя обвинять в недостатке трудолюбия - она многое отработала; но я не возведу на нее напраслины, если скажу, что она сама не знает, что делать с обработанным ею материалом; она даже не знает, хорошо ли его обработала"².

² Ключевский В. О. Методология русской истории // Он же. Сочинения: в 9 т. М.: Мысль, 1987- 1990. Т. 6. С. 5.

стр. 171

Вся история рационального познания мира (религия как иррациональное отношение людей к миру не в счет) от Платона и Аристотеля через Бэкона и Декарта вплоть до Канта, Гегеля и Фейербаха была, прежде всего, поиском "правильной", достигающей объективной истины, теории познания. Этот поиск, в котором на протяжении двух тысячелетий участвовали крупнейшие умы наиболее развитых народов, в конце концов завершился созданием Марксом и Энгельсом в середине 1840-х годов общенаучного метода познания в виде диалектического материализма, органически включившего в себя открытое ими и многократно с успехом к объяснению различных процессов и событий общественной жизни примененное материалистическое понимание истории. Но с тех пор никем, по существу, не опровергнутый, этот метод ныне мало кем используется.

Многовековая задача научной обработки накопленных ранее и заново получаемых знаний была решена Марксом и Энгельсом в масштабе всемирной истории гносеологически. Но в конкретных реалиях, измеряемых онтологическим масштабом новой и новейшей истории второй половины XIX - начала XXI века и имеющих прямое отношение к капиталистическому способу производства, их великое научное достижение "не пришлось ко двору" буржуазного общества.

Казалось бы, материалистическое понимание истории опирается на самоочевидные истины. Так, признавая, что общество есть многоуровневая и многосторонняя система отношений между людьми, оно в качестве системообразующего элемента выделяет в ней производство материальных благ, имеющее всеобщее значение. Дело в том, что оно обеспечивает удовлетворение жизненно важных потребностей и, следовательно, само физико-биологическое существование всех членов общества - от раба и крестьянина до монарха, патриарха или президента.

Констатируя тот факт, что основным элементом (базисом) всего общественного развития, его фундаментом является решающий задачу производства материальных благ "способ производства", который (в конечном счете!) определяет политическое и духовное бытие индивидов и их социально-экономических групп (классов), материалистическое понимание истории соответственно этому факту утверждает, что научное объяснение истории людей предполагает познание экономических законов изучаемого общества. В отличие от духовной жизни людей, где немалую роль играют эмоции и иные психические процессы, вплоть до бессознательного, знание экономики, которая по своему содержанию является обменом человека с природой, может быть точным, аналогичным естественнонаучному и математически вычисляемым.

Иными словами, Марксом и Энгельсом было доказано, что наука об обществе как разновидность особой формы познания, обращенной к истории человечества, может существовать лишь на основе диалектико-материалистического отражения экономической реальности, без чего отдельные обществоведческие дисциплины (социология, политология, правоведение и пр.) в их теоретической части повисают в воздухе и обречены на догматические спекуляции. Но именно такое отражение

стр. 172

объективной реальности наталкивается в реальной жизни на объективные трудности, основными из которых являются: а) наличие в обыденном и теоретическом сознании огромного (объем его существенно преобладает над данными науки) массива ненаучного, используемого порой с помощью государства существующей властью знания и б) официальная наука, организуемая в виде целого социального института и так или иначе контролируемая той же "властью-государством".

Все гносеологически противостоящее науке знание Маркс и Энгельс рассматривали как идеологию, или "превратное" и "иллюзорное" знание. К ней, вслед за религией и моралью, они относили (что замалчивается и никак не обсуждается в исследовательской литературе) философию, а также политику, право и... само государство (!). Будучи "одной из сторон истории" (Маркс), идеология объективно стоит на пути научного познания истории людей, что каждый раз требует от представителей науки ее критического преодоления³.

Преобладание ненаучного знания над научным легко объяснимо. Во-первых, наука возникла значительно позже всех прочих форм познания; во-вторых, такие формы идеологии, как мораль и религия играют не только и не столько познавательную, сколько адаптивную роль в жизни современных людей, что попросту эксплуатируется церковью и государством в собственных интересах; и, в-третьих, основные формы превратного (иллюзорного) сознания с помощью государства, которое Энгельс считал "главной идеологической силой"⁴, используются власть предержащими в качестве духовных скреп для склеивания постоянно трескающегося под напором социально-экономического неравенства социума как внутренне противоречивого сообщества определенного множества реальных (живых) индивидов.

О существовании ненаучных представлений, их противостоянии научному поиску и необходимости борьбы с ними на заре современной науки, обретшей себя как особой формы познания только в Новое время, хорошо знал один из ее основателей - Ф. Бэкон. Задумав грандиозный план "Великого восстановления наук" после столетий господства средневековой схоластики, он выдвинул и развил тезис о препятствующих научному познанию ложных идеях, которые именовались им "призраками" и "идолами". Спустя более четырех столетий после Бэкона современная наука сталкивается с той же самой проблемой, о чем в наши дни пишет в своей книге известный физик, математик, профессор Оксфордского университета Р. Пенроуз⁵.

Объективное противостояние ненаучного (идеологического) знания науке зачастую принимает субъективную форму, когда, например, пред-

³ См. Маркс К., Энгельс Ф. Фейербах. Противоположность материалистического и идеалистического воззрений (Новая публикация первой главы "Немецкой идеологии"). М., 1966. С. 20 - 21, 29, 30, 32, 41 и др.

⁴ См. Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2. Т. 21. С. 311.

⁵ См. Пенроуз Р. Тени разума. В поисках науки о познании. М.; Ижевск Институт компьютерных исследований, 2005.

стр. 173

ставители церкви или официальной, государственной властью исповедуемой идеологии осознанно выступают против устанавливаемых наукой фактов и ее аргументов. Поэтому отношение науки и идеологии - это всегда борьба идей, за которой стоит противоположность материализма идеализму и диалектики метафизике.

Причина того, что самоочевидные истины марксистской гносеологии большинством исследователей современного общества либо игнорируются вообще, либо всячески ими обходятся, имеет, конечно, свое, вполне материалистическое объяснение. Формула "бытие определяет сознание" дополняется в нем положением Маркса о том, что в обществе, атрибутом которого является социальное неравенство, "мысли господствующего класса являются в каждую эпоху господствующими мыслями"⁶. С точки зрения науки вопрос здесь заключается лишь в том, что кто-то готов бездумно, или осознанно и небескорыстно, следовать господствующим мыслям, а кто-то готов всячески противостоять им.

Господство мыслей господствующего класса в общественном сознании обеспечивается, прежде всего, государством как особым органом управления "делами общества", находящимся в руках все того же господствующего класса. Организуя с помощью государственной машины и казны процесс познания и образование, буржуазия с самого начала подчинила развитие того и другого собственным интересам. По поводу состояния академической науки во Франции и Италии в XVII-XVIII веках критично высказывался еще наблюдательный Сен-Симон. В Германии с этим сталкивались Кант, а также Гегель, который писал: "..у нас, в отличие от греков,...философия имеет публичное, касающееся публики существование, находясь преимущественно или исключительно на службе у государства"⁷.

Разумеется, что с этим уже в начале своего жизненного пути пришлось столкнуться Марксу и Энгельсу, которые никогда не вступали в какие-либо трудовые отношения с официальной наукой и не состояли на службе ни у одного государства. Уже в "Святом семействе" (1844), выступив вместе с К. Марксом против Б. Бауэра и его единомышленников, теоретизировавших в рамках официальной науки, Ф. Энгельс отмечал, что "наука как источник дохода и свободная наука, свобода преподавания и факультетские статуты противоречат друг другу"⁸.

В последующем оба они не раз разъясняли, что, пока буржуазия боролась против разваливавшегося феодального строя, ее теоретические представители, нередко заблуждаясь в отношении природы капиталистического способа производства, были свободны и смелы в поиске объективной истины. Но после того, как буржуазия завоевала себе господствующее положение в обществе и утеряла революционную роль, ее официальные теоретики - университетские профессора и про-

⁶ Маркс К., Энгельс Ф. Фейербах. Противоположность материалистического и идеалистического воззрений. С. 59.

⁷ Цит. по: Маркс К. К критике гегелевской философии права // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 1. С. 332.

⁸ Маркс К., Энгельс Ф. Святое семейство // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 2. С. 103.

стр. 174

чие - превратились в откровенных апологетов существующего строя и той власти, которая обеспечивала им возможность заниматься за чужой счет интеллектуальным трудом, а также политики этой власти и, соответственно, государства как казначея, ожидающих от этих литераторов за получаемые ими деньги соответствующего "товара".

Классовая ограниченность теоретиков буржуазии в период ее революционного подъема проявлялась у них в теории познания в основном в виде игнорирования диалектической идеи развития, признающей преходящий характер всего сущего, включая капиталистический способ производства, в их иллюзиях о "вечности" законов капитализма. Но после того как буржуазия сама оказалась в роли свергнутой ею феодальной аристократии, ее теоретики отказ своих предшественников от диалектики дополнили собственным "бегством" от материализма как мировоззренческой основы научного познания. Политэкономия капитализма со временем превратилась у них в оторванный от действительности и потому абстрактный "экономике".

Отказ от служения истине давно стал нормой официальной науки буржуазного общества, что признается не только его противниками, но и честными, искренне преданными своему профессиональному долгу либеральными теоретиками. Сошлемся на откровенные слова крупного нидерландского либерального историка XX века Й. Хейзинги, который в 1939 году с горечью писал: "Самое досадное - это заметная повсюду indifference a la verite (безразличие к истине), достигающая своей кульминации в открытом публичном восхвалении политического обмана"⁹.

* * *

К началу XXI века ситуация с обществознанием в этом отношении лучше ничуть не стала. По-прежнему фундаментальные мировоззренческие принципы научного познания, каковыми являются материализм и диалектика, открыто, а чаще - молчаливо игнорируются многочисленными исследователями, аналитиками или экспертами. Если кто-то думает и уверяет, что все это не про нас, не про нашу официальную науку, то он - или большой невежда, или лицемер.

Даже в советское время наше теоретическое обществознание под названием "марксизм-ленинизм", начиная с так называемой политэкономии социализма, носило в основном псевдонаучный характер. Материалистическое понимание истории, признаемся, не пришлось ко двору и советского общества, официально жившего под знаменем учения Маркса и Энгельса, а на практике следовавшего догмам псевдомарксистского "марксизма-ленинизма".

После 1917 года с проблемой "обработки материала", о которой писал Ключевский, постоянно сталкивалось советское обществознание, которое, декларируя верность материализму Маркса, но испытывая идеологическое давление власти, оказалось неспособным последовательно провести материалистическую точку зрения и показать советскую действительность такой, какой она была.

⁹ Хейзинга Й. Homo Ludens. В тени завтрашнего дня. М.: Прогресс: Прогресс-Академия, 1992. С. 353.

стр. 175

А все началось с плохого знания марксистской теории всеобщей истории, ее диалектического характера некоторыми вышедшими во внутрипартийной борьбе на ведущие роли руководителями страны. С непонимания ими того, что социализм, идущий на смену ставшему всемирной общественно-экономической формацией капитализму, не может быть по отношению к своему предшественнику частным явлением, и что поэтому "социалистическое общество" не может быть построено "в одной, отдельно взятой стране", усилиями одного народа.

Первым тезис о такой возможности сформулировал и выдвинул Н. Бухарин, чьи теоретические взгляды, по признанию Ленина, сделанному им в конце 1922 года, "очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским", поскольку тот "никогда не понимал вполне диалектики"¹⁰. Поддержанная Сталиным, а вслед за ним и большинством ЦК, точка зрения Бухарина, превратившись в генеральную линию партии, задала логику этапов "строительства социализма" в СССР: построение "основ социалистического общества" (XVII съезд ВКП(б), 1934 год); построение "социализма в основном" (XVIII съезд ВКП(б), 1939 год); построение "социализма полностью и окончательно" (XXI съезд КПСС, 1959 год); "переход к развернутому строительству коммунизма" и построению "основ коммунистического общества за 20 лет" (XXII съезд КПСС, 1961 год).

Но сама жизнь, практика восставали против этой пропитанной идеализмом и метафизикой, оторванной от объективной реальности "логики" и соответствующих ей догм "марксизма-ленинизма". То, что являлось субъективизмом в теории и волюнтаризмом в политике руководства партии и страны уже с середины 1920-х годов, в 1964-м было приписано одному Н. Хрущеву за его желание и обреченную на неудачу попытку построить основы коммунистического общества за 20 лет.

Между прочим, срок в 20 лет был определен Хрущевым и его окружением отнюдь не случайно. По этому поводу из уст обществоведов, включая историков, до сих пор вместо рационального объяснения этого факта раздаются достойные обыденной журналистики насмешки. Но задача историка и других исследователей общества не в том, чтобы проявить себя на поприще сатиры и юмора, а в том, чтобы всякому, в том числе нерациональному, поступку и волюнтаристскому решению любого политика дать точное, рациональное объяснение.

Если внимательно прочесть стенограмму XVIII съезда ВКП(б), то все становится на свои места. Именно тогда, в 1939 году подводя итог пройденному пути и принятому съездом решению о построении в СССР социализма "в основном", В. Молотов, который как председатель СНК выступал с отчетным докладом, а также ряд других участников съезда говорили: "...нам хватило 20 лет, чтобы построить социализм. Еще 20 лет - и мы построим коммунизм". На одном из заседаний съезда, где в очередной раз прозвучала эта фраза, председательствовал Н. Хрущев, в памяти которого не могли не отложиться и сохраниться эти деклара-

¹⁰ Ленин В. И. Письмо к съезду // Он же. Полное собрание сочинений. Т. 45. С. 345.

стр. 176

ции участников XVIII съезда ВКП(б). Когда в соответствии с "логикой" ВКП(б) - КПСС пришло время "строить коммунизм", срок в 20 лет для его "строителей" уже был задан.

После смещения Хрущева новое политическое руководство страны в заданной когда-то утопической логике вынужденно сделало шаг назад, и в 1971 году, на XXIV съезде КПСС, по-прежнему оставаясь на позициях субъективизма и волюнтаризма, оно в своих прожектах и планах "строительства социализма и коммунизма" оказалось скромнее своего предшественника. Тогдашнее состояние советского общества было определено как период "развитого социализма", при котором "строители социализма и коммунизма" прожили еще 15 лет, вплоть до горбачевской "перестройки", в результате которой оторванная от реальной жизни логика построения социализма "в одной, отдельно взятой стране" потерпела окончательное фиаско.

Стоять в советское время на материалистической точке зрения было крайне трудно, почти невозможно уже потому, что "политэкономия социализма", многократно повторяя тезис об общественной собственности на средства производства, понятия не имела о том, как между отдельными слоями и группами населения партийно-государственная бюрократия распределяет произведенный в стране общественный продукт труда и, соответственно, кто и как им пользуется.

Основой экономической науки всегда была и остается добротная статистика, на что обращал внимание еще автор "Капитала". Однако советская статистика, тщательно оберегая от глаз беспартийных и рядовых коммунистов привилегированное положение партийной и хозяйственной бюрократии в стране, попросту не предоставляла для теоретической обработки нужного материала. В перестроечное время этому вопросу была посвящена заслуживающая считаться классикой отечественной экономической науки статья экономистов В. Селюнина и Г. Ханина "Лукавая цифра"¹¹.

Поскольку в отсутствие полной и ясной статистической картины реальная экономика СССР не могла быть научно осмыслена, постольку теоретическая "политэкономия социализма", находившая себе выражение в академических журналах, монографиях и учебниках, сводилась к набору малосодержательных догм и абстракций, возвещавших о существовании двух форм общественной (социалистической) собственности и ее превосходстве перед капиталистической. О "негативе" в реальной экономике и других областях общественной жизни как "наверху", так и "внизу" умалчивалось или говорилось весьма скупо. Поэтому о том, что среди населения страны, в том числе рабочего класса, не только в системе общественного питания, но на заводах и стройках пустило корни и разрасталось племя "несунов", чаще узнавали от соседей, чем из официальных источников.

Провозглашенная в середине 1980-х годов М. Горбачевым "эпоха гласности" привнесла в жизнь советских людей разноцветный плюрализм

¹¹ См. Новый мир. 1987. N2.

стр. 177

политических взглядов и столь же безответственную, сколь и безграничную свободу слова, которые стали проявлением "демократии толпы", когда каждый, не очень заботясь о приобретении необходимых знаний и собственной компетенции, не предъявляя в пользу своего мнения достаточно серьезных аргументов, вслух может говорить что угодно и о чем угодно. Последний генсек отчасти сам был олицетворением подобной "свободы слова".

Но у "демократии толпы", известной еще древним грекам под именем "охлократия", век короткий. Получив от нее и за ее счет высший государственный пост, президент Ельцин и его единомышленники осенью 1993 года расстреляли остатки того, что называлось "Советской властью", инициировали введение буржуазной конституции и тем самым официально открыли дорогу реставрации капитализма в России.

Отныне свобода слова, а вместе с тем легкомыслие и словоблудие стали конституционным правом каждого. Правда, с одним изъятием. На все разговоры об эксплуатации наемного труда капиталом, классовой борьбе эксплуатируемых и эксплуататоров или исторической необходимости смены капитализма обществом социального равенства было наложено либерально-демократическое табу. Говорить об этом "наверху" стало почти невозможно, а "внизу" - неприлично. В зависимой от государственного финансирования и потому идеологически податливой среде ученых-обществоведов, которые ранее, во времена СССР, под руководством дирижеров из партноменклатуры наперебой соревновались в дифирамбах Марксу, Энгельсу и Ленину, воцарилась мода на критику марксизма.

При этом если ранее взгляды великих вождей международного пролетариата XIX - начала XX века воспринимались и усваивались у нас большинством исследователей общества превратно через идеологические "очки" псевдомарксистского "марксизма-ленинизма", то в постсоветской России лишь единицы из армии обществоведов попытались увидеть и провести то полное противоречий, принципиальное различие, которое сложилось между учением создателей марксизма и его догматической интерпретацией советскими "марксистами-ленинцами", обосновывавшими историю СССР как практику строительства социалистического общества.

Остальные предпочли побыстрее забыть о теоретическом наследии Маркса, Энгельса и Ленина, которое в самой его сути они так и не постигли. И примкнули к доморощенным идеологам капитализма, по-ученому доказывая всем и самим себе преимущества рыночной экономики перед плановой, демократии - перед тоталитаризмом и авторитаризмом и, конечно, частной собственности - перед общественной.

Более того. Отвернувшиеся от марксизма и присягнувшие официальной либеральной науке, ставшей источником их собственного существования, эти теоретики выбросили за борт своей исследовательской деятельности не только учение Маркса и Энгельса о классовой борьбе или эксплуататорской сущности капиталистического способа производства, но и саму суть марксизма, его метод познания, а вместе с ним и всю

стр. 178

историю поиска истинной гносеологии крупнейшими умами человечества на протяжении двух с лишним тысячелетий. В работах отечественных экономистов, социологов, политологов и правоведов сегодня либо вообще отсутствует гносеологическая проблематика, либо обсуждение вопросов теории познания обходится без обращения к марксизму, без постановки того, что Энгельс называл "основным вопросом философии", и тем более - материалистического ответа на него.

Дата добавления: 2015-06-26